Старость. Две жизни. ( вне конкурса)

( Памяти соседки Марии Тимофеевны)

Старушке было 96. Сын и муж умерли. Она осталась одна в своей двухкомнатной московской квартире. Она жила здесь с момента постройки дома. На ее глазах рождались и вырастали дети. Старились, и умирали люди.
Она была ко всем предельно внимательной, доброжелательной и веселой. Жизнь всегда била из нее ключом, веселые искорки так и проскакивали в старческих глазах. И никому не приходило в голову назвать ее старухой. Даже сейчас, передвигаясь на костылях, она старательно закрашивала свои седые волосы, умело пользовалась косметикой, была красиво одета. И всегда двери ее дома были распахнуты для друзей. У нее было много друзей. И новых. И старых. Даже в свои годы , не выходя давно на улицу, так как ей это было не под силу, она умела находить себе новых друзей. В том числе и среди молодежи.
Зная о своем неизлечимом диагнозе, она взахлеб читала новую литературу. Всегда была весела. В небольшой квартире царил безукоризненный подарок.
— Злата, что такое Интернет? – Спросила она меня однажды. Я несколько растерялась, не зная, как объяснить в двух словах.
— Но у тебя он есть? – упорствовала Мария Тимофеевна.
— Конечно.
— Тогда научи меня.
На своих костылях, постоянно останавливаясь, и отдыхая, она вошла в мою квартиру. Я включила компьютер, и она с жадностью припала к экрану, все время задавая интересующие ее вопросы. Она оказалась способной ученицей. И азы освоила поразительно быстро.
К тому моменту она знала, что жить ей осталось…. Да ничего не осталось. Она скончалась через две недели, до последнего дня оставаясь доброжелательной, готовой помочь советом, выслушать чужое горе, и неизменно интересующейся всеми новинками, словно впереди у нее была вечная жизнь.
Она умела вселить в других надежду и оптимизм. И теперь, когда ее не стало, появилось ощущение, что кто-то погасил небольшое, но теплое солнце, которое согревало души и сердца людей, озлобленных, не здоровающихся друг с другом, сидящих по своим каморкам, и никому не помогающим. Не стало этой, объединяющей всех, доброты. А заменить подобного человека очень трудно, и мало кому дано.

***

( Памяти Романа Товстык, писателя, поэта, историка и моего однокурсника)

Отец-алкоголик бросил семью давно. Мать не дождалась возвращения сына из армии – поехала в город, и попала там под машину, поэтому безногому юному инвалиду некуда было, по сути возвращаться. Вернее не к кому. До армии он весело крутил романы то с одной, то с другой девушкой. Но не было у него настоящей зазнобы. Чтобы ждала. Чтобы письма его под подушкой хранила.
Вот и вернулся он в свою покосившуюся избушку, где не было даже кур или верного пса, который завилял бы хвостом, узнав хозяина.
Деревня находилась на стадии вымирания. Летом еще кто-то копошился в своих огородах. Или сдавал комнаты дачникам. А зимой совсем тоскливо. Все, кто мог работать, уезжали в город. Что делать в деревне зимой?
Через три дома жила запойная старуха. А на другом конце деревни, не менее запойный старик.
Молодой ветеран получал от государства то, что ему причиталось. На хлеб и молоко, которые два раза в неделю завозила местная передвижная лавка, этого хватало. А на что еще мог претендовать безногий? Какое хозяйство он мог вести? Как справляться?
Но засела в его голове упорная мысль — буду писать . Рассказы, романы, стихи. О войне, о жизни. О том, что испытал он за свою короткую, но насыщенную биографию, выше крыши. И он писал. В деревне часто отключали электричество. Но он запасся свечами, купил пишущую машинку, побольше бумаги. Писал вдохновенно. Тратил на это все время. А чем было еще заниматься? Путал день с ночью. И посылал письма и рукописи в издательства, с трепетом ожидая ответа. Но долгожданные ответы все не приходили. «Ничего. Почтальон сюда и не доберется сквозь сугробы. Вот весна настанет, все подсохнет, тогда и почта придет. А я к тому моменту новый роман закончу» — подбадривал себя самого парень.
И вот перед самым Новым годом произошли сразу два знаменательных события – пришел конверт, с штампом издательства, и тут же постучались какие-то люди. Веселые, немного подвыпившие. Оказалось, долго не могли они найти героя – а ему медаль полагается! Парень на радостях гостей усадил, и даже заветный конверт при них вскрывать не решился.
Вручили ему медаль, поставили по такому делу бутылку водки, коробку конфет. Оказывается, все это полагается ветеранам, погуторили немного, и ушли, оставив ошарашенного парня одного с его радостью. Долго он рассматривал медаль, но дошла, наконец, очередь и до конверта. Дрожащими от волнения руками, он вскрыл шуршащую бумаги. И строчки поплыли у него перед глазами. Фронтовик даже не сразу понял, что это слезы. Отучился он плакать на войне. Слишком много он видел смертей и несправедливости. А тут. Сухие строчки отказа. Не годятся его произведения для печати в столь уважаемом издательстве. Вот и все.
Новогодняя ночь была вьюжной. Избушку замело. Но электричество, как ни странно, не отключилось. И услышал ветеран бой курантов, доносящийся из старенького телевизора, в котором и видно-то ничего не было. Он открыл бутылку водки, налил в граненый стакан, бросил туда свою медаль – надо же обмыть, и вскрыл вены. Он был слишком стар, чтобы жить. И слишком молод, чтобы ждать, когда эта костлявая старуха смерть, с ее клюкой, наконец, по сугробам до него доберется.