Зять

В жизни каждой семьи наступает особый момент. Так, сказать, критическая точка. Когда оба супруга начинают друг друга раздражать. В такой период хочется взять билет в Мадагаскар в один конец. Но, что делать, когда на Мадагаскар не хватает денег? Денег нет даже на то, чтобы снять комнату где-нибудь подальше от благоверной. Вот и приходится терпеть её лицо, пребывающее в огурцовой маске. Маской у женщин называется то, чем она хочет скрыть надвигающиеся признаки старости. Маски женщины не похожи на театральную или маскарадную маску. Это яйца, кофе, мёд, налепленные на лицо (причём на всё, включая глаза). Иногда придёшь с работы усталый, а дверь открывает лицо в чернике и с огурцами на глазах. Плюс ко всему в халате, едва скрывающим женские, явно отдающие целлюлитом, нижнее прелести, и в полотенце, намотанном на голову. Несчастный пёс сочувственно смотрит на меня. Он ко всему привык. За семь лет существования у нас. Собака протягивает мне поводок, и меня выдворяют за дверь, где я жду определённое время измученного нашей семейной жизнью пса, и возвращаюсь в квартиру. Меня нагружают мусорным ведром, и снова выставляют на улицу. Пёс провожает меня голодным и сочувственным взглядом. За время моего отсутствия черничная маска сменяется кофейной, и передо мной вырастает представительница племени банту с далёкого африканского континента.
— Ужинать будем? — Спрашиваю я, стараясь не смотреть на лицо африканца.
— Борщ в холодильнике, мясо собаке тоже.
Африканка удаляется смотреть бразильский сериал, а я делю с собакой нашу скудную трапезу.
— Юлька замуж выходит! — Доносится африканский клич из соседней комнаты под страстное дыхание каких-то Альберто и Марии. В период рекламной паузы, за которую негр успевает превратиться в прежнюю женщину, на которой я когда-то женился.
— За кого?
— А за какого-то Ваську с пятого курса.
— Работает?
— Нет.
— Богатый?
— Нет.
— Что делает?
— Юльке жизнь портит.
Пауза, за время которой пёс съел мой борщ, и приходит с просьбой почесать спинку. Просьба была исполнена.
— Где жить будут?
— У нас.
Пёс жалобно посмотрел на меня. Конечно, где уж тут уместиться московской сторожевой в двухкомнатной квартире и ещё вместе с Юлькой и её охламоном и (страшное слово) моим внуком.
— Пёс возражает. – Сказал я.
— Гав. – Подтвердил пёс.
— Я вам покажу «гав»! — Африканское чудище было готово на нас наброситься. Раздался звонок в дверь. Я не тронулся с места. Жена открыла. На пороге стояла дочь со своим охломоном, который держал в руке три гвоздики.
— Это ты мне на могилку принёс? — Я вырвал цветы, и отдал жене.
— Это Вася. Мой муж. — Представила дочь не очень далёкого типа, по лицу которого было видно, что в последний раз он читал колобка, да и то в пять лет.
— Стругацких знаешь? — Спросил я с порога. Его, явно не склонное к литературным подвигам лицо, посмотрело вверх своими наивными ярко-синими глазами.
— Ясно. – Сказал я.
— Ой, пап только не надо про Шуберта! — Сказала дочь, и повернулась к явно озадаченному типу. – Не пугайся! Мой папа того, то есть много мелодий из мобильника знает…
И дочь нежно запела ему «Ave Maria». Даже я заслушался.
— А! — Заулыбалось лицо. — Я тоже кое-что знаю.
И он быстро нашёл мелодию на мобильном. Это была «шутка» Баха. Но мой зять этого не подозревал. Он сказал, что ему друзья скинули. Братки тащатся. Я взял пальто. Жена мне:
— Куда ты?
Я ответил:
— Размениваем квартиру, или я буду ночевать на работе.
Я хлопнул дверью. Прохладно. Всё как у классика. «Ночь. Улица. Фонарь. Аптека»., «И март наносит мокрый снег…».