Агрессивная среда.

Это случилось в ночь на среду…
После потери терпения (страха и Веры) оон понял, что ему нечего больше терять.
За стеной в который раз за эту неделю, за этот день, за эту ночь ссорились соседи. Они орали, ругаясь матом и, кажется, били посуду.
«Откуда у них столько посуды?» — подумал оон.
Впрочем, в посуде ли дело? Дело в силе… в силах. В силах тех, что регулярно скандалили, уничтожая плоды труда мастеров фарфоровых и стекольных фабрик, и в его силах, определенных исключительно медицинскими показателями.
Агрессивная среда, смесь чужого крика, проклятий и производимых преобразований матер-иальной культуры в острые осколки, проникала раковой опухолью под грудную клетку вынужденного свидетеля-соседа, пенилась, захватывала его полностью, заражала мозг…
Отключить. Отключить как телевизор, убрать, выдернуть, как надоедливые назойливые наушники от плеера. Срочно, немедленно исключить из своей жизни перегружающий источник шума! Это ведь очень вредно для здоровья – лишние децибелы в темное время суток…
Отключить!

Повесив на плечо автоматическое оружие, оон покинул свой гроб, свое жилье… Хлопнув дверью — крышкой этого самого гроба, оказался на обще-долевой территории…
В коридоре подъезда безлюдно, только слышны крики из квартиры примыкающей к той, из которой только что вышел решительный оон, да потрескивает неисправная лампа дневного света, нервным миганием диктуя всему вокруг странный темп. Подчиняясь ему человек с автоматом, ржавым железным ключом совсем не плавно закрутил клацающий механизм замка, отрезая себе путь к возвращению, и прыгающей походкой приблизился к двери, откуда вырывались, противопоказанные живым, запредельные звуковые волны.
Забарабанил в дверь, все также в такт гримасничающему свету. Ему не открывали. Люди на той стороне стального листа были слишком увлечены. Тогда оон стукнул ногой, но ритм соблюсти не смог, от чего очень сильно расстроился. На этот раз его услышали. Сосед заглянул в глазок, увидел плюгавого жильца из квартиры за стенкой и открыл дверь…

Соседи… Почему всегда соседи? Почему всегда в первую очередь хочется убить соседей? И значит ли это, что и тебя, абсолютно нормального, добропорядочного, вежливого человека, кто-то из живущих в одном с тобой доме, жаждет прикончить однажды, в какую-нибудь бессонную, лунную ночь?

Автомат извергал из себя всё-уничтожающий, всё-заглушающий грохот!
Разбивалось стекло и посуда… а звона не слышно!
Разлетались в щепки лакированные поверхности мебели… но беззвучно!
Кричали муж и жена – одна сатана, разбрызгивая кровь… их крик умирал накрытый громом и молнией!
И только когда в первом рожке закончились патроны, последняя гильза, звякнув по полу, объявила о возвращении долгожданной тишины.

Но с наступлением тишины не закончилась миссия. Автоматическое оружие только начало свою сольную концертную программу, только разогрелось! Теперь оно не может не исполнить следующую арию…
Танцуя под моргающий свет, оон устремился к лифту. Нажал кнопку в стене, вызывая дребезжащую подъемную коробку, но не смог дождаться ее прибытия и через нескончаемые три секунды, перепрыгивая через три ступени, под аккомпанемент открывающихся створок лифта, бросился по лестнице вниз…
Этажи, этажи, этажи…
Окурки, плевки, моча, рисунки на стенах…
Две тени среднего рода, пытаются попасть тонким предметом между черных узелков на татуировке вен. Две пары умоляющих запыленных глаз… Два свинцовых билета сквозь нирвану в небытие иль ад…
Этажи, этажи, этажи…
Шерсть, блохи, писк, визг, рычание…
Мечутся из-под ног крысы, кошки, псы. Бездомные? Домовые!
Впиваются в ноги, в спину в вооруженную руку. Бежать! Бежать! Бежать!
Первый этаж — Занавес!
Дом кончился.
Вот она улица!

Из неуклюжей автомашины с красивым разноцветным лампочками, сверкающими всё в том же непослушном ритме, горохом высыпаются люди в черном.
Почему они всегда в черном или сером? Почему всегда скрывают масками лица?
Им есть что скрывать! Им есть кого бояться!
Но возможно их маскарад лишь дань закону жанра… Зрителям не должно быть жалко погибающих обезличенных статистов. Это кегли в кегельбане и только. А вместо шара смертельный ветер из ствола автоматического оружия в руках главного героя.
И вот, этот ветер дунул…
Выходя за пределы бетонных перегородок оон не знал куда шел, но знал, на что шел; оон не боялся за свою жизнь, оон опасался, что ему может не хватить патронов.
К счастью зарядов пороха в латунных стаканчиках, с блестящими заостренными наконечниками у него пока хватало… Воспламенялся взрывоопасный порошок, вспухая газами; газы же искали выход из замкнутого пространства, толкали относительно тяжелые снарядики по спиральной трубе вон, наружу: в воздух и в камень, в хрупкое дерево и в упрямый метал, в рыхлую землю и в мягкую плоть… Его указательный палец определял им маршрут для полетов. З-з-запущенные без-з-зжалостные вез-з-здесущие убийцы подневольно мчались в указанную сторону. Фигуры напротив тоже стреляли из своих табельных механизмов для причинения вреда здоровью вплоть до самой смерти. Палили прямо по нему, но все из-за тех же общепринятых жанровых законов, промахивались, лишь иногда незначительно раня того, что сошел из бетонного муравейника в сошедший с ума остальной мир.
Они, эти черные, самодвижущиеся существа энергично прыгали под басы выстрелов, бегали под тромбонный гул улицы, кувыркались под скрипочный визг пуль и… поочередно падали, взмахивая конечностями, превращаясь в тела. Остывали…
Остывали кровь и стволы огнестрельного оружия…
Оон обходил раздавленных пауков…
Оон проходил мимо…
Оон уходил в зараженный бессонницей город… в агрессивную среду…
Среда ещё только начиналась. Скоро распутная неверность радуги ночного электричества умоется кровью утренней зари и растворится в естественном дневном свете. Но пока с неба жестоким узурпатором на бесстыжее язвенное пятно мегаполиса ехидно взирает полная луна, оон еще нужен урбанизирующему, бесконечно агонизирующему бетонно-асфальтовому организму.
Там еще живут, суетятся, ждут его появления бесчисленные Жертвы…