Таня мечтала.
Ей уже даже не нужно было закрывать глаза, чтобы увидеть его: тонкий нос, глаза с грустинкой, родинка возле уха, белый шрамик на левой брови. Шрам появился недавно, после того, как он спас ее от бандитов. Их было семеро, а он один. Она сама промыла ему рассеченную бровь и залечила поцелуем. Вот только белая отметина осталась, как знак его доблести…
Он обязательно ее найдет.
«Что, Василиса, все ждешь своего Ивана-царевича?» — спросил вчера Костя. Таня сразу не поняла, а дома обиделась. Пусть теперь и не просит списать.
Она закрыла глаза и услышала голос: «Здравствуй, моя красавица. Вот я и нашел тебя. Теперь мы всегда будем вместе. Ты и я. Открой же глазки, посмотри на меня».
Она открыла… и сердце сладко замерло. Вот он: непослушные волосы, сережка в ухе (она не хотела, чтобы он прокалывал ухо, но теперь уже смирилась… и даже полюбила…), глубокие умные глаза…
Таня моргнула. Силуэт поблек, расплылся, и лишь серая тень юркнула под диван.
Всё! Хватит! Хватит глупо мечтать, лежать, представлять. Я сама тебя найду! Она метнулась к окну и решительно раздернула шторы…
Ясный осенний день угнетал. Таня шла по залитой солнечным мёдом улице, и ей было грустно. Навстречу, как на зло, все время попадались влюбленные парочки. Таня отводила глаза от нежных прикосновений и взглядов, стараясь загнать поглубже злую зависть. Ей хотелось быть беззаботной, но даже просто казаться таковой было трудно.
Стоп!!! Он!? Глаза, нос, губы… слишком пухлые.
— Молодой человек, не подскажете который час?
— У меня нет часов.
Счастливый. И эта улыбка!
Она узнала время у встречной женщины.
— Молодой человек, сейчас пол-первого.
— Хорошо.
И всё? Родинки нет. И сережки. Это не он. Жаль.
С дерева упал каштан и больно ударил по руке. Из дырочек, оставлен-ных на коже колючками, выступили капельки крови. Таня лизнула их. Язык обожгло горечью.
— Девушка, а зачем вы мне время сказали?
Вот пристал!
— У вас же тоже нет часов.
— У меня есть часы, но они остановились.
— Плохо.
— Да нет, я теперь счастливый.
Счастливый. Таня поборола вздох.
— Если бы они не остановились, я бы прошел мимо.
Таня убрала за ухо непослушный локон и посмотрела на парня в упор: вон ямка на подбородке, шрамик на брови и… там на мочке дырочка?
— Почему ты не одел сережку?
— А где твое колечко?
У нее перехватило дыхание. Он не может этого знать!
— Это же только мечты! – выдохнула она и тут же об этом пожалела. Она никогда никому не говорила. А он ей даже не знаком. Она посмотрела в его глубокие, глубокие, глубокие… (Таня зажмурилась) глаза. Или зна-комы? А вдруг это только… Она открыла глаза. Силуэт раздвоился… Нет! просто сильно зажмурилась. Вот он. Он протянул ей раскрытую ладонь. Она осторожно вложила в нее свою.
— Ты поранилась?
— Каштан. – Она хотела забрать руку. Потом передумала. – Я шла, и вдруг он упал и — прямо по руке. Это было так неожиданно. Это в первый раз. Я на него даже не обиделась, просто…
Она снова посмотрела ему в глаза и замолчала.
— Если ты куда-то спешишь, я пойду с тобой, — сказал он.
— Я не спешу. Я просто иду.
— Тем более…
Когда зажглись маленькие солнца фонарей, она сказала:
— Мне пора.
— Я провожу.
— Не нужно.
Трамвай распахнул перед Таней двери, и она ловко взбежала по ступе-ням.
— Я найду тебя! – крикнул он вслед. Двери закрылись.
Таня сидела, мечтательно улыбаясь, и смотрела на свое отражение в темном стекле. Она видела только половину своего счастливого лица. Это было таинственно и красиво. Таня пожалела, что она не художница.
Трамвай доехал до конечной. Таня вышла и заплакала. Она вдруг вспомнила, что не сказала ему ни адрес, ни телефон…
Назад трамвай ехал очень медленно.
«На что я надеюсь? – думала она. – Конечно, он уже ушел».
Ветер теребил мятые бумажки под бордюром. Люди вошли, трамвай поехал. Она осталась одна. На что она надеялась?
Таня вышла на аллею. В бледном свете фонаря слетели на землю сразу три пожухлых листа.
— Он найдет меня! – вспомнила Таня его прощальные слова и не испу-галась промелькнувшей у самого лица летучей мыши.
