Профессор Бес

1.Кто такой Бес?

– Кто такой Бес? – спросил профессор Бессер с «наивной» усмешкой.
Студенты не ответили. Вернее – ответили приглушенными смешками и ропотом… В классе не оказалось смельчака, дерзнувшего бы высказать: «Бес – это ты!»… Боятся… Вот уж третий год посещают учебное заведение с репутацией рассадника вольнодумия, либерализма и безбожия, а школьные страхи – все никак не забудутся!..
– Неужели никто не знает про Беса?.. Ни разу не наталкивался на этот персонаж?.. Никогда не слышал о его существовании? – вопрошал профессор.
Не бойтесь, скажите: «Бес – это ты!..» Он уже знает. Вчера к нему подошел сумасшедший профессор Блокус и поведал с сочувственной улыбочкой: «А студентики-то Бесом вас величают. Меня Блоком, а вас Бесом. Во как!»
…Молчат. Боятся. Можно ли считать такой результат успехом школьной системы образования?
– Что же вы, книжек не читаете? Древностью не интересуетесь? Вам, гуманитариям, это, между прочим, не дозволено!
Молчат!
– Ладно уж, давайте я вам его нарисую, – может, признает кто!..
На доске возник потешный гном с огромной головой и кривыми ножками; нос кошачий, ручки карличьи, рот орущий, выражение лица неистовое: уродец отпугивает злых духов и диких животных…
Чтобы придать изображению сходство с самим собой, профессор пририсовал ему пышную шевелюру, выразительно торчащую во все стороны. (Он немного отклонился от древнеегипетского канона: шевелюра вместо тиары из перьев. Ничего страшного!) И, наконец, – иконография обязывает! – добавил положенный фаллическому существу половой член – хоботок размером от чресл чуть ли не до пят… Аудитория ожила – зашевелилась, зачесалась, закашляла… «Кто это?» – спросил Бессер в последний раз, и сам себе ответил:
– Это Бес, древнеегипетский божок: очень уважаемый персонаж, охранитель детей и рожениц. А еще – бог войны и танца, этакий африканский Шива… Любит домашних животных и птиц. Враждует с крокодилами. Существо капризное, противоречивое – то ли доброе, то ли злое…

***

Когда профессора Бессера изгнали из университета, никто, кажется, особенно не огорчился.
Студенты считали этого преподавателя коварным интриганом: он все пошучивал, посмеивался, а потом, на экзамене, – подлавливал. Он мог остановить ученика в коридоре, завести с ним откровенную беседу, посочувствовать неурядицам личной жизни, но не проявить ни малейшего снисхождения, когда дело доходило до просьбы о поблажке. Самое страшное, что он иногда ошибался, проставляя оценки: кому-то неожиданно завышал, кому-то занижал и отказывался исправлять.
Коллеги тоже недолюбливали Бессера. Считалось, что с ним невозможно иметь дело: невозможно вызвать на серьезный разговор, невозможно увернуться от ядовитых стрел бессаровского сарказма… Он и сам говорил: «Можете обвинять меня в чем угодно, но не в грехе излишней серьезности!» Его обвиняли в неделикатности, неуважении к авторитетам, пренебрежении важными формальностями, элементарной невежливости – каждый был на что-то обижен.
Но самым серьезным оказалось обвинение в опасной невменяемости… Если отбросить угрожающий (но спорный) предикат, оно было применимо ко многим – чуть ли не к каждому второму из профессорского состава. К профессору Блокусу, например, преподававшему в весьма экспрессивной манере. Присыпанный мелом, словно конницей пронесся по пыльной степи, подпрыгивая, наступая себе на шнурки, гневно вырывая свою седую бороду, он громовым голосом выкрикивал ошеломительные истины… при этом – то и дело оттягивал подтяжки и «выстреливал» ими себе в живот. Его даже не пытались урезонить или заставить пройти проверку душевного здоровья (как это сделали с Бессером).
На лекции Блокуса слушатели приходили лишь затем, чтобы посмотреть на этого «одержимца», – взрослого, солидного дядьку в дерзко расстегнутых штанах, – в то же время, аудитории более уравновешенных преподавателей порою пустовали, – особенно если посещение было необязательным… Уравновешенных не всегда замечали, не всегда запоминали, не всегда считались с их мнением, их имена и заслуги не всегда удостаивались упоминания, но попробовал бы кто-нибудь обделить вниманием невменяемого эксцентрика! Одним словом, – вменяемость не считалась добродетелью: иногда ее путали с посредственностью, ограниченностью, приземленностью… Чтобы избежать подозрений в излишнем педантизме, даже самым серьезным и солидным реалистам – таким, например, как профессор Ананке, – приходилось изобретать для своих лекций афоризмы и шуточки.

***

«Пыль под шкафом – добро или зло?» – спросил профессор Ананке.
Oн признался, хихикая, что его жена считает злом самую обыкновенную пыль, даже отдельную пылинку… а много пыли – «злом не простым, а вселенским, притаившимся где-то тут!» – указка нацелилась на ветхий книжный шкаф у дальней стены аудитории…
Этим жестом открывалась его юбилейная лекция…
В процессе чтения Ананке повторил афоризм раза три или четыре: «Как уже отмечалось выше, моя жена считает самую обыкновенную пыль – самым свирепым злом!» Первыми двумя повторами ему удалось выжать из тоскующей аудитории вялые улыбочки и реденькие смешки. Некоторые коллеги улыбались из вежливости… Другие раздраженно хмыкали: как этому старому «реалисту» не надоело мусолить самую затасканную и бесперспективную тему – «нереальность зла»! Вот заладил! Третьи ехидно посмеивались над неуместностью метафоры. Всем известно, что у профессора Ананке нет никакой жены, и никогда не было!
«Ну, как говорится, similia similibus curentus – злорадно прошептал кто-то из философов Бессеру на ухо, – подобное подобным: для доказательства нереальности некоторых явлений приходится создавать некоторые нереальные образы…»

…Интересно, что бы сказал уважаемый коллега, если бы перед лекцией к нему явился какой-нибудь демон, – пусть даже рядовой армии Зла, самый обыкновенный вербовщик, – и предложил бы сделку: его, реалиста, душу в обмен на все блага на свете – даже за те, без которых не обходится ни одна поздравительная открытка: любовь, успехи в личной жизни, исполнение желаний… и пригласил бы убежденного натуралиста пройтись немножко по Гадесу: предложил бы так называемое «пробное путешествие»?
…И, если бы Ананке проявил столь нехарактерное для него любопытство: не послал демона ко всем чертям сразу… если бы пошел, – сдуру, быть может, или, в запале спора, – и увидел, как камни дышат, шевелятся сталагмиты и сталактиты, оживают символы зла; услышал бы на каждом перекрестке голоса, обсуждающие тайны посюстороннего и потустороннего… – увидел бы все своими глазами, услышал бы собственными ушами, – о чем бы говорил на юбилейной лекции?
…Скоре всего, – о том же, точно с таким же невеселым академизмом!..
…Если бы миром управляло разумное существо… если бы помимо разума у него нашлась хоть капля иронии, такое должно было приключиться именно с Ананке… Ведь Ананке напрашивается на злую шутку – чтобы «нереальный» Сатана явился к нему, как Христос к апостолу Петру! Но приключилось это почему-то с Бессром… Почему? Чем он заслужил такую честь?
…Поздно, поздно – терзаться, мучаться, вдумываться, всматриваться. Выбор сделан, предложение принято! Придется теперь расхлебывать последствия!..

***

…Кто, как не профессор Бессер, мог оценить эту несравненную шутку: в иерархии сил зла человека-коллаборациониста прировняли к малым демонам – ниже средних, но выше самых младших!
Значит ли это, что в борьбе с Добром люди играют не последнюю роль?.. Или, – что самый первый человек, – «Адам», подписавший договор с Сатаной, – не согласился оказаться на дне иерархии – был для этого слишком честолюбив?!
Профессор Бессер не был честолюбив: лично его ни сколечко не огорчало, что в армии Зла он всего лишь жалкий рядовой, мелкая сошка… Слава Богу, у него хватило здравого смысла, не выслуживаться перед начальством, не карабкаться вверх по ветхой должностной лестнице, не относиться к своему низменному положению слишком серьезно!
Это было бы глупо: иерархия сил Зла настолько чудовищна, что… там и черт ногу сломит! Слуги Дьявола определены не только по орденам и легионам, но еще и по сословиям, личностным свойствам, частям света, к тому же – имеют дворянские титулы и воинские звания… Современный экзорцист, справляясь у изгнанного духа о его чине и должности, иногда получал такой причудливый ответ, что был не в силах его запомнить – не то, что осмыслить! Это формализованное, цивилизованное, социализированное Зло бесконечно удалилось от Первоначального Зла и превратилась в невероятно сложную структуру – некогда грозное дьявольское орудие, а ныне – бестолковый механизм, смутное напоминание о тех далеких временах, когда борьба за души сынов человеческих было нелегким и опасным занятием.
…«Новобранцу» Бессеру предложили выбрать между 678-м легионом Агвареса и 769-м Агалиарпета? Какой замечательный выбор! Рассеянный профессор уже не помнит, что на это ответил: очень быстро запамятовал, в который из 895 010 677 легионов его определили; не удосужился познакомиться со всеми своими командирами и всеми подчиненными… но даже при таком несерьезном отношении он добился некоторых поблажек, исключительного права обходить пустые формальности. Пустые формальности Бес считал «самым большим злом нашего и любого другого космоса», пучиной, в которой неминуемо гаснет и искорка божья, и пламя адское!

В своем легионе он был определен на вербовку и «идеологическую поддержку». Последнее означало разработку новых ересей (то есть, фактически работу по специальности).
Ересью по старинке считалась любая теза способная спровоцировать защитную реакцию сил Добра. Если раньше для этого было достаточно самого простого хода, – например, отвергнуть какой-нибудь догмат или символ веры, – то нынешнему идеологу-сатанисту приходилось изрядно потрудиться. В соответствии со стандартами Нового Времени на него возлагалась детальная разработка учения, содержащего ответы на любые вопросы и некого «руководства к спасению», то есть, по сути, – конструирование целой религии (ну, или хотя бы мини-религии) – задание интересное, но, как оказалось, – слишком для Бессера сложное!
Он был немало озадачен, узнав, что большинство современных ересей опираются на так называемую Высшую (или Духовную) Любовь: предлагают ее и в качестве ультимативного ответа и в качестве спасения. Великих учений много, но адепты на удивление похожи друг на друга: все они держатся так, словно облачены в белое или парят на облаке, все выкрикивают очень похожие истины: «Брать!.. Давать!.. Принимать!.. Дарить!.. Любить!..» Вариаций не так уж много. Можно сказать, что массами отступников овладел суровый монизм, этакий народный антиинтеллектуализм: «Да здравствует великий Дионис! Долой старика Аполлона! Отдайтесь своему чувству, отрекитесь от разума! Сердце – друг, голова – враг, любовь – утраченный рай!»
К каждому такому учению прилагается практическое руководство, комплекс упражнений для развития личности, – с обязательными элементами легкой аскезы и некоторыми (на бесов вкус – не слишком сладкими) «пряниками». Кто-то регулярно постится. Кто-то пьет горькие зелья и ест невкусную пищу… Кто-то старается обуздать свой гнев, кто-то пытается выплеснуть его полностью – раз и навсегда!.. Некоторые адепты – с несравненным упорством! – силятся полюбить ближнего своего… Некоторые готовы ради спасения подолгу стоять на голове… или подпрыгивать до изнеможения на месте, растрясая бренные тела… или посвятить одну ночь в неделю изучению «писаний». Порядочность считается тяжелым аскетизмом – слишком тяжелым и потому не всегда желательным… «Пряники» – это аплодисменты соратников, ежедневные заверения в любви и верности, возгласы «Как ты изменился!», механические объятия, поцелуи в щечку и весьма ограниченная распущенность. До настоящего разврата дело, как правило, не доходит. (Дионису эти сектанты бы показались отвратительно скучными!)
Но почему же столь невинные забавы суть поклонение Сатане? Потому ли, что бренчание на одной струне выдается за дивную мелодию?!. Или потому, что Князю Тьмы отрадно созерцать неумных людишек, занимающихся такими невинными чудачествами – с таким серьезным, деловым видом?!.
Внятных ответов профессор Бессер не получил.

Состряпать из несчастной любви еще одно бестолковое учение он считал ниже своего достоинства. Все-таки он профессиональный философ, а не какой-нибудь великий-учитель-от-сохи с дикорастущей бородой и безумным месмерическим взглядом. Казалось бы, с таким же успехом вместо суррогата Любви можно использовать суррогат Мудрости – идеи, пусть и мало осмысленные, но четко очерченные!.. Сатана мог бы тоже немало позабавится, а он – по праву – называть себя философом-практиком.
Начальство, однако, полагало (и, наверно, не без оснований), что спрос на мудрость нынче не велик: ведь времена Сократа, схоластов и даже идеалистов – давно уже позади. Современная ересь должна апеллировать к «реальным нуждам населения».
Не удивительно, что в течение целого десятилетия Бесу не удавалось создать учения удостоившегося «реализации». Он снова и снова отправлял свои идеи на экспертизу, снова и снова получал ответ с формулировкой «утверждено для более подходящей эпохи».
В ожидании более подходящей эпохи, ему приходилось заниматься вербовкой. Самой банальной вербовкой! Удить высокообразованные души в студенческой и профессорской средe. В конце концов он совершил досадную ошибку, в результате которой вся его вербовочная деятельность вскрылась в своей экзотической неприглядности…
Юбилейная лекция Ананке оказалась последним университетским мероприятием, на которое пригласили опального профессора. Скандал еще только зарождался: студенты чуть ли не показывали на Беса пальцем, коллеги тоже – смотрели на него косо, перешептывались – язвительно или сочувственно… но ужасающим слухам пока еще никто до конца не верил. Про иных профессоров рассказывают, что они погрязли в распутстве и берут плату за хорошие оценки, про других, – что они забросили науку, проводят свои дни в праздности и безделье, про этого, – что он повинен… в ведовстве или чем-то в этом роде. Мало ли что рассказывают!
Наконец, им пришлось поверить… Когда были представлены неопровержимые доказательства, все без исключения схватились за голову. Последовали официальные обвинения в опасной невменяемости и позорное изгнание из «рассадника вольнодумия, либерализма и безбожия»…

***

И лишь совсем недавно безработному, немало поиздержавшемуся профессору вдруг сообщили, что его последняя ересь – «Учение о человеке, как о пограничном явлении» – «признана уместной, утверждена для современного периода и выдвинута на реализацию». В целях осуществления этого грандиозного замысла мобилизуется целый отдел. Идея будет доработана, «приведена в товарное состояние». Бессеру отводится роль «неформального идеолога» – персонажа, который будет нашептывать «главному (формальному) идеологу» правильные ходы
Он, конечно, согласился… и не сказал им, что «Учение о человеке…» – он придумал как бы… не на полном серьезе! Однажды ночью, страдая бессонницей, Бессер записал свои мятежные мысли на бумагу. Просто выплеснул накопившуюся желчь! (А ему, бывшему университетском профессору, вот уже два года существующему за счет ненавистных частных уроков, было в чем упрекнуть судьбу!) Потом решил: «Не пропадать же добру!» – и отправил свою писанину на комиссию… Кто бы мог подумать, что высшим инстанциям понравится его полуночный этюд!

Для роли главного идеолога Бес подходил идеально и – по способностям и по наклонностям и по темпераменту… Но причем же тут доктор И. Бергамот?
Бессер был потрясен, когда узнал, что его неразумные горе-помощнички раскопали одного безызвестного естественника, – второстепенного, ничем не примечательного, никому не известного школяра (можно сказать, зашедшего в тупик неудачникa!) и определили его на роль главного идеолога, основателя мини-религии!.. И как они могли поверить (и тупо отстаивать эту позицию на всех собраниях и заседаниях), что Бергамот обладает колоссальным потенциалом, имеет неслыханные заслуги перед наукой?! Можно подумать, что Бес не знаком с ним лично, не преподавал ему в незапамятные времена Основы Божественных Наук, – мучил его целых два семестра?!.

2. Доктор Бергамот

Курсы «Основы БН I», «Основы БН II» имели репутацию нелепого анахронизмa, незаслуженного наказания для преподавателя, сурового испытания для новоиспеченных студентиков… Обучение премудростям Божественных Наук ложилось на плечи профессоров-философов, которые называли преподавание «теологической повинностью» и отбывали ее по очереди, делая это без особого энтузиазма, выражая свой протест против ветхой традиции в виде намеренных ляпов и забавных вкраплений. Однажды Профессор Ананке добавил к списку лучезарных свойств (к традиционным «всемогуществу, вездесущности, всеблагости и т д.») – надежность, качество и эффективность, будто речь шла о пылесосе или стиральной машине. Другой философ, профессор Блокус, называл легионы небесного воинства – батальонами ангелов-ополченцев, чертей (на индийский манер) – ассурами, демонов – ракшасами, а Вельзевула – вице-президентом ада… Из-за этих нелепых выпадов против БН ежегодно вспыхивал небольшой скандальчик: на каждом потоке находился какой-нибудь набожный, неумный, но бдительный ученик, поддавшийся на провокацию…
Он бежал к декану и обвинял учителя в сговоре с силами Зла… На самом деле и Блокус и Ананке – просто богохульствовали по мелочам; а вот профессор Бессер, действительно состоявший на службе у Сатаны, прочитавший скучающим студентам целый курс чудовищной ереси, чудесным образом избежал подобных нареканий…
Эта ересь, одно из его мертворожденных созданий, – безукоризненная философская система, неопровержимо демонстрирующая, что миром управляет хаос (т.е. не управляет никто), формулирующая пять основных законов безмозглой стихии, подрывавшая, казалось бы, любые основы любых наук, осталась незамеченной и непонятой – то ли из-за некоторой сложности построений, то ли из-за недостаточного уважения к старику Аполлону…
…На лекциях скучали не только ученики, сонные, оцепенелые существа, изможденные своей буйной молодостью, но – и мухи, оказавшиеся в ловушке между стеклами, и всякие жучки-червячки, веками копошащиеся в древней (и, кажется, бессмертной) кафедре! Студенты позевывали, почесывались, перешептывались змеиным шепотком, издавая то и дело страдальческие вздохи… Да и самому Бессеру, совсем не плохому лектору, успешно преподававшему сложные языческие философии, но потерявшему аудиторию в лабиринтах самодеятельной схоластики, тоже хотелось выть и топать ногами. Горько переживая провал своего учения, он – обыкновению вопреки – открыто обвинял несчастных первокурсников в отсутствии сообразительности, интереса и прилежания, грозил им самым страшным экзаменом и даже пытался убедить их в насущности БН…
Однако все усилия были тщетны! До смерти заученные ученики не проявляли ни малейшей заинтересованности, не обратили внимания, что преподавателю известны тайны мироздания, не упоминаемые ни в писаниях, ни в апокрифах, находящиеся в вопиющем противоречии со всеми известными доктринами, – бдительность утратили и скептики и умники и охотники на ведьм…
По окончании лекции страдальцы молча покидали аудиторию, не выражали ни радости, ни недовольства, ни облегчения; после коротенькой перемены им предстояла следующая пытка: еще какие-нибудь Начала, или Введения, или Основы – ЭЭ (Этики и Эстетики), ФМ (Физики и Метафизики), ГП (государства и права) и т.д.
Оставшись в одиночестве, профессор Бессер спешил к окну за глотком свежего воздуха… Да, его учение ложилась на бесплодную почву… Можем ли мы констатировать блистательную победу сил Добра? Или сил Невежества? Или предположить, что он никудышный сатанист и занимается не своим делом? Или все-таки – «населению» нужна какая-нибудь другая ересь?

Однажды по дороге к окну Бессер наступил на листок с карандашными рисунками. Картинки заинтересовали его. Он поднял с пола истоптанную бумажку, на которой красовались чертики – несколько крупных экземпляров и множество мелких, незаконченных фигурок! Некий студентик коротал время изображая всяческую нечистую силу – лекцию напролет!..
В одном из набросков Бес признал самого себя. «Художник», кажется, начал «писать с натуры», но добавил некоторые характерные атрибуты: рога, копыта, бороденку, трезубец: получился забавный уродец с козьей мордой. Профессора поразило необычайное прилежание, с которым он отобразил каждую деталь: каждый волосок его бороды, каждый завиток корявых рогов. Hа одни копыта, небось, ушло не меньше половины академического часа! А хвост? А ушки? (Можно ли считать подобный натурализм академическим стилем, видным достижением классической системы образования?)
Бес был польщен, даже восхищен проницательностью ученика, различившего в нем живое существо (пусть бесконечно злое, но дышащее, чувствующее и страдающее), не принявшего его за бездушного палача в маске; ощутившего – пусть даже подсознательно – что в этой аудитории, как бы скучно там ни было, происходит нечто «неправильное»: адское, демоническое!..
На следующей лекции Бес выявил «художника»: им оказался паренек по фамилии Бергамот… Эх, если бы миром управлял разум, такая роскошная фамилия должна была достаться романтической натуре – рыцарю, гусару, самураю, донжуану. Она же – здравому смыслу вопреки – стала собственностью неопрятного очкарика с юношескими угрями на лице. (Вывод: все-таки миром управляет хаос!)

Кем бы Бергамот ни был, Бес собирался предложить ему сотрудничество… На экзамене он расспрашивал паренька об устройстве ада и строении рая, гонял его по демонам, ангелам и небожителям… Хотя студентик знал все, что полагалось знать первокурснику: помнил даты, числа, имена и основные идеи, ни интереса, ни скептицизма, ни даже иронии по отношении к потусторонним явлениям Бессеру выявить не удалось… Обманутый бергамотовским ленивым безразличием, профессор замешкался с предложением и опоздал: непрактичный юнец, отдал (отдал задаром, а не продал!) свою бессмертную душу ЕН: естественным (то есть – небожественным) наукам…
На втором курсе им овладела жажда знаний. Что мог он предложить несчастному дураку, который отрекся от всего ненаучного, который (так доносили Бесу осведомители) на полном серьезе, ни сколечко не стесняясь зловонного пафоса штампованных образов, однажды сравнил себя с «пахарем, прокладывающим борозду в бесконечном океане знаний». («…Может, бесконечном, но изрядно потоптанном, – ехидно добавил профессор. – Это надо же такое придумать!»)
Впрочем, сперва дело ладилось: после нескольких лет удачного «мореходства» И. Бергамот сделался доктором наук, потом – ученым средней известности.

Развивая образ пахаря, можно сказать, что вначале его борозда была прямой, пусть и не очень глубокой, но потом «мореходство» превратилось в «земледелие»: на руках работяги появились мозоли, бороздка принялась извиваться и вилять… пошла вкривь и вкось, огибая каменистую почву, невольно пересекая чужие пашни…
Потом его занятие больше походило на рытье канавы…
Потом – на копание ямы.
Все эти годы Бергамот продолжал рисовать чертиков. Бесовы помощники постоянно находили его листочки в лабораториях, аудиториях и буфетах: из начертанной за десятилетие нечистой силы можно было составить неплохой легион! Да, художник из него никакой, но калякал он все с тем же завидным усердием и обстоятельностью. Может, это был какой-нибудь магический ритуал, призванный облегчить тяготы естествознания?.. Может, подобным образом оформлялось какое-то недоброе предчувствие?

***

Потом, когда между ними установились доверительные отношения, бывший «студентик» спросил у бывшего профессора, обязан ли он своей неудачей силам Зла, а тот ответил, – как всегда, не то в шутку, не то всерьез: «Нет, эти тут не причем, – тут какая-то трагическая недоработка: законы природы оказались чуть сложнее, чем им следовало быть!..»
А вот, что Бес не сказал из деликатности: «Кот знает: может, это – происки сил Добра?! Видел бы ты себя в разгар всепожирающего увлечения естествознанием: заумный, занудный, нравоучительный: отрешенный аскет в треснутых очках, ветхих ботинках и рубашках с оторванными пуговицами… Причесываться и чистить уши тебе, разумеется, было не досуг! Даже у самых неразборчивых невест ты не вызывал ни малейшего энтузиазма… А та, которая все-таки пошла за тебя замуж…»
(Бес умудрился отклониться от темы несказанного)

«…А та, которая все-таки пошла за тебя замуж была не просто исключением из правила, не просто извращенным существом, которому кроме увесистых мозгов и нереализованного потенциала в мужчине не нужно ничего… она была твоим дополнением, подарком судьбы –единственным в твоей никчемной жизни!..
Почему же ты не услышал, как ангелы запели на небе? Потому ли, что поют они слишком тихо, а небо – слишком высоко, а ты – в довершении всех бед – не имеешь обыкновения прислушиваться?!. Потому ли, что судьба небрежно подбирает подарки, не подгоняет половинку к половике?!. Так или иначе, она терпела тебя целых три года… Теперь ты даже не вспоминаешь о ней. Она, насколько мне известно, вспоминает о тебе с сожалением и… – редко, cлишком редко для хорошего дополнения!..»

3. Человек в коляске

…Все началось с того, что доктор И. Бергамот обнаружил у своего подъезда инвалидную коляску, стоящую посреди тротуара – одиноко, кособоко и неприкаянно… – неуклюжа, громоздка, тяжела… – досадная помеха прохожим, горький упрек целым и невредимым. Появление у самого дома столь невеселого предмета не предвещало ничего хорошего. Бергамот нисколечко не удивился, когда был окликнут чьим-то хриплым голосом… Кто-то попросил его нагнуться: взглянуть, не случилось ли чего с колесом, – «а то каталка, будь она проклята, ни туда, ни сюда!»
Он присел на корточки. Без особой надежды на успех, с поддельной обстоятельностью осмотрел оси.. спицы… обод… – никакой помехи не обнаружил, – как и следовало ожидать!..
– Кажется, колесо цело!.. – доложил Бергамот.
– Очень странно. Отчего же эта штуковина застряла? Чертовщина! А не могли бы вы удружить – заглянуть поглубже под каталочку: может, найдете, что не так…
Под сидением он обнаружил сложнейший механизм – множество шестеренок, пружинок и колец, – словно инвалидная коляска была изобретением мастера эпохи Ренессанса!.. «Ну, как – нашли поломочку!.. – взволнованно вопрошал хриплый голос. – Не застрять бы тут навеки!..»
Да, где же ее искать?! Тут и черт ногу сломит! Машина – посложнее часов!.. Бергамот и не искал – только делал вид, что деловито высматривает корень зла: трогал пальцами какие-то шестеренки, дергал непонятные рычажки…
Через несколько мгновений он осознал всю нелепость своего положения: доктор И. Бергамот, «ученый средней известности», стоит перед каталкой на четвереньках, голова продета между колесами, колени в пыли, пальцы в машинном масле, а сверху на голову сыплется какая-то требуха…
– Простите, но ничем вам помочь не могу! – произнес он не без раздражения и решительно поднялся с колен. – Вам тут, наверное, понадобится часовщик!..
– Эх, вот ведь не повезло!..
Ему показалось, что хриплый голос выражает не страх, не досаду, а – почему-то! – насмешку…
Теперь Бергамот удосужился рассмотреть человека в коляске. Обзору была представлена только верхняя часть лица: веки почти без ресниц, густые, выразительные брови; всклокоченные остатки некогда пышной шевелюры, из из-под которых выглядывала плешь с отвратительными красными пятнами. Пространство ниже носа тонулo в объятиях длинного и толстого как удав шарфа, скрывающего, наверно, какое-то страшное увечье. Калека кутался в серое полотно… может быть, – чехол для мебели.
– Скажите-ка, не в этом ли доме вы живете?.. – спросил инвалид невидимым органом речи. Вопрос Бергамоту определенно не понравился, но пришлось ответить… Ничего не поделаешь: пришлось ответить утвердительно!
– Тогда вы, наверное, cможете закатить меня в подъезд?.. Ведь это совсем не трудно!
– Ну, в общем-то… наверное… предположим… смогу…
– А тогда закатите: сделайте доброе дело!..
Да, услуга, конечно, ерундовая… но почему он должен возиться с этим отвратительным типом?! И так уже руки испачкал, штаны замарал! (А вторая пара, между прочим, – в прачечной, и неизвестно, когда он успеет за ней заскочить) Эх, разве откажешь такому немощному и больному?! Какая твердость нужна для такого отказа! Где уж ему… Придется… Ухватившись за спинку, Бергамот принялся разворачивать коляску, которая поддалась весьма неохотно – истошно заскрипела, заверещала и защелкала своим чудовищным механизмом… Не без усилия он перекатил ее через порог – в темноту парадного.
– Скажите, а вам наверх?.. – послышалось в темноте.
«А куда же еще? Вниз? В преисподнюю?! Так и знал, так и знал: дело подъездом не кончится – придется выполнить еще какое-нибудь дурацкое задание!»
– Увы, не расслышал вашего ответа…
– Да, наверх…. На четвертый этаж!..
– Какое совпадение: а мне – на третий!.. Не могли бы вы (уж простите за недозволенную наглость!) докатить меня до моей квартирки: вам ведь все равно по дороге!.. Вы ведь не откажете человеку, оказавшемуся в безвыходном положении?!
– Разве вы в этом доме живете?!. – спросил Бергамот растерянно.
– Ага… Здесь…
– Не припомню вас…
– С самого недавнего времени…
Нет, закатывать эту телегу не третий этаж было бы безумием. Тут и целой бригаде грузчиков – придется туго!
– Извините, может, я и выгляжу молодым и здоровым, но по сути – таковым не являюсь… Извините, но мне категорически нельзя перенапрягаться, поднимать тяжести… Понимаете, врачи не позволяют… Извините!
– А вы не боитесь накликать??. – отозвался инвалид.
Теперь в этом хриплом, вороньем голосе было что-то зловещее… Бергамоту стало не по себе… «Откуда он, собственно, знает, что я не надорвусь… А, если надорвусь, – будет ли его мучить совесть? Что-то не похоже! Чертов прилипала!»
– Не понимаю, над чем вы насмехаетесь! Да, мне действительно нельзя перенапрягаться, но разве вы оставляете мне хоть какой-то выбор?.. Почему именно я? Неужели никто другой не может за вами поухаживать: родственники, друзья, близкие? Я подчиняюсь вашей воле, но… Предупреждаю: если со мной что-то случится, – это будет на вашей совести! Вы согласны?
Когда в парадном зажегcя свет, Бергамот обнаружил, что «прилипала» опустил шарф до подбородка; над его верхней губой красовались треугольные усики – старомодные, немножечко смешные, слишком уж для калеки опрятные, а на щеках – пушистые бакенбарды. Настоящий пижон, а не калека!

Что за идиот изобрел эту чертову «телегу»?! При всей чудовищной сложности поддонного механизма – браться было абсолютно не за что: сзади не оказалось даже самых элементарных ручек! Бергамоту пришлось ухватиться за спинку, накренить каталку назад, волочить ее вверх, как мешок. Каждая ступенька казалась непреодолимым препятствием, крепостью, которую надо было штурмовать; он продвигался бешенными рывками – резко и грубо, без малейшего почтения к живому существу в коляске…
Тоже мне, живое существо! Да, пусть оно поднимет вой, пусть жалуется на невыносимую качку… Пусть потребует обращаться с ним поаккуратнее: не тюфяк, мол, затаскиваешь!.. Пусть потребует. Кто это тут не тюфяк?! Поаккуратнее?! «Да я и так, между прочим, еле дышу!! Грузчиков надо было вызывать! Сервис не нравится?! Поищи другого дурачка!» (Тут неплохо бы повторить: «Если со мною что-нибудь случится, отвечать будешь ты, так и знай!») Но калека почему-то зловеще молчал, вместо него голосил чудовищный механизм, – рычал, скрежетал и щелкал, будто выражал недовольство бергамотовской работой…

Надо же, хватило сил докатить коляску до первого этажа и даже осталось немножечко про запас!.. Бергамот был приятно удивлен своей прытью. Oн развернул калеку лицом к стене и присел на ступеньки… Он задыхался, пульс выстукивал бешенный ритм, лицо истекало потом; рубашка под плащом взмокла так, будто его окатили водой…
– Кстати, зовут меня Бес… – послышалось из-за спинки кресла. – Это производная от Бессерa. Бессер – фамилия! Все называют меня Бесом…
Бергамот чуть не ответил: «Приятно познакомиться…», следуя привычной, машинальной вежливости, но вовремя прикусил себе язык: какая вежливость?! Вежливость в услугy не включена!
– А вас? – спросил Бес.
Бергамот не ответил.
– А вас?.. – повторил калека. – Как вас зовут?
Что же он, издевается?! Мстит за дурное обращение?!
– Господи, ну какая вам разница?!
– Знать хотелось бы, за чье здоровьечко нынче молиться буду…
– У меня со «здоровьечком» все в порядке! Молитесь лучше за свое!..
– Странное дело! А ведь только что жаловались, говорили: тяжести поднимать нельзя. Да, что же вам, трудно представиться?!
– Нет!.. Но не пойму, зачем… Ну, предположим, – доктор Бергамот… Только не называйте меня Берг. Дальше что?
– Дальше, доктор Бергамот, мы, наверно, отдохнем маленько и покатим вверх! – лукаво отозвался Бес. Знал он, конечно, что «благодетеля» зовут Бергамот… Знал прекрасно, что тот не в восторге от его затеи. Знал и еще кое-что… Может быть, даже знал, что обозначает инициал «И» перед бергамотовской фамилией…

– Ну-с, уважаемый сосед, вот мы и прибыли. Просто не верится, что мы вдвоем одолели все эти сумасшедшие пролеты и ступеньки… Да, услуга колоссальная – настоящее доброе дело! Обыкновенным «спасибо» тут явно не отделаешься… Ладно уж, заходите!
– Спасибо. Cлов благодарности хватит с лихвой!
– Неужели?! Вы же рассчитывали на большее!..
– На большее? От вас?!
– Разве перед самым восхождением вы не подумали: «За такой благородный поступок, за доброту и нечеловеческие усилия, – неужто никогда не воздастся?!!» – или что-то в этом роде?
Бергамот не ответил.
«Очень странная, согласитесь, мысль для позитивиста, циника и убежденного агностика, в вашу голову вам, признайтесь, приходит уже не в первый раз, не так ли? Я бы даже сказал: чувствует там себя как дома… Вы ведь всегда помогаете «сирым и убогим»? А они – будто сговорились! – каждый раз дают вам повод пожалеть о своей доброте… Сколько раз нищие, которым вы с таким отвращением протягиваете медяки, обвиняли вас в несерьезном отношении к их скорбному делу: мол, разве это деньги?! Жалкое подаяние! – калека затрясся от дикого хохота. – А еще – вспомните хотя бы этот замечательный эпизод: на вокзале какая-то деревенская бабка попросила вас посторожить ее кульки; вы нехотя согласились и простояли на «посту» долгие часы: бабка, оказывается, никуда не спешила!.. Но вы-то спешили! А еще, – когда вы пустили к себе в прихожую бездомного оборванца, попросившего всего лишь стакан воды, а потом обнаружили, что исчезло сразу три пары обуви и единственная панамка…» – хриплые смешки вновь огласили лестничную клетку.
«А теперь признайте: вслед за мыслью о том, что это бессмысленное благородство должно когда-нибудь воздаться, приходит другая, менее приятная: перед вами некое испытание и вы, якобы, должны его пройти; a не иначе, – худо будет… Интересно кто же вас испытывает? Напрасно вы не додумываете эти мысли до конца! Вы бы быстренько смекнули, что ваша душа – как и любая другая! – побаивается ада, надеется на рай, нo не считает себя достойной вечного блаженства на общих основаниях; посему – не прочь бы туда проникнуть и с черного хода…»
Бергамоту снова сделалось худо… совсем душно… и даже страшно…
«А что, если на сей раз все выйдет совсем по-другому? Что, если я и есть та самая добрая фея, – шла, шла, и, наконец, пришла?! А по дороге маленько поиздержалась! Но не будем же мы вести переговоры на лестнице! Давайте, давайте, доктор Бергамот: последнее усилие! Толкните дверь – она не заперта – и закатите колясочку… Тут вот моя квартирка!»

B прихожей Бес скинул с себя чехол для мебели, размотал шарф… Оказалось, что одет он по-домашнему – будто выскочил всего лишь на минутку: припахать кого-нибудь из прохожих и побыстрее вернуться… Возмутительно!
Возмутило Бергамота и то, что этот жалкий калекa (впрочем, очевидно, что он – вовсе не тот, за кого себя выдает) обитает точно в такой же однокомнатной квартирке, как и он сам, но – более уютной и благоустроенной. Разница мгновенно бросалась в глаза: одежда висит на вешалке, а не на гвоздях, потолок без трещин и желтых подтеков… лампочка накрыта абажуром, – не болтается, как у него, на уродливом крюке; пол относительно чист: кто-то тут явно убирается! Неужели же он, доктор Бергамот, не заслужил лучшей участи?!
– С каталки покамест вставать не буду, – сказал Бес, – не охота тебя шокировать…
Ну, вот, наглец перешел на ты!
– …Чего растерялся? Завози меня в комнатку, ставь вот сюда. Все, приехали. Спасибо.
В комнате тоже оказалось чисто и уютно; кровать аккуратно застелена, на окнах – занавески с цветочками, и даже какая-то картина на стене: абстрактная мазня, но краски приятные.
– Можешь заскочить на кухню, приготовить себе чай. А обо мне не беспокойся: я этот напиточек лишь для гостей держу, сам-то его не жалую!..
На кухне обнаружился маленький столик, точно такой же как у него, но только поновее: без трагических ожогов и царапин… В раковине оказалось пусто и никаких намеков на ржавчину или желтый налет, чистая посуда была аккуратненько разложенa в сушилке…
– В шкафчике поройся, – крикнул Бес. – Там и сахар, и заварка, и все что надо!
Тут Бергамот понял, что ему сейчас не до чая и поспешно вернулся в комнату. Каталка была уже пуста, «калека» чудесным образом переместился в кресло.

– Тоже чаек не жалуешь? – спросил гостеприимный хозяин.
– Не знаю. Давайте перейдем к делу.
– Ага. Ну, тогда садись вот сюда, на кроватку.
«А все же мебели у него не достает…» – отметил гость не без злопыхательского удовлетворения. Бесовская кроватка оказалась почти такой же жесткой, как бергамотовская, но, в отличии от нее, – достаточно прочной: не скрипучей, не продавленной, пригодной и для сидения и для спанья.
– Итак, доктор Бергамот, мне кое-что известно о твоих трудностях, – о тщетности твоих научных изысканий; потому-то и спрашиваю: не нуждаешься ли ты в нашей помощи? Однако сразу предупреждаю: если ты рассчитываешь на бескорыстную помощь, – несомненно ошибся адресом… За просто так мы не работаем. За благодеяния – тоже!
– Нет, уважаемый профессор Бес…
В памяти Бергамота всплыло словосочетание «профессор Бес» (увязшее там навеки) но не сам учитель Бессер. (Как прекрасно сосчитаются эти слова – «профессор Бес, профессор Бес»!)
– Нет, уважаемый профессор Бес, вы ошиблись, ничего хорошего я от вас не жду и не ждал… К тому же, никаких трудностей у меня нет, и я по вашему адресу не приходил – вы, кажется, что-то перепутали. Кстати, вы мне тыкаете, а я вам – выкаю… Не странно ли?
Бес как будто не заметил, что Бергамот пенится негодованием.
– …Но за услугу я запрошу совсем не дорого: возьму то, что не представляет для тебя ни малейшей ценности… то, что с твоей точки зрения не является явлением природы!.. Догадываешься?..
– Душу? Душу мою заполучить хотите?
– Умничка! И за такую незначительную мелочь я предлагаю тебе все… И даже кое-что по специальности. Как насчет закона соотношения эмоций? Вот уже целый год ты ломаешь себе голову…
– Ну, конечно! Закон в обмен на какую-то ерунду: так я вам и поверил!.. Откуда вы знаете, над чем я ломаю голову?!
– Великолепная сделка, не правда ли? Но я тебя знаю! Всю жизнь будешь мучиться, искать, где же был подвох, высчитывать убытки и прибыли, думать и гадать: «не продешевил ли я, получивши все за ничто?»! А откажешься – тоже будешь мучаться! Такой уж ты человек! Один раз ты уже отказался…
– Да откуда вы меня знаете?! Кто вы, – Господь Бог? Или – Дьявол во плоти?! Откуда вам известны законы природы?!
– А ты что, не можешь отличить Господа Бога от Дьявола во плоти? – спросил Бес насмешливо. Бергамот взорвался, наконец:
– Не знаю… Но тебя я уж точно отличу!!! И от того, и от другого!.. – слава Богу, удалось перейти на ты. – Ты… очень, очень странный человек: назойливый, наглый обманщик. И не более того! Вот и все!
Бес на мгновение задумался, замешкался с ответом, – возможно, впечатлился неожиданной категоричностью суждений своего «благодетеля».
– Да, я действительно всего лишь человек, представитель более высоких (или, если тебе угодно, – более низких) инстанций… Ну, и что?! Ведь я уполномочен подписывать любые договоры, касающиеся человеческих душ и законов природы. Надеюсь, доктор Фауст, ты не обиделся, что Мефистофель не явился к тебе самолично?! Ну, извини, – у него есть дела и поважнее! В наше время самые элементарные операции, пустые формальности и бюрократические процедуры возложены на плечи простых смертных.
И снова у Бергамота возникло тошнотворное ощущение…
– Ты только не подумай, что я тебе поверил…
– Тогда тем более – подписывай контракт! Докажи, что ты действительно ни во что не веришь и не боишься никакого ада! Отнесись к этому как к шутке – так будет легче! Советую тебе на полном серьезе!..
– Хорошо! Шутить так шутить!.. Давай, может, поторгуемся… Или же душа – не разменный товар?
Бес даже растерялся.
– Как же ты хочешь торговаться? Ведь я предлагаю тебе абсолютно все: исполнение всех твоих желаний! Может ли человек возжелать большего?
– А я предлагаю тебе половину души… Полдуши – в обмен на закон соотношения эмоций! Ну, что, профессор Бес, не по рукам ли?
Бес снова задумался.
– Почему ты молчишь? По рукам? Сейчас или никогда!
– А что? По рукам! – Бес протянул доктору Бергамоту свою пятерню с толстыми короткими пальцами (ногти оказались аккуратно острижены и даже опилены). – Ты только не подумай, Бергамот, что я не понимаю шуток, но твою шуточку позволю себе не понять… Ты ведь за свои слова – ответчик?
– Ну, ответчик…
– Знаю, что ответчик. Потому-то и попался! Давай же, по рукам! Не мешкай!
– А я и не мешкаю… – преодолев неожиданное смятение, Бергамот прикоснулся к его безобразной кисти; ощущение осталось такое, будто потрогал холодную чешую… Вот она – сила внушения!
Бес лукаво улыбался:
– …А теперь, доктор Бергамот, давай-ка перейдем к изнурительной бюрократической процедуре…

Оказалось, что «представитель высших инстанций» держит бланки договоров… в шкафу для одежды. Это обстоятельство не могло не порадовать Бергамота, хранившего самые важные документы в верхнем ящике комода.
Не вставая с кресла, Бес приоткрыл створку шкафа, достал сероватый, похожий на оберточную бумагу пергамент, заполненный с обеих сторон каким-то мелким печатным текстом. Он помахал и поскрипел листом, спросил с кривой усмешкой:
– Как те нравится такая бутафория? Тут у меня стандартный договорчик: на целую душу за исполнение всех желаний… А мы с тобой условились: одно желание и полдуши – не так ли? Придется его немножечко подправить. Уж позволь сделать это от руки, такое святотатство, – уверяю! – нисколечко не умалит юридической силы соглашения…
Он привстал, вытащил из-под себя толстую книгу в кожаном переплете (Бергамот подумал: «Неужели библия?!»), подложил ее под пергамент и достал из нагрудного кармана шариковую ручку. Ведя ей по строкам договора и приговаривая «душа… душа… душа… душа», будто опасался забыть искомое слово, Бес добрался до определенного места и сделал поправку. Потом двинулся дальше, точно так же отыскал «желание»…
– Вот и готово! – воскликнул «представитель высших инстанций» с облегчением. – Видишь: гром не загремел, небеса не закачались! Значит, могу себе позволить некоторые вольности. За что я люблю эпоху упадка…
– Какого упадка?
– Об этом – в следующий раз, – Бес протянул Бергамоту исправленный документ. – Вот, ознакомься с приговорчиком! То есть – с договорчиком…
Бергамот был слишком взволнован, чтобы прочитать документ от начала и до конца, лишь для вида пробежал его беглым взглядом: заметил, что слово «душа» зачеркнуто, а сверху корявыми буковками нацарапано, – «полдуши»… Надпись безобразно смазалась, почти полностью превратилась в отпечатки бесовых пальцев…
– Кровью? – спросил Бергамот, тщетно пытаясь придать своему голосу хоть немного равнодушия… а лучше – брезгливости… Бес возмутился:
– Упаси Бог! Ты, кажется, путаешь нашу милую шуточку с идиотской выходкой! Вот тебе ручечка, романтик!
– Интересно, почему представители сил Зла так любят уменьшительно-ласкательные? – спросил Бергамот, воспроизводя свою закорючку.
– …Так! A теперь – вот тебе тетрадочка, – «тетрадочка» тоже оказалось наготове: самая обычная студенческая тетрадь в красном переплете. – Тут все написано: альфа и омега! Ну, а дальше разбирайся сам: грамоте чай обучен!
– Не надо! Оставь тетрадочку при себе! Все, представление окончено!..
– Нет еще! Будет окончено, когда получишь причитающуюся плату, – ответил Бес с неожиданной строгостью. – Бери!
Бергамот состроил обиженную мину, но тетрадочку взял. A что ему оставалось? Пререкаться с эти лицедеем: «Возьми! – Не возьму!»? Он даже не заглянул в нее, пренебрежительно согнул свою «плату» пополам и засунул в карман плаща. Пробормотав не слишком грозное: «А теперь – с меня действительно хватит!», завербованный гневно вышел вон, – не попрощался, и даже тюкнул дверью…

Предреченные мучения поджидали доктора Бергамота уже за порогом. Его мысли были наделены немалой степенью автономии; являлись, не справившись о его настроениях, взглядах и убеждениях… «Какая жалкая комедия! За что отдал свою душу? За жалкую тетрадочку! Дурак! Неужели не мог заломить цену, загадать побольше желаний, потребовать за полдуши не какую-нибудь ветошь, а, например… – что в подобных случаях получают нормальные люди? – власть над соплеменниками… авторитет… богатство (А что? Богатство пришлось бы очень кстати: обставил бы свою квартиру по-человечески: ведь живу… похуже этого представителя сил Зла.) … успех?.. Да, и непременно успех у женщин. Пусть бы меня полюбила парочка очаровательных созданий, пусть бы они соперничали, добиваясь моего расположения!»
Ему было стыдно за свою ментальную продукцию (не голова, а проходной двор!), и за то, что он, продавая свою душy (этакую банальную условность!), Дьяволу (несуществующему архетипу!) при посредничестве какого-то малопредставительного лицедея – спасовал во всех отношениях!
В своей прихожей Бергамот повесил плащ на гвоздь, бросил тетрадочку на скамеечку (бесовы уменьшительно-ласкательные нагло приклеились к языку!), облокотившись на стену, принялся развязывать шнурки… Бантик как всегда переродился в тугой узел! Потеряв равновесие, он запрыгал на одной ноге, наступил второй на скамейку, придавив «тетрадочку» подошвой, навеки оставив на ее обложечке свой неуместный след…

4. Человек как пограничное явление

Бес сразу понял, что «тетрадочку» Бергамот так скоро не откроет… Ну, и ладно, ну и не к спеху! Он и сам бы туда без особой надобности не полез! Он, собственно, и не полез: заглянул однажды и обжегся: Зачем понадобились формулы с готическими буквами и устаревшими символами?!. Что они выражают? Доводя бесов полуночный этюд до «товарного состояния», расторопные младшие идеологи до неузнаваемости исказили первоначальный концепт, напичкали его математическими формулами, приправили мистикой и эсхатологией… (Слава Богу, не добавили ни слова о любви – и на том спасибо!) То, что они понаписали – мелким, неудобочитаемым почерком, туманным языком, корявыми фигурами – это ли «Учение о человеке как о пограничном явлении»?!
Сам виноват! Сам потребовал, чтобы ересь вписали в естественнонаучный контекст. Сам передал свое детище бездушным демонам на усыновление!..
А ведь было оно так просто и четко очерчено…

***

Ересей, не зависящих от ортодоксальных учений, не бывает, – даже самые лучшие из них состряпаны из древних мифологий, философий и теогоний…
Бес воспользовался старейшей из идей: все сущее, якобы, делится на две основных сферы, два состояния, или, если вам угодно, субстанции: материю и разум (именно разум, а не дух!); от себя же он добавил стрелки, пересекающие границу этих миров в обоих направлениях. Бесовы стрелки изображали некий динамический процесс, – что-то вроде «обмена энергией» или «диффузии» (название следовало подобрать в духе нового времени)
«Мы утверждаем, – писал бывший профессор в своем ночном философском этюде, – что граница материи и разума проходит через любое из существ обладающих физическим телом и хоть каким-то разумом (а, стало быть, и через человека); каким бы странным это утверждение ни казалось, оно немедленно следует из определений… Что же касается динамического процесса, то его весьма несложно продемонстрировать, попросив такое разумное существо подвигать чем-нибудь… например, – рукой. При удачном исходе данного эксперимента наблюдателю будет нелегко отрицать, что у него на глазах произошло вышеупомянутое пересечение границы, поскольку инструкция, явление из сферы ментального, некоторым образом преобразовалось в физическое действие…»
«…Этот динамический процесс суть единственное звено, соединяющее сферы материи и разума. Без оного все сущее неминуемо развалилось бы на две изолированные, невзаимодействующие половинки. Таким образом, можно допустить, что предназначение разумных существ суть служение проводниками через материально-ментальную границу, причем не простыми проводниками, а активными агентами, ни в коем случае не лишенными личности и самости: своего рода фильтрами/трансформаторами/клапанами/призмами – или чем-то в этом роде! (Инженерно-физические метафоры следует подбирать с величайшей тщательностью – именно такие, которые окажутся наиболее приемлемыми для потенциального адепта!)»
«…Мы утверждаем, что физические характеристики агента-проводника (сопротивление резистора, плотность фильтра, коэффициент преломления и проч.) следует отождествить с его темпераментом. Темперамент по сути своей ответ – на вопрос «как?», примененный к глаголам «делать», «действовать» и т.п. (возможные ответы: «быстро», «медленно», «нехотя», «аккуратно», «спустя рукава», «не подумав») – или, точнее, наиболее характерный набор подобных вариантов; именно они определяют, каким образом разумное существо выполняет нашу инструкцию (или же – отказывается ее выполнить)… Эмоции, сопровождающие действия разумного существа, являются побочным продуктом динамического процесса…»
«Суть нашего учения состоит в том, что агенты бывают плохие и хорошие.
Наша (утопическая) цель – идеальная проводимость.
Род занятий примкнувшего к ереси адепта-агента – неустанное повышение своей «межсубстанциальной» проводимости, то есть самосовершенствование (в этом смысле он ничем не отличался от адепта любой другой школы).»

«…Наше учение является ересью и в классической и в современной трактовке! Невообразимое многообразие бесчисленных вселенных, посюсторонних и потусторонних миров элегантно сведено к двойке субстанций, простым схемам, диаграммам и чертежами; такие важные явления как Душа, Добро и Зло или Жизнь-после-Смерти полностью остаются за кадром… Интуитивистский подход к этическим проблемам не приветствуется… Смысл и цели человеческой жизни описываются с помощью правдоподобных, общедоступных механистических метафор, неплохо воплощающих дух Нового Времени; к ним прилагаются ясные инструкции по самосовершенствованию и критерии правильного пути (среди которых – отметим – счастье не указывается вовсе.) Не будет ошибкой сказать, что мы предлагаем человечеству заведомо обедненную картину бытия.
…Но главное преимущество нашего учения состоит в том, что оно, с одной стороны – имеет все характеристики мощнейшей философской системы, с другой – абсолютно бессмысленно, и, стало быть, неуязвимо для опровержений. Тот, кто принимает нашу ересь всерьез, находит смысл там, где его нет – тот, кто попытается убедительно продемонстрировать его ошибочность, занимается по сути тем же самым! Это ли не дьявольская ловушка?!»

«…Невзирая на явное отсутствие смысла, не составит большого труда придать нашему учению достаточную степень правдоподобности и успешно парировать почти любые возражения оппонентов… Итак, рассмотрим наиболее вероятные из возражений, – вне зависимости от их уместности и осмысленности, – а также некоторые стратегии возможного контрнаступления…
Самыми серьезными являются классические возражения против деления мира на две непересекающиеся сферы, которые изложены во многих учебниках метафизики. Дело в том, что нет возможности констатировать взаимодействие между двумя абсолютными субстанциями, не впадая при этом в логическое противоречие. Взаимодействие невозможно без некой границы (напомним, что такая граница находится в центре нашего учения); однако, определив границу, мы как бы вводим третью субстанцию (а иначе, что есть граница? из чего она состоит?), – тогда снова возникает вопрос о взаимодействии поледеней с первыми двумя, для чего необходимо ввести четвертую, пятую и т.д.
Удовлетворительного ответа на подобные возражения пока еще не найдено. Возможно отрицать наличие взаимодействия как такового и предложить вместо него концепцию синхроничности, предустановленной гармонии и т.п. (обе субстанции «слепы», ни одна из них не «знает» о наличии другой, «процессы» – кавычки теперь необходимы! – направляются некоторой внесубстанциональной инстанцией, синхронизируются, как пара часов, уставленных на правильное время), но, во-первых, подобный подход ни коим образом не сочетается с духом, целями и содержанием нашего учения и, во-вторых, если хорошенько призадуматься, сам по себе содержит логические противоречия!..
Следует признать, что вышеприведенные рассуждения безусловно указывают на некоторую слабость нашего учения, но ни коим образом не доказывают его (недоказуемую) ошибочность. К тому же они недоступны «простому смертному»!
Можно ли из этого заключить, что нам не удастся привлечь на нашу сторону разумных существ хоть сколько-нибудь искушенных в премудростях логики и метафизики? Не следует спешить с утвердительным ответом! Мы бы ни капельки не удивились, обнаружив, что многие из них примкнули к нашим рядам, полностью осознавая определенную проблематичность нашего учения,– из каких-либо меркантильных соображений, из духа противоречия, поддавшись иррациональным веяниям Нового Времени, или – просто по глупости! Впрочем, даже если этого не произойдет, такие люди составляют незначительное (и не всегда уважаемое и понимаемое) меньшинство, их потерю можно считать несущественной!.. Дуализм (в данном случае: констатация двух основных субстанций), – идея древняя, мусолившаяся на протяжении многих поколений и еретиками и ортодоксами, – в каком-то смысле привычная навязшая в зубах, и не способная спровоцировать слишком сильное сопротивление. К тому же, мы несомненно запутаем следы, назвав действительность не «дуальной», а, предположим, «бикамерной» (тогда – в каких учебниках прикажете искать возражения?..)
…Нас могут, конечно, упрекнуть и в том, что мы не изобрели ничего нового: все наши домыслы известны с незапамятных времен… В данном случае, нам следует подписаться под этим обвинением, превратив его в точку опоры: да, нам открылось лишь то, что было всегда смутно известно, но частично забыто. Этот факт делает нашу «компиляцию» гораздо более правдоподобной! Далее, желательно воспользоваться уже существующими цитатами и аргументами «демонстрирующими», что новых идей вообще не бывает: вся мудрость давно уже высказана… ну, скажем, стариком Сократом! А в другой традиции, к примеру, – Соломоном!»

«Каким образом возникло разделение всего сущего на две сферы? В чем его смысл? Какие разумные существа населяют «бикамерную» вселенную?
Эти вопросы следует считать совершенно безобидными: спрашиватель в данном случае не подвергает сомнению основы Учения, а всего лишь интересуется деталями; его позиция конструктивна!.. Даже если внешне он преисполнен туманного недоверия, желчного скептицизма или праздного интереса, можно предположить, что в глубине души он все-таки склоняется к принятию нашей ереси…
Ответы не должны быть слишком громоздкими или слишком глубокомысленными, но – обязательно! – изящными! К учению следует приложить хорошо разработанную космогонию, космологию и т.д., схемы, которые желательно почерпнуть из уже существующих источников: Платона, Вед, Гесиода и проч. Нам, якобы, открылось лишь то, что было известно с незапамятных времен и даже задокументировано! Мы нисколечко не боимся превратить нашу ересь в жалкую разновидность теизма или деизма…»

«Являются ли животные пограничным явлением?.. Если собака выполняет команду «Лежать!», происходит ли процесс перетекания энергии между сферами?» Правильный ответ: «Нет, поскольку собака выполняет команду, не понимая ее смысла…» Т.е. «Лежать!» не становится для нее ментальным объектом: инструкция так и остается в мире физических явлений (а именно, – звуковых колебаний): никакого пересечения границы не происходит… Итак, животные (неразумные существа) не являются пограничным явлением.
Такой ответ, однако, может оказаться крайне непопулярным. Многие любители домашних животных наивно полагают, что их питомцы способны думать, понимать, делать логические выводы, делить, умножать и даже философствовать… Сколько упреков со стороны «животнолюбов» выпало на долю Декарта (чьими идеями, между прочим, удобрено в обилии и наше учение) за то, что он отказал зверюшкам в душе и сравнивал их с механическими устройствами!.. Переубедить их нет ни малейшей возможности, нет и необходимости!
Отвечая на вопрос о животных, следует принять во внимание веяния Нового Времени!.. Можно, например, объявить пограничными явлениями кошек и собак, но отказать в этом статусе крысам, хорькам и енотам… Одним словом, следует найти такой (пусть даже неправильный) ответ, который не умалит популярности нашей ереси… Ничтожное противоречие не может повредить учению, которое и без того основано на сущей абракадабре!»

«Могут ли «разумные существа», не способные (или не желающие) понять логику эксперимента инструкция-действие, стать последователями нашего учения?.. Какие рассуждения убедят их в правильности нашего пути?
Самый простой вариант – предложить такому «существу» закрыть глаза и почувствовать, что через него перетекает некий поток, некая энергия… «Все равно перетекает, желаете ли вы того или нет! Ведь вы чувствительный человек и способны ощутить то, что некоторым, увы, не доступно! Ощутили – правда же?!» – навряд ли «разумное существо» сможет противостоять внушению солидного просветителя…»

5. Нужды населения

Время удивлений прошло…
Бес не удивился нисколечко, когда утром следующего дня к нему пожаловал сосед сверху. «Ага, – подумал он, – соседушка, Бергамотик, ночь не спал! Кажется, до него, начинает доходить. Торжествуй, старый Бес! Торжествуй!..»
Визитер тоже не удивился, увидев вчерашнего калеку, передвигающегося, как ни в чем не бывало, на своих двоих… «Ходишь?!» – спросил Бергамот злобновато. Бес, прибывавший с утра в неплохом расположении духа, сделал вид, что не услышал колкости: жестом пригласил гостя в «спаленку» и усадил на «кроватку»
– Ну, соседушка, с чем пожаловал? Формула, наверно, не ясна?..
– Нет… Формулу еще не смотрел. Просто хочу задать один процедуральный вопрос. Можно?
– Какой такой вопрос?
– Интересно было бы узнать, что такое полдуши?
– Хм… Самому интересно. Признаться, я еще никогда не подписывал человека на половинку! Посмотрим, что скажут инстанции свыше…
– А после смерти – что? Половина вечных страданий?
– Что-то в этом роде… Вопрос, безусловно, – религиозно-теологический, а ты, кажется, в загробную жизнь не очень-то веришь; на Основах Божественных Наук, кажется, скучал и рисовал чертиков… Тебе-то какая разница, доктор Фауст?
– Никакой, – ответил Бергамот без особой уверенности. – Просто так спрашиваю. Можно сказать, праздно интересуюсь!
– Ах, да, совсем забыл, ты ведь естествоиспытатель! Натуралист. Экспериментатор.
– Угу!.. Экспериментики ставлю над силами Зла…
– Ну, что, – утолил жажду знаний?
– Спасибо. Утолил сполна… и даже переутолил…
– Вот и славно! Ступай!
Бергамот встал, обиженно вышел…
«Торжествуй, старый Бес, торжествуй! Тут тебе и полдуши и такая полновесная сатисфакция… Великолепнейший улов!
А чего мне торжествовать?! У меня и так – хорошее настроение!..
Ну, тогда злорадствуй: все-таки полномочный представитель сил Зла, сотрудник такого-то ранга, такого-то легиона!»

Нет, «жажду знаний» он не утолил: за утренним визитом последовал сумбурный, смятенный день. Впрочем, бесплодным его никак не назовешь: после скромной попытки подготовиться к предстоящей лекции Бергамот – неожиданно для самого себя – принялся за полы: вымыл их (впервые за последние два месяца)… Тут же наследил… Вымыл снова, прошелся сухой тряпкой. Посмахивал залежавшуюся пыль (правда, не везде), попробовал отскрести ванную и раковину от желтого налета и починить сломанный стул… Подложил под свою разваливающуюся «кроватку» стопку ненужных книжек, побежал на почту отправлять письмо… Не отправил: почта снова оказалась закрыта… За сим последовал поход в за покупками, ранний обед в какой-то забегаловке, тщетная попытка вздремнуть. Продолжая в том же духе, ему удалось скоротать время аж до восьми часов вечера!..
Наконец, он снова постучался к Бесу – в полной уверенности, что теперь представитель сил Зла проявит свою зловредную сущность…
Каково же было его удивление, когда дверь бесовых апартаментов распахнула какая-то незнакомая девица: тощая, долговязая, в короткой юбке и блузке с дерзким вырезом, – прическа перекручена, скособочена, на крыльях носа сверкали металлические бляхи… Она оглядела Бергамота насмешливо-враждебно и подбоченилась, ожидая объяснений…
– Мне к господину Бессеру… – выговорил гость, забыв поздороваться и представиться. Девица поморщилась, ответила неприятным, визгливым голоском:
– Ха! К Бесу! А надо-то что?
– Ничего. У меня… одно дело… Вопрос…
– Ха! У меня тоже дело. У всех дело. Лучше приходи через неделю! – за этой фразой напрашивался хлопок двери; Бергамот пугливо отшатнулся назад. Нет, почему-то не захлопнула!..
– Чего дергаешься? Боишься? Поди, не съем тебя! – неуклюжим обезьяним движением она поправила сползшую на плечо бретельку лифчика и повторила строго. – Через неделю! Слышь?
– Я должен сегодня. Мне срочно!..
– Ха! Всем срочно! – она показала пальцем себе за спину; непрошеный гость заметил, наконец, что в квартире копошатся какие-то люди: дымят, хохочут, брякают на кухне посудой…
– Ты что, ждать будешь? Уходить или ждать?.. Лучше уходить!
– Мне срочно, – упрямо повторил Бергамот.
– Срочно? Ну, раз не охота уходить – давай, становись в хвост! Будешь последним в очереди… Эй, ты слышишь?
– Да…
Она повернулась и негодующе зашагала на кухню… Ишь ты!.. Бес, вздорный старикан, приглашает к себе публичных женщин, поручает им охранять свой порог!.. Глядя ей в спину, Бергамот еще раз отметил, насколько эта барышня тощая и нескладная. В детстве ее, несомненно, дразнили дылдой, жирафихой, или обезьяной. Вот и додразнились: девица примкнула к воинству Зла!
Прихожая была пуста; он оказался в одиночестве перед закрытой дверью бесовой «спаленки».
Господи, что же там такое происходит? Зачем стоит вся эта очередь?.. С битком набитой кухни доносились оживленные голоса: мужские – ржали, гнусавили, басили; женские – дребезжали, повизгивали, постанывали от смеха, употребляли самые произвольные выражения…
Ага, это, кажется, прием населения… в резиденции сил Зла вербуют подданных царства тьмы: идет интенсивная вербовка, целые толпы приносят свои души на заклание… Да уж, от клиентов, видно, отбоя нет, так что принимают их без особого почета, выстраивают в очередь на тесной кухоньке… на иных – натравливают ужасного Цербера, оставляют в прихожей, где пол беспорядочно заставлен зловонной обувью, вешалка, облеплена толстым слоем разномастной одежды, – повернуться негде, дышать нечем, наступить некуда, сесть некуда… (разве что в бесову каталку, которою выставили из спальни в прихожую) только силы Зла способны отправить несчастного грешника в это душное, полутемное чистилище!
Усевшись в каталку, Бергамот невольно стал препятствием на пути в уборную: посетители, люди весьма уголовного вида, пахнущие табаком и перегаром, протискивались мимо, наступая ему на ноги, грубо задевая коленями – оставляли дверь туалета приоткрытой, справляли нужду, нисколечко не стесняясь звуков и запахов… – эти мужики с усами, как моржовые клыки, бритыми черепами и шеями в гирляндах позолоченных безделушек… эти всклокоченные, босоногие женщины в застиранных балахонах!..

Очередь, слава Богу, двигалась достаточно быстро. «Обслуженные» посетители то и дело покидали спальню, обувались, упершись в каталку задом; нависая над Бергамотом, тянулись к вешалке, грубо выдергивали свою одежду у него из-за спины; хлопали входной дверью, так, что он подпрыгивал и хватался за уши… Гогот на кухне редел, ему на смену приходила возня. Кто-то принялся мыть посуду…
Около полуночи на пороге спальни появился представитель сил Зла в синем спортивном костюме и последний визитер, казавшийся рядом с Бесом высокорослым детиной – изрядно помятый типчик с мощным брюшком, рвущемся из бежевой жилетки, чахлой растительностью на подбородке, и круглым, бестолковым лицом. Сладкая парочка!
– Знакомься, это мой сосед сверху, доктор Бергамот…
– Доктор Бер-га-мот?.. – повторил детина озадаченно.
– Именно он! – подтвердил Бес с таким умилением, будто научил младенца новому слову. – Видно, снова пришел терзать меня своими метафизическими вопросами!
Детина, наконец, что-то сообразил и заговорил быстро, безудержно, с забавным присвистом: «Ага! Здрасте, доктор Богумот! А я, стало быть, Мизоль… – он протянул незваному гостю свою лапищу, – Что такое метафизические вопросы я пока еще не знаю, но безумно хочу узнать… Вы обязательно должны мне объяснить! Но, конечно, не сейчас! Сейчас не надо! Не обижайтесь: сейчас я срочно убегаю!!»
Бергамоту пришлось пообещать Мизолю бесплатный урок метафизики: иначе бы тот не отстал. Расточая шепелявые слова благодарности, детина начал обуваться: сунул ногу в ботинок с завязанными шнурками, придавил задник и принялся возить подошвой по полу, пытаясь протолкнуть пятку…
С кухни вышла долговязая девица-Цербер с консервной банкой, наполненной до краев окурками. Бес продолжил церемонию знакомства: «А это мой сосед, доктор Бергамот, снова пришел испить моей кровушки…» – гость вскочил и замер, лихорадочно соображая: подавать ей руку или нет. Она повернулась к каталке и состроила удивительную гримаску – ее губы свернулись трубочкой, поспешно распрямились, расправились, растянулись и вместе с щеками уползли куда-то вверх. На самом деле это была приветливая улыбка, троекратно усиленная почтением к белым халатам («барышня» приняла Бергамота за старорежимного лекаря, повелителя пиявок). «А это Марта, помогает мне по хозяйству… причем, заметьте, добровольно!» – та смущенно закивала и, не снимая гримаску, доложила вместо приветствия: «…А кухня уже готова!» – «Продолжай, Мартышка, продолжай… Не стой в проходе: тут и так тесно!»
Она отправилась в туалет, вытряхнула пепельницу, вернулась оттуда с тряпкой и принялась вытирать пол у Мизоля под ногами. «Куда лезешь, куда? – возмутился детина. – Сейчас я уйду, вот и навытираешься! Посторонись наконец!» – он грубовато оттолкнул помощницу, она огрызнулась по-кошачьи. Мизоль присел на корточки, со стоном натянул задник на пятку…
– Ну, маэстро, я, стало быть, поскакал…
Бес кивнул.
– А вы, стало быть, за меня похлопочите?
– Похлопочу… Несомненно.
– А то – странное дело… На надувательство даже смахивает…
– Похлопочу… Ступай…
– А то – странное дело…
Наконец, представителю сил Зла удалось выставить Мизоля за порог… Некоторое время они созерцали, как Марта-Мартышка возится с тряпкой. Бес глядел на доброволицу с нескрываемым умилением, чуть ли не с гордостью.

«Ну, добро пожаловать, доктор Фауст, проходи… Или хочешь, чтобы теперь – я тебя закатил со всеми причитающимися почестями?» Бергамот послушно встал с каталки и последовал за Бесом в комнату.
Этот разговор он тоже начал с колкости:
– А силы-то Зла, как я погляжу, тоже почитают добровольческий труд. В этом смысле, чем вы, собственно, отличаетесь от сил добра?..
Бес промолчал, сочтя вопрос риторическим (хотя и интересным с теологической точки зрения). Бергамот не унимался:
– …Я только не пойму, на что рассчитывает в данном случае доброволец? На теплое место в аду?
Представитель сил Зла выразительно пожал плечами и сдвинул брови вверх:
– Я и сам ума не приложу. Люди существа странные: однажды ко мне явился один молодой человек и предложил забрать его душу за просто так, без всякой награды – ни в этой жизни, ни в загробной! Зачем ему это надобно не объяснял; подозреваю, что хотел насолить своим родителям. Или учителям…
– И вы, конечно, всем адом набросились на его несчастную душу?
– Зачем же?! Отправили юнца домой.
– Как?! Неужто пожалели дурачка?
– Набрасываться на душу не спортивно!
– Ничего себе спорт! Но тогда – почему вы не отправите домой и доброволицу Марту? Она ведь тоже – возится тут только сдуру. Ни за что ведь ее не отправите!
Бес поморщился: ну, вот снова начинается схоластика, и нет этому ни конца ни края! Он поспешил сменить тему разговора:
– Хе, думай что хочешь, а Марте ты определенно понравился… Такое бывает не часто…
– Понравился?! Знаешь, как она меня встретила!
– Что, по-церберски? Ну, извини, – бывает! Наверно, твоя докторская физиономия показалась ей подозрительной… Люди твоего круга душами обычно не разбрасываются (хоть и не верят ни в Бога, ни в Дьявола), – в мои апартаменты, стало быть, наведываются не часто…
– Настоящая ведьма! Наверно, сбежала из ада… Ты что же, сватать ее мне собираешься?!
«Бергамотик, Бергамотик, как же тяжко!.. – подумал Бес. – С тобою – только ангелу дело иметь… и только такому, у которого ангельское терпение…»
– …Интересно, зачем ты все-таки пожаловал, – преодолел мартышкины препоны, да еще дожидался парочку часов в каталке? Хочешь мне сосватать оставшиеся полдуши?
– Нет, хочу спросить кое-что.
– Неужели!? Кажется, я уже знаю. Ладно, спрашивай.
– Полдуши или целая – ведь это все равно?
– В каком смысле?
– Ну, скажем, с этической точки зрения… Человек я конченный – не так ли?
– Ты улыбаешься? Не поверил еще?
– Нет… Увы…
– О! Крепкий агностик! Но, отчего же «увы»?..
– Убедившись, что с душою покончено, я бы мог, наконец, успокоиться, пуститься во все тяжкие…
– Ага, я так и знал! Тебе охота блудить и воровать?
Бергамот, следует отметить, думал о гораздо более прозаических вещах: назначить встречу и не явиться, опоздать на важное собрание, зачитать чью-нибудь книгу, не сослаться в статье на первоисточник; в крайнем случае – взять деньги в долг и не отдать вовремя, даже не объяснив кредитору причину задержки (но – в конце концов – все-таки отдать: любому греху есть предел!).
– Наверно, охота… Думаю, что в этом смысле я… ничуть не хуже других!
– Что же тебе мешает следовать своим сокровенным желаниям?
– Душа… Теперь уже полдуши.
– Да, как же у тебя хватает наглости утверждать, что ты не веришь?!. – воскликнул Бес с неподдельным удивлением.
– Потому, что не верю! И не поверю!.. И сам не знаю, зачем к тебе пришел! Если тебе угодно, называй этот орган (наверно, – какой-то узел нервной системы, центр мозга, производящий благочестивые мысли, тревоги и хлопоты) бессмертной душой, – я не против!.. Но только должен тебе сказать: ты дурак, уважаемый Бес. Самый настоящий дурак! Получил за свою драгоценную тетрадочку половинку рудимента и атавизма!.. А мне-то что? Я уж как-нибудь обойдусь и второй половинкой! А, если охота, – бери и ее. Задаром!
– Нет, – сказал Бес. – Задаром – это незаконно. И неспортивно…

***

Бес был не прочь поболтать на сон грядущий, но только без страстей и без нападок. Хорошо, что страсти постепенно улеглись.
– Кто эти люди? – спросил Бергамот, – Твои клиенты?
– Хм. Клиенты? Моя паства.
– Ты что-то путаешь: паства – это у священнослужителей: тех, кто посвятил себя Богу, а не Дьяволу.
– А ты, наверно, думаешь, что слуги Дьявола не нуждается в наставлении? Что их не гложут сомнения, не одолевают страхи и тревоги? Ты вот и сам зачем-то явился!
– Забавно. И чем же ты можешь их утешить?
– Утешение только одно: дискредитация вечного блаженства. В аду, говорю, есть, конечно, свои недостатки, но нету места мрачнее рая!.. Если ты отшельник, затворник, человеконенавистник, тогда, конечно, в раю твое законное место! А, если ты по природе своей человек общительный, деятельный, любишь спорт, развлечения и приключения, – держись от него подальше… ведь там ты рискуешь зачахнуть от скуки, тоски и одиночества. Кто удостаивается рая? Истинный праведник (и то не всяк!), то есть индивид, посвятивший всю свою жизнь созерцанию, богоугодным поступкам, благочестивым разговорам, воздержанию, ритуальной чистоте. И что же теперь, после смерти, он составит тебе компанию? Будет гулять, кутить, веселиться, играть в карты, пить пиво? Что-то на него не похоже! Короче, нечего завидовать обитателям рая!.. Нет, не потому, что зависть – это грех, а потому, что глупо завидовать участи глупцов! Ведь если бы рай был не один, то этот, несомненно, называли бы раем для дураков. Не даром он пуст…
– Это правда?
– Что правда?
– То, что ты им говоришь?
– Нет, это – ложь, как и любое утешение! Но фактическая сторона, кажется, соблюдена: насколько мне известно, рай действительно пуст! Этим, собственно и объясняется нынешний упадок сил Зла…
– Но как же так?! Если рай пуст, то в аду, наверно, тесно – какой же это упадок?!
– Упадок! Самый настоящий! Да, действительно, люди в подавляющем большинстве попадают в ад: попадают туда посредством автоматической справедливости, без вмешательства слуг Сатаны, – можно сказать, что дело поставлено на конвейер…
– Но чем же вы тогда занимаетесь?!
– Вот! В том-то и дело! Занимаемся тем же, чем и всегда – состязаемся с силами Добра, боремся за души обреченных…
– Но ведь ты говоришь, что эти самые обреченные уже обречены, что они уже навеки ваши, и что все происходит само собой – на автоматизме. Тогда зачем борьба?! Кому это нужно?
– В том-то и дело! Сотни тысяч легионов (из которых процентов девяносто – я подозреваю – существуют только на бумаге) делают свое черное и совершенно бессмысленное дело. Ну, и действуют они соответственно: лениво, нехотя, из-под палки, можно сказать, – по инерции: без былого энтузиазма, без особой смекалки и сноровки. Без смысла чахнут даже самые свирепые демоны!
– Но неужели не существует ни одного разумного существа, способного прекратить этот фарс: упразднить силы Зла за ненадобностью?
Бес нервно пожал плечами… Вдруг он закашлялся и громко высморкался: кажется, была задета какая-то чувствительная струнка. Его ответ показался Бергамоту необычно путанным:
– На этот вопрос обычно отвечают так: силы Зла еще пригодятся: как только человечество воспрянет духом борьба за души неминуемо возобновится. Имеется ввиду настоящая борьба! А покамест силам Зла не дозволено бездействовать, они обязаны сохранять форму. Добра без Зла не существует… и т.д. и т.д. – слышал когда-нибудь эту песню? Черти и адский огонь необходимы для сохранения вселенской экологии… Но никто никогда тебе не скажет, что этого разумного существа просто не существует в природе – такое даже в голове не укладывается!
– Не бойся, у меня укладывается! Но я так и не понял, увы: неужели некому распустить вашу рать?!. Ни Богу ни Дьяволу…
– Тише, Бергамот! Уймись! Богохульствовать следует в страхе и трепете!.. Так вот: когда автоматическая справедливость восторжествовала мы, сатанисты, начали хиреть, вырождаться. Вспомни хотя бы хромого господина! Да, того самого… Вот тебе типичный чертик наших дней, демон по кличке Фартик… Это ли не упадок?!
Бергамот тут же понял, о ком идет речь.

6. Подобное подобным

Фартик был малопривлекательным, унылым существом – сутуловатым, прилизанным, с хорошо развитой мускулатурой, смуглой и чахлой кожей, отвратительными оспинами на лице. Оказавшись в обществе людей, он прятался за матовыми стеклами огромных темных очков. Его непропорционально большая голова походила на грушу: казалось, что оглобли держатся на надувных, резиновых щеках… Он слыл большим знатоком ядов и зелий, все свое свободное время проводил в подвальном помещении среди кипящих котлов. Коллеги посмеивались над ним: этот умник занимается по сути женским делом!..
Когда Фартик с кем-нибудь разговаривал, – тихо, тихо, без каких-либо интонаций, без единого телодвижения, смакуя мельчайшие детали, тщательно пережевывая и отрыгивая неинтересные подробности, – собеседнику становилось не до смеха: очень скоро он начинал чувствовать, что из него по капельке высасывают жизнь. Этому умнику было бы впору распространять смертельные болезни и хандру; возможно, именно этим он раньше и занимался, но последние несколько десятилетий унылый демон занимал должность научного консультанта легиона. Именно на него была возложена странная задача вплетения бесовой ереси в естественнонаучный контекст…
Фартику эта затея отнюдь не понравилась (и не только потому, что пришлось оторваться от любимой стряпни), но взялся он за дело с обычным прилежанием. Он выписал из ночного опуса ключевые слова: «фильтры», «энергия», «поток», «коэффициент преломления», «емкость»… после некоторых колебаний – добавил к списку и «темперамент». Итак, искать предстояло где-то на стыке физики, биологии и психологии.

…Почти целый год унылый демон набирался уму-разуму, скитался по университетам, изучал естественные науки. Чем лучше он в них разбирался, тем более бессмысленной казалось ему бесова затея: это учение слишком абстрактно и ненаучно, чтобы вплести его в какой-либо серьезный контекст…
Он ошибался… Недостающее звено в виде понятия «конституция» (а также прилагающийся к нему кандидат на роль главного идеолога) были обнаружены на неком междисциплинарном семинаре, мероприятии предназначенном для обсуждения любых – пусть даже ненаучных… пусть даже откровенно антинаучных, но жизненно важных – вопросов с целью выявления новой парадигмы…

***

Организаторы семинара полагали, что новая парадигма, на которую науке суждено переключиться в ближайшем будущем, должна (вернее, обречена!) вобрать в себя многие разделы современного оккультизма и, следовательно, выявлять ее должно не только при помощи научно-филосовских изысканий, но и в плодотворных спорах с колдунами, гадалками и целителями.
Мероприятие было забавным, интересным, но в высшей степени несерьезным. Доктор Бергамот посещал его, оправдываясь тем, что ходит полюбоваться на забавных, колоритных, хотя простых и малообразованных людей, чья наивная вера в чудеса не может не вызвать снисходительной улыбки…
Впрочем, со снисходительной улыбкой у него было туго: он никогда не упускал возможности поймать «простого» докладчика на неточности или логической ошибке – поглумиться над его «наивностью», поехидничать, позлорадствовать… Он смутно понимал, что поступает недостойно, к тому же – глупо, нелепо… что вовсе не отстаивает в споре истину, а – под благовидным предлогом – отыгрывается на этой «нечистой силе» за совою несостоявшуюся карьеру ученого… Самое ужасное, что сам он их… – немножко побаивался. Если докладчик производил впечатление человека твердого, сильного, способного за себя постоять, Бергамот ни за что не переступал границы хорошего тона, зато – позволял себе ожесточенные схватки с полоумными ведьмами, одержимыми ведунами: слишком уж они походили на безмозглых школьных учителей…

…Однажды он признал в одном из докладчиков своего бывшего учителя, профессора Ананке, которому в незапамятные времена будущий естественник сдавал какой-то противный экзамен… по основам чего-то… или началам… или принципам… (Господи, кому это было нужно?!.)
«Ишь ты, старик еще жив!.. – подумал доктор Бергамот без особого умиления. – А лет-то ему, должно быть, уже совсем не мало…»
Это наблюдение требовало небольшой поправки: во многих отношениях Ананке действительно был еще жив и не лишился с годами своих амбиций и вздорного академического характера. Он, как и прежде, передвигался быстрым и нервным шагом, все так же взбегал по университетским лестницам, тараня головой воздух, производя локтями резкие, негодующие движения, будто отмахивался от кого-то невидимого и коварного, способного воспрепятствовать его восхождению. Он делал еще зарядку: по-прежнему – в шесть утра, и исписывал по крайней мере четыре страницы в день (правило, установленное в молодые годы, когда Ананке собирался стать великим писателем)… Он числился в факультетских списках, ежедневно захаживал в свой кабинет (оставленный за ним до конца дней – из уважения к его былому гению), и даже упоминался изредка в современных статьях…
…При всем при том стареющий профессор влачил в последние годы блеклое, неопределенное существование призрака: он больше не допускался до преподавания, не читал юбилейных лекций, не публиковался ни в научных ни в популярных журналах, не получал приглашения на серьезные мероприятия и не имел на своей кафедре никаких полномочий. Среди коллег помоложе (особенно среди тех, кто претендовал на его место) Ананке слыл выжившим из ума маразматиком, не желающим уступать свои позиции… Коллеги постарше были менее категоричны, но и они слышать не хотели, что именно сейчас, на склоне своих лет, профессор разработал совершенно новую форму философствования, негативизм, – метод, призванный затмить все, что он «нафилософствовал» в свои молодые и зрелые годы («…Тем более – всю продукцию этой зловонной кафедры!»). Ему не давали сунуться ни на один солидный семинар или озвучить свои идеи в приличном обществе (хотя бы университетском кафетерии)…
Ананке не сдавался. Он был готов на все… и даже принял приглашение организаторов междисциплинарного семинара, радовавшихся каждому профессорскому имени в списках докладчиков – согласился выступить перед самым несолидным сборищем, оказаться на старости лет в одной упряжке с колдунами и целителями… Он и не заметил, что сам чрезвычайно похож на завсегдатая этого мероприятия, – на одну из разновидностей ветерана науки в мятой старомодной одежде, очках с массивной роговой оправой и грязных (даже в самую хорошую погоду) ботинках, – дряхлый и одновременно энергичный, не утративший своей былой въедливости, но не спсобный побороть старческую сонливость – чихающий, кашляющий, клюющий носом, скрипящий перьевой ручкой, остервенело пишущий в блокнотике, добавляющий к каждому выступлению что-нибудь непонятное, бессмысленное или заведомо неверное. Ему подобные всегда заполняли первые ряды аудитории…

***

«…Для своего метода познания я выбрал название «негативизм». Негативизмом называется тысяча и одно понятие, – почему же я выбрал именно его и настаиваю на нем! Дело в том, что мой негативизм неразрывно связан с позитивизмом, который, сами понимаете, не уже не переименуешь! Негативизм ни в коем случае не является его противоположностью, но приходится ему дополнением или, если вам угодно, завершением; можно сказать, что мой метод доделывает за ним очень важную работу.
По моему убеждению в обязанности философа-реалиста входят два основных пункта: первое – доказывать бытие существующих вещей; второе – опровергать бытие несуществующих. Позитивизм успешно справляется с первой задачей, для второго необходим дополнительный метод познания.
Казалось бы, существование некоторого понятия можно опровергнуть, показав, что оно нелогично, недопустимо, недоказуемо, противоречит общеизвестным истинам, но давайте вспомним тот простой факт, что, несмотря на все усилия позитивистов, несуществующие вещи продолжают интересовать людей, являться к ним как призраки в ночи, толкать их на неразумные действия, то есть, – продолжают вести себя точно так же как существующие! Подумайте, сколько дурных поступков нам удалось бы предотвратить, доказав – с такой же степенью очевидности и наглядности, с какой мы доказываем теорему Пифагора, – что зло нереально и злодеяние, стало быть, есть ни что иное как контрадикция! Итак, небытие – не в меньшей степени чем бытие! – нуждается в убедительной демонстрации: захламлявшиеся веками Авгиевы конюшни ожидают своего Геркулеса!
Каким же образом можно продемонстрировать небытие? Не заложено ли внутреннее противоречие в самом этом посыле? Принимая во внимание отсутствие надлежащей подготовки у здесь присутствующих, я вынужден оставить последний вопрос без ответа, а на первый ответить кратко, опустив все сопутствующие рассуждения: основная характеристика бытия – чем бы таковое ни было – его способность проявляться! Если мы докажем, что некая вещь не способна проявиться, то немедленно продемонстрируем ее небытие, ее нереальность, – что и является нашей целью!
Это была всего лишь вводная часть, самое общее и поверхностное ознакомление с моими идеями. Теперь же предлагаю опробовать негативизм на доказательстве нереальности зла.
Мы не будем заниматься рассмотрением сущности зла и искать в этой концепции внутренние противоречия. Мы не будем исследовать зло на вкус и на цвет, измерять его при помощи измерительных приборов. Нет, мы не позитивисты, мы начнем с того, что постараемся определить, каким же образом и при каких условиях зло (чем бы оно ни было) проявляется на самом базисном уровне…
Итак, как же мы узнаем о том, что с нами произошло что-то нехорошее? В первую очередь по болевым ощущениям. Во вторую очередь – тоже по болевым ощущениям, если это понятие обобщить: добавить к нему и душевную боль, всякие страхи и обиды, чувство вины, и так далее… Для ясности мы будем называть обобщенную боль просто отрицательными эмоциями.
Могут ли отрицательные эмоции возникать не вследствие вмешательства зла, а по каким-либо другим причинам?.. Да! (Таков будет ответ любого разумного существа.) Ни одно разумное существо не сможет отрицать, что иногда мы в каком-то заслуживаем своей участи: сами, так сказать, подставили палец под молоток, сами с провоцировали справедливое возмездие. Если бы в мире все происходило в рамках «механической справедливости» никакое зло не имело бы ни малейшей возможности проявиться! Выходит, что зло не выносит детерминизма.
Впрочем, детерминизм не обязательно должен быть жестким, механическим, – можно допустить и некоторую долю гибкости бытия. Мы не знаем точно, на какую цифру попадет шарик, брошенный на рулеточное колесо; мы знаем точно, что он никуда не денется: попадет на единичку, двойку, тройку и тому подобное!
Давайте убедимся в том, что миром эмоций управляет гибкий детерминизм. Это утверждение легче всего сформулировать простенькой формулой Е+=Е–. Символом Е+ я обозначаю суммарную интенсивность положительных эмоций за определенный период времени; Е- – это тоже суммарная интенсивность эмоций, за тот же самый период, но – вы наверно догадываетесь – отрицательных… Разумеется, речь идет всего лишь о гипотетических величинах: в нашем мире нет не малейшей возможности загнать эмоции в угол при помощи измерительных приборов. Но примите это уравнение, как параболу; давайте поговорим о той форме бытия, при которой данное соотношение удалось установить точно – с такой же степенью достоверности, с которой в нашем космосе установлен закон тяготения… Это – своего рода утопия, конструкция нереальная, но очень полезная для нашего изыскания: между нею и реальностью пролегает лишь одно плохенькое уравнение, которое, кстати, можно переписать в виде Е+ – Е– = 0, где 0 обозначает состояние равновесия боли и наслаждения.
Итак, если такое равновесие существует, может ли зло проявиться на длительных промежутках времени? Нет, не может! И что же это означает? Что зло не имеет вечной природы? Такое зло видится мне очень странным. Грозное зло, непобедимое зло… и это – все, на что оно способно?!. – всего лишь легонько качнуть маятник соотношения эмоций, сместить равновесие в сторону Е–?! Какое бессмысленное, бесполезное занятие! Мы ведь знаем, что баланс очень скоро восстановится за счет притока Е+…
Это и есть тот самый эмоциональный детерминизм, исключающий, как мы увидим, реальность зла; в нашем доказательстве не хватает всего лишь нескольких шагов…»

Кто-то неожиданно проснулся и обнаружил, что на доске творится что-то неладное…
– Простите, профессор, – раздался негодующий голос из заднего ряда, – а откуда взялось ваше «плохенькое уравнение»?..
Ананке был немало раздосадован этим выпадом: все шло так тихо и гладко, и вдруг – какой-то наглец смеет ему препятствовать, требует вернуться назад! Он поднял на нарушителя спокойствия свои размытые линзами глаза и попросил его представиться, объяснить «кто такой, с какого факультета пожаловал»?
– Я так и полагал, доктор Бергамот, что у естественников возникнут трудности с пониманием… Дефицит фантазии может оказаться существенным препятствием…
Бергамот взметнулся:
– Да, где уж нам, естественникам!.. Чтоб и до нас дошло, вам следовало предварить вашу чудесную формулу каким-нибудь заклинанием: «это понятно на уровне интуиции…», «это есть простой эмпирический факт…», или хотя бы «ясно как божий день, что…», а так – ничего не ясно!.. Кстати, вы уверены, что не ошиблись где-нибудь? Может там должен быть плюс, а не минус?
– Но ведь я же сказал, что формула не настоящая! Это метафора, неужто не понимаете? Я же предупредил, что говорю о мире, где выполняется простой закон соотношения эмоций, где нереальность зла доказуема… Такова моя техника: я рассматриваю некоторые важные свойства вымышленного бытия и переношу их в нашу действительность…
– А почему вы тогда не рассматриваете и другие варианты: Е-плюс меньше чем Е-минус, или наоборот – больше?..
– Потому, что эти миры никакого отношения к нашей форме бытия не имеют! Вы понимаете?!
– А, если, вдруг окажется, что выполняется одно из неравенств? Если кто-нибудь наглядно это докажет, признаете ли вы свою ошибку или будете искать другую метафору?
– Нет, вы просто надо мной издеваетесь! Я же сказал, что Е-плюс и Е-минус величины гипотетические, измерить их невозможно!
– А если кто-нибудь возьмет, да измерит?!
– Нет, вы не понимаете, о чем вы говорите! Можно ли измерить, скажем, интенсивность опьянения и следующего за ним похмелья? – по залу прокатился одобрительный смешок: эта хранившаяся про запас метафора, понравилась публике гораздо больше «параболы», заключенной в «плохенькой» математической формуле. – Кстати, вот вам еще один пример баланса Е-плюс и Е-минус – добавил философ нравоучительно.
– Какого баланса?! Да, на каком основании?!.– выкрикнул Бергамот, задыхаясь от досады. Овладев своим голосом, он выговорил: «Неизмеримых величин не бывает! Насколько мне известно, задача веселье-похмелье полностью решена – теми самыми естественниками, которых вы так призираете… Важную роль, оказывается, играют градусы, сахар, пряности, прочие добавки и примеси – все это можно каким-то образом измерить, разложить на элементы, описать как химические вещества… Далее, у каждого человека есть конституция, которая тоже выражается некоторыми константами… Константы рассчитываются при помощи каких-то хитрых тестов – они же определяют индивидуальную реакцию на алкоголь… В каждом конкретном случае наука может с достаточной степенью точности предсказать последовательность субъективных состояний, сопутствующих как веселью, так и похмелью!..» – «Вы опять ничегошеньки не поняли!..» – завывал профессор Ананке. – «Между прочим, вычисления однозначно показывают, что иногда веселья больше чем похмелья, но как правило – наоборот!..» Последнее утверждение основывалось на личном опыте…

…Нелепая дискуссия продолжалась минут двадцать. Закончилась она, как и положено, ничем (разве что взаимной обидой) – была задушена недовольными вздохами ветеранов науки… но имела неприятное последствие. После семинара к Бергамоту подошел какой-то странный, хромоногий тип со столь неподходящим для данного собрания телосложением атлета и принялся расспрашивать его о решении задачи веселье-похмелье… Что такое конституция? Какие константы ее выражают? Какие тесты используются для вычисления констант? Попросил назвать первоисточники, журналы, статьи, книги…
Эти вопросы немало смутили Бергамота: факты, касающиеся изысканий в области веселье-похмелье были им придуманы в запале спора – лишь для того, чтобы уязвить обнаглевшего профессора… Он ответил уклончиво: психофизиология – не совсем его область. Он слышал лишь краешком уха о каких-то революционных открытиях… Прилипчивый незнакомец не отставал, взял растерявшегося Бергамота за рукав, и, прихрамывая, куда-то повел… Рукав был для Бергамота самым уязвимым местом, жутким напоминанием о цепком захвате ненавистной учительницы, унизительном путешествии по коридорам в кабинет директора… Он очнулся за столиком ближайшего кафетерия; незнакомец уже заказывал напитки.
Бергамот наотрез отказался от пива… «Тогда коньячка», – предложил Фартик. После некоторых препирательств они сошлись на кофе с пирожным…
«И все-таки, – не унимался хромой, – что вы об этом слышали. Где вы слышали. От кого. Где искать материалы по расчету конституций. Это очень важно, поймите. Так уж получилось, что сегодня мне приходится заниматься именно этим…» – в его речи не было ни одного знака препинания. Хватило лишь нескольких фраз, чтобы Бергамот схватился за виски.

7. В поисках главного героя

Во время перебранки ученые спорщики небрежно распыляли довольно интересные мысли; прилежный демон, не брезгуя, подбирал их с пола, записывал, заучивал, компоновал, покуда его не осенило… Что может быть более естественнонаучным чем константы, вычисляемые при помощи хитрых тестов?! Константы, которые позволяют в совокупности с начальными условиями точно определить последовательность субъективных состояний?!. Субъективные состояния относятся к области ментального, но детерминируются внешними условиями и конституцией (то есть состоянием материи) – пересечение границы налицо! А все туманные характеристики агента-проводника (сопротивление резистора, плотность фильтра, коэффициент преломления и проч.) можно собрать в едином (не менее туманном, но все-таки научном) понятии «конституция»?!.
Из нервных, невнятных ответов доктора Бергамота следовало, что никакого решения задачи веселье-похмелье (а, может, и самой задачи) не существует: никому (кроме этого дерзкого умника!) до сих пор и в голову не пришло, что конституцию следует измерять. Ну, и что?! Дело поправимое! Можно воспользоваться наследием уважаемого профессора Ананке: этими самыми интенсивностями: Е-плюс и Е-минус! Но только конституция будет не одна (иначе все равны: один человек не более совершенен чем другой), поэтому следует допустить и случаи неравенства: Е+Е-, Е+Е. Почему бы не принять разность Е+ – Е– за основополагающую конституционную константу?.. Почему бы не назвать новое учение «Теорией множественных конституций»?
Об антропогенной науке Фартик был не очень высокого мнения, считал ее дурацким занятием, предрассудком, чепухой, бредом обреченного человечества! (Это тебе не яды и зелья!) Для создания полновесной теории силам Зла не понадобится более двух-трех месяцев…
Но только – кто возьмется за легализацию этой самой теории? Тут возникает трудность: она должна «прийти в голову» кому-нибудь из существующих ученных? Кому? Может быть, профессору Ананке?.. Может, самому доктору Бергамоту? Ведь он в каком-то смысле является основоположником учения… К тому же, доказав, что интенсивности эмоций измеряются и вычисляются, а соотношения у различных людей выходят разными, он нанесет смертельный удар учению о нереальности зла!

Через несколько дней консультант снова поймал Бергамота в университетском коридоре и затащил его в кафетерий… Там безызвестный ученый получил от имени некоего анонимного миллионера ошеломительное предложение.
Ему предлагалось исследовать проблему эмоционального детерминизма, обобщить решение задачи веселье-похмелье на любые субъективные состояния… «Закон соотношения эмоций, – произнес хромой своим змеиным полушепотом, – одна из самых волнующих загадок человеческой природы. Вы можете ее разгадать… Нам известно что, вы, как никто другой, близки к ее разгадке. Вам будут предоставлены неограниченные ресурсы, идеальные условия, помощь лучших специалистов…»
Бергамот пообещал хромому хорошенько подумать над его предложением… – но лишь затем, чтобы побыстрее от него отделаться. «Долго ли?» – спросил Фартик. «Понятия не имею, но только – не стойте у меня на душой! Не надо меня выслеживать, ловить на переменах!… Надумаю – сам вам позвоню… Оставьте свою визитную карточку!» Фартик, конечно, понял, что этот неудачник – в самой неудачной форме – отказывается от судьбоносного предложения… Странно! Чего это он испугался?
…Бергамот и не сомневался, что его пытаются втянуть в какую-то опасную аферу. В качестве ответа на вопрос «Зачем миллионеру нужен закон соотношения эмоций?» он получил самую банальную историю про миллионерскую дочь, которая, якобы, страдает какой-то фатальной меланхолией – ради нее папаша готов на все, даже вкладывать деньги в абстрактную науку, в исследование эмоционального устройства человека… Что может быть глупее?! Еще спасибо, что не предложили на ней жениться!..

***

Фартик решил заглянуть к профессору Ананке…
Зная о вздорном характере старика, он рассчитывал на весьма недружелюбный прием, яростное сопротивление, тотальное отрицание реальности и серьезности предложения… Ох уж это злобное, ядовитое существо! Жаль, что нельзя сразу взять его за жабры – заставить испить универсального элексирчика, ведь хватило бы лишь ничтожной капли, чтобы привести в чувства даже самого зловредного материалиста, вернуть ему на целые сутки радость жизни и остроту ощущений! Без элексирчика, впрочем, все равно не обойтись: в своем нынешнем состоянии полоумный профессор ни малейшей ценности не представлял! Придется ему полностью переродиться: от прежнего Ананке не останется ничего кроме имени.
…Увидев на пороге своей квартиры унылого, хромающего атлета, ядовитое существо – прогнозам вопреки – показало все признаки страха и крайней растерянности, будто признало в названном госте настоящего демона… Оно пригласило научного консультанта в гостиную; начало, пришаркивая, суетиться: приготовило чай, разложило на столе угощение, достало бутылку дорогого вина…
Услышав историю про миллионерскую дочь, Ананке неожиданно расплакался. Наивный Фартик принялся его утешать: не все, мол, потеряно; бедной девушке можно еще помочь!.. «Нет, не это, – забормотал вздорный старик сквозь слезы, – Как же так?! Где же вы были раньше?! Я ждал вас почти тридцать лет!»

«…А не боишься, что когда-нибудь явится к тебе Сатана, как Христос к апостолу Павлу, и спросит: “Савел! Савел! Что ты гонишь меня?”» – пошутил когда-то профессор Бессер, его падший коллега. Шутка, конечо, касалась титанических усилий профессора Ананке доказать, нереальность зла… Шутка шуткой, а он никогда не исключал такой возможности и даже было время, когда об этом он мечтал. Он точно знал, что ответит Сатане: «…Ладно, сдаюсь, отрекаюсь от нереальности зла! Только требую выполнить мое единственное желание: отомстить одному мужчине и вернуть мне одну женщину!»
Потом, лет через десять, он бы потребовал отомстить женщине и не трогать мужчину, который и так уже получил по заслугам. Удивительно, как ему удалось продержаться с этой особой целое десятилетие… ведь именно она считала обыкновенную пыль проявлением зла, пыль под шкафом – не обычного зла, а вселенского! А если ты забыл убрать со стола, выбросить вовремя мусор, запереть на ночь дверь, – чем ты лучше этого демона?! И все-таки – Ананке был готов окунуться с головой в ее домашний ад, ад чистоты и порядка; нести на себе тяжелый крест генеральных уборок, бесконечных упреков, ежедневных скандалов! Но она оказалась изощреннее и коварнее, чем он ожидал: она лишила его возможности себя разлюбить, не позволила вкусить прелестей совместной жизни! Ушла к другому, к его сопернику. Злодейка! Разрушила жизнь –и победителю, и ему, и себе самой!
Где она? Умерла. Захлебнулась своей злобой, догорела в аду! Кому теперь мстить?
Профессор Ананке рыдал как обиженный ребенок.
В последние годы он начинал задумываться о смерти. Если зло реально… если душа бессмертна… вечность не сулит ничего хорошего! Вечные страдания! Какой банальный, предсказуемый конец!

Фартик уже спускался по лестнице. Нет, этого старика не удастся привести в чувства, никакой эликсир не поможет! Зачем прощаться?.. Странное, необъяснимое явление: эликсир не действует на мужчин, которые спосбны плакать, – все его действие уходит в слезы!
Да уж, провессор Ананке, – удивил так удивил! Фартик был уверен, что перед ним пустая оболчка, заводная кукла. Может, это – тот редкий случай, описанный в магических книгах, когда человека замариновали его собственные страсти!
…Представления Фартика о людях были весьма поверхностными. Человек устроен так, что его жизненная сила иссякает задолго до его биологического конца: после совершеннолетия она стремительно идет на убыль… к тридцати внутри не остается ничего кроме трухи. Человек продолжает существовать на полном автоматизме: его желания и потребности давно уже истощились – он только думает, что желает и вожделеет; его страдания и удовольствия стали призраками, – существуют лишь в его воображении. Может, и есть исключения, но кого интересуют исключения?! Унылый демон не имел ни малейшего намерения уточнять или пересматривать свои взгляды (в этом смысле он ничем не отличался от человека с промытыми мозгами!)
Доктора Бергамота он тоже всерьез не воспринимал, его сопротивление считал досадным препятствием, в котором нет ничего личного: этакий каметь пергородивший русло ручья! Значит, надо попробовать подобраться с другой стороны!..
Очень скоро доктору Бергамоту пришлось пожалеть о своем отказе.

***

Всего за каких-то полгода проблему соотношения эмоций удалось сформулировать строгим научным языком. Задача получила широкое признание, сделалась интересной, перспективной и модной. Философы говорили о психофизиологическом эквиваленте человеческой природы, о практических следствиях и этических импликациях конституционального подхода. Слова «плюс-конституция», «минус-конституция», «конституционные константы», «закон соотношения эмоций» были у всех на устах… Солидные лаборатории брались за исследования в области эмоционального детерминизма и получали на это щедрые субсидии… Теоретики – под всеобщие аплодисменты – разрабатывали прочные математические основы.
…Незадолго до встречи с Бесом Бергамот не выдержал и позвонил по телефону, значащемуся на визитной карточке научного консультанта. Оказалась, что линия отсоединена… что и следовало доказать! Такие предложения бывают всего лишь раз…. Если, конечно, бывают вообще. Эх, надо было рискнуть!

8. Мизоль и машина желаний

Визиты Бергамота к Бесу сделались регулярными…
Бергамотик, бедняга, перенес тяжелую операцию, потерял собственность на собственный – как он это назвал? – рудимент, атавизм, нервный узел (вернее – на его половину); не удивительно, что теперь он мучается, не находит себе места… Ему, Бесу, тоже, помнится, не удавалось сохранять безучастность стоика, особенно – в первые месяцы! Если бы он только не засиживался до позднего часа! Если бы понимал вежливые немеки – когда хозяин громко зевает, косится на часы, заглядывает зачем-то в шкаф! А он не унимается – продолжает расстреливать вопросами!
Ничего, скоро привыкнет. А ему, неформальному идеологу, все равно пока что заниматься нечем – только ждать момента, когда «главный» соизволит ознакомиться с собственной ересью! Это надо же такое придумать: Бергамот-богоборец – во главе учения, призванного отвлечь человека от поисков смысла и полностью посвятить себя бессмыслице!
Нет, он конечно не такой уж дурак, но и умным– навряд его ли назовешь… Злобный зануда, обидчивый, однообразный, – противно дребезжит на одной струне! Впрочем, не так уж он ужасен: бывают и проблески… Способный и прилежный неудачник, достойный всяческого сострадания и сожаления… Да уж, какова ересь – таков и пророк!..
«Мне-то что? Я свое дело сделал – Бергамотика завербовал, тетрадочку вручил! А высоконаучный бред, который там черти понаписали – это уже не мой грех! Кстати, не стоит ли ему отведать греха?! Вдруг Бергамотик воспрянет духом?!»

…Это пожелание как будто дошло до своего адреса: однажды Бергамот смущенно доложил о том, что посетил… «некое игорное заведение»… – «Оказывается, ходил, ходил мимо и даже не замечал, а тут решил заглянуть – ведь началась, можно сказать, новая жизнь»!
Бес крякнул: «Игорное зведение? Откуда ты выкопал это выраженьице? Из классики что ли? Надо же так обозвать обыкновенное казино!» – «…И вдруг меня окликнул… Этот самый… твой клиент в жилетке… Забыл, как его зовут… который ушел тогда последним…» – «Да, разумеется… Старина Мизоль!» – «Какая неподходящая фамилия!.. Звучит музыкально: ми-соль, а принадлежит какому-то шепелявому дураку…» – «Не могу с тобой не согласиться! Видно, фамилии раздаются не на небесах… – одна твоя, например, чего стоит!..»

***

…Пространство меж рулеточных столов кишело разношерстными игроками, кипели малопонятные страсти… Тишина, заряженная побрякиванием шарика, взрывалась всеобщим оханьем – одновременными криками боли и радости…
Мизоль расположился в самом эпицентре страстей, возле рулеточного колеса, и занимал сразу два стула: на одном сидел, развалившись, другой – обнимал за спинку, как верного друга… Сзади на него налегала потная, тучная дамочка, еле державшаяся на ногах, – позабыв о приличиях, она облокачивалась Мизолю на плечи своими грандиозными формами; игроку приходилось отмахиваться от ее кружев и локонов!
– Доктор Богумот или как вас там?! Что, неужели не узнаете?!.
– Ну, предположим, узнаю…
– Чего же вы там стоите, как сирота?! Вот же: место есть! – он указал на захваченный стул. – Ну-ка, садитесь-ка!
«Доктор Богумот», собиравшийся взглянуть на мир азартных игр лишь краешком глаза, без особой охоты протиснулся к столу и подсел к «шепелявому дураку». Мизоль чуть не заключил его в свои объятия: пришлецу удалось вовремя вывернулся и отделаться обычным рукопожатием.
– Вы тут впервые? – спросил Мизоль. – Видно, – впервые, иначе мы бы раньше встретились… Добро пожаловать, приступайте к действию!.. Но послушайтесь совета знатока и завсегдатая: не играйте сразу! Посидите, присмотритесь, никто вас подгонять не станет. А это вам для разминки, чтоб регистрировать выпадающие числа, – и он протянул Бергамоту листок с несколькими таблицами, соответствующими рулеточному столу, – нечто вроде бланка.
– Зачем регистрировать? Я и так знаю, что тут безбожно надувают!
– Надувают? Кто? С чего вы взяли?!
– Скажете, не надувают?
– Нет! Кажется, это – одно из немногих мест, где все более или менее чисто!
– Неужели? Ну, вам виднее… Тогда зачем регистрировать?..
– А как же?! Ставить-то на что? Лично я регистрирую часа уже этак два… – Мизоль помахал своим исписанным бланком… – только сейчас до меня дошло, что у нас сегодня в почете… Можно и играть!
Тут Бергамот понял: бланки эти для тех, кто верит, будто числа выпадают не случайные, кто недеется найти скрытую закономерность…
– Послушайте, – зашептал он Мизолю на ухо. – Вы ошибаетесь!.. Если игра тут честная, то числа выпадают совершенно произвольные и нет никакого закона, никакой тенденции, никакого преимущества одного числа над другим…
– Есть… Конечно, есть… – произнес Мизоль со снисходительной улыбочкой…
– Нет… – взволнованно прошипел Бергамот. – Это иллюзия, поверьте мне… Обычная ошибка человека, непосвященного в теорию вероятности!
– Я бы вам сказал, на что ставить, да боюсь сглазить… У каждого, знаете ли, свое счастье! Вы уж сами его исследуйте, ладно?
– Ставить? Разве я похож на дурака? Закономерность только одна: проигрыш. Банк всегда остается в выигрыше. Ваш выигрыш – случайность, понимаете?.. Так устроена рулетка. Играть бессмысленно и, стало быть, не интересно!
Мизоль пожал плечами; привстал и обильно разбросал по полю свои жетоны…

После нескольких крупных проигрышей он достал новый бланк и принялся «регистрировать».
– Вам еще мало? – спросил Бергамот. – Вы все еще верите, что бывают сегодняшние числа и числа вчерашние?..
– Заткнись, – огрызнулся Мизоль, – Из-за тебя все сместилось – потому, что говоришь по руку! Лучше отсядь! Не искушай меня!
Бергамот, ужасаясь невежеству «шепелявого дурака», продолжал объяснять ему случайные процессы и принцип казино, покуда тот не схватил пришлеца за грудки, встряхнул хорошенько и пообещал оторвать его умную докторскую башку…

***
Бес рассмеялся.
– Типичная академическая глупость: объяснять дураку случайные процессы… Но объяснять их дураку, которому пообещали вечный выигрыш, – глупо вдвойне!..
– Кто пообещал?
– Какой-то анонимный вербовщик! Как ты думаешь, за что наш Мизоль продал свою бессмертную душу?..
– Тогда зачем он записывает числа?
– По старой привычке… Или для пущего азарта…
– Но почему же он тогда не выигрывает?!
– А это уже – вопрос посложнее. Если хочешь, доктор Фауст, могу попробовать дать ответ… да, только – все равно ведь не поверишь!
– Все равно – объясни!..
Бергамот почувствовал какое-то торжественное волнение…

«Видишь ли, доктор Фауст, исполнение всех желаний – мечта каждого дурака; мечта известная, распространенная, но, увы, совсем, совсем несбыточная!.. Что бы там ни писали в стандартном контракте, исполнить все желания всех наших клиентов не может даже сам Господь Бог – особенно те, которые оказываются взаимно-несовместимыми… Например, кто-то хочет всегда выигрывать в азартные игры, а другой, владелец – как ты это назвал? – «игорного заведения», (тоже, предположим, из наших) вовсе не желает лишиться кругленькой суммы – наоборот, хочет, чтобы его клиенты оставались в дураках?!. Что же делать?
Делать тут особенно нечего: интересы должны разминуться, то есть кому-то из двоих придется уступить: например, – игроку: подождать со своим выигрышем или поискать другое казино…
Раньше, в старину, когда наших подопечных можно было пересчитать по пальцам, подобное столкновение желаний случалось крайне редко: желателей одним щелчком разводили в пространстве и во времени. А теперь? Имя им легион! Разведение конфликтующих желаний превратилось в сложнейшую математическую задачу… На пространство силы Зла давно уже плюнули: четыре независимых измерения усложняют ее безмерно… Что же качается времени – тут был изобретен специальный механизм: машина, которая сортирует желания по разным параметрам, автоматически следит за положением дел во вселенной, распознает необходимые для исполнения конфигурации и актуализирует те из них, для которых установлен высокий приоритет…
Эта машина решает задачи, непосильные ни ангелам ни чертям… Да вот только… в последнее время начали поступать жалобы, что эти задачи решаются как-то странно… что, якобы, выполнение самых заветных желаний – без всякой видимой причины – откладывается в долгий ящик… а те, которым суждено сбыться – сбываются случайно: сами собой или силой провидения… Может, это устройство не было рассчитано на такой безумный поток желаний? Может, оно нуждается в починке или настройке? Да только чинить его некому: изобретатель затерялся среди бесчисленных легионов… И жалобы эти ровным счетом ничего не значат: может, конфигурация в мире не та… Или у несбывшихся желаний выходит слишком низкий приоритет… Разобраться, увы, невозможно: никакая математика не поможет!..»
– А статистика?
– Какая еще статистика?
– Самый обыкновенный профилактический эксперимент – берем две группы: одна продает душу дьяволу, вторая, контрольная, не продает – по возможности состоит из агностиков и атеистов, которые к Богу обращаться не станут… (Для забавы можно добавить и третью: тех, которые станут.) Следим за ними в течении нескольких лет, фиксируем исполнения желаний: если окажется, что процент исполнений для обеих – один и тот же, – вот вам и доказательство!
– Браво!.. Такое еще никому не приходило в голову!.. Но даже если нам удастся провести профилактический эксперимент, даже если самые мрачные подозрения оправдаются… – попробуй объяснить это бесчисленным вербовщикам, которые обещают клиентам исполнение всех желаний – без оговорок и ссылок на конфигурации и приоритеты…
– Так нас, стало быть, безбожно надувают?! И в этой жизни и в загробной – одни сплошные страдания?!. Какая мерзость!
– Да уж, доктор Фауст… На то они и есть силы Зла!.. Но тебе-то что? Ты ведь не попросил за свою душу чего-нибудь такого-этакого?! С «этаким» пришлось бы, конечно, ждать конфигурации… а тут – и полдуши сэкономил и получил кое-что! Уверяю тебя, что с законом соотношения эмоций – все чисто! Кстати, в тетрадочку заглянуть не желаешь ли?..
Бергамот помолчал несколько мгновений… И вдруг сказал:
– Бедный Мизоль!.. Теперь я понимаю, на что он жаловался!..
Бес раздраженно остановил его:
– Хватит! Больше ни слова. Если ты действительно ему сочувствуешь – сочувствуй безмолвно. Иди!
– Постойте, маэштро, – сказал Бергамот, подражая произношению «бедного Мизоля», – последний вопрос! А механизм этот – не под твоей ли запрятан каталочкой?
– Что?!
– Под каталочкой!.. Я видел там какое-то ужасное и непонятное устройство.
– О! Бергамот!.. Бергамотик!.. Непоправимый романтик! Эту каталку притащили черти… Говорят, что подобрали ее у прикладбищенского госпиталя… Наверное, стырили у больных. Зачем нужен этот механизм, – мне неведомо… Скорее всего – чтобы ездить побыстрее, преодолевать препятствия… Все! На сегодня хватит!

***

О визите Бергамота в другое, более сомнительное заведение Бес узнал от доброволицы Марты. «Пришел к нам в салон: весь такой в стеснении, чуть ли не дрожит от стыда!.. Посмотрел и сразу бросился бежать; едва успели его перехватить: поймали у самой двери…»

9. Мартышка и нарушитель границы

…Для этого греха Бергамот решил одеться поприличнее: достал из шкафа свой парадный костюм и белую рубашку, даже почистил ботинки. Так и явился: в неношеном пиджаке, синем галстуке и темных очках…
Увидев в салоне Марту, он шарахнулся, сделал несколько прыжков в направлении выхода, но мадам, располагавшаяся у дверей, привычным движением схватила его за рукав, наклонила к себе и прошептала на ухо какое-то заклинание… Затем она отвела обмякшего визитера в уголок и усадила под статуей Венеры напротив «обслуживающего персонала», застывшего в немом приветствии: неживые лица, озаренные готовыми улыбками, голые колени, красная помада, кружева и вырезы платьев… «Чувствуйте себя как дома… – пропела хозяйка, – и позвольте вам представить наших работниц…»
Началась перекличка; каждая при знакомстве оживала, шевелилась, томно стреляла в Бергамота глазами или показывала язычок; Марта – нисколечко не смущаясь знакомого лица, – одарила его своей улыбкой-гримаской!
«Выбор за вами! – резюмировала мадам, – Посидите, присмотритесь. Сейчас вам подадут водички…»
…Минут десять он сидел, собирался с мыслями; его глаза блуждали по дальнему углу салона, панически избегая жадных взглядов, направленных на него с диванов и кресел… Вдруг он привстал, указал на Марту и выговорил срывающимся голосом: «А можно вас?.. Вас… Спросить?..» Его выбор был продиктован не симпатией, не похотью, а какими-то странными представлениями о долге: Бергамот чувствовал, что выбрав другую, он будто бы предаст свою знакомую… а потом не сможет смотреть ей в глаза… А они, между прочим, встречаются иногда в подъезде или на пороге бесовой квартиры.
Мартышка сорвалась с места и с нескрываемой радостью увлекла его за пурпурную занавеску, потащила по бесконечному лабиринту коридоров – в номер…
По дороге Бергамот успел вытащить бумажник; как только за ними захлопнулась дверь, он спросил озабоченно: «Сколько это стоит?» Мартышка назвала цену (немного ниже обычной). Бергамот без видимых колебаний принялся отсчитывать деньги. «Что это вы делаете?! Оплата в конце! Нет, не надо, не надо! Во-первых, господин доктор, вы хороший человек: я лично вас знаю и полностью доверяю (отчего же не доверять?!). Во-вторых, в случае чего – охрана не даст вам уйти. Так что я совершенно спокойна! Не надо, не надо!..» – Бергамот будто и не слышал: трясущимися от волнения руками вручил ей деньги и велел пересчитать. – «Ну, ладно, если вам так хочется… Только нет в этом ни малейшей необходимости!»
Спрятав купюры в сумочку, Марта тут же потянулась к бергамотовскому галстуку. Тот отшатнулся. «Что, стесняешься? Напрасно. Я давно уже ничему не удивляюсь..» – она наивно полагала, что любая стеснительность – следствие какого-нибудь увечья или нарушения. Другой причины быть не может, но и эта в данном случае – недействительна: «Я сама как доктор: перевидала все на свете…»
Его решительность окончательно иссякла… «Сейчас!.. Сейчас!.. Надо сосредоточиться…» Он прошелся по комнате – плюшевой, замшевой, шелковой – заглянул за гардину, посмотрел в окно… «…А времени у нас, межу прочим, не так уж много. В дверь начинают ломиться за десять минут до конца сеанса, чтоб вы успели собраться и убраться…» – она уже скинула блузку, обнажив свою худобу и наготу, – уже спустила юбку до колен и возилась подвязками чулок…
Тут он понял, наконец, что явился не по адресу, забормотал пристыжено: «Нет, сегодня я не смогу… Простите, что морочу вам голову…»
Мартышка искренне возмутилась:
– Как это? Почему? Что значит «не смогу»?
– Как-то… так… просто не хочу…
– Вот дурак!.. Я ведь деньги тебе не отдам! Раньше надо было думать! А теперь я уже разделась! А то – каждый так будет: приходить, смотреть и уходить! Плакали твои денежки…
– Я возврата не требую. Готов доплатить за беспокойство…
– Да, что с тебя взять! – Марта вытряхнула сумочку на кровать, выхватила из возникшей груды женских принадлежностей футляр для очков, туго набитый купюрами…
– Нет, не отдавай, не надо! Я сам виноват!.. Я пошел. Проводи меня, иначе я заблужусь… Нет, подожди… Не надо так сразу, а то увидят, что я слишком быстро ухожу. Не хочу, чтоб подумали… Сколько осталось времени?
– Минут пятнадцать, двадцать… Ты долго сосредотачивался!
– Давай просто посидим, поговорим… Ты можешь одеться.
Марта натянула юбку, но осталась с обнаженной грудью.
Бергамот откашлялся и принялся задавать ей какие-то странные, неприятные вопросы. Где она родилась? Кто ее родители? Живы ли? Знают ли «об этом»? Есть ли у нее еще какая-нибудь… другая профессия? Чем она занималась до? Чем собирается заняться после? Почему оказалась здесь? Как ей это нравится?… Каждый последующий вопрос озадачивал ее еще больше предыдущего… Она отвечала невпопад, в основном – «Не знаю!..» или «Может быть!..» или судорожно дергала вместо ответа острыми голыми плечиками… – отвечала лишь потому, что не имела права отказать клиенту.
Извращенец! С такими труднее всего!.. И вдруг он заявил:
– А теперь я, кажется, могу! Есть еще время?
– Минут пять!
– Теперь я, кажется, могу, – повторил он.
– Не успеем, – сказала Мартышка, но почему-то опять потянулась к его галстуку, другой рукой принялась расстегивать рубашку… неожиданно прильнула к нему своим угловатым тельцем и заплакала… Бергамот снова отшатнулся. «Погоди, давай нормально разденемся…» – принялся развязывать ботинки… Когда он добрался до верхней пуговицы в дверь постучали, – три коротких, четких удара: очень категоричный звук, с ним не поспоришь! «Да, – крикнула Мартышка, – Знаю! Мы уже!.. Не надо больше ломиться!» – и зашептала Бергамоту:
– Быстрее, не все пропало: есть еще целых десть минут и пять украдем… Быстрее!..
– Нет, боюсь, что пропало. Теперь только одеваться да убираться!

Она вывела Бергамота через черный ход; он удивился яркому свету и свежему воздуху; без единой мысли прошел несколько домов и вспомнил вдруг, что забыл в номере галстук… – свой единственный галстук, без которого весь костюм не имел ни малейшего смысла! Он бросился назад и обнаружил, что задняя дверь не заперта! Повезло! Не придется идти через салон и объясняться с мадам (кого благодарить за это чудо?).
Он проник вовнутрь, как вор, как нарушитель границы, и оказался без присмотра в чужом доме! Он мог беспрепятственно блуждать по незнакомым коридорам, красться мимо занавешенных окон, темных ниш, приоткрытых дверей, пустых ваз, плюша и бархата, – прислушиваться и присматриваться к полумраку… Было в этой свободе что-то приятное, волнующее… Странно! Номер нашелся сам собой: бергамотовский галстук валялся на мохнатом ковре, изогнувшись по-змеиному, бросаясь в глаза своей светло синей расцветкой; он подобрал его и засунул в карман…

На обратном пути нарушитель границы все-таки заблудился, после нескольких произвольных поворотов он оказался в совершенно незнакомой местности – в каком-то проходе, где на стенах висели безглазые и беззубые маски… Бергамот заволновался, ускорил шаг, принялся беспорядочно огибать углы… Наконец откуда-то послышались женские голоса – эти звуки вывели его к пурпурной занавеске, отделявшей салон от хитрой коридорной системы…
Через небольшую, рваную дырочку он увидел затуманенную бахромой картину: мощную фигуру мадам, бдительно охраняющую выход, фрагмент статуи Венеры; стеклянный столик в глубине салона, вазочку с восковыми фруктами, босые ступни одной из «работниц», покоящиеся на бархатной подушечке, ее туфли, брошенные на ковер, – все остальное оказалось вне поля зрения, но присутствовало в виде голосов…
Бергамот вслушивался, напрягая свой слух до предела; он надеялся услышать, как «работницы» обсуждают клиентов… Может быть, даже его самого… Должна же Мартышка доложить подругам про очень странного посетителя!.. Женские голоса однако болтали о самых обыкновенных, повседневных вещах: одежде, готовке, лекарствах, развлечениях, покупках. Все отвратительно обыденно! Нет никакой романтики!.. Жаль. Может, в салоне запрещено говорить о работе?..
Расширив дырочку, очистив ее от ниток, он разглядел обладательницу босых ног. Эта особа, прежде показавшаяся ему невероятно соблазнительной дремала, развалившись в кресле, накрыв лицо газетой, почесываясь во сне и отгоняя невидимых насекомых; в этом состоянии она лишилась всякого изящества, стала просто спящей, усталой женщиной загубленной судьбы…
Вдруг хозяйка зашевелилась, подала тайный знак… Голоса мгновенно утихли, спящая девушка сбросила газету, выпрямилась, мигом нацепила улыбку туфли… – в салон вошел пиджак, белая рубашка и узкий светло синий галстук, – вылитый доктор Бергамот…
Бергамот чуть не вскрикнул…
Что за глупость! Этот посетитель явно не новичок: прекрасно знает, что тут нужно делать. Он уверенно здоровается с мадам (та разражается бурей ответных приветствий), проходит в салон и садится там, где следует: под безголовой статуей… Подавальщица тут же приносит ему стакан воды. Он делает несколько задумчивых глотков, ставит стакан на подлокотник, указывает пальцем в глубину комнаты. Жест твердый и точный. Выбор сделан!.. Через несколько мгновений возле него возникает Мартышка; радостно щебеча, поднимает клиента с кресла и увлекает за собой…
Бергамот шарахнулся в соседнюю нишу… Пурпурная занавеска откинулась, парочка с шелестом промелькнула и скрылась во внутренностях «сомнительного заведения»… Снова Бергамоту показалось, что это и есть… он сам – тот же рост, та же одежда, точно такие же волосы и походка. «Так вот, как это выглядит со стороны!..» – прошептал «доктор Фауст», в надежде хоть немного развеять смятение… Не помогло.
Когда шелест и шаги стихли, он вернулся к занавеске и тут же увидел, что мадам снова подает условный знак. Еще один посетитель!.. А если опять он?!. Не дожидаясь нового явления, Бергамот отошел на цыпочках от занавески и поскорее нырнул в коридорный лабиринт.
На сей раз найти выход оказалось не так уж сложно…

«Ну и ну! Какой ужас! – бормочет «доктор Фауст», петляя по улицам. – Черт возьми! Настоящее религиозное переживание!..»
А потом, ближе к дому, его догоняет привычный стыд: за то, что так нерадиво посетил это «сомнительное заведение»… за то, что испугался сущей ерунды…

***

Через несколько дней Бес сообщил Бергамоту:
– Доброволица Марта изъявила желание вычистить твои Авгиевы конюшни…
– Что?!
– Говорит, что готова помогать тебе с уборкой. И вообще – по хозяйству…
Бергамот перепугался: что ей надо? Неужели – хочет теперь, чтобы он на ней женился?
– Передай ей, что, во-первых, никакая помощь мне не нужна…
– Слушай, Бергамотик, чего ты ломаешься?! Ведь это – подарок судьбы. Я знаю, что ты не умеешь принимать подарки… Но ты хотя бы не ври… – хотя бы не ври так нагло… – хотя бы мне, старому Бесу! Я, конечно, никогда у тебя не был, но готов биться об заклад: полы ты моешь не чаще чем раз в полгода!
– Да, это правда… Но она… как бы это сказать…
– Не вызывает у тебя огромной симпатии?
– Как я смогу ее отблагодарить? Мое «спасибо» будет звучать неубедительно… Да, действительно, я терпеть не могу уборку и готовку… Буду платить ей деньги…
– Денег-то у нее предостаточно! Знаешь, чем она занимается? Догадываешься, наверное… (Знай, что многие мужчины не разделяют твой вкус) Какие деньги? Девушка вызвалась тебе помочь! Добрая, заблудшая душа без которой не обходится ни один сюжет о Добре и Зле!
– Это не важно. Я заплачу…
– Опять ты за свое? Лучше оставь ключик… Я передам ей…
– Я сам открою… И предложу деньги… Будем надеяться, что возьмет!

10. Перемирие

От дальнейших попыток совершить какой-нибудь серьезный (по выражению Беса: «классический», «хрестоматийный») грех Бергамот отказался… Послеоперационные боли шли на убыль; ночного сна прибавилось; аппетит возвращался; доза ежедневных волнений, сомнений и метаний приближалась к привычной, терпимой норме… В жизни наступило недолгое затишье, своего рода перемирие.
…Марта приходила раз в неделю, в один из свободных вечеров; приносила от Беса тряпку, ведро, порошки и жидкости для мытья; бралась за работу деловито, поспешно, едва поздоровавшись с хозяином квартиры; доводила его холостяцкую берлогу до изумительного, ничем не оправданного блеска… После каждой уборки Бергамоту приходилось привыкать к новому порядку, настраиваться на идеальную чистоту!
Сперва он старался избегать Мартышкиного общества: во время уборки ускользал из дома или сидел, сгорбившись над книгой, заткнув уши кончиками пальцев, – отрывался лишь для того, чтобы поднять по ее приказу ноги или неловкими, виноватыми фразами проститься с доброволицей, пожелать ей спокойной ночи… Потом, немного привыкнув к чужому человеку в доме, он помогал Мартышке передвигать мебель, поднимать тяжести, забираться на подоконник, позволял себе валяться на кровати в ее присутствии, иногда предлагал ей чай… За чаем возникала ни к чему не обязывающая беседа.
О чем с ней можно было говорить?! Ему доставляло удовольствие поучать и просвещать необразованную Мартышку, которая с детской наивностью ахала над каждым фактиком, каждой (даже самой невзрачной) мыслишкой… Открывать ей, дурочке, школьные, прописные истины – занятие совершенно бессмысленное, но, как ни странно, чем-то приятное… Так почему-то лучше чем одному – в пустой, одинокий вечер…

***

Иногда, в пустой, одинокий вечер, Бес стучался к Бергамоту и приглашал его на прогулку.
Для моциона «Мефистофель» выбирал погоду, граничащую с ненастьем – мелкий моросящий дождик, хлипкую грязь, лужи, кишащие дождевыми червями, мятую траву…
Бергамот спросил однажды: «Почему такая страсть к непогоде? Не потому ли у тебя извращенные предпочтения, что состоишь ты на службе у Сатаны?» Бес ответил в своей лукавой, туманной манере, – то ли в шутку, то ли всерьез: «…Нет, просто сырость подходит мне по темпераменту… Солнце и снежок – явно не подходят, а когда вокруг туман и капает с веток – совсем другое дело!.. Кто-то любит горелую пищу, кто-то обожает копаться в земле, кто-то пожирает специи, от которых во рту разгорается адский огонь. Я уважаю промозглость… Ну, и что тут такого?..»

«…Кстати, все время забываю спросить: как это тебя угораздило с ними связаться… Сам говоришь: организация несолидная – развал, упадок, вырождение. Вселенское правосудие не нуждается в Сатане! Сам Сатана не нуждается в слугах. Вербовщики надувают, желания не сбываются. Как же тебя завербовали? Неужто завлекли обманом, как этого дурачка Мизоля?»
– Бергамотик, неутомимый спрашиватель!.. Ответы на такие вопросы даются… ну, разве что со смертного одра.
– Терпи, Бес, терпи! Я твоя паства…
– Подожди уж немного, хе-хе!..
– Ладно, тогда – другой вопрос…
– …Надеюсь, что на сей раз – безобидный, абстрактно-метафизический?
– Да. С чего начался упадок?
«…О! А почему, скажем, вымерли динозавры или пала Римская Империя?! Узнать не желаешь ли? Не хочешь ли ознакомиться с парочкой ответов? Отвечать – всяк горазд… Кто-то скажет, что Зло, – это утопия, то есть явление туманное, не поддающееся строгому определению, не подлежащее эмпирическому исследованию, не имеющее ни практического применения ни научного обоснования, – и, стало быть, интересует современного человека не больше, чем любая другая утопия… Кто-то считает, что упадок наступил лишь потому, что все сущее – в любом из возможных миров, над которыми господствует ее величество Время, – ветшает, устаревает и рушится: даже Добро и Зло!..
Есть и еще одно объяснение, чуть менее удобоваримое, основанное на смутном придании, – настолько неправдоподобном, что любому мало-мальски разумному существу покажется наивной детской сказочкой… Упадок сил Зла, якобы, начался с того, что человечество лишили возможности проникать с черного хода в рай…
Для кого предназначен парадный ход? Только для избранных – праведников, прошедших самую тщательную проверку, отчитавшихся за каждый шаг, каждый вздох и каждую мысль…. Эти попадают в рай через главные ворота под звуки фанфар. А простые смертные, прожившие свою жалкую жизнь в грехе, темноте и сомнении, услышав строгие вопросы Страшного Суда, в ужасе покидали очередь, брели вдоль ограды, находили черный ход… А там…
Если парадным заведовал Бог-Отец, то черным, видимо, – Бог-Мать: Бог, доведенный до божественной жалости слезами и стенаниями сынов человеческих, сбитый с толку неуместным состраданием, необъективный, путающийся в расчетах: складывающий по ошибке заслуги с прегрешениями, прегрешения с заслугами… В конце концов, кособокие черного хода ворота, осажденные несметными полчищами кающихся грешников, со скрипом открывались… – в рай попадали почти все…
Лишь те не попадали в рай, кто продавал душу Дьяволу. Эти все-таки оказывались в полупустом аду. Голодающим силам Зла приходилось, не покладая рук, охотиться на души человеческие, но скуден был их улов…
В раю же и праведники, и грешники занимались примерно тем же, чем и при жизни… Праведники – самоистязанием, самосозерцанием, благочестивыми разговорами и полезными делами. Грешники – богохульствовали, сквернословили, вздорили с праведниками, непрестанно нарушая торжественную тишину рая…
Кончилось дело тем, что получившие рай по заслугам возроптали и потребовали справедливости… Хоть и были они меньшинством, их твердая воля, целеустремленность, приверженность высоким идеалам в очередной раз одержали победу над вечными сомнениями и метаниями простых смертных, многие из которых – своим интересам вопреки, без особой идеи или причины, – проявили чудовищную непоследовательность, поддержав требования праведников…
Последовала перепроверка заслуг; в результате – значительная часть обитателей райских садов перекочевала в ад; черный вход был заделан, навеки упразднен… – восторжествовала механическая справедливость! И так вот силы Зла, – сотни тысяч легионов чертей, демонов, злых духов, людей-коллаборационистов, – оказались без дела, без предназначения.
С этого, собственно, и начался их упадок…
Ну, что? Как тебе? Верится?»

***

Несколько раз Бес вытаскивал Бергамота на вечеринки, балы, благотворительные концерты и званные обеды…
Какой-то неведомый, давным-давно утерянный устав обязывал силы Зла присутствовать на «больших увеселительных мероприятиях». «Никто уже толком не помнит зачем нужно наше присутствие. Может, для того, чтобы при случае отравить веселье дьявольской выходкой… Черти, например, полагают, что основная цель – совращение женщин. Они являются на балы под видом аристократов, облачившись в нелепые одеянии – чуть ли не в камзолах и при шпагах; неуклюже имитируя старомодные манеры, завоевывают доверие дам из высшего света, после двух-трех несмешных шуточек приглашают их в замок ознакомиться с их развесистым генеалогическим древом, в корнях которого прячутся Габсбурги, Хохештауфены, Романовы и еще Бог знает кто… Впрочем, наши женщины не так глупы, как принято о них думать: лишь немногие следуют за хвастливым чертиком и попадауют вместо графского дворца на сеновал… Самое забавное, что эти существа никакого удовольствия от совращения не получают – только от выполненного долга…
Но мы-то с тобой, Бергамот, никакие не черти и аристократами прикидываться не будем! И коммерсантами – тоже. В крайнем случае – адвокатами. Кстати, как насчет лекаря, доктор Фауст? Или, может, лучше тебе так и остаться естественником!..»

Увидев почти ненадеванный бергамотовский костюм и синий галстук, Бес воскликнул:
– Ого, как вырядился! Когда, признавайся, последний раз ты облачался во все это великолепие? На свадебку, наверное?
– Когда получал докторский диплом… – ответил Бергамот, смущенный тем, что неношенность костюма настолько бросается в глаза…
– Это было до или после?
– Ну, предположим после…
– Опять ты со своими «предположим»!

Сколько Бергамот ни высматривал чертей: гостей, ведущих себя на вопиюще неестественно или несущих на своем челе явные признаки вырождения, – ничего похожего он не обнаружил ни разу!.. Все были красивы, милы, элегантны, – болтали и веселились! Может быть, Бес пошутил?.. Может, Бергамот был недостаточно наблюдателен?..
Что же касается неестественного поведения, то сам он по этому признаку вполне мог сойти за чертика! Он слонялся между столиками, подавальщиками, распорядителями, группками беседующих людей с непочатой рюмкой и пустой тарелкой, – лихорадочно искал, с кем бы заговорить, куда бы пристроиться, где бы спрятаться..
Он так завидовал Бесу, оказавшемуся настоящим светским львом! Тот никогда не скучал – всегда находил, чем заняться: собирал вокруг себя кружок благодарных слушателей, развлекал их забавными историями или просто рассуждениями на свободную тему; усаживался в уголок с какой-нибудь симпатичной дамочкой, переговаривался с ней приглушенным голосом, – веселил ее до слез, чуть ли не щекотал!..
…Однажды на вечеринке Бес взял Бергамота за рукав и сказал: «Пойдем-ка, я тебя кое с кем познакомлю!..»

11. Муза Эмилия

«Кое-кем» оказалась рыжеволосая женщина по имени Эмилия, зрелая дама, видавшая виды, но великолепно сохранившаяся; мужчины обращали на нее внимание даже на вечеринке, кишащей девушками и помоложе и постройнее…
«Кажется, с этой барышней что-то не так!.. – подумал Бес, обратив на нее внимание. – Стоит одна, с пустым бокалом в руке, нервничает, озирается по сторонам, высматривает кого-то. Есть ли в этом что-то необычное?.. Или же – необычное в выражении лица? Усталость. Отвращение. Тоска… Вербовщик мог бы за это с легкостью зацепиться. Я, конечно, больше не вербовщик… но почему бы не приблизиться к этой особе без всякой задней мысли?.. Просто из интереса…»
Он подошел с бутылкой вина и молчаливым взглядом предложил даме наполнить ее бокал… Этот «молчаливый взгляд» был настоящим произведением мимического искусства: выразительно выпученные глаза, брови сдвинутые на лоб, уши отъехавшие на затылок, – она не могла не улыбнуться и не принять невинное предложение… затем – не могла уже уклониться от разговора.

Оказалось, что на вечеринку ее затащила подруга:
– …Затащила на это сборище и бросила: после третьего бокала исчезла как Золушка!
– Какое коварство!
– …Коварство ее дурацкого желудка. Опять ей сделалось нехорошо – от шампанского или от чего-то еще… Я говорила ей: не пей! Это несчастье было так предсказуемо! Предсказуемо было и то, что на вечеринке окажется до смерти скучно… и пошловато к тому же!.. Знала бы – ни за что бы не пошла!..
«Значит, скука, невыносимая скука – вот ты чем больна!» – подумал Бес.
Действительно, очень скоро Эмилия призналась, что жизнь ее ненамного веселее этой вечеринки: муж, работа, дети – омерзительно скучны. Особенно старший сын, – обормот, который ни чем не интересуется, кроме машин и огнестрельного оружия («…Может, возраст у него такой, но – надо и меру знать!») А муж?! Болеет, как подросток, за футбольную команду, верит всему, что написано в газетах… Книжек не читает: говорит, что нету времени… Типичный представитель мужского племени!
Далее огонь перекинулся на присутствующих мужчин. Как ей надоели их вожделеющие взгляды, их чудовищные попытки познакомиться!.. Одно слово му-жи-ки!

– Неужели я не заслуживаю лучшего обращения?!.
Бес кивнул:
– Понимаю… Вы из тех женщин, которые больше всего ценят в мужчинах так называемый внутренний мир и безразличны к деньгам, статусу, внешности…
Не уловив иронии, Эмилия двинулась по ложному следу:
– Да, не отрицаю: в мужчине я ищу ум и благородство! Вы полагаете, что я должна быть попроще, отказаться от своих ценностей?! Вы меня разочаровываете! Я слышу об этом денно и ночно от напыщенных дураков в смокингах!
Бес был и сам немало разочарован, – он рассчитывал в приложении к яркой внешности обнаружить побольше оригинальности, чувства юмора и здравого смысла. «…Дура! Сколько тебе лет? Сорок? Сорок пять? И ты будешь рассказывать про свои ценности? Впрочем, у тебя хватило ума, чтобы выйти замуж за толстокожего человека, который стерпит все – даже твою бесконечную хандру! И любовников, наверняка, выбираешь разумно: может, этих дураков в смокингах, может, каких-нибудь смазливых юнцов, но обязательно тех, которые не посягнут твой семейный уют… Да. они, конечно, неумны, податливы, отвратительно скучны, зато не представляют опасности… Снова и снова ты ищешь «лучшего обращения»; бросаешь одних и ищешь у других – таких же глупцов! Интересно, а как бы тебе понравился наш уважаемый доктор Фауст?.. Ведь со скуки можно проглотить абсолютно все – даже целого Бергамотика. Хочешь умного – вот и получай!»
– …Что вы, что вы! – сказал Бес. – Напротив, я советую вам культивировать эти ценности! Не хотите ли познакомиться с одним интересным, неординарным человеком? Он, можно сказать, совсем из другой оперы… Вон, видите, стоит у колонны…
Разглядев в толпе неприкаянного Бергамота, Эмилия согласилась.
– Да, действительно, – сразу видно, что этот господин не такой, как все!
– …Он не обидит вас ни словом, ни взглядом, ни жестом. И в уме ему никак не откажешь… И в благородстве, если призадуматься, – тоже… Настоящий джентльмен!

***

…Бергамот был очарован Эмилией. Удивительная женщина! Про нее не скажешь, что она молодится, или – моложава… или – второй молодости… или – бальзаковского возраста! Она не старше своих лет и не младше, но выглядит великолепно: к роскошеству форм, виднеющихся в разрезе платья (не слишком дерзком, но достаточном, чтобы отдать им должное), прилагаются пышные рыжие волосы, несравненная улыбка и рост выше среднего… Придирчивый взгляд мог бы, конечно, обнаружить множество изъянов: полноту бедер, складки кожи, морщинки на лице, – но взгляд Бергамота был затуманен: в его глазах любое несовершенство наделяло Эмилию еще большей неповторимостью…
…Узнав о подруге с непредсказуемым желудком, охваченный каким-то неведомым или давным-давно забытым вдохновением, доктор Фауст поведал мистическую историю про одного своего знакомого – хронического неудачника, подкаблучника, вечного козла отпущения. Его всегда унижали, обманывали, использовали, заставляли действовать себе во вред… И вот однажды он оказался на подобной вечеринке… Было он человеком робкого десятка, патологически застенчивым, необщительным: всегда старался избегать многолюдные сборища, от танцев и от выпивки ни малейшего удовольствия не получал; излишне говорить, что на подобное мероприятие ни за что бы не пошел добровольно, а тут – его буквально затащили, причем потребовали, чтобы он реально присутствовал, непрестанно ходил и улыбаться гостям, а не отсиживался, скажем, в туалете… За ним следили…
«Кто заставил? Кто следил?..» – спросила пораженная Эмилия.
Дело в том, что вечеринка проходила у него дома; заправляла ей его ужасная жена… Это она, прекрасно понимая некомпанейскую природу своего супруга, требовала от него стопроцентного присутствия, следила за ним строгими. негодующими взглядами… Если бы он ее ослушался, исчез бы из поля зрения… неизвестно, что бы она выкинула. Эта ведьма была способна на все, даже – притащить его за рукав, наорать при гостях и нахлестать по щекам.
И вдруг ему сделалось нехорошо: желудок проявил себя с на с лучшей стороны… А он, бедняга, – не мог даже присесть… должен был улыбаться… Что же делать? Объясняться с женой, просить у нее разрешение удалиться? Нет, это абсолютно бесполезно: разве она поверит, что муж и вправду мучается, а не пытается улизнуть с вечеринки?!.
Мучался, мучался, – стало ему совсем невмоготу… Тогда бедняга решил на минутку куда-нибудь спрятаться, переждать внутреннее землетрясение – авось, никто не заметит!.. Скользнул по-воровски за портьеру и уселся на подоконник… А в занавеске – маленькая дырочка… И он в эту дырочку подглядывает, следит за своей женой.
Вдруг – видит, что по залу ходит некто, безумно на него похожий: такой же галстук, такой же пиджак, такая же внешность (хотя, в дырочку, конечно, плохо видно!), такой же нелюдимый и стеснительный: скитается по залу со страдальческой улыбкой…
Он перепугался! Чуть в обморок не упал…
О том, чтобы вылезти из-за портьеры, не могло быть и речи: какой выйдет конфуз, если он предстанет перед гостями сразу в двух экземплярах?! Провел на подоконнике часа, наверно, два, пока гости не начали расходиться. Двойник наконец-то исчез: может быть, пошел их провожать. Самое удивительные, что ни жена ни гости его отсутствия не заметили… Все остались очень, очень довольны… Супруга даже похвалила его за старания…

Бес слушал и морщился: «Полнейшая чертовщина! Как хорошо, Бергамотик, что ты не подался в литераторы, схоронил свой несравненный талант!..»
Эмилия слушала с явным интересом: ей и в голову не приходило, что сказание было сложено специально для нее… Она попросила плеснуть в ее бокал еще немного вина…
– Да, я уже где-то слышала, что у каждого человека есть двойник. И что этого двойника можно позвать на помощь. А иногда он является сам по себе – без приглашения. И происходит это в минуту слабости или испуга…
– Но, может быть, все это ошибка… – произнес Бергамот с многозначительным видом. – Может, простое совпадение. Или обман.
– Вы только не подумайте, что доктор Бергамот верит во всякую чертовщину! – произнес Бес с издевкой.
– Нет, почему же? Очень даже может быть… Я вот где-то читала, что у одной души бывает несколько тел, которые выглядят совсем одинаково, поскольку выражают ту же сущность… Явление редкое, но возможное. Душа живет своей жизнью – в вечности, а они представляют ее на земле, но не имеют к ней прямого отношения… Вы вот говорите, что ваш знакомый был вечным козлом отпущения? То же самое я читала про двойников: они, а не душа, отвечают за все грехи, попадают в ад или в рай. А душа присоединяется к этому… как его?
Несколько мгновений Эмилия выуживала из памяти забытое слово; ей попадался всякий мусор: «абстинент, алеут, институт, атрибут…»
– Абсолют, – подсказал Бес.
– Точно, точно! Именно так: двойник отправляется в ад, а душа присоединяется к Абсолюту… Одним словом, – в вашей историиесть множество уровней, смыслов и символов.
– Может быть… Но, за что купил, за то и продаю! – сказал Бергамот. Он весь светился от счастья.
Эмилия тоже была довольна… Действительно, – умный, интеллигентный, образованный, близкий по духу человек. Нет, в любовники он, конечно, не годится: хоть внешность и не очень важна, но надо и меру знать!.. А для того, чтобы иногда поговорить, развеять скуку, этот господин явно подойдет… Кажется, человек он спокойный, сдержанный: если что – скандалы устраивать не будет…
После недолгих колебаний, она дала Бергамоту свой рабочий телефон…
– Это в цветочном магазине. Я там работаю. Временно… Собираюсь устроиться в книжном или арт-галерее… Я бы, конечно, предпочла не работать, а учиться… – философии или живописи… Или, например, магии, волшебству… Нет, не потому, что это нынче модно, а потому, что очень интересно!.. Увы, финансовое положение не позволяет!

12. Двойник

…Для следующей встречи был выбран очень не дешевой ресторан. Там Бергамот скормил Эмилии еще одну историю про «некоего знакомого». «Некий знакомый» был теперь по сути его двойником: спасителем, козлом отпущения, alter ego, на чей счет он постепенно переводил свою реальную и воображаемую судьбу.
Однажды тот возвращался домой и обнаружил у своего подъезда застрявшую инвалидную коляску, в которой сидел какой-то неприятный тип…
«Неприятный тип», калека, попросил бергамотовского знакомого закатить его на третий этаж… Коляска оказалась совершенно неподъемной: у нее не оказалось даже ручек! Честно попробовав совершить этот подвиг, он пришел в полнейшее отчаяние и отказался выполнить наглую просьбу, сославшись на противопоказания врачей… «А вы не боитесь, что действительно накликаете?» – зловеще спросил калека. Знакомый не верил ни в какие в чудеса, – в порчу или проклятие; эти угрозы немало его разозлили. Без особых опасений он оставил калеку в подъезде, поднялся к себе домой, на четвертый этаж, приготовил ужин, посмотрел телевизор и отправился спать…
Утром, по дороге на работу, он обнаружил коляску на том же месте… Инвалид снова попросил закатить его наверх… Теперь, после ночи, он говорил еле слышно и выглядел так, будто находится на грани!.. Знакомый почувствовал кое-какие угрызения совести, но… не мог же он отказаться от своего предлога: подобное благородство – так утверждал он вчера – может дорого ему обойтись. И ведь действительно – может!.. Поэтому он ничего не ответил, молча прошел мимо…
…А вечером – возвращается со службы и снова – каталка в подъезде; калека – то ли спит, то ли потерял сознание, или, может, уже помер… «Хотите я позову кого-нибудь на помощь? – предложил знакомый. – Друзей, родственников, близких… К кому обратиться?» Тот не ответил…
Ночью улицу огласили сирены скорой помощи… Калеку увезли в морг…
Прошло всего лишь несколько недель и «знакомый» заболел какой-то ужасной, непонятной болезнью… Врачи не смогли ему помочь: очень скоро он и сам оказался в инвалидной коляске…

Бергамот с удовлетворением отметил, что история не оставила слушательницу равнодушной… Теперь необходимо вывести хоть какую-нибудь мораль.
– А с чего все началось? – произнес он, многозначительно подняв указательный палец вверх… – Наш герой всего лишь выскочил на минутку из дома, собирался отправить письмо. Так вот никогда и не угадаешь, чем может кончится даже самое невинное предприятие!
– А что же такого было в этом письме?.. – спросила растроганная Эмилия (опять она устремилась по ложному следу).
– Что было? Не знаю… Впрочем, вы будете смеяться: копия свидетельства о браке… Оно зачем-то понадобилось его бывшей жене…
– Они разведены?
– Уже года два…
– Может, она хотела копию свидетельства о разводе…
– Ах, его бывшая жена – самый непредсказуемый человек на свете… От нее всего можно ожидать!
– Может, все это подстроила она…
– Нет… Зачем же?!
– Да откуда вы знаете?! Лично я уверенна, что это – ее рук дело! Сами же сказали «От нее все можно ожидать!»
– Я имел ввиду: любое чудачество…
После недолгих препирательств ему пришлось согласиться…

Заглянув в счет и увидев кругленькую сумму, Бергамот обрадовался… Дама несомненно захочет заплатить половину, а он, как истинный джентльмен, ей не позволит: «Да вы не беспокойтесь, тут всего столько-то…» – и она обомлеет от удивления и благодарности…
Он ошибся: денег Эмилия не предложила, во сколько обошелся ужин – не поинтересовалась, и даже выразила некоторое недовольство обслуживанием… Перед расставанием она записала бергамотовский телефон, пообещала позвонить ему в ближайшее время…
Тот принял это обещание за серьезное достижение. Значит, он ей нравится! Значит, он ей нужен!

***

Для следующей встречи Бергамот приготовил еще одну историю – на этот раз про «одного коллегу», молодого, блестящего ученного… Некий миллионер, пожелавший остаться инкогнито, предложил ему заниматься частным образом проблемой соотношения эмоций, для чего готов был предоставить неограниченные средства и самую современную лабораторию… Ему объяснили, что дочь анонимного покровителя страдает от меланхолии и срочно нуждается в лекарстве! Тот, конечно, заподозрил неладное, но все-таки поддался соблазну… А потом оказалось, что его наняли какие-то злоумышленники – использовали результаты исследований во вред человечеству… Ученного судили и отправили в тюрьму, правда не надолго…

Чего-то тут не хватает?.. Тайны? Загадки? Морали? Похоже на газетную заметку, где места для многозначительно поднятого пальца… Можно, конечно, подчеркнуть дьявольскую природу миллионерского посланника – его хромоту, скелетоподобную худобу… Но хватит ли у Бергамота литературных способностей для таких неуловимых нюансов? Что скажет Эмилия? Не заподозрит ли его в сочинительстве или даже в плагиате?!.
К счастью, у Бергамота была возможность опробовать историю на Марте, подвернувшейся ему под руку в минуту вдохновения.
«Ну, что? – спросил он, рассказав свою сказочку. – Похоже на правду?»
Она пожала плечами и вернулась к уборке…
Бергамот заметил, что Мартышка еле сдерживает слезы и принял это за положительную оценку. На самом деле она почти и не слушала… Она сразу почувствовала, что с доктором Бергамотом происходит что-то неладное, что эта сказка возникла не на пустом месте и предназначена, видно, не для нее… Наверное, для какой-то другой женщины…
Зря он старался – Эмилия так и не позвонила… но случилось нечто вполне достойное бергамотовской сказки: несчастная Мартышка поняла наконец, что ее угораздило влюбиться в это странное существо, извращенца, вечного неудачника…

***

Эмилия действительно собиралась позвонить, но прошло всего лишь несколько дней и течение унесло ее далеко-далеко – туда, откуда Бергамот казался ей не очень реальным, случайным, чужим, не имеющим к ней ни малейшего отношения, даже немного подозрительным…
А, если ему позвонить, – не примет ли он это за проявление заинтересованности, не захочет ли немыслимой близости? А, будучи отвергнутым, не начнет ли мстить? Не станет ли ее выслеживать, подкарауливать, преследовать, оскорблять?.. Не подстроит ли какую-нибудь гадость: сбросит на голову цветочный горшок, напишет мужу анонимное письмо, устроит сцену в общественном месте, повадится звонить в неурочные часы… С виду он, конечно, безобидный, но одному ведь Богу известно, на что способен этот тихоня, если с ним хорошенечко объясниться!
Через две недели у нее на работе раздался телефонный звонок. Бергамот попросил Эмилию. Такую возможность она почему-то не предвидела, – перепугалась и принялась лихорадочно извиняться:
– Я не забыла вас, – честное слово! Я собиралась позвонить!.. Но сначала – ни минуты свободного времени, а потом – потерялась записная книжка…
Бергамот, собиравшийся навсегда с ней попрощаться, ответил, что он на нее не в обиде… все прекрасно понимает и никаких претензий не имеет… Тут он добавил своему намерению вопреки:
– Я всего лишь хотел узнать: когда мы, наконец, сможем встретиться?..
– Не знаю… На этой неделе, конечно, не получится… А потом… Я должна подумать… Ситуация немного изменилась: свободных вечеров стало меньше. Муж попал в больницу. Сына выгоняют из школы… Алё? – она умолкла и услышала его недоброе молчание. Наконец механически-спокойный голос ответил:
– Понял… Спасибо за откровенность…
– Нет, вы все не так поняли! Мне очень интересно и приятно с вами общаться, но… Прошло много, много времени и кое-что изменилось… Я действительно сейчас не могу… В этом нет ничего личного и обижаться тут совершенно не на что. Моя ситуация немного нестабильна. Но я всего лишь говорю вам: не сейчас!
– А когда? – спросил Бергамот, оживая.
– Не знаю… Я позвоню вам.
– Спасибо… – снова произнес механический голос.
– Очень скоро… Честное слово… А сейчас – прошу прощения, я должна работать… Обязательно созвонимся…
Бергамот не попрощался, положил трубку… А ведь звонил он затем, чтобы попрощаться навсегда… Действительно, надо попрощаться, поблагодарить за все хорошее. Он тут же перенабрал, но ответа не последовало…

Бергамота захлестнул бесконечный поток кровавой и очень примитивной чертовщины. В своем воображении он расправлялся с Эмилией и так и этак: бросал с десятого этажа на асфальт, укладывал под каток, отверзал у нее под ногами колодец, натравливал на нее нищету и страшные болезни, которые лишали музу человеческого облика… муж и дети боялись приблизиться к ее смертному одру, и только он – холодно созерцал ее страшную кончину.
Потом Бергамот тоже стал появляться в собственных фантазиях… Он делал себя богатым и знаменитым, а ее – лишил и мужа, и детей, и друзей, и близких. Брошенная в беде, муза Эмилия явилась к нему, и просила на коленях прощения… «Эмилия? Хм… Ах, да, та самая Эмилия! Встаньте немедленно с колен! Как поживает ваша несчастная подруга?..» Прощение было ей гарантированно: «Все в порядке, нет никаких претензий! Почему вы подумали, что я… слишком уж огорчился?» Воодушевленная первоначальным успехом, она выдвигала следующую просьбу: умоляла спасти ее от нищеты и одиночества, к тому же – одолжить денег на покрытие растраты в цветочном магазине. Он тут же отказывался – спокойно, высокомерно, равнодушно. Зачем ей помогать? «Ах, все давно уже позади. Нет, жизнь не остановилась…»
Она снова просит прощения. Он прощает. Она снова просит спасти ее. Он отказывает. И так далее… До бесконечности…
Но только… – как стать богатым и знаменитым, чтобы к тебе с подобными делами являлись нищие музы?! Тут-то он и вспомнил про бесову тетрадочку…

13. «Плюсы» и «минусы»

На первой странице тетрадочки, поперек клетчатого листа, красовался заголовок:
Трактат о множественных конституциях
(набросок Великого Учения)
Профессор Бессер никогда бы не позволил себе такое патетическое название… Великое Учение – это то, что вышло из его ереси, отданной на усыновление демонам, – то, что «черти понаписали в тетрадочке»!..
Человек, разумное существо, находится на границе материального и ментального – через него проходит невидимый фронт, поток энергии, переживаемый им как «последовательность эмоциональных состояний»… Конец света наступит только тогда, когда материальная сфера полностью истощится, лишится своих ресурсов… Такой исход считается желанным и неизбежным – отождествляется с тотальным торжеством разума.
Соотношение интенсивностей эмоций, – простое арифметическое выражение: Е+ – Е– , – является для длительных интервалов времени индивидуальной константой и определяется конституцией (т.е. «дается при рождении, хотя в некоторых исключительных случаях может быть изменена даже в зрелом возрасте при помощи специальных упражнений»)… Знак разности определяет направление потока…
«Правильным» знаком является плюс: ведь именно перетекание от материального к ментальному способствует «обогащению вечности»… Конституция, которая порождает правильный знак, называется плюс-конституцией. Человек, с подобным «оснащением» – счастливчик, который живет полноценной, интересной, насыщенной жизнью, всецело полагаясь (и не без оснований) на свою счастливую звезду, не придаваясь бесплодным размышлениям о высоких материях, о жизни после смерти… Обладатель «неправильной» минус-конституции (Е+ – Е– 0) вовлечен в «нежелательный» процесс, удаляющий желанный и неизбежный исход: его следует считать «должником вечности»… Не мудрено, что подобный индивид на протяжении всей своей жизни ощущает «скудность бытия» – дефицит смысла, любви, средств существования, и даже самых элементарных удовольствий… Он как бы наказан за свое деструктивное естество: ему не улыбается удача, не является муза; его удел – одиночество (даже при наличии друзей и родственников)… ему, безусловно, есть о чем призадуматься!..
Итак, сыны человеческие разделены «по конституционному признаку» на две больших, конфликтующих группы – на «плюсы» и «минусы»: можно сказать, что, помимо границы материя-разум, существует еще один невидимый фронт! «Плюсы», – люди относительно простые, успешные, общительные, практичные, – презирают сложноустроенных минусов: считают их мрачными неудачниками, злонамеренными идеалистами, заумными занудами, от которых следует держаться подальше. Типичные «минусы», существа несчастливые, замкнутые, неприятные в общении, обидчивые, всегда испытывают по отношению к «плюсам» тайную или явную зависть: тайно или явно мечтают поменяться с ними местами…
Впрочем, бывают «плюсы»-ипохондрики, даже «плюсы»-параноики, которые находят изощренное удовольствие в имитации типичного для «минусов» поведения… Бывают и «минусы»-оптимисты, «минусы»-альтруисты, «минусы»-доброхоты, «минусы»-святые и «минусы»-праведники («явление, наиболее распространенное среди тех индивидов, чья константа значительно удалена от нулевой отметки в отрицательном направлении, – ни что иное как их защитная реакция, попытка выжить в условиях неблагоприятной конституции!»)…
«Из всего вышесказанного следует, что ставить диагноз «на глаз» или на основании собственных деклараций обследуемого – совершенно бессмысленно и ни в коем случае не рекомендуется. Только сложные, тщательные проверки позволяют выявить истинную конституцию…»
Значительная часть трактата посвящалась процедуре «конституционного тестирования и расчета»: на обследуемого обрушивается «батарея» разномастных тестов. Результаты тестирования подвергаются тщательной статистической обработке. Используемый математический аппарат озадачил даже искушенного в «обработках» Бергамота…

Авторы трактата проигнорировали позицию профессора Бессера, призывавшего ограничиться схоластикой и воздержаться от эзотерики: несколько страниц носили явный эсхатологический характер и казались своего рода отступлением от основной линии учения… Утверждалось, что после смерти мечта «минусов» поменяться местами «плюсами» роковым образом сбывается. «Плюсы» обречены; оказавшись в аду, они не способны адаптироваться к новым условиям проживания: слишком уж трагична для них потеря дружественной среды! Теперь удача сопутствует обладателям отрицательной константы, которые, напротив, принимают гиену огненную, как естественное продолжение земных страданий: в адском огне находят всего лишь привычную беспросветность и скудность бытия… Беспечные «плюсы»-эпикурейцы, «плюсы»-счастливчики, «плюсы»-гуляки становятся чернорабочими, крепостными и прислугой, в то время как серьезные, прилежные и основательные «минусы» попадают в счетоводы, бригадиры и даже в мелкие администраторы… К тому же – некоторые из «минусов» все-таки удостаиваются рая: «лишь индивидам наделенным очень отрицательной константой, безнадежным должникам вечности, посильна целая – тяжкая и беспросветная – жизнь праведника»…
Следует признать, что вышеприведенные домыслы находились в вопиющем противоречии со смыслом и целями Великого Учения… Впрочем, доктор Бергамот этого не заметил…

14. Орфей

…Вечер выдался какой-то неприятный, явно не подходящий для встречи с начальством, но откладывать визит в чертоги Зла было уже невозможно: многие знамения свидетельствовали о том, что Беса там с нетерпением ждут. К тому же теперь – у него и у самого образовалось неотложное дело!..
…Он достает из шкафа коробку из-под обуви… По дну катается маленькая, одинокая склянка и пипетка – больше ничего! Набрав из пузырька бесцветной жидкости Бес начинает отсчитывать капли в столовую ложку. Как всегда, – сбившись со счета, возвращается к десяти (в данном случае – лучше перебрать чем недобрать). Жидкость кажется ему бесконечно горькой, – этакий залп горечи, от которого даже перехватывает дыхание…
А теперь только – ждать… и ждать… и ждать, переживая послевкусье!
…Он слонялся по тесной квартирке, щелкал выключателями, открывал и закрывал краны, переставлял книги, перебирал бумаги и, наконец, почувствовал, что губы у отнимаются… Еще немного и под коленями защекотали мягкие иголочки, отражения начали смазываться, в руках появилась немота… Зелье действует!
Он снял со стены картину, поставил на кресло; достал со шкафа мощную, прогоревшую наполовину свечу, зажег ее трясущейся спичкой и погасил свет… Поместив свечу под картиной, Бес уселся на кровать, начал всматриваться в изображение… Разноцветные пятна мерцали, подпрыгивали вместе с зыбким пламенем…
Пятна, пятна, пятна… Цвета приятные, уже не совсем обычные, кривоватые… Еще немного. Пламя мечется, пляшет как бешенное… В теле кроме зуда не осталось уже ничего… Почешешься – зуд… Ущипнешь себя – зуд… Погладишь – тот же самый зуд!.. Пламя сеет на сетчатке красные разводы… Бесчисленные красные разводы поперек поврежденных изображений – мир изображений безнадежно забракован. Он переживает раздражение, отвращение, страх, – знакомые эмоции незнакомого, очень неприятного, почти невыносимого разлива…
Он пробует укротить пламя, заключить его в безветрие – не чувствуя тело, будто путешествует в собственном воображении, Бес перемещается в ванную, ставит свечу и картину на дно, садится напротив, сползает вниз, ложится, погружается в невесомость… Эмалированные стенки шумят, как приставленная к уху морская раковина… Звуки оживают, обретают тайный, зловещий смысл… Тени подрагивают, словно пытаются сбросить оковы… Ванна начинает шевелиться, качаться как на волне прибоя… Наконец, в волшебном крошеве пятен Бес видит нечто объемное, неподвижное… – вход в картину, подземный ход, переливающийся цветами гневного, раскаленного чугуна…
Кто-то произносит у него над ухом: «Ну-ка пошли, пошли, пошли!..» – вот и голоса… (Он их, между прочим, не приглашал, не вызывал, не заказывал!)

…Бесчувственные кисти рук плывут с обеих сторон… ладони плывут по каменным стенам пещеры… Огненные разводы… Каждая картинка повреждена, поцарапана, обесчещена; даже кромешная темнота впереди испещренная красными мерцающими полосками – один сплошной брак! Навстречу – голоса и бряканье жести… Ближе… Ближе… Вдоль по пещере – целая толпа: какие-то люди с пустыми ведрами… Незнакомые люди идут гуськом по узкому ходу, оживленно переговариваются, наверно, возвращаются домой после изнурительного рабочего дня… Наверно, хорошие люди, но разминуться с ними никак не удастся: слишком уж тут узко и тесно. А обратно он не пойдет!.. Нет уж, извините, не пойдет ни за что!.. Наткнувшись на препятствие они останавливаются и, потоптавшись немного, отослав в конец процессии несколько непонятных фраз, – начинают пятиться назад, увлекая его за собой; так Бес оказывается в хвосте длинного, длинного шествия, удаляющегося вглубь земли… Ведра сперва беспорядочно побрякивают, но грохот постепенно сливается в единый звук. Колонна превращается в чудовищную змею. Змея извивается, ползет, мучительно протискивается в нору, оглушительно гремит на поворотах…
Наконец узкий ход расступается, люди с ведрами беспорядочно рассыпаются, ныряют в боковые ходы, исчезают как ничтожные насекомые, но грохот остается… Теперь это шум подземной реки, буйного потока, который мчится, безумствуя, огибая идеально прямой утес. Основание утеса окутано белой пеной, из верхушки торчат гнутые рога!.. Есть в этом что-то древнее, чуть ли не первобытное.
Раздосадованный Бес садится на черный базальт… Ну, зачем, зачем вся эта бутафория?! Опять – змеи, реки, утесы?!. Опять полночи придется шататься по каким-то отвратительным пещерам!.. Эх, хоть бы декорации поменяли… «А вот – не хочу шататься: буду дожидаться приема здесь…» – «Сам виноват, Орфей! В подземном царстве все так и положено: подземные ходы, подземные реки, подземные змеи, рогатые утесы! Но кто сказал, что путь в чертоги проходит под землей? Был бы ты умнее, гулял бы сейчас по лесам да по полям!..»
Голоса, голоса… Он их не приглашал, не заказывал! Голоса пищат, насмехаются, советуют наперебой… А этот, называющий его Орфеем, старый знакомый, – самый назойливый и коварный из голосов, – развлекается тем, что многозначительно намекает, будто вся «бутафория», (а, может, и чертоги Зла, и все начальство, и Бог, и Дьявол) – идиотская выдумка невменяемого профессора Бессера…
Проклятые голоса! Слетелись как комары – стоило только сесть! Кто это там бормочет: «Будешь плохо себя вести – лишу онтологического статуса!» А у тебя у самого – какой онтологический статус? Нет уж, лучше ходить по пещерам чем слушать этот галдеж!

***

Командир легиона принял Беса, восседая на троне в царственной позе, – с маршальским жезлом в руке… Трон состоял из обыкновенного стула с очень длинными ножками, единственным украшением которого были бронзовые шипы, и небольшой скамеечки для ног.
Сидеть на таком сооружении было крайне неудобно: не мудрено, что командир очень скоро, расставшись с царственной позой, закинул ногу на ногу, а жезл, ничем не отличающийся от резиновой дубинки, просунул под колено…
Он, как и все демоны, черти и злые духи, мало чем отличался от обыкновенного человека, но имел многие черты, о которых сыны человеческих могли бы только мечтать… Например, – почти трехметровый рост, гигантскую нижнюю челюсть (символ непоколебимой воли) и мощные скулы, будто вытесанные в массивной глыбе очень точным инструментом, необъятно-широкие плечи, колоссальную мемориально-скульптурную грудную клетку, короткие жесткие волосы, которые никогда не отрастали… Все это великолепие соответствовало облику идеального воина и досталось командиру легиона вместе с должностью.
– Ему бы в кино сниматься! – вякнул кто-то из невидимых голосов.
– …Но навряд ли бы коллеги-военные позавидовали его мозгам.– отозвался другой из темноты. – Даже военные – навряд ли бы позавидовали!

«Профессор Арнольд Бессер? Вы ли это?» – спросил командир и зловещее эхо подхватило и разнесло последнее слово по сводам чертога. Встреча всегда начиналась с процедуры опознания: он делал вид, что подчиненного узнает не сразу, – мучительно вспоминает смутно-знакомое лицо. Иногда он намеренно ошибался и объяснял: «Запомнить всех не имею ни малейшей возможности!»
– …Никак не может смириться с тем, что от его подразделеньица осталось не более трех десятков!.. – злорадно пропел кто-то из «комаров» бесову мысль. – Все остальные существуют только на бумаге!
«Профессор Арнольд Бессер, я не ошибся?» – Бес поклонился с максимальной учтивостью, на которую был способен в своем нынешнем состоянии, и, повинуясь командирскому жесту, опустился на пол – уселся, скрестив ноги по-турецки. Ощущения уже начинали возвращаться в тело – сейчас их было достаточно, чтобы почувствовать себя усталым, взмокшим и чумазым – ощутить целые тонны гранитной крошки на голове, кубометры глины на штанах.
«…Итак, я не ошибся: Арнольд Бессер – это именно вы! Думаю: кто же вы такой? Кто-то ужасно знакомый. Кто же это? Знаете, почему я вас сразу не признал? Потому, что в наших краях вы стали чрезвычайно редким гостем… Еще хорошо, что явились сами, а то мы уже собирались за вами посылать. Нам очень, очень важно вызвать вас на откровенную беседу, высказать вам тысячу претензий: ведь накопилось множество нареканий, – причин для серьезного недовольства и даже негодования…»
Бес понял: путешествие продолжается. Сейчас он дошел до места упреков и наставлений; до сути дела – по-прежнему далеко…

«…Во-первых, нас не перестает ужасать ваше неуважение нашей бессмертной традиции!.. Во-первых, кто вам позволил исправлять стандартные договоры от руки? Ведь это, если вам угодно, – тексты, начертанные на скрижалях. Во-вторых, кто разрешил упразднить обряд подписания контракта кровью и жертвоприношения на кладбище? Отвечать незачем! В-третьих, почему вы не надеваете перстень с магическим знаком – даже тогда, когда появляетесь в обществе? Кто вы такой?! В-четвертых, что это за разговорчики об упадке сил Зла? Во-первых, почему вы, собственно, считаете, что наступил упадок? Откуда у вас такая информация? Нет, не утруждайте себя ответом! Во-вторых, как вы смеете обсуждать положение дел с посторонними?!.»
– Великий нумератор, чтоб ты сбился со счета!.. – пропищал тоненький голосок с самой ядовитой издевкой. Хорошо, что командир не прислушивался!
«…В-третьих, как вы смеете распространять всякие нелепые слухи? Нам стало известно, что вы утешаете подопечных всякими бердовыми небылицами, – что, якобы, в аду не так уж плохо, а в раю не так уж хорошо. А на каком основании?! Вы что, побывали и там и тут? Не утруждайте себя ответом! Во-вторых, почему вы никогда не являетесь по первому вызову? Почему игнорируете знамения? Сколько дохлых птичек следует бросить к вашим ногам? Сколько раз мы должны гонять похоронную процессию мимо вашего дома? Сколько самоубийств должно случиться по соседству? Кто, скажите, предоставил вам автономию? Только не вздумайте мне отвечать! В-пятых, сколько человек вы завербовали за последние три года? Одного! Всего лишь одного, который был нужен для реализации этого… как его… Великого Учения…»
– Пришли, пришли! – выкрикнул тот же самый голос, который призывал: «Пошли, пошли…» – Торжествуй, торжествуй, старый Бес!

***

Дело, с которым Бес пожаловал в чертог, касалось именно последнего из завербованных, доктора Бергамота. Бергамот заглянул к нему этим вечером, после трехнедельного исчезновения.
– О! Доктор Фауст – собственной персоной!.. Давненько не захаживал.
– Занят был, Мефистофель… Изучал твое бредовое учение…
– Похвально. Изучил?
– Изучил.
– И понял?
– Кое что понял… И даже опробовал на себе…
– О! Весьма похвально…
– Я уже состряпал неплохую статейку… Впрочем, признаюсь, что некий момент остается для меня загадкой… Хотел вот у тебя спросить: что такое ноль-конституция?..
– Это что-то новенькое!.. Правда, тетрадочку я пролистал невнимательно: может, и упустил какой-нибудь важный термин…
– В том-то и дело, что там об этом ничего не сказано… Если моя конституционная константа равна нулю – кто я? Каков смысл моего «оснащения»?
– Ну, значит, такого не бывает…
– Оказывается, бывает… Представь себе: существо наделенное ноль-конституцией… стоит сейчас перед тобой…
– О! Вижу! Стоит в дверях. А пусть оно лучше пройдет в кухоньку и присядет за столик…

– К сожалению, ничем не могу тебе помочь… Но это даже к лучшему… Тебе, стало быть, есть чем заняться: будешь наблюдать за собой. Опишешь ноль-конституцию на основании эмпирических фактов…
– Мне сейчас не до этого! Видишь ли, Бес, хотя в трактате про такую возможность ничего не сказано, но из Учения более или менее следует, что человеку с ноль-конституцией надеяться не на что: ему хорошо не будет никогда – ни в этой жизни ни в последующей: за все хорошее придется заплатить чем-нибудь плохим (только тогда получается ноль)! Если «открытие» множественных конституций принесет мне славу и признание, то судьба (или кто этим занимается?) должна скомпенсировать возникшие Е-плюс. Но когда? И чем? И зачем стараться? Не лучше ли избегать Е-плюс, не радоваться своим собственным успехам?! Тогда зачем мне успехи? Может, стоит удалиться на покой и прожить тихую, спокойную жизнь: без взлетов и без падений – до самой, самой смерти… Впрочем, статейка уже отправлена, придется расхлебывать последствия. А теперь, профессор Бес, – скажи мне, что все не так!
Бес озадаченно молчал…
– …Скажи, что все это – дьявольский вымысел! Что я могу быть счастливым… и что расплачиваться за это не придется!
«…Почему бы не сказать? – подумал Бес. – Что мне, жалко? Да я ведь и сам не знаю, правда это или ересь, безбожный вымысел чертей… – открыл уж было рот, но почувствовал неприятную немоту. – Чертовщина! Страшная чертовщина!..»
– Молчишь? К тебе приходят толпы каких-то выродков и ты готов их утешать! А для меня – не находишь слов?! Ну, и ладно!
– Постой, Бергамот! – Бергамот был уже в дверях. – Полдуши! У нас осталось целых полдуши!..
– Да… И что же нам дают за полдуши?
– Я не знаю, но попытаюсь состряпать выгодную сделку…
– Спасибо, профессор Бес, ты уже состряпал!
– Я не шучу! Бывают чудеса…
– …которые гибнут в длинной, длинной очереди…
– Бывают чудеса вне очереди… Я уверен, я точно знаю!
– А чего ты так разволновался? Да, ладно, – забирай! Только знай, что я тебе не верю. И Великому Учению – тоже… Нет, дорогой Бес, я ни капельки не изменился: все тот же… – как ты выразился? – крепкий агностик! А ты что думал?.. Ну, я пошел, прощай!..
– Стой! Напиши доверенность! Попробую с ними сторговаться…
– Помощь мне твоя не нужна, но… доверенность напишу – мне не жалко!

***

Вот и поторговался…
Что ж, Бес свое дело сделал – предложил бергамотовских полдуши за изменение конституционной константы… Он сделал даже больше, чем собирался: получив надменный отказ, – пригрозил начальнику открыть Бергамоту всю правду: правду о том, что Великое Учение – запланированная ересь, выдумка чертей, и о дьявольских планах утопить человечество во мраке чертовщины! Глупо! Но он не жалеет… Он почти не жалеет о том, что разругался с начальством и попал в опалу: все равно – рано или поздно – это должно было произойти….
Но кто бы мог подумать, что командир легиона придет в такое бешенство – швырнет в него изножием трона, подбежит и замахнется жезлом, пообещает рассчитаться «за все хорошее» – погнет вон из чертога… Тоже, конечно, театр – но как-то неприятно…
И все-таки, он свое дело сделал.

Голова раскалывается. Это даже хорошо: невозможно думать о последствиях… Голоса перешептываются – сочувственно и неразборчиво… Назад, назад… Или – куда-нибудь… Ему все равно. Пещера так пещера.
Пещера остается позади – он оказывается на площадке перед входом в ее жерло. Здесь царит дождливый осенний день с тяжелым воздухом, мокрой травой и грязными облаками…. Все было бы прекрасно, но этот отвратительный запах серы!.. На разбухшей земле валяются пустые ведра и что-то еще… Это – останки развалившейся пещерной змеи, мертвые тела, – покойники в солдатских шеншелях, скорбно разбросанные по площадке, перевернутые лицами вниз… Поблизости земля обрывается, соприкасаясь с серым небом.
Подойдя к обрыву, он видит на дне гигантского котлована микроскопические фигурки людей… Это ад! Его, наверно, пытаются запугать… запугать самым обыкновенным адом! Эх, не смогли придумать ничего пострашнее каменоломни!.. Нет, ему почти не страшно! Ему очень, очень плохо. Сейчас он даже не в состоянии сидеть – беспомощно опускается на землю, становится почти таким же трупом, как и все…

Зелье отпускает – то он в ванне, то – на краю котлована… И снова в ванной… Ванная комната – это замечательное место… У нее только одна дверь, которая ведет только в коридор. Оттуда можно попасть на лестницу…
Последний качек усталого воображения выносит его по лестнице вниз, на улицу (где тоже поздняя осень, но совсем другая) – тут же увлекает его назад, бросает над краем пропасти… Еще немного…
…Теперь – все спокойно: на темноте не единой царапины; звуки земные, самые обыкновенные, – голоса молчат, сгинули… Он нащупывает огарок потухшей свечи, воду на дне ванны. Оказывается, все это время Орфей сидел в луже! Мокрый, потрепанный Орфей – обошел весь Гадес и вернулся ни с чем!..
…Бес был уверен, что приключение окончено, но при попытке встать на ноги, он обнаружил, что ванна еще не утратила своих бутафорских свойств: живая посудина накренилась и вытряхнула его на каменный пол.
И все-таки – он свое дело сделал!

15. Упадок

Следующим вечером «доктор Фауст» постучался к Бесу. Он всего лишь хотел удостовериться, что торг не удался и произнести положенную реплику: «Я же говорил: ничего из этой затеи не выйдет!». Как бы Бергамот принял сообщение об удачном исходе? Его воображение отказывалось наотрез изобразить такую возможность. Он скорее поверил бы в существование несметных легионов сил Зла, субстанциональность души, перспективу загробной жизни и истинность Великого Учения, чем в возможность снисхождения судьбы…
Беса не оказалось дома. Такой результат Бергамота вполне удовлетворил. «И завтра, – сказал он себе, – будет ровно то же самое!» Действительно, Бес не объявился и назавтра… Какая банальная предсказуемость!.. Но гость почему-то почувствовал неуместную тревогу. Неужели его судьба до сих пор не решена?! Неужели и сейчас, в это самое мгновение, Бес торгуется с демонами как на базаре, – пытается им загнать половину бергамотовской души… Хватит, не надо уже ничего! Пусть все останется как есть! Пусть Бес вернется, пусть силы Зла забудут о его существовании!.. Каждый час он спускался этажом ниже, звонил, стучался, припадал ухом к немой, безответной двери… И так весь вечер…

На ночь глядя, к нему пожаловала заплаканная Марта.
Наконец-то! А он уже собирался ее разыскивать. Но где? Пришлось бы идти к ней в салон. Как бы это было… непросто, неудобно и неприятно! Бергамоту с трудом удалось скрыть свою неуместную радость… Неуместную – потому, что явно стряслось какое-то несчастье… «Маэстро» поскользнулся в ванной, – сообщила Мартышка, всхлипывая, – упал и очень сильно ударился. Она пришла убираться, нашла Беса на полу без сознания. Теперь он в госпитале, ему очень плохо!
Ох уж эта Марта! Ох уж эти мартышкины трагедии! В ее присутствии он чувствовал себя таким взрослым и рассудительным. «Ничего страшного, – произнес Бергамот как можно более мягко. – Хорошо известно, что ванная комната, – очень опасное место, основной поставщик пациентов травматологии… Но от этого не умирают… Самое обычное падение…» Она опять заплакала…
Беса положили в самую убогую больницу города: какой-то прикладбищенский госпиталь! Кормят отвратительно: жидкой кашицей – два раза в день! Убираются плохо! Врача не дозовешься! У маэстро обострилась язва желудка… Он едва может говорить, а ходить и вовсе не способен.
Мартышка рыдала. Давненько Бергамот не вытирал женские слезки!

Наконец, сославшись на поздний час, он предложил ей переночевать – в надежде, что гостья откажется и уйдет… Она посмотрела на гостеприимного хозяина с такой колоссальной благодарностью, что Бергамоту сделалось жутко…
– Ты не бойся, – прошептала она, – приставать я к тебе не буду!
– Ты? Ко мне? Нет, я ничего не боюсь!
Это странный посыл задел его мужское достоинство: он точно знал, что, если кто-то к кому-то должен приставать, то именно он к ней, а не наоборот! Настоящий развратник не упустит возможности воспользоваться беспомощностью и бездомностью сиротки… Но какой же из него развратник! Об этом сейчас и речи быть не может!
Она отправилась на кухню мыть посуду… Он принялся стелить: ей – на кровати, себе – на полу… Сложил ковер вдвое, бросил на него парочку одеял – получилось не так уж жестко…
Увидев возникшую «диспозицию», гостья потребовала для себя место похуже… Бергамот не согласился. Хоть у него никто никогда не ночевал, он точно знал, что на пол гостей не кладут… – снова довел Марту до слез, но остался при своем мнении! Тогда ей пришлось прибегнуть к тактической хитрости: когда щепетильный хозяин вернулся из туалета, гостья уже лежала на полу, укрывшись с головой одеялом… Дурочка! Он ведь все равно не заснет в одной комнате с посторонним человеком… а так – в довершении всех бед – не сможет и ворочаться, боясь потревожить мартышкин сон ужасным скрипом своего холостяцкого ложа…

***

И все-таки он заснул, – под само утро, но очень крепко… и вынырнул из забытья не сразу… Марта тормошила его за плечо, что-то говорила… Он смутно понял: надо вставать, они должны куда-то идти… «Куда?» – переспросил Бергамот. Навестить умирающего Беса.
Он уселся на кровати, целомудренно натянув одеяло до подбородка… Нет, это невозможно! Который час! Как, уже девять?! Чуть не проспал! У него важные, неотложные дела: он должен обязательно появиться в университете… Он должен почаще там появляться, ведь это его работа. «Уж не знаю, как у тебя, а у нас на работе – сплошные интриги и борьба за выживание. С этим надо поаккуратнее – нельзя злоупотреблять видимостью свободы!.. Постараюсь заскочить в больницу сегодня вечером, но скорее всего не успею… Если не успею, то забегу к нему завтра; может быть, даже утром… Нет, утром опять не получится… Да, не переживай ты – Бес в полном порядке, вот увидишь!» Марта, как будто, и не слушала – складывала одеяла и простыни, возвращала на место сдвинутые стулья. Мало ли чего он бормочет спросонья?! А надумает сопротивляться – уж слез-то она не пожалеет!

…В коридоре «прикладбищенского» госпиталя Бергамот обнаружил целое полчище инвалидных колясок, точных копий каталки, на которой Бес предстал перед ним впервые, – неуклюжее, неудобное сооружение без ручек (наверное, для самых безнадежных больных), умноженное стократно, выстроено вряд вдоль обваливающейся стены… Он крикнул Мартышке: «Погоди!», опустился на колени и заглянул под одну из колясок.
Никакого адского механизма под сидением не обнаружилось. Все очень просто – колеса да спицы!

***

– За мною должок… – произнесло бесформенное, забинтованное существо, лежащее, скрючившись, под грязной простыней. Узнаваем был только голос – типичные бесовы интонации: выразительность и ирония, но только слабее, гораздо слабее…
– Должок? – переспросил Бергамот удивленно.
– Должок. Помнишь, ты спросил когда-то, почему я связался с силами Зла? А я пообещал ответить на сметном одре…
– Ну, причем тут это? Проживешь еще сотню лет…
– Может, и проживу, но предпочитаю ответить уже сейчас… Чего же мне не хватало? Права входа в подземное царство? Возможности слоняться по пещерам и подслушивать голоса, разглашающие законы посюстороннего и потустороннего? Да, я немножечко романтик, часто бываю очарован мистикой и язычеством… Но… Нет, вовсе не поэтому…
– Поговорим потом, когда выздоровеешь…
– Тихо, не перебивай, – вмешалась Марта. – Ему нельзя нервничать!
– Вербовать людей? Создавать соблазны? Наблюдать тщетную борьбу человека с искушениями? Да, я азартный человек… да, я старый интрига, но… Нет, ни за что бы не оказался на своем месте, когда б за мои услуги не предложили райские кущи…
«Он, бредит!» – подумал Бергамот.
– …Почему именно мне? Скорее всего выбор был случайным. Ты ведь знаешь, как я люблю насмехаться над всем святым, как люблю разбрызгивать ядовитую желчь! А они отнеслись к моему брюзжанию слишком серьезно, заподозрили во мне бунтовщика, подрывателя основ, хотя их чудовищный пафос и нелепые традиции вызывают у меня не больше симпатии, чем любая другая официальная идеология, любое суеверие или грошовая мудрость… Вербовщик, невзрачное и очень неумное существо, обивал мой порог – предлагал мне все, что пишут на поздравительных открытках, а я, посмеиваясь, отмахивался от него, говорил, что мне и так хорошо… Ставка росла… Даже пробного путешествия по Аиду (который тогда поразил меня своим неисчерпаемым многообразием, а нынче показался искусственным и надуманным) оказалось недостаточно. В запале вербовки последовало новое предложение: силы Зла готовы отказаться от моей души; меня оформляют наемным рабочим, мои услуги предоставляются за мизерную плату – не счастьем, не любовью, а обыкновенными серебряниками; контракт действителен до конца моих дней. А потом? Никто толком на знает, что будет потом, но вариантов, видно, не так уж много… Возможно, моей душе придется переродиться. Такое явление известно, но в нашу эпоху чудеса почему-то считаются крайне нежелательными… К тому же, – какой смысл перерождать мою душу?! Ведь после каждой повторной жизни она, как нанятая, будет стучаться в ворота рая… Зачем создавать вечное движение, перегружать Страшный Суд неразрешимыми делами?! Скорее всего – уже при первой же попытке – найдется какое-нибудь адвокатское решение, позволяющее блудному сыну оказаться в раю. На законных ли основаниях или с черного хода – мне, признаться, все равно!
– Ты ведь сам говорил, что это – рай для дураков, что там скучно и одиноко!
– …Да, но что такое скука и одиночество в сравнении с вечным блаженством… Я существо разумное, практичное! – Бес закашлялся самым ужасным смехом.

***

…Бергамот решил, что одного раза с него хватит: больше он в прикладбщенский госпиталь не пойдет. Марте он объяснил, что не желает наблюдать упадок профессора Беса, хочет запомнить его таким, каким он был на самом деле…
С упадком он связывал не только бредовые признания со смертного одра. Бергамоту отнюдь не понравилось, что Бес внезапно заговорил о его бывшей жене… Зачем он лезет не в свое дело. Откуда он знает, что эта женщина была ему дополнением, подарком судьбы?
– Неужели ты до сих пор не понял, что я знаю… кое-что знаю о тебе? – произнес Бес еле слышно.
– Может, действительно, кое-что знаешь, но по этому пункту точно ошибаешься!..
– Я так устал с тобой торговаться!..
– Не спорь с ним, не спорь! – прошептала Мартышка.

…А тут еще выяснилось, что Бес, полномочный представитель сил Зла, – тот самый профессор Бессер, который в незапамятные времена преподавал Основы Божественных Наук.
Бергамот прекрасно помнил все ужасы Основ – не забыл и коварного профессора, который пошучивал, посмеивался, а потом, на экзамене, – подлавливал; не забыл, как тот гонял его по демонам, ангелам и небожителям, схоластике и теодицее… и чуть не завалил, отчетливо нащупав границы его понимания!..
«Ладно, – сказал Бес, – тут, безусловно, можно остановиться. Вы знаете все, что должен знать первокурсник!»… Зачем вообще нужно было это знать?! И зачем Бесу, существу разумному, практическому, понадобилось вспоминать об этом именно сейчас!

***

…Марта не сдавалась: она приходила к Бергамоту чуть ли не каждый день: умоляла наметить «маэстро» – заклинала, требовала, устраивала скандалы, засыпала горькими, детскими упеками: «Никто, никто его не навещает! Черствые, неблагодарные люди!.. Я их не виню. Но ты ведь можешь!»
У Бергамота, конечно, было что ответить на это ответить: «А меня почему винишь? – выкрикивал он про себя. – Почему мне нельзя быть черствым? Чем я собственно от них отличаюсь? Ты, наверно, думаешь, что я лицо особо приближенное, любимый ученик? Нет, это совсем не так!» Увы, озвучить подобную отповедь черствости у него явно не хватало. Он не мог оставаться безучастным, – не восхищаться ее собачей преданностью, не быть затронутым искренностью ее переживаний… Чтобы хоть как-то загладить свою вину, он предлагал ей ночлег. Она принимала приглашение – все с той же чудовищной благодарностью, – проводила ночь на полу, но утром будила хозяина и снова пыталась затащить его в прикладбищенский госпиталь…

Узнав о смерти профессора, он почувствовал колоссальное облегчение. Хорошо, что все так быстро кончилось… Еще немного и он бы сдал свои позиции! Он так боялся стать заложником выжившего из ума старика, навещать его до самой смерти, которая неизвестно когда еще придет! Разве сам Бессер навестил бы Бергамота в больнице? Ну, может один раз, из вежливости..
Бергамот был уверен, что умрет в кромешном одиночестве, у смертного одра не окажется ни души… Ему никто и не нужен! Зачем?! Какая разница?!. Нет, он не требует сопровождения до самой могилы… но и сопровождать никого не намерен! Бес существо странное, чужое – всего лишь сосед снизу, знакомый полугодовой давности!
…И все-таки Бергамоту удалось найти в своем сердце немного грусти: ее хватило до конца поспешных похорон и даже осталось немножечко про запас…

16. Послевкусье

…Что за чертовщина?! Опять ноль-конституция! Вот уж у третьего испытуемого – конституционная константа выходит нулем… Быть такого не может!
Бергамот достал потрепанную «тетрадочку» и принялся проверять выкладки… После нескольких часов изнурительной «гимнастики ума» он доказал, что согласно формулам Великого Учения любая конституция является нулевой… Вот это да: Е+ – Е– = 0 – для всех и навсегда! Неужели мир устроен именно так, как предполагал покойный профессор Ананке!..
Нет уж!.. Наверно, составители ереси допустили какую-то ошибку или описку!.. Бес ведь говорил, что силы Зла не блещут особым прилежанием… Или, может, черти решили над ним подшутить? Как бы то ни было, – придется выкручиваться: статейка уже написана, отправлена в солидный журнал. Более того – получены положительные отзывы ничего не подозревающих рецензентов, публикация намечена через два месяца!
Бергамот переписал на бумагу одну из формул, – чудовищную дробь, облепленную степенями и радикалами… подумав немного, поменял местами числитель и знаменатель, исправил один из плюсов на минус. Теперь-то ноль уже никак не получится!.. А вдруг опять получится? Будет очень, очень странно! Встревоженный этой мыслью, он принялся поспешно подставлять числа. Теперь все встало на свои места: один испытуемый оказался плюсом, другой – как на заказ – минусом! Третьим был он сам… Нет уж, хватит пока двоих!
Тем же вечером он выслал в журнал поправку: при на наборе такой-то формулы допущена досадная опечатка. Следует читать так-то… Все выводы остаются в силе…

***

Марта сообщила Бергамоту, что она уезжает. Он тут же ответил двумя заготовленными фразами: «Спасибо за все! Желаю тебе удачи!» Она молчала. Бергамот забеспокоился: может, Мартышка не поверила в искренность его слов. «Желаю тебе удачи, – повторил он. – Честное слово, желаю удачи!.. Ты уж извини, если было что не так…»
Поле смерти Беса прошло уже три месяца, а она все еще ходила в черном… – ни разу с тех пор не заплакала и не улыбнулась. За чаем Марта почти всегда молчала. Черное платье вместе с ее худобой – напоминание о невыполненном долге, упрек в черствости и бездушии, – походили теперь на что-то древнее, иконографическое. Ему казалось, что она ветшает, что горю ее не будет конца…
…Чем же это разумное, практичное существо заслужило такую скорбь? Тем ли, что оно заинтересовалось душой бедной, невзрачной девушки и назначило за нее неплохую цену?.. Или… Уж не они состоят ли они в каком-нибудь родстве? Не приходится ли профессор Бессер ей дядей… или даже… отцом?..
…Да, Беса он, кажется, упустил… Он многих упустил. Если призадуматься, упустил всех: и жену (Бес говорит: свое дополнение), и немногочисленных друзей (с которыми худо-бедно поддерживал отношения до развода), и даже Мартышку.
…Кстати, чуть не забыл спросить, куда она уезжает. Ему, конечно, все равно, но… не хорошо как-то… расстаются не по-человечески… Она ведь… – несомненно! – замечательный человек! Добрая душа, чистая и очень преданная., заслужила лучшее отношение… Почему же он так и не смог ее полюбить? Или хотя бы проникнуться симпатией?..
…Оказалось, что Марта устроилась в какой-то санаторий. Есть у нее профессия: сиделка при неизлечимо больных.
Хорошо, что она не предложила переписываться!

***

В один прекрасный он обнаружил на помойке знакомые стулья, кресло и вешалку… Картина с абстрактным рисунком валялась рядом, в пыли, изображением вверх… На дне мусорного бака он увидел осколки посуды и тлеющие свитки пергамента.
…Оказалось, что одежду и обувь профессора Бессера вывалили в целлофановый мешок и поставили на скамейку – подношение бедным, на которое никто не позарился! Туда же попало несколько его ветхих книжек.
…Инвалидную коляску до помойки не докатили, выставил на лестничную площадку и оставили там… Наверно, оставили навечно.
Тогда-то Бергамот и понял, что вечности он дожидаться не хочет: пора наконец переезжать!

***

Незадолго до переезда, к Бергамоту пожаловала его бывшая супруга.
– …Помнишь, – сказала она, не переступая порог, – целый год тому назад я просила тебя отправить документы – свидетельство о браке и прочее… А ты, видимо, забыл. А я потеряла твой телефон…
– …Документы… Да, документы… Нет, не забыл. Точно помню… Я точно помню, что пошел их отправлять. Да, почта была закрыта… А потом?
Тут Бергамот понял, что потом все и началось: он возвращался с почты и обнаружил каталку. Неужто он так не отправил письмо?.. Неужели конверт до сих пор лежит в кармане плаща…
– Ой, извини! Действительно забыл.
– А я удивилась: больно уж это на тебя не похоже…
– Ты себе не представляешь, что у меня тогда началось…
– Ничего страшного… Незачем оправдываться.
– Я не оправдываюсь. Заходи.

Она прошлась по квартире, в которой давно уже никто не убирался, измерила взглядом комнату, заглянула в ванную… Бергамот покорно следовал за ней. «А это что? – спросила бывшая жена, указывая на картину, – Ты полюбил абстрактное искусство? Очень на тебя не похоже!» – «Нет. Картина досталась мне от одного знакомого. Можно сказать, получил ее в наследство…»
Она уселась на один из бесовских стульев.
– Ну, я даже не спрашиваю, живешь ли ты один? Намерен ли ты снова жениться? Ответ очевиден.
– А ты?
– Сейчас я тоже одна, но до этого… – жила с одним человеком. В смысле – с мужчиной. Ты с ним не знаком… Оставаться одинокой навек, как ты, я не намерена!
– Ты думаешь – я намерен?! Мне тоже надоело одиночество и грязь в квартире! Скоро я перееду. Буду жить в трех больших комнатах. Найму помощницу по хозяйству. Я и сам не знаю, зачем столько лет провел в этой конуре?!.
– Могу напомнить. Ты говорил, что тебе все равно, где жить, и жалко тратить деньги на съем нормального жилья!

– …Кстати, совсем забыла тебя спросить: как твои дела? Когда, наконец, ты станешь профессором? – кажется, она хотела в чем-то его упрекнуть (или хотя бы задеть), но каверзные вопросы прозвучали скорее сочувственно, чем насмешливо. Что ж, ему есть что на это ответить.
– Точно не знаю, но дела, можно сказать, пошли в гору…
Бергамот принялся перечислять свои последние публикации, приглашения на семинары, отзывы авторитетов…
– Это хорошо, – сказала она. – Желаю тебе успехов… Искренне желаю…
– Не веришь? Считаешь меня непоправимым неудачником?
– Я не знаю. Может быть, верю. Кстати, я должна уже идти.
– Да, конечно!
Он бросился к шкафу, достал оттуда плащ: конверт действительно оказался на дне внутреннего кармана.
– Видишь, я не обманул тебя: собирался отправить, но просто забыл.
– Я так и знала: ты скомкаешь документы и засунешь их в самый маленький конверт. Впрочем, это уже не важно. Спасибо… – она взяла конверт и положила себе в сумочку. – Ну, все формальности улажены. Ничего общего у нас теперь не осталось… Скоро ты переедешь (если, конечно, не врешь), – у меня не будет ни адреса ни телефона… Может, мы встретимся когда-нибудь на улице… Это будет случайность! Но, скорее всего, не встретимся больше никогда. Прощай!
Так говорит его «дополнение», единственный в его жизни «подарок судьбы»…
– Подожди! В этом нет никакой необходимости… Оставь мне свой номер, я позвоню как только перееду.
– Зачем?
– Я не знаю…
Он действительно не знал. Он просто боялся навсегда потерять свое дополнение.
«Тоже мне, дополнение! Вот она, сила внушения!»

***

За день до переезда – впервые за долгие месяцы – в квартире раздался телефонный звонок… В трубке Бергамот услышал знакомый шепелявый голос «…Доктор Богумот (простите, – Бергамот), – говорил Мизоль, – у меня к вам дело чрезвычайной важности! Но, во-первых, должен вам сообщить, что вы, оказывается, были тогда не правы: казино выигрывает не всегда, и я тому элементарное подтверждение. А маэстро был прав: все, что нужно – это терпение и вера в успех… А, во-вторых, маэстро сказал, что его дело не должно погибнуть и назначил меня – как же он это назвал?.. Толи продюсером, толи спонсором… Вспомнил: распорядителем!.. Сказал, что кто-то обязательно должен занять его место и поручил мне найти ему замену… Я тут же, доктор Богумот (простите, – Бергамот), подумал о вас… подумал, что это вам идеально подойдет! Мне известно, насколько вы были близки с нашим уважаемым покойником… то есть – с покойным! Говорят, что вы были его любимым учеником!.. Не прибедняйтесь, доктор Богумот… Кто-то ведь должен стать новым маэстро… Если не вы, то кто?! Послушайте, да я тут сбился с ног… Да почему же такая неблагодарность?!»
Бергамот очень скоро уступил, смиренно пообещал подумать, – лишь затем, чтобы побыстрее отделаться от этого шепелявого дурака. Ведь завтра он переедет – больше Мизоль его не найдет!

День переезда настал…
Все бергамотовское имущество занимало лишь незначительную часть маленькой грузовой машинки. И водитель, и грузчики (и даже он сам) подивились такому жилищному аскетизму немолодого уже и, вроде, солидного человека, ученного средней известности, «пахаря, прокладывающего борозду в океане знаний».

***

С момента переезда прошли долгие годы. Их число перевалило за восемь и перестало уточняться.
…Теперь пяти-комнатная квартира основоположника конституциональной психофизиологии утопала в избыточной роскоши: изящные вазы, дорогие картины, мягкие кресла и диваны, двуспальная кровать с пологом, сувениры из далеких стран: хрусталь, бархат, бронза… – все это было выбрано без особого вкуса, расставлено без особого прилежания…
Прядок тоже иногда казался ему избыточным…
За чистотой и стиркой следила преданная, энергичная экономка… Она же готовила ему здоровую пищу и делала покупки… За входом в дом следил молодой, бдительный консьерж… На заднем дворике, в зеленой гуще капризных растений, копошился исцарапанный, исколотый, обоженный солнцем садовник…
…Однажды профессор Бергамот заглянул в цветочный магазин, выбрал для своего садика какой-то диковинный цветок и попросил продавщицу упаковать покупку… Продавщица – рыжеволосая женщина лет пятидесяти, на вид – не очень здоровая и не очень счастливая, встретила его неприветливым взглядом, одарила неприятной улыбкой. Упаковывая растение, она как-то странно шевелила губами, бормотала что-то невнятное…
Бергамот принялся перелистывать страницы своей памяти и наткнулся на эту… как ее… на великолепную женщину с «увеселительного мероприятия»… как же ее звали? Эмилия!.. Муза Эмилия, для которой он когда-то сочинял сказки!
«Вот мы и встретились, муза Эмилия! Ну, а дальше что?..»
…Она, возможно, тоже его узнала… И тоже не подала вида… Приняла чаевые без особой радости и уныло произнесла необходимые слова благодарности… Бергамот попрощался с ней специальной (быть может, не очень сюда подходящей) фразой, специально приготовленной для случаев, когда человек ничтожного статуса нижайше благодарит его за проявленную щедрость: «Это вам спасибо!.. И приятного вам дня!»
Можно ли считать эту сцену реваншем, в котором он когда-то так нуждался?
Кто-то из его знакомых очень любил задавать подобные вопросы… Вопросы с оборотом «можно ли считать», «значит ли это». Кто?!
…Оказавшись с растением на улице, он тут же кликнул такси и отбыл –немного озадаченный, немного довольный, немного грустный…

17. Пять законов хаоса (приложение)
«
1. Принцип конспирации.
Хаос робок, стеснителен: он избегает света прожекторов и прячется за видимостью порядка
2. Принцип псевдогармонии.
Порядок настолько хорош собой, что у иных возникает ощущение прекрасного творения, порожденного грандиозным разумом, –но это всего лишь иллюзия: хаос суть первобытная стихия, разумом не наделенная!
3. Принцип псевдозла
Хаос небрежен и неточен: бильярдные шары не попадают в лузы, половинка плохо подходит к половинке, Елена Прекрасная рождается с безобразным родимым пятном. Иногда эту небрежность называют злом или подлостью. Нет, к самому хаосу эти категории неприменимы. Зло и Полость – суть осознанная имитация небрежности хаоса разумными существами…
4. Принцип бренности бытия.
Хаос капризен: карточные домики рушатся (но порою держатся годами), высокие башни опрокидываются (но порою стоят столетиями), роскошь ветшает, любовь (как правило) умирает…
5. Принцип неисчерпаемости.
Хаос ироничен: как только рождается очередная теория хаоса, он немедленно опровергает ее некой выходкой – фактом, явлением или событием… (Из этого следует, что творческий потенциал хаоса превосходит творческие возможности человека. Интересно, что вытворит безмозглая стихия, чтобы опровергнуть пять вышеприведенных законов?)
»

Октябрь, 2005-й год.