Вот уже девять лет подряд я жду Весну… Кто-то мне сказал: «Весна подарит нам стимулы жить», – и я поверил ему. Заваривая себе кофе по утрам, слушая романтическую коллекцию, общаясь с людьми, засыпая под сонату дождя – я всегда ждал ее, но она все не приходила… Куда-то пропал серотонин… Исчезло желание существовать на этой планете – появилось желание сгинуть, испариться во мраке Вселенной…
Весна…
На протяжении долгих лет меня мучили кошмары: Весна звонит мне по телефону, а я не могу поднять трубку – она настолько тяжела, что при первой же попытке я выбиваюсь из сил и падаю ниц на гладкий паркет…
Шли годы, тянулось время, а Весна оставалась несбыточной мечтой, фантазией, не имеющей физической оболочки в реальном мире… Она стала иллюзией, которой я потихоньку подкармливал свой разум: «Весна скоро придет»…
Я ошибался…
– Это звери похитили Весну, – сказала мне Джанин. – Теперь они не отдадут ее никому!
– Но зачем она им? – говорил я так, будто просил у Господа, чтоб он пощадил ее, отпустил на волю, освободил от грязных лап дикого мира. – Почему они не вернут ее?
– Потому что у них гнилые души… Они не так глупы, как мы думаем – они смогли приспособиться к нашей среде, принять человеческий облик и культуру… Они прекрасно осознают, что люди просто не смогут без нее жить, и поэтому, Весна в их власти…
– Но она может вырваться наружу, избавиться от этого? – я не мог выразить словами то, что я чувствовал. Боль, словно пиявка, высасывала из меня всю жизненную энергию.
– Трудно сказать. Возможно, если мы как-то поможем ей в этом, но сама она бессильна против них: слишком большая сила, слишком крепкие цепи, – ее голос будил во мне ненависть к ним, и с каждым новым словом она росла все больше…
«Это наука ненависти проклятых»…
– Я никогда еще не видел человека, который был бы так же жесток, как ты, – сказал Сомерсет, сделав затяжку. – Сколько лет я уже работаю с преступниками, но такие, как ты, мне еще не встречались.
– Может, это излечимо? – с надеждой спросил я.
– Возможно… Но психологи тут уж точно не помогут… Я, конечно, не врач, но, по-моему, тебе нужно серьезно лечиться, а не то когда-нибудь ты сорвешься и превратишься в моего очередного клиента, – произнес он.
Тусклый свет вперемешку с табачным дымом слепил глаза. На полках пылились архивы разных преступлений за последние десять лет. На бумагах были запечатлены моменты, в которые раз и навсегда разрушались человеческие жизни – то, что пережили сотни людей, сохранялось в этих документах… В конце каждого из них стояли слова: «Летальный исход»…
– Как ты живешь с этим, Сом? – спросил я, кивнув в сторону рукописей.
– Да, так же как ты со своей болезнью… По началу, когда я только поступил на должность детектива и меня назначили начальником убойного отдела, снились кошмары. Чтобы лучше спать, я стал принимать снотворное, но от этих ублюдков никуда не скрыться. Даже таблетки не помогали. Было время, когда я хотел уйти из всего этого, – Сомерсет окинул взглядом кабинет. – А потом как-то свыклось, и все это постепенно превратилось в рутину.
– Ты – сильный человек! – сказал я.
– Да куда уж там. Все мы сильные, по своей сути, вот только сила наша находится в разных ключах, и каждый ей ищет свое применение. Если б не твоя болезнь, сидел бы ты сейчас со мной здесь и разгребал бы все это дерьмо, а на твоем месте был бы кто-то другой. Стечение обстоятельств. Тебе нужно лечиться, парень, серьезно лечиться, – он затушил сигарету в полной бычков пепельнице и глубоко вздохнул.
– Может, и вправду лечь в больницу? – задумался я.
– Дело твое…
Часовая стрелка бежала по циферблату со скоростью света, а я медленно, но верно приближался к краю бездны. Постепенно я перестал замечать время – оно капало, капало, будто из крана вода, а я все стоял на месте, глядя в окно и наблюдая за тем, как стены соседних домов начинает освещать дикое солнце, потом на них падает тень, а затем наступает полная мгла – и звери выходят наружу…
Ночь – стихия сильнейших, здесь нет места слабым: слабые должны спать в то время, как сильные – отправляться в путь на поиски новых жертв. И так происходит всякий раз, когда я убиваю в себе чувство одиночества при помощи очередной бутылки текилы – ведь во сне мы не слышим крики о помощи и дикие вопли шакалов. Во сне мы созерцаем лишь свои необузданные фантазии… Бодрствуя, мы бросаем вызов духу тьмы, который, увы, не на нашей стороне…
Свет, тьма. Свет, тьма. Солнце, луна. Солнце, луна. Так протекает жизнь человека, страдающего смертельным заболеванием. Разум отделяется от тела и существует вне его, он перестает контролировать ситуацию. Такой человек постепенно становится живой материей, душу которого поедают простые буквы, поставленные в определенном порядке, с каждой секундой приобретающие все более устрашающее значение… Он становится иным… И только свет и тьма, солнце и луна…
В двадцать два года я узнал, что у меня опухоль мозга…
– Я скоро умру, – сказал я Джанин.
– Все мы скоро умрем.
– Я умру совсем скоро.
Она промолчала. Она знала, что я смертельно болен, но почему-то скрывала это от меня…
– Тебе предстоит сделать еще много дел до того, как ты умрешь, – сказала она при первой нашей встрече.
– Но я вообще-то пока не собираюсь умирать…
Она промолчала…
Теперь мне было понятно это молчание. Она узнала об этом еще тогда, когда мы с ней только познакомились…
Порою, тишина оглушает… Иногда мне даже кажется, что тишь – это всего лишь некая разновидность ультразвуковых волн. Человеческий слух не способен воспринимать их в отличие от подсознания… Она давит на тебя, и ты не можешь никуда от нее деться… Это что-то вроде пытки: на тебя надевают наушники, которые полностью изолируют твое тело от внешнего мира; ты не слышишь абсолютно ничего, и тебе это не нравится… Мало кто выдерживает такое… Многие сдаются. Я сдаюсь…
– Я был у врача, он сказал, что у меня опухоль мозга…
– Я в курсе, – отрезала она и отвернулась к окну. На улице стоял теплый осенний вечер…
– Почему ты молчала?
– Я боялась говорить тебе об этом… – прошептала она, и на ее глаза навернулись слезы.
– Весна спасет меня, – пробормотал я.
Джанин бросила взгляд в мою сторону и тихо заплакала…
Раньше я думал, что в день, когда я умру, пойдет дождь… Но в тот вечер дождя не было… Моя физическая оболочка осталась на земле, а разум улетел в космос…
– Это просто феномен ночи… Когда все люди спят, звери отправляются на охоту, – говорил Сомерсет, попивая кофе из черной от грязи чашки с эмблемой Nescafe. – Когда я был маленький, мы с семьей жили в самом криминальном районе города, где обитали только алкоголики и наркоманы. Мои родители каждый вечер пропадали в грязной забегаловке, располагавшейся на первом этаже нашего дома, и каждую ночь мне приходилось выслушивать скандалы двух самых близких людей. Отец часто избивал мать, а та доносила на него в полицию… – Он вздохнул и продолжил. – Каждую ночь кого-нибудь да убивали около этого чертового бара. – Сомерсет подошел к окну и оперся рукой на холодную стену, вглядываясь в свет уличных фонарей. – Вскоре убили мою мать… Отца долго подозревали: он дал подписку о невыезде и тут же уехал из города, бросив меня на произвол судьбы. Тогда мне было двенадцать лет. Меня воспитала тетка – она не могла спокойно смотреть на то, как ребенок ее родной сестры умирает от голода на улицах заброшенного района… Вот так… С тех пор ни черта не изменилось…
Он перевел дух, поставил чашку на табурет, а сам сел на стол.
– Звери забрали ее? – спросил я.
– Да, черт его знает. Звери, люди? Ты думаешь, там кто-то разбирался. Каждый день кого-нибудь убивали – это для меня она мать, а для них всего лишь работа. Пришли, сфотографировали, расспросили у соседей мол, что, да как… И все, собрали свои манатки и по домам – пить чай и смотреть телевизор…
Я кивнул, не зная, что на это ответить…
– Потом я стал блюстителем закона, – подытожил он.
– Сомерсет, а что ты чувствуешь, когда убиваешь?
– Что я чувствую? Знаешь, сначала я все испытывал на себе. Я будто бы видел полет пули, то, как она врезается в плоть, и теплая кровь брызгами разлетается в разные стороны – все как в замедленной съемке… Он падает, пыль поднимается вверх и медленно оседает на мертвое тело… Странное чувство. Я даже чувствовал боль своей жертвы… А потом эта процедура стала обыденной: выстрел, падение и больше ничего…
Свет и тьма, солнце и луна…
– Иногда мне кажется, что я постепенно становлюсь идеальным убийцей – я не ощущаю боли, не питаю чувства скорби к своему противнику, вообще ничего. Для меня они перестают быть людьми…
– И становятся зверьми? – спросил я.
– Нет, что-то среднее между человеком и животным. Зверь – это уникальная особь, механизм; нам до них, как до луны пешком.
– А что в них особенного?
Сомерсет на минуту задумался.
– Наверное, то, что они с рождением становятся идеальными убийцами, а такому человеку, как я, для этого нужно долгие годы проработать в убойном отделе…
– Просто у них гнилые души… – произнес я.
– Просто у них гнилые души, – повторил Сомерсет…
Прошло уже несколько лет с тех пор, как я узнал о болезни…
– С опухолью мозга так долго не живут, – сказала Джанин.
– Ты меня уже в покойники записала? – хотел пошутить я.
– Скоро будет пять лет, как ты – покойник, – серьезно произнесла она.
А может, я и вправду умер пять лет назад? Может, все то, что меня окружает, лишь загробный мир? Оттуда еще никто не возвращался… И мне вряд ли удастся…
Каждый день для меня не отличался от остальных… На моем надгробии можно было бы написать: «Он прожил двадцать семь лет… Незаменимых нет…», – и поставить на этом точку. Первый год после визита врача я часто блуждал по ночному городу – искал скорой смерти, но, как назло, меня никто не собирался убивать. Почему же звери пощадили меня? Может, они знали, что я и так одной ногой стою в могиле, и просто не хотели заниматься грязной работой – то же самое, что делать два контрольных выстрела…
Я видел смерть, насилие, проституток, убийц, наркоманов, алкоголиков, нищих, бродяг – все то, что не замечает обычный среднестатистический человек… Ночью мир преображается… Повсюду разбросано битое стекло, издающее дикие хруст, когда на него наступаешь; капли крови окрашивают снег в красный цвет, который уходит лишь с наступлением Весны… Но Весна не та, что была прежде…
Раньше Весна была символом счастья, тепла, символом новых начинаний… Что же сейчас??? Я пока не знаю… Вот уже девять лет подряд о ней никто ничего не слышал… «Она исчезла навсегда», – говорит мне внутренний голос. Если б я его отыскал в лабиринтах своего разума, тут же пристрелил бы…
У него есть имя – Красная Королева.
Она появилась во мне, когда мне было всего семь лет… Я стоял на кухне и готовил себе тосты. В соседней комнате трещал телевизор… Стоял летний солнечный день…
– Убей зверя, – произнесла Королева.
Ко мне тихо подошла моя младшая сестра и посмотрела на меня так, будто хотела что-то сказать, но не могла. Она указала пальцем в сторону холодильника, что находился за моей спиной.
– Убей зверя, – повторила Королева.
Я не знаю, что со мной произошло, но я схватил нож и с разворота вонзил его в теплое тело отца… Он отшатнулся и медленно опустился на пол…
– Красная Королева, – прошептал он…
Спустя двенадцать лет Джанин сказала мне, что он был одним из них…
Моя ненависть к зверям возникла из-за страха перед ними… Я боялся их… Боялся их жестов, речи, движений. Страх поедал меня изнутри, он сковывал все мои чувства и мысли в какой-то кокон, и моя ненависть росла… Я не был их жертвой, но я видел других, которым повезло меньше, чем мне… Люди, повстречавшись с ними, превращались в растения, им приходилось питаться через трубочку и справлять нужду под себя… Смотреть на это невыносимо. Долгое время меня не покидала мысль, что я стану таким же… Я засыпал и просыпался с чувством страха…
Однажды я сказал себе:
– Так больше не может продолжаться, – и в этот же день узнал, что я смертельно болен… Опухоль стала для меня чем-то вроде спасения, я готов был умереть, лишь бы не видеть всего того, что творилось на земле прямо перед моими глазами…
– Это «ненависть проклятых», – произнес Сомерсет. – Тебе становится страшно, и ты постепенно взращиваешь своим страхом эту ненависть, будишь в себе жестокость. «Ненависть проклятых»… Ты проклял сам себя, старина…
– Мне хочется простого человеческого счастья, – сказал я.
– Счастья? – усмехнулся Сомерсет. – А что значит «простое человеческое счастье»? Это, когда ты приходишь с работы домой, а там тебя встречает красавица-жена и маленькие дети, с которыми каждую субботу ты проводишь на берегу моря? Это «человеческое счастье»?
Я промолчал.
– Тогда почему же ты убил своего отца? У вас была семья, о которой ты мечтаешь… Мать любила его, твоя сестра тоже его обожала, а вот ты – нет… Просто ты ищешь в словах спасения… Вот и все…
– Возможно, – пробормотал я.
Зимним вечером мне позвонила Джанин…
– Слушай, я уезжаю… – сказала она.
– Куда?
– Пока еще не знаю, в какую-нибудь глухую провинцию. Мне осточертела эта жизнь: каждый день ты видишь только боль и страдания… Я так больше не могу!
– А не проще уволиться и начать жизнь с белого листа?
– Красиво сказано, – усмехнулась она. – «Начать жизнь с белого листа»… Чтобы избавиться от воспоминаний, нужно избавиться от того, что может их навеять…
На некоторое время воцарилось молчание. За окном хлопьями валил снег, загораживая от человеческого мира космическое солнце. Упала тишь – все было мертво… Восемь вечера – переходная стадия, медаль жизни поворачивается к нам своей темной стороной, кончается свет, наступает полная мгла…
– Сомерсет, как ты думаешь, почему луна показывает нам только одну свою сторону?
– Чтобы хоть как-то отгородить ночь от конечной стадии апокалипсиса…
Я не стал говорить, что луна – это не светило, и что она и другой бы своей стороной отражала бы свет… Диалог бы потерял логику…
– И зачем ты мне это сказала? – я первым нарушил молчание.
– Чтобы ты знал… Просто я не хотела исчезать бесследно. Я, как устроюсь, обязательно напишу, – произнесла Джанин.
– Хорошо… А как же твои пациенты?
– Психиатров в нашем городе много, так что справятся уж как-нибудь…
– Ясно… – я отхлебнул из бокала текилы.
– Жди Весну, она обязательно придет… Ты должен ей помочь в этом… И тогда все встанет на свои места…
Этой ночью я умер…
