Деревня Солоново. Население 577 человек. 1974 год.
«Марфу скосил какой-то неизвестный недуг. Врач из города приезжал. Всё щупал чего-то. «Так, так, так» — повторял. Говорил «понятно». А что ему понятно-то, докторишке!».
«давеча люди из города приезжали. Важные какие-то. В очках все. В пиджаках. Автомобиль большой. Вся деревня сбежалась поглядеть. А они, как народ-то увидали, так в автомобиль свой и попрыгали. Ох, смеху то было! Упылили сразу. Мы уж думали, чего убегать-то? Решили, что они Федота- Косого испугались. Он у нас парень-то колоритный. Росту два человека, да ещё и косой. А голос, как гром…».
«Я у него спрашиваю, как дела мол. А он и отвечает, дела-то хорошо. Только, вот страшно. Уж больно дела хорошо идут. Странный он гробовщик наш».
«Марфа, бедная моя Марфа. Вот уж намучалась, баба. Как пена изо рта-то пошла, я тогда сразу понял – конец это. Нет больше Марфушки нашей веселушки».
«Гроб Федота тащили десять человек. Вот уж молодец-то был, и кто бы мог подумать, от недуга помрёт! Помню, он лет в пятнадцать провалился к медведю в берлогу. Зима, холод собачий, мать его уж искать отправилась, гляжу – идёт – полушубок в клочья разодранный, в крови весь, еле плетётся, а за собой тушу тащит. Завалил медведя! Руками голыми завалил! Он, можно сказать, легендой нашей был! Репортёры тогда приезжали…».
«Вчера помер Герасим…».
«Ха, а докторишко-то всё чего-то пощупывает, то тут, то там. Так, говорит, понятно…».
«Досок уж не хватает. Нечистая сила нами заинтересовалась, как пить дать!».
«Бабка Наталья ночью к реке ходила, всё волосы в воде купала, да словечки свои мудреные приговаривала».
«Умер Ромка, Людкин сын».
«Позавчера скончалась Ритка. По Ромке своему горевала, горевала и померла.»
«…Сашка-Сизый…».
«…мой сосед сегодня. Хороший мужик был. Толковый».
« Ленка с мужем».
« Женька помер».
« Павел».
« Кому теперь гробы-то делать!?»
« Есть не могу уже второй день. Бабка Наталья заставляет молоко пить. Глоток делаешь и как иголки в живот. Боль невыносимая прямо. И я помру, наверное. Зло над нашей деревней витает. Прогневали мы господа, видать. Справедливо будем наказаны. Но я б ещё пожил, честно сказать».
Протокол №12.7822 от 10 июня 1974 года (приводим осн. положения): «Испытания проводить. Территория Н. Чрезвычайного положения вводится не будет. Население не тревожить. Три сброса с интервалом в двое суток. Крымская установка №5. Радарную высоту не превышать. Совершенно секретно».
— Здорова, Сашка.
— Привет, дядь Вась.
— Ты чё грязный такой? А Федот где? Мать его уж обыскалась. Вы ж вместе вроде уходили?
— Он у реки ещё. Моется. Мы до болота ходили. Малины объелись, аж пузо раздулось.
— Вон оно что. Понятно. Я уж думал, вы опять – в колхозе чего нашкодили. Смотри небо сёдня прям алое. Отродясь такого не видывал. Неужто похолодает завтра!?
Сашка – сирота. Воспитывала его бабка Наталья, врачевательница наша. Она его и нашла. Лет четырнадцать назад, прям в лесу. Растила как родного. «Он ко мне от Бога пришёл».
Ровно через тридцать дней после первого случая заболевания в деревне не осталось ни одного здорового человека. Мы посылали людей в город, но они не возвращались. Сначала всех хоронили по правилам. Гроб. Молитва. Поминки. Потом, когда умер и гробовщик и батюшка наш, мы стали просто закапывать тела в землю. Некоторые могилы оставались даже без крестов. Холмики, холмики, холмики – с каждым днём всё больше.
У всех одни и те же симптомы. Сначала начинает немного болеть живот, боль усиливается, появляется тошнота, ломота в костях и жуткая головная боль. У некоторых людей пропадало зрение. Перед самой смертью у человека изо рта выходила пена неестественно яркого зелёного цвета.
Когда умерла бабка Наталья, Сашка сидел рядом с ней и монотонно повторял все молитвы, каким она его научила. Может, это и помогло? Может, его спасла вера? Дело в том, что у Сашки так и не появилось ни одного симптома странной болезни, скосившей всю нашу деревню. После смерти бабки он ушёл в лес и вернулся только через месяц. Вернулся не в деревню, в которой он вырос. Не в дом, в котором жил.
Из дома в дом входили и выходили странные люди в жёлтых и зелёных резиновых костюмах, похожих на скафандры космонавтов. Они выносили из домов вещи, незахороненные трупы и раскладывали всё перед огромной военной палаткой. Возились с какими-то приборами, слышно было как трещат рации. Сашка стоял на пригорке и видел их улыбки сквозь стеклянные экраны скафандров. Два грузовика, одна палатка, примерно двадцать человек. Скальпель коснулся полуразложившегося Васькиного тела. На части, по банкам в машину. Улыбки сквозь запотевшие стекла. А вон и наш самовар. В голове закрутился план.
Всё движение прекратилось примерно часов в одиннадцать вечера. Вся группа осталась в деревне. Две машины и одна большая герметичная палатка.
В 1943г. В этих местах прошла довольно плотная бомбёжка. Сашка знал, что у Васькиного деда весь подвал забит боеприпасами, оставшимися после войны от немцев. Мужики собрали все неразорвавшиеся бомбы, и Васькин дед сказал, что хочет, чтобы они хранились у него в подвале. Никто особо не сопротивлялся и, в итоге под домом старика оказалось целое кладбище для бомб и мин. Сашка, тихо пробравшись в дом-бомбу, окинул взглядом амуниционный склад – здесь точно хватит заряда, чтобы хорошенько вскопать всю землю вокруг – он, впервые за всё это время улыбнулся. Почти незаметно, со злобой, блеснувшей искрой в серых ясных глазах.
Он слил всю солярку из их машин и залил ей заминированный дом. Горел он долго. С шумом обвалилась крыша. Громко лопались от высокой температуры стёкла. Пламя перекинулось на соседний дом. Сашка стоял в двадцати метрах и любовался огнём. Проснувшиеся люди в скафандрах повыскакивали из машин, выбежали из палатки. Сначала они удивлённо смотрели на неожиданный пожар. А затем кто-то из них заметил стоявшего неподалёку мальчика. Трое в скафандрах подошли к нему поближе. Мальчик, наклонив голову вбок, смотрел на огонь. По его лицу прыгали тени отбрасываемые мельтешащими языками пламени. Он улыбался. Всё — выражение лица, его поза выражали спокойствие и явное наслаждение моментом. Но при этом, по счастливому его детскому личику медленно скатывались из глаз слёзы. В правой руке он сжимал какой-то странный предмет, по виду напоминавший бутылку. Человек в скафандре подошёл к ребёнку вплотную и через репродуктор, висевший у него на плече, протрещал:
— Привет, мальчик. Ты откуда? Ты здесь жил, да?
— Да. Жил. И Васька тоже. И дед его.
— Что? Как ты себя чувствуешь? С тобой всё в порядке?
— Мы вон в том доме жили с бабкой Натальей. Она знаете, какая была! От всего лечила. Всех. А вон там жил Федот. Он медведя голыми руками завалил. А вот заболел и умер. Сильный был. Не просто так.
— Мальчик, тебя как зовут? Пойдём со мной. Мы тебя накормим. Давай руку. А что это у тебя такое?
— Да нет. Спасибо, дяденька, я больше есть не хочу. А это у меня, дяденька, граната. Настоящая!
С этими словами Сашка швырнул гранату в горящий дом. Глаза его сверкнули, кажется, он даже рассмеялся. Остальные люди в резиновых костюмах даже не успели ничего понять, а тот, что разговаривал с Сашкой только раскрыл рот, и глаза его распахнул ужас.
Всегда грустно смотреть осенью, как последний листочек срывается с ветки и улетает в кучу к остальным жёлтым и красным мертвецам. Прямиком под метлу к дворнику.
