— Счастливо – сказала она и повесила трубку. Я еще некоторое время слушал короткие частые гудки телефона, как бы не осознавая отсутствия чего-нибудь живого на том конце провода, но вскоре тоже повесил трубку, и подошел к окну.
Осенняя пора давала о себе знать. Всюду было разбросано никому ненужное золото, покрытое небольшим слоем сахара, изредка убаюкивающим дороги и деревья, на которых еще оставались признаки жизни. Тучи окутывали космическое небо, и свет луны пробивался сквозь незримые сгустки гроз и дождей. Вездесущий ветер подхватывал на лету листья и пел свою нескончаемую песню о свободе, унося с собой вдаль последние капли счастья.
Я стоял неподвижно и смотрел на этот ничтожный мир в последний раз…
Я никогда больше не увижу этого…
Я ухожу навсегда…
Однажды моя знакомая еще много лет тому назад сказала, что всю жизнь меня будет мучить смерть, а когда я ее обрету, Господь избавит меня от боли, и я попаду в Эдем. Странно, но я поверил каждому ее слову, и, видимо, жил так, как она предсказала, вплоть до сегодняшнего дня…
Ломаная линия
Я открыл вход в мир тьмы и рухнул на кровать, потревожив сон Джейн.
— Ты уже вернулся? – спросила она.
— Угу – промычал я в ответ.
— Как все прошло?
— Как всегда…
Я закрыл глаза и представил отца: он смотрел на меня из какого-то одинокого пространства и улыбался. Я не мог улыбнуться ему в ответ – мое сердце сжимала боль, и чувство скорби пропитывало мою душу.
Джейн зажгла свет:
— Кофе будешь?
— Давай – неохотно ответил я, стягивая с себя мокрую одежду…
После похорон я долго бродил по парку и искал взглядом заблудшие души, но все вокруг были счастливы, только один старик сидел на мокрой лавочке и смотрел куда-то в пустоту, но он был одним из них…
— После бутылки виски, кофе не помешает – попытался пошутить я.
— Это точно – кивнула Джейн и подала мне чашку горячего кофе…
Мой мертвый силуэт скитался среди умноженных листов, а звезды, скрывавшиеся за тучами, бросали унылые взгляды мне в след…
— Не с тем я счастьем поделился – грустно пробурчал я…
Седлая бутылку виски, я напевал себе старый мотив Dako-ta DieS:
Я не ищу твой силуэт,
Просто дай мне ответ: есть или нет?
И сделав очередной глоток, продолжал:
Только дай мне ответ – есть…
— Ты о чем? – не поняла Джейн.
— Я сказал о нем Джонни… Видимо, не надо было рассказывать…
— Да дело не в этом – произнесла она.
— Да какая уже разница? Время-то не вернуть…. Если бы я знал? – я убрал слезы с лица и отхлебнул горячего кофе – мою боль ничто не могло заглушить в тот момент…
Я слышал улетающих птиц – мне казалось, они зовут меня с собой…. Я врал себе, утешая мыслью о том, что все это – сон. Мне хотелось поскорей проснуться и услышать его голос, обнять его, но я не мог…. Не могу и сейчас…
— Ведь он говорил мне…. Он говорил, что скоро умрет, но я слишком поздно это осознал – сквозь слезы произносил я.
Джейн опустила свой взгляд и внимала моим словам, следуя мысли.
— Я никогда больше не увижу его – эти слова я произнес как приговор.
Я не ищу твой силуэт,
Просто дай мне ответ: есть или нет?
— Как больно за то, что ты не можешь закрыть глаза и умереть?! – кто-то говорил за меня…
Только дай мне ответ – есть…
Деревья стонали, глядя в мою душу, и бросали листву в разные стороны, пытаясь хоть как-то смягчить мое горе. «Я не художник»,- мысленно ломал я их надежды, и они вмиг переставали слагать свою безмолвную поэзию…
Джейн прикоснулась губами к моему «мертвому» лику и обняла меня:
— Время лечит – произнесла она дрожащим голосом.
Так и я утешал себя иногда: время лечит, а раны остаются… открытые раны…
Джейн потушила огонь, и мы легли в теплую постель, окунувшую нас в мир сновидений, в котором меня преследовал образ дождя в виде безбрежного океана слез…
— Не расстраивайся брат, такова жизнь – сказал мне какой-то прохожий, будто бы услышав плач моего сердца, и добавил. – Вы еще встретитесь, непременно…
Хотелось бы верить, брат, хотелось бы верить…
Истинная ложь
— Привет – раздалось в динамике телефона. – Надо поговорить…
— Где?
— В «Пуле» в восемь вечера.
— Не опаздывай…
— Постараюсь – на этом закончилось первое действие сегодняшней пьесы, прослушиваемой телефонистами каждый день.
Солнце стучалось в окна, а мне не хотелось открывать ему вход в мой мир тьмы…. Тьма и тишина, а не свет и глухое щебетание глупых птиц и рев уличных детей заводов…. Нет больше места в моем мире для света, лучик тьмы пронзил его насквозь и заслонил собой сияние небесного светила. И теперь, хоть оно и светит, этот свет не для меня…. Свет должен быть на теле и в душе: тело-то обливается детищем общей звезды, а вот душа – никак не хочет быть с ним в гармонии…. Видимо, свет ненастоящий….
Метр за метром…. Шаги становятся тяжелее, а темп их медленнее. Отходы доблестных заводов мешают дышать, а человеческие роботы, такие же бесчувственные и эгоистичные, как и их создатели, смотрящие вдаль и наигрывающие всем знакомый мотивчик, затмевают собой слух и зрение тем, кто оказался среди дорожных убийц. Я уже не помню, зачем я шагаю по направлению к «Пулу», но что-то мне подсказывает, что там меня кто-то ждет. Тусклый свет фонарей освещает мне мой путь, и я иду, не думая ни о чем: многие этому учатся долгие годы – ничего сложного здесь нет – просто нужно проклясть все живое на планете, и мысли уйдут сами собой, сгинут в пустоту человеческого разума.
— Что-то ты долго? – сказала она, увидев меня. – Что с тобой, ты весь трясешься? Заболел?
— Алкоголь не греет, а кровь иссякла – вот и морозит меня – ответил я.
Она сидела за крайним столиком, попивая из бутылки пиво. Интимное освещение и музыка Queen заставляли посетителя принимать спиртное до тех пор, пока он не уходил в небытие. Сегодня, наверное, все, кто мог, туда уже ушел, так как в баре находилось только два человека: я и Келли, не считая бармена.
Я заказал себе чашечку кофе и уставился на нее своими пьяными глазами, пытавшимися выделить ее облик из паутины интерьера видимого мною заведения.
— Сколько ты выпил?
— Сбился со счету – я достал пачку сигарет и закурил. Никотин опустился в мои легкие, и оседлал меня своим спокойствием, создав клуб дыма, поднявшегося вверх и растворившегося в тяжелом воздухе пыли.
— Я узнала кое-что о его смерти – на глазах ее были слезы, но они не собирались покидать свою обитель. Губы ее дрожали, а веки постоянно прикрывали прячущийся взор.
— Выкладывай – спокойно сказал я, приготовившись принимать очередную дозу боли в свое еще живое сердце.
— Все говорят, он умер от инфаркта, но это не так – произнесла она эти слова так, будто поведала мне какую-то тайну.
— Отчего же?
— Его забрали они – тихо шепнула сестра, прислонившись своими губами к моему застывшему уху.
— Бред, зачем он нужен им? – возмутился я. – Он был болен, сестренка, он знал, что он умрет.
— Неправда! Он чувствовал приближающуюся смерть, но он…. – здесь она замолчала, увидев двух человек, садившихся за барную стойку. – Может, лучше поговорим в другом месте? – предложила она.
Мы безмолвно встали и направились к выходу. На улице моросил дождик, окутывая холодом все и вся на своем пути. Мы вышли на аллею и принялись топтать злато, разбросанное ленивыми деревьями, укрывавшими нас от ненавистных взглядов людей, блуждающих в поисках грязной жизни. Над нами плакало небо, а под ногами стонала земля, сотрясаясь от ужаса, который она впитала в себя за годы своей жизни. Идеальная картина: мертвые души мертвого мира…
— Я видела его во сне – сказала Келли, тем самым, нарушив блаженное молчание, которым я мог наслаждаться лишь в минуты уединения в своей старой комнате, пропитанной духом ожидания. – Он сказал, что его забрали Звери…
Я внимал ее словам, думая о минутах, проведенных с ним…
— Я тоже когда-то скитался в этом мире в поисках истины – говорил он вдумчиво.
Я кивал в ответ и трепетно ловил каждое произнесенное им слово, предугадывая скорую разлуку после минутного счастья.
— А когда нашел что-то похожее, окунулся с головой в круговорот жизненного хлама. Потом, когда я понял, что нашел правду, а не истину, было уже поздно. Вся жизнь впустую…
Он был одним из тех людей, которые осознают никчемность своей жизни. Но он, к сожалению, не понимал, что в нем нуждаются другие, и, скорее всего, именно поэтому отдал свою жизнь на растерзание шакалам…
— У меня нет ни одной его фотографии – произнес я.
— Зайдем ко мне – возьмешь любые – ласково сказала она. – Хоть он и не любил фотографироваться, снимков у него хоть отбавляй – с улыбкой на лице произнесла Келли и убрала с лица слезы…
Я всегда любил свою мать – она была единственным близким мне человеком в этом мире. Мы часто прогуливались по парку, подолгу разговаривали с ней при свете луны, созерцающей в себе все осколки нашего времени и частички наших бесконечных душ, не нашедших покоя на Земле и стремящихся скорее покинуть планету. Мы вели разговоры о ненависти и любви, о счастье и боли, и понемногу впитывали в себя капельки дождя, слушавшего наши беседы в дни смятения и разочарования…
Мать умирала долго, и это было больнее всего…. Семь лет она ждала тот миг, когда глаза ее сомкнуться навсегда…. Семь лет агонии….
За несколько дней до своей смерти она спросила меня:
— Любишь ли ты кого-нибудь?
— Нет – твердо ответил я, и на глазах ее появилась соленая влага. После ее смерти я долго не мог понять, почему она тогда заплакала, но, прочитав в ее дневнике строки, заключавшие в себе смысл ее жизни, я это осознал:
«Я любила того человека, которому суждено было стать отцом моего ребенка, и после себя я хочу оставить на Земле человеческую душу, способную любить так же безмятежно, как когда-то любила я»…
«Прости меня, но я не смог», – сказал я тогда себе, рождая капельки слез. И лишь спустя несколько лет я встретил ту единственную, которая стала моим вечным спутником, как в этой, так и в последующих жизнях, и если мне когда-либо с тех пор приходилось представлять свою мать, я представлял ее сидящей на золотой скамье и улыбающейся лучезарному сиянию луны…
Спустя девять лет перестало биться сердце моего отца…
Мы зашли в квартиру Келли – маленький мир тепла и покоя…
— Кофе будешь? – спросила она.
— Не откажусь – прозвучало в ответ.
Приглушенный свет ласкал мое зрение, а мягкий диван убаюкивал мое тело, словно колыбель младенца.
Келли принесла мне чашку горячего кофе и подала альбом с фотографиями отца, а сама села рядом со мной, прижавшись своим хрупким телом к моему, и опустила голову мне на плечи. Я открыл фотоальбом и принялся рассматривать фотографии, слушая комментарии сестры по каждому снимку….
Келли говорила спокойно и хладнокровно, пытаясь скрыть свою грусть и тоску, уносящую ее в бездну тайн и переживаний….
— Всю жизнь люди искали истину, и лишь некоторые из них находили ее, остальные же довольствовались правдой – никому не нужным антиподом лжи, скрывавшим в себе капельку счастья, которой на протяжении всей своей жизни любовались многие из нас. Истина где-то там…. А правда, как снег на ладони,– нужна лишь частичка клеветы, чтобы она растаяла, оставляя от себя прежней только следы, со временем исчезающие в рутинах неизбежности….
Слова его были полны тайн и загадок…
— Он никогда не был таким – говорила сестра. – Звери убили в нем человека….
— Истина скрылась от меня в пучине космоса…. Весна избежала нашей встречи – видимо, я вдохну яд и выдохну жизнь вместе со своими надеждами, которые я так бережно хранил все эти годы – говорил он, взирая на алый небосвод, забиравший солнце у людей, насладившихся им за день. – Никогда не думал, что можно всю жизнь умирать – продолжал он. – Не знал, что умирать так легко….
В последний день своей жизни он впервые наблюдал закат.
— Все-таки, странно это: жить, не осознавая, что ты умираешь…
Небо окрасилось в розовый цвет. Огненный шар взывал к птицам, летящим вслед за ним, и, возрождая на другом конце провода жизнь, оставлял смерть здесь, в мире трех мертвых душ, устремивших свой взгляд в бездну времени….
Отец смотрел в глаза неизбежности, и, опустив свой взор и ласково улыбнувшись, произнес свои последние слова:
— Запомни меня таким, как сейчас….
Мы с ним пожали друг другу руки и крепко обнялись, после чего он снова улыбнулся и безмолвно пошел в сторону старого клена. Я стоял неподвижно и ждал осеннего дождя…. Я смотрел на исчезающий силуэт отца, покидавший меня навсегда…. Вскоре горизонт поглотил мое последнее видение, и я отправился скитаться по парку в поисках истины, как когда-то блуждал мой отец…
В тот момент я уже знал, что больше никогда его не увижу…
В тот момент я уже знал, что больше никогда не вернусь к прежней жизни…
В конце альбома была картина с изображением старого клена, окрашенного в пурпурно-розовый цвет…. Красные листья отражали в себе заходившее осеннее солнце…. Светло-голубой небосвод сохранял образы улетающих птиц – свободных странников старого мира…. По земле были разбросаны мертвые листья, на которых блестела вечерняя роса…. Клен сохранял осеннее спокойствие, смотря в тоскливые глаза художника, создававшего в тот момент произведение искусства, которое в последствие стало символом жизни моего отца, утратившего смысл своего существования много лет назад….
— Не покидай меня – сказала сестра на прощанье.
— Я с тобой – сказал я в ответ и вышел в мир иной.
Улица была полна чувством ненависти и непрекращающейся боли. Серые люди бежали от гнева и злости, которые были хорошо спрятаны в их гнилых сердцах. Фонари дышали яркой отравой, а звери искали человеческих особей, чтобы полакомиться чужим страданием, обнажив свои броские клыки и острые когти…. Взгляды ярых хищников окружали мир ночи. Звери вклинивались в жизнь мертвых лиц и терзали их души, ломая грани тьмы и света, разрушая все на своем пути, впиваясь в тела жертв своим счастьем, превращающимся вскоре в несокрушимую боль и непобедимую скорбь о потере очередного представителя «недостойных жить»….
Я провернул ключ и открыл вход в свой прежний мир тьмы…. В квартире царил мрак, и только музыка рояля плавно лилась, отражаясь о ветхие стены старой комнаты, и медленно и неприхотливо возвращалась обратно к инструменту, лаская слух благодарного исполнителя. Минорные аккорды звучали спокойно и непринужденно, побуждая слушателя к бесконечным думам о смысле существования жизни во вселенной. Я не смел потревожить игру Джейн, и поэтому безмолвно опустился в кресло, окутанное темным бархатом, и стал наслаждаться музыкальным творением неизвестного автора, вложившего душу в свое незримое детище. Пальцы Джейн небрежно ударяли о клавиши, рождая из отдельных нот чудесную мелодию, темп которой постоянно менялся в течение всего произведения: он то ускорялся, словно метеор, бороздящий просторы вселенной; то становился медленным и флегматичным, порождая спокойствие и умиротворение в душе человека. Игра Джейн была столь нежна и упоительна, что я в считанные минуты окунулся в мягкий младенческий сон под звуки музыки и осеннюю сонату дождя…
Мне снова снился океан…. Как и в прошлый раз, он был ласковым и спокойным, сохраняя гладь своих безбрежных вод, готовящихся к скорому шторму – штиль перед бурей. Так же мне снились мать и отец: они стояли у открытого окна и смотрели в бледно-синие глаза ночной мглы…. Космическая тьма и мертвая тишина вскоре сменились ослепительным светом молнии и оглушительным ударом грома. Мать и отец взялись за руки и, словно птицы, выпорхнули из окна и растворились в воздухе, наполняющем бездну одинокого пространства. Я подошел к окну и устремил свой взгляд вниз: волны бились о скалы, а мое зеркальное отражение смотрело на меня со дна океана, взывая меня к себе. Я беспрекословно подчинился ему, сделав шаг навстречу своей судьбе…
Я проснулся в холодном поту, весь взбудораженный мыслью о своей смерти…. Мое тело стонало, а кости ломились от боли. Я сидел в кресле, наблюдая разбросанные вещи и битое стекло, наполнявшие эту комнату. Клавиши рояля, которые еще вчера рождали сахарную сонату, были вырваны из инструмента и бережно выложены на полу среди всего этого беспорядка, своим расположением напоминая слово: «Джейн»….
На кухне хрипел радиоприемник, издавая звуки, напоминающие музыкальное сопровождение немого кино. В воздухе витало чувство потери близкого человека….
Джейн нигде не было…. Это было странно, так как Джейн до смерти боялась людей и вот уже несколько лет не покидала нашу цитадель. «Она ушла»,– мелькнуло у меня в голове.– «И она ушла навсегда».
Весь следующий день я бродил по парку в поисках истины, пиная листву и глядя на серое небо, которое уже стало мне родным. Деревья сбрасывали с себя листву, птицы улетали в теплые края, молодые пары обливались счастьем, согретые чувством любви, и лишь я один блуждал в сумерках осеннего вечера, пытаясь найти истину….
— Истина лишь в том, что я никогда больше не увижу своего отца, по крайней мере, в этой жизни – говорил я себе….
Однажды Джейн сказала:
— Все умирают, вот только мне одной – страшно.
— Не тебе одной – сказал я тогда, улыбаясь очертаниям кратеров небесного спутника. – Не тебе одной….
Свет луны пленил меня, и я глазами ребенка смотрел на нее, вспоминая свою мать и слушая Джейн. Я думал, что она смотрит на меня и улыбается, зная, что ее последнее желание стало реальностью.
Я дорожил каждой минутой, проведенной с Джейн, складывая их в сейф своего сердца….
Она покинула меня навсегда, исчезла, оставив на память о себе сонату неизвестного композитора….
В одиннадцать часов вечера я вернулся домой и обнаружил на столе письмо от Джейн, написанное ее подчерком. Письмо гласило:
«Я ушла, не попрощавшись, прости…. Я хочу, чтоб ты знал, что я всегда любила тебя и до сих пор люблю. Я не умерла: звери сохранили мне жизнь, забрав только человеческую оболочку, и за это я благодарна им….
Не покидай этот мир, он слишком велик….
Я буду ждать тебя….
Вечно твоя, Джейн…».
Следующим вечером я снял телефонную трубку и набрал номер сестры:
— Да?! – поприветствовали меня на том конце провода.
— Привет – ответил я. – Я уезжаю…
— Я знаю – спокойно сказала сестра. – Не забывай обо мне, пиши…
— Непременно – сказал я, и на несколько секунд воцарилось давящее молчание.
— Что ж, прощай, братик, буду ждать твоего письма.
— Прощай, сестра – повторил я.
— Счастливо – сказала она, немного помолчав, и повесила трубку. Я еще некоторое время слушал короткие частые гудки телефона, как бы не осознавая отсутствия чего-нибудь живого на том конце провода, но вскоре тоже повесил трубку, и подошел к окну.
Осенняя пора давала о себе знать. Всюду было разбросано никому ненужное золото, покрытое небольшим слоем сахара, изредка убаюкивающим дороги и деревья, на которых еще оставались признаки жизни. Тучи окутывали космическое небо, и свет луны пробивался сквозь незримые сгустки гроз и дождей. Вездесущий ветер подхватывал на лету листья и пел свою нескончаемую песню о свободе, унося с собой вдаль последние капли счастья.
Я стоял неподвижно и смотрел на этот ничтожный мир в последний раз…
Я никогда больше не увижу этого…
Я ухожу навсегда…
Однажды моя знакомая еще много лет тому назад сказала, что всю жизнь меня будет мучить смерть, а когда я ее обрету, Господь избавит меня от боли, и я попаду в Эдем. Странно, но я поверил каждому ее слову, и, видимо, жил так, как она предсказала, вплоть до сегодняшнего дня…
Но сегодня все должно измениться…
