Иногда мне кажется, что не стоило писать этот рассказ. Что те дни должны остаться только в моей и Аниной памяти, потому что они принадлежат нам одним и никому больше. Но ведь я обещал… Иногда я думаю, что это рассказ вовсе не обо мне и Ане, а реквием несостоявшейся дружбе, которая никогда уже не случится. На все воля Божья… А может, я просто хотел написать о конце одного славного, давно ушедшего лета.

* * *

Виртуальная дружба существует, я это знаю точно, и чаще всего она приходит незаметно. Поначалу вы с другом или подругой болтаете ни о чем, шлете письма с описанием прошедшего дня, недели, месяца, поздравляете с праздниками. Такая переписка не может продолжаться долго, уж слишком похожи один на другой все эти дни, недели, месяцы. И отношения либо умирают своей смертью, когда кто-то первым не отвечает на письмо к облегчению второго, либо переходят в другое качество. Вы начинаете делиться тем, что у вас на сердце, писать, что чувствуете, думаете. Вначале несмело, робко, а вскоре уже часто и не стесняясь. И затем, осознав, что стали дороги друг другу, вы хотите встретиться, ощутить реальность вашей дружбы.
В соседней Литве, в городе Висагинасе, жила моя виртуальная подруга Инка. Первое время мы общались только через Интернет, но потом верх взяли бумажные письма. За два с лишним года мы с Инкой стали близки, насколько это вообще возможно никогда не видевшимся людям. И когда я понял, что за окном снова лето, мне не оставалось ничего другого, кроме как собираться в Висагинас
В то время я был одинок. В девятнадцать лет многие понимают, что одиноки. Мои мысли устремлялись к той единственной девушке, которой у меня не было и которой мне так не хватало. Да что там единственной — девушки вообще, за редким исключением, относились ко мне с вежливым равнодушием. Потому виртуальная дружба с Инкой много для меня значила, я мечтал о нашем знакомстве в жизни.
Вместе с тем я боялся. Те, кто хотя бы несколько раз выползали из-за своих компьютеров в реальную жизнь, чтобы посмотреть с кем провели столько бессонных ночей, должны понимать, что нужно быть готовыми ко всему. Умнейший красноречивый собеседник частенько оказывался полным мямлей, бледнеющим при каждом слове. Девушки с псевдонимами, вызывающими самые положительные эмоции, фиалки и принцессы, в жизни являлись страшными как семь смертных грехов одновременно. Те немногие, кто оказывались умны и красивы, после встречи и знать вас больше не желали, остальные же, напротив, настаивали на продолжении общения. И хотя я видел Инку не на одной фотографии, и даже разговаривал с ней по телефону, все равно мне было не по себе. Я с ужасом представлял, как мы глупо улыбаемся в тщетных попытках завязать бессодержательный разговор.
На всякий случай я решил найти в Висагинасе кого-нибудь еще. В Интернете это сделать несложно, однако из десятка отправленных по разным номерам приветствий ответ пришел только на одно. Любезно откликнувшуюся девушку звали Аня. Наши отношения не выходили за рамки серых окошек ICQ, мы встречались в Сети каждую ночь, на экране монитора с громким воем распускался зеленый цветок онлайна. Беседовали обо всем на свете, ложились спать только с восходом солнца. Такое было со мной уже не раз, и я понимал, что при реальном знакомстве все может обернуться совсем иначе, и что раньше времени радоваться не стоит.
Когда пришло время искать жилье в Висагинасе, Аня вызвалась мне помочь. Инка не возражала и даже обрадовалась: они с семьей уезжали на три недели в Даугавпилс, потому ей было просто некогда заниматься поисками.
Вскоре Аня написала, что квартира найдена. Можно было ехать.

* * *

В ночь перед отъездом я долго не мог заснуть. Ворочался под одеялом до самого рассвета, пока звонок будильника не вытащил меня из беспокойной полудремы.
Днем я уже гулял по Вильнюсу. Побродил немного по магазинам, поменял деньги, и направился к МакДональдсу, возле которого меня ожидали маршрутные такси до Висагинаса. Проезд на них стоил десять литов. Я долго возился с непривычными монетками, отсчитываю нужную сумму.
Через два часа я выполз из микроавтобуса, разминая затекшие после долгого сидения ноги, выволок вещи и взгромоздил их на скамейку. Стояла жара, дул едва заметный ветерок. Вокруг не было ни души. Вдоль дороги тянулись в ряд серые дома, с обратной стороны виднелся лес. Аня не появлялась.
В Минске я не раз встречался с девушками, которых целенаправленно выуживал из виртуального пространства. Мы гуляли вдоль набережной Свислочи, о чем-то беседовали, а потом расставались, прекращая общение даже в Сети. Каждый из нас что-то искал в другом и не находил. Самым привлекательным в таких встречах для меня всегда оставался момент узнавания. Момент, когда я встречался взглядом с незнакомой девушкой и понимал, что она пришла ко мне. Момент, когда еще можно было на что-то надеяться.
Задумавшись, я не заметил, как появилась Аня. Мы с интересом смотрели друг на друга.
— Привет, наверное, это ты? — спросила Аня.
— Думаю, что да…
Аня оказалась довольно высокой девушкой с длинными темными волосами и красивой улыбкой. Она мне понравилась сразу же.
— Смотри, что я тебе приглядела, — сказала Аня, когда мы вошли в квартиру. — Холодильник, балкон, диван, что еще нужно?
— Телефон.
— Размечтался, — засмеялась Аня.
Я озадачился.
— Мне же Инке позвонить надо.
— Позвони с моего мобильника.
— Мобильника, — очень глупо и по-детски восхитился я.
В то время у меня на родине мобильный телефон считался символом недоступного благосостояния. В обиходе были маленькие пищалки — пейджеры.
Я достал из рюкзака блокнотик и набрал Инкин номер. Гудков почему-то не было.
— Видно не судьба, — сказал я. — Попробую потом позвонить ей домой.
— Попробуй.
Мы договорились увидеться с Аней при первой же возможности, и она ушла.
Оставшись один, я первым делом распаковал вещи. Одежду развесил в шкафу, насколько это позволило количество вешалок, паспорт и деньги забросил на секцию. Еще недавно пустой стол завалил всяческим барахлом, посреди которого водрузил пепельницу. Квартира принимала обжитой вид.
Закончив, я вышел из дома. В киоске “Lietuvos Spauda”, вроде нашего «Союзпечать», купил телефонную карточку. Автомат оказался неподалеку.
Трубку сняла женщина.
— Здравствуйте, могу я услышать Инну?
— Вы Константин? — спросила женщина.
— Да.
— Инна просила вам передать, что будет только завтра, и чтобы вы заходили к нам днем.
— Спасибо большое.
Запланированный еще в Минске дивный вечер имел все шансы провалиться. Надо было что-то решать. Я набрал Анин номер и мы договорились втретиться снова. Она была незанята.
По дороге домой я зашел в магазин. После советских гастрономов моей страны европейский ухоженный минимаркет казался фантастическим пришельцем из будущего.
Я абсолютно не догадывался, что предпочитает Аня. С одинаковым успехом она могла любить вино или пиво, ровно как коньяк, виски или самогон. А могла вообще ничего не пить крепче лимонада. Я в растерянности смотрел на ряд блестящих бутылок с яркими этикетками. В конце концов, выбил в кассе две бутылки вина и упаковку пива.
Вернувшись в квартиру, я забросил пиво в холодильник, вино спрятал в шкафчике на кухне. Оставалось только ждать.
Наконец Аня пришла. Я вкратце обрисовал ей план сегодняшнего вечера — баночка пива или бокальчик вина, гитара, дружеское общение. На слове «дружеское» я про себя усмехнулся. Нет, я не рассчитывал закончить вечер с Аней в одной постели, это превзошло бы все мои юношеские ожидания, но все-таки эта девушка мне очень нравилась, и меня будоражила романтическая неопределенность того вечера.
Аня выбрала пиво.
Я принес из холодильника две банки и сел рядом с ней.
— Давай за встречу, — предложил я, срывая колечки.
Мы торжественно чокнулись. Звук соприкасающихся наполненных жестяных банок не очень похож на звон хрустальных бокалов, но это было не так важно.
Аня откинулась на спинку дивана, я закурил. Наша беседа текла непринужденно. Аня рассказала, что Висагинас так и не достроили, как были должны. Город задумывался в форме бабочки, первое крыло которой выросло из проспекта Taikos, а до второго дело так и не дошло.
— Taikos! — обрадовался я знакомому названию. — Там же Инка живет!
— Тебе повезло, твоя подруга живет совсем близко… Вы давно с ней дружите?
— Давно, — сказал я. — Хотя когда человека ни разу не видел, сложно понять, кем он тебе приходится. Бывает, люди переписываются долго, потом встречаются — и ерунда выходит. Потому что слишком уж непохожими оказываются на тех, кого они себе навоображали. Ты просто сталкиваешься с незнакомым человеком, и хорошо, если он тебе понравится. С Инкой я вот уже два года общаюсь. Знаю о ней много всего, она обо мне не меньше, столько всего друг другу рассказывали. Теперь уже завтра с ней должен встретиться впервые — и боюсь. Боюсь, что не понравимся друг другу, или все как-нибудь криво выйдет. Когда люди хотят понравиться при первой встрече, они чаще всего ведут себя не совсем естественно.
— А со мной ты не боялся встречаться?
— Ну, во-первых, с тобой я не переписывался два года…
— Агааа, — протянула Аня.
— А во-вторых, мне сразу показалось, что мы понравимся друг другу. И, наверное, я не совсем ошибся, раз ты не убежала, отдав мне ключи прямо на остановке.
— Ну, это совсем бы уже никуда не годилось. До двери я тебя в любом случае довела бы.
Аня сделала глоток из банки.
— Я вот как-то уже один раз встречалась с парнем из Интернета. Мы с ним часто болтали, открытки друг другу слали, смеялись. А потом договорились увидеться, все же учились в одном городе. Я тоже волновалась, когда шла на встречу. Боялась, не понравиться ему. А получилось все наоборот. Полтора часа мы бродили по улицам и все это время я безуспешно пыталась завязать разговор, несла какую-то чушь. Как вспомню…
— Наверное, интеллектом задавила, — пошутил я.
Ай, — махнула Аня рукой, — я вообще не поняла, что это было. Самое интересное, в Интернете он опять как ни в чем не бывало: «Привет, солнышко, как дела?» — тьфу!
— И такое случается, — согласился я. — Вполне нормальные издержки общения в Сети. Со всеми бывает.
Незаметно закончилось пиво.
— Пойдем, прогуляемся? — предложил я. — Заодно и в магазин заскочим.
Выйдя на улицу, мы окунулись в теплые августовские сумерки. Вечер, зарождающийся в таких сумерках, не мог оказаться плохим.
Когда мы вернулись в квартиру, я достал из чехла гитару и настроил ее. Песня за песней я весь вечер играл Ане свою любимую музыку. Прерывался только для того, чтобы глотнуть пива или зажечь очередную сигарету. Аня сидела молча и слушала, только иногда интересуясь, что за песню я спел на этот раз.
— Спасибо, — сказала Аня, когда я отложил гитару. — Еще никто не пел весь вечер только для меня одной.
Взяв сигареты и зажигалку, я вышел на балкон. Глубоко вдохнув свежий воздух, посмотрел на небо. И в чужой стране меня встретили знакомые звезды.
Перевалило за полночь, я сильно устал. День оказался необыкновенно длинным.
Я боялся, что Аня уйдет спать к себе домой, но она осталась. Диван в этой квартире был только один. Аня выбрала место с краю, я лег у стенки. После выпитого комната немного покачивалась, но не вертелась лихорадочно во все стороны. Это радовало.
Мы лежали с Аней в абсолютной тишине. Было поздно, машины по улицам не ездили, а часов, которые могли бы громко тикать, как это им положено по ночам, в квартире не было.
Я осторожно протянул руку и обнял Аню. Она не отстранилась и даже не шевельнулась. Она просто лежала и молчала. Я придвинулся ближе и поцеловал Аню в шею.
— Зачем? — тихо спросила она. Но вопроса в ее голосе я не услышал.
— Я тебе не нравлюсь? — спросил я.
— Не в том дело, — ответила она.
— А в чем тогда?
— Ты приехал не ко мне. Тебя ждет другая девушка.
— Она просто подруга.
Снимай я самый глупый в мире сериал, все равно бы никогда не догадался вставить в него настолько банальный диалог. Правду говорят, что жизнь отличается от кино.
— Мы совсем не знаем друг друга, — продолжила Аня.
— Ну и что? Если люди нравятся друг другу, то это не так важно. Тем более, у нас есть время.
— Сколько? Неделя?
— Девять дней. Целых девять дней. Даже больше чем потребовалось Богу для сотворения мира. Неужели этого мало?
— Но потом ты уедешь, и все закончится…
— Все рано или поздно заканчивается.
Как это пошло. На месте Ани я бы ушел после такого высказывания. Но она только приподнялась на локте и посмотрела на меня.
— Да, но сейчас известно когда именно…
— Я просто знаю, что с тобой мне будет хорошо, — ответил я. — Я уверен в этом. Ты мне нравишься.
— Ты же не знаешь меня совсем. Тут любая могла лежать.
— Любой бы я не пел весь вечер, — выложил я веский аргумент и улыбнулся.

* * *

Полдень выдался дождливым, а зонта у меня не было. Под тяжелыми струями воды, я медленно брел к Инке. Перед нашей первой встречей я страшно нервничал и, не смотря на это, очень хотел спать. Бог знает, во сколько мы с Аней вчера легли. Наш ночной разговор закончился ничем. Обнимая Аню, нашептывая ей что-то на ухо, я не заметил, как провалился в сон. Усталость и пиво сделали свое дело. Проснувшись, мы с Аней выпили чаю и разошлись, договорившись увидеться вечером.
Найти проспект, так и не ставший центральным, не составило никакого труда. Я уточнил дорогу и пошел вдоль серых зданий, пока не увидел девятиэтажку, где жила Инка. Не сосчитать, сколько раз я выводил латинскими буквами название ее улицы, приписывая к нему через черточку номер дома и квартиры. Но адрес на конверте, обычно, — это не более чем ничего не значащие символы. Указав в правом нижнем углу улицу и дом, невозможно представить, как выглядит эта улица и где стоит на ней этот самый дом. Заполняя конверт, никогда об этом не думаешь — это все так далеко, так нереально. И вот теперь я стоял перед тем самым далеким, нереальным домом, реальнее которого вряд ли бы нашлось что-то в данный момент, и начинал понимать, что реален не только дом, но и сама Инка.
Я вошел в подъезд и прислонился к стене. На лицо стекали ручейки, с одежды лилось на пол. Я достал из пачки сигарету, стараясь касаться ее мокрыми руками как можно меньше. Мне уже приходилось встречаться с девушками, долгое время общаясь с которыми, я ни разу их не видел, но никогда мне еще не было так страшно.
Наконец, я позвонил в дверь. Много раз я разглядывал Инку на фотографиях, но никогда не думал, что в жизни она окажется настолько похожа на них. Зеленые глаза, светлые волосы до плеч, небольшого роста. Несколько секунд мы улыбаясь смотрели друг на друга, а потом она бросилась ко мне на шею.
— Ты промокнешь! — забеспокоился я.
— Ерунда! — засмеялась она. — Проходи, давай.
На кухне мы пили чай с тортом.
— Сама испекла, — похвасталась Инка. — Для тебя специально. Вкусно хоть?
— Ага, еще как!
— То-то же, кушай.
Я не мог поверить, что вижу ту самую Инку, которая так долго незримо присутствовала в моей жизни.
— Классно, что мы наконец-то встретились, — в очередной раз повторил я.
— Конечно!
Я смотрел на счастливую Инкину улыбку, и мне было хорошо. Вот она сидит, смеется, она рада меня видеть, и я ее тоже. Нас ждет дивное время, я только второй день в Висагинасе, все еще впереди и только начинается…
— Как твои рассказы поживают? — спросила Инка.
— Творческий кризис, — ответил я. Совсем ничего не пишется.
— Бывает, — согласилась Инка.
Мы перебрались в зал и, усевшись на длинном диване, стали болтать. Неловкости, часто возникающей при первых встречах, не было и в помине. Казалось, будто мы с Инкой старые друзья, которые просто давно не виделись. Инка расспросила, как и где я устроился. Я рассказал, что мне досталась самая обычная однокомнатная квартира, без особых излишеств, с довольно уютным балкончиком и плохо работающим краном в ванной, недалеко от Инкиного дома
— Будешь в гости бегать, — сказала она, улыбнувшись.
— Конечно, буду!
Я заметил, что дождь за окном прекратился. Выглянуло солнце.
— Что ты сегодня вечером делаешь? — спросила Инка.
— Есть кое-какие планы, — неожиданно для самого себя уклончиво ответил я.
Инка, похоже, расстроилась. Она принадлежала к тому типу людей, у которых по лицу можно понять все. Одновременно, она удивилась:
— Ты же только приехал! Откуда у тебя планы могли взяться? С кем ты можешь встречаться?
— С Аней.
— Которая квартиру тебе искала?
— Да.
Инка поморщилась.
— Жаль, я сегодня тебя еще и вечером собиралась пригласить. Познакомила бы с друзьями… Значит, на день рождения со мной завтра пойдешь! Я обещала быть с парнем…
— Кому? — удивился на этот раз я.
— Имениннице, конечно. Ты ее не знаешь.
— Было бы весьма странно, если бы я ее знал, — засмеялся я. Инка только улыбнулась.
— Слушай, — спросил я, — а ты разве не с Димой пойдешь?
— Нету больше никакого Димы, — картинно вздохнула Инка.
— Ничего себе, когда ты успела? В последнем письме он еще был.
— Перед тем как уехала в Дэпилс. Я решила, что нельзя быть с человеком, если он совсем тебя не понимает.
Инка посмотрела на меня в упор.
Рассталась прямо перед моим приездом, подумал я. Случайность?
— Так ты пойдешь со мной на день рождения?
— Конечно.
Мы с Инкой договорились, что я завтра зайду за ней, и в приподнятом настроении я вернулся к себе. Включив погромче магнитофон, я принял душ и переоделся. Прихлебывая горячий чай, устроился у окна и коротал время за книгой, пока не пришла пора собираться.
С Аней мы договорились встретиться у моего подъезда. Когда я спустился, она уже стояла и ждала меня. От ее ночной растерянности не было и следа, у нее был вид человека, который для себя решил что-то весьма непростое и теперь очень рад этому.
— Куда пойдем? — поинтересовался я.
— Не знаю, — ответила Аня. — Не все ли равно?
Я взял ее за руку, это получилось очень естественно. Мы куда-то побрели. Было тепло. Легкий ветерок теребил густую листву, беспокоя неровные тени под ногами. В разговоре чувствовалась натянутость. Мне казалось, что бы я ни сказал, это было не тем, чем надо. Произносил какие-то слова, но за ними кроме слов ничего не было. Я всего лишь ждал удобного момента.
Гуляя, мы оказались у озера, берег которого огибали зеленые скамейки. Мы нашли свободную и сели. Я обнял Аню и наклонился к ее губам. Она не сопротивлялась, и мы долго целовались. Мимо пронесся на велосипеде мальчик в синей кепочке, едва не наехав мне на ногу.
Аня отстранилась от меня.
— Только смотри, не влюбляйся, — неожиданно попросила она. — Ни в коем случае не влюбляйся.
— Постараюсь, — ответил я, удивляясь необъяснимой наивности ее просьбы.
Ночью мы впервые занимались любовью. Боб Дилан ласково пел с магнитофона свою «Knockin` on heavens door”. В темноте пульсировала зеленым лампочка Аниного телефона. Двери рая на мгновение приоткрылись.

* * *

За дверью ревела музыка, казалось невероятным, что наш звонок могут услышать, однако дверь открыли практически сразу. Мы с Инкой были далеко не первыми гостями, многие уже сидели за столом.
Именинницей оказалась Инкина школьная подруга, весьма симпатичная девушка. Интересно, знала ли она, что я нездешний? Наверное, это было ей известно, Инка явно должна была предупредить, что придет не одна и, удовлетворяя естественное любопытство подруги, рассказать с кем.
Висагинское застолье мало чем отличалась от любого минского, поэтому я чувствовал себя вполне нормально, хоть и попал в компанию, где почти все друг друга знали. Мне кажется, в Висагинасе вообще все знакомы максимум через одного человека — совсем небольшой город.
Справа от меня сидела Инка, а слева — темненькая девушка в очках, как я понял — лучшая подруга именинницы. Я по очереди наливал им пиво и старался поддерживать непринужденную беседу.
Дошло дело и до гитары. Играющих оказалось великое множество, поэтому договорились, что «шестистрункис» пойдет по кругу. Начали с чайфовской «Ой-йо», которую орали нестройным, зато очень громким хором. Девушка спела песню на литовском, а парень исполнил что-то из Эрика Клэптона. Я бы и вовсе не брал гитару в руки, если б Инка не сказала всем, что я тоже играю. На ум приходили только белорусские песни. Когда я запел, то почувствовал, что на меня все смотрят. Смутившись, я закрыл глаза.
— Украинский прикольный язык, — похвалила меня одна девчонка, когда я отложил гитару в сторону.
— Он из Беларуси, — сказала за меня Инка.
— Да я из Беларуси, центра Европы, — признался я.
— Враки, — сказал парень, сидящий напротив. — Центр Европы находится недалеко от Вильнюса, это подтверждается установленным там камнем.
— Пусть будет так, — ответил я, — все равно мы не заслуживаем быть центром.
Дознавшись, что я в Висагинасе гость, ко мне полезли с расспросами насчет города.
— Красивый, — сказал я. — Хоть и маленький, но весьма милый. А главное, не выглядит провинциальным. Я всего третий день тут, но мне нравится.
— За это стоить выпить, — предложил кто-то.
За это мы и выпили.
Последней песней в ту ночь была «Ваше благородие». Игравший ее парень, тот самый, что сделал замечание про центр Европы, с таким надрывным пафосом акцентировал слова «повезет в любви», что было очевидно: в любви бедняге не везет.
Многие уже заснули, успев найти себе места. Мы с Инкой переместились на кухню, я поставил на огонь вариться кофе. Было темно, через открытое окно еле проникал размытый свет фонарей. Я зажег сигарету, и кофейный аромат дополнил сладкий запах дыма.
Кофе начал закипать, и я разлил его по чашкам.
Потом мы просто сидели и молчали. Инкина голова склонилась мне на плечо, ее рука легла на мое колено. Так мы и продолжили сидеть. «А ведь я беспрепятственно могу прямо сейчас поцеловать ее, она не будет против», — мелькнула мысль. «Более того, она скорее всего именно этого и ждет». Мне стало не по себе, что-то вышло из-под моего контроля, я не знал, как себя вести. По законам жанра, мы должны были поцеловаться со всеми вытекающими из этого последствиями, парень, приехавший из другой страны и девушка, сидящие вместе, на опасно близком расстоянии после совместной вечеринки. Но Инке неизвестно о моих отношениях с Аней, поэтому она, скорее всего, думает, что либо я стесняюсь, либо, что гораздо хуже — она мне не нравится. В действительности, я еле себя сдерживал. Инкино дыхание рядом с моим ухом, ощущение ее волос на шее — я больно укусил себя за язык. Не хотелось никого обманывать.
Начинало светлеть.
— Пойдешь со мной на кантри? — вдруг приподняла голову Инка.
Висагино-кантри. Ежегодный двухдневный музыкальный фестиваль, которым так гордится Висагинас. Аня обещала пойти туда со мной, а не с друзьями, как обычно.
— Я уже договорился, — тяжело дались мне слова.
Инка окончательно убрала голову с моего плеча, а затем и вовсе отодвинулась. Опустила глаза.
— Знаешь, когда ты говорил, что приедешь — я все это по-другому представляла. Совсем по-другому. Я столько ждала тебя, представляла нашу встречу, культурную программу придумывала…. Мне казалось, ты ко мне едешь…
Я молчал, не знал, что сказать. Потом предложил:
— Может, во второй день сходим?
Инка посмотрела на меня и ничего не ответила. Но что-то в ее взгляде дало мне понять, что вряд ли мы пойдем вместе на фестиваль Висагино-кантри во второй день.

* * *

Висагино-Кантри традиционно проходил на стадионе. Мы показали билеты и вошли.
— Странные у вас праздники, — сказал я Ане, — загоняют всех на стадион, как в клетку, еще и за деньги. В Минске совсем по-другому…
Для начала я взял нам пива. Прикидывая, что можно будет привезти друзьям в подарок, я рассматривал глиняные кружки с аистом — эмблемой Висагинаса, глиняных зверьков и прочую дребедень, которая продается в каждом городе и выглядит всегда одинаково.
Обойдя все палатки и лотки, заключившие стадион в кольцо, мы двинулись к сцене. Протискиваясь сквозь толпу, Аня посматривала по сторонам, вдруг да мелькнет знакомое лицо. Таковых оказывалось предостаточно, мы постоянно останавливались и с кем-то здоровались. Позже я узнал, что для висагинцев удовольствие от фестиваля состоит также в том, чтобы бродить по кругу, встречая все новых и новых знакомых, с которыми давно не виделись. Мне же ничего не оставалось, как прислушиваться к музыке. Заводные песни в стиле кантри чередовались красивейшими балладами. Я постепенно окунался в фестивальную атмосферу. Перед подсвеченной сценой танцевали люди. Две девчонки кружились взявшись за руки, лихо отплясывал без майки парень в ковбойской шляпе. Многие держали в руках пластиковые стаканы с пивом. Я достал сигарету.
Аня, перекрикивая музыку, что-то говорила очередной знакомой девчонке. Я смотрел на сцену.
— Мы скоро-скоро вернемся, — сообщила мне Аня. — Не скучай тут.
— И не подумаю, — ответил я. — Возвращайся.
Девчонки удалились, я решил взять себе еще пива. Не дойдя до места, я встретил Инку. Она улыбалась, ее глаза блестели. На голове подмигивали синими лампочками изящные пластмассовые рожки. Инка выглядела умилительно.
— Привет! — схватила она меня за руку. — Ты один?
— С Аней, — ответил я, — но она куда-то убежала.
—Я тоже свою мелкую потеряла. Ты не к пиву, часом, направляешься?
— Именно туда.
— Так пошли, — мягко качнула Инка рожками в сторону палаток.
— Пошли, — согласился я.
В первом попавшемся месте нам предлагали Kalnapilis. Я не особо сопротивлялся.
— Будешь? — спросил я Инку.
— Лучше сидр, — попросила она.
— Без проблем.
Парень за стойкой наполнил мой стакан пивом и откупорил бутылку для Инки. Мы пошли назад.
— Здорово, что встретила тебя, — сказала Инка. Почему-то мне очень хотелось тебя сегодня встретить.
— Я тоже очень рад.
Внезапно улыбка сошла с ее лица, оно стало задумчивым и каким-то несчастным.
— Странно так все вышло. После того, как я узнала, что ты собираешься приехать, я много раз представляла, как мы вместе идем на кантри. И если бы мне сказали, что я буду рада случайно тебя встретить тут, то я бы просто не поверила. Ты был моим лучшим другом, хотя я тебя никогда не видела. И вот теперь, когда мы можем общаться столько, как и не мечтали раньше — мы не делаем этого. Думаешь, я смогу тебе писать после этого?
— Не знаю.
На самом деле я знал и очень хорошо понимал, что она имеет в виду. Высшая точка любых виртуальных отношений — переход к реальным. Очень часто это невозможно из-за расстояния или по другим причинам. Но если вдруг появляется возможность, то она должна использоваться по максимуму. После этого возврат в интернет или к письмам означает уже поддержание реальных отношений. А если реальных отношений почти не было или они не сложились, то возврат к виртуальному общению просто бессмысленен.
Внезапно на мои глаза легли сзади чьи-то руки. Я замешался. Аня не так давно ушла, Инка стояла передо мной, а больше никого я не знал. Может, в Висагинасе принято знакомиться таким способом?
— Даже не догадываюсь, — признался я и обернулся. На меня смотрела, улыбаясь, моя одногруппница Светка. Я мысленно обозвал себя идиотом. Я всегда знал, что она из Литвы, а в Минске только учится. Но мне даже и в голову не приходило, спросить из какого она города. А ведь, она и не могла быть кроме как из Висагинаса, мультиславянского городка.
— Что ты тут делаешь? — спросила Светка.
— Отдыхать приехал. А ты тут живешь?
— Догадливый, не могу просто! Странное ты место выбрал для отдыха. Люди в Крым к морю загорать ездят, а не в Висагинас к атомной станции.
— Ну вот так вот я…
— И надолго ты вот так?
— Еще неделю пробуду.
— Слушай, а ты где устроился?
Я назвал адрес.
— Это ведь совсем рядом со мной! — обрадовалась Светка.
— У вас все рядом, — сказал я.
— Не издевайся! Я к тебе забегу! А сейчас мне пора, — протараторила Светка. — Чао!
Я растерянно смотрел ей в след…
— У тебя, похоже, пол-Висагинаса знакомых, — заметила Инка.
— Что ты, просто одногруппницу встретил…
Зазвучала медленная песня.
— Потанцуем? — предложил я.
— Давай.
Я поставил свой стакан с пивом на землю рядом с Инкиной бутылкой. Обнявшись, мы закружились под музыку. Под конец песни я заметил Аню. Она стояла в нескольких метрах и смотрела на меня. Я улыбнулся ей.
Через полминуты песня закончилась, я отпустил Инкину талию.
— Мне пора, — сказал я. — Аня ждет.
— Ну давай, — сказала она. — Может быть, еще увидимся.
По Инкиному тону я понял, что было бы даже лучше, если б мы больше никогда не увиделись.
— До встречи, — сказал я.
Инка отвернулась и исчезла в толпе.
— А ты не скучал, — заметила Аня.
— Так ты же просила…
Первый день фестиваля закончился фейерверком. Взявшись за руки, мы с Аней смотрели в небо, где яркие вспышки чередовались россыпями разноцветных огней.
В ту ночь Ане нужно было ночевать дома. Я провел ее до подъезда, и мы остановились под фонарем. Из чьей-то форточки доносилась песня Красок «Ты уже взрослый».
—Вот так вот, — сказал я Ане. — Для попсы не существует ни границ, ни визового режима, это всё придумано исключительно для людей…
Песня Красок неожиданно сменилась кавером «Knockin` on heavens door” Роджера Уотерса.
Это судьба, подумал я, не иначе она…
Девушка, вы танцуете? — спросил я.
— Конечно, — ответила Аня.
И мы медленно закружились под одиноким фонарем…
Когда я вернулся домой, то первым делом включил N.R.M. «Халодны блюз». Сходил к холодильнику за пивом и устало опустился на диван. С одной стороны, все так хорошо складывалось с Аней, и с другой, в отношениях с Инкой происходила самая настоящая ерунда. Я оказался в роли отрицательного персонажа, и это меня угнетало.
N.R.M. доиграли, и я растерялся, что слушать дальше. За последние дни, кассеты, которые я привез с собой, успели порядочно надоесть. Я включил приемник и нашел русскоязычную волну. Музыку постоянно прерывал бессмысленный треп ди-джея.
Я сидел и прихлебывал пиво. С каждым глотком цвета утрачивали резкость, одолевала пьянящая тело легкость. Острые углы бытия, впившиеся в меня, незаметно сглаживались.
В полночь началась передача с участием радиослушателей. Эпиграфом выступила песня Кино «Легенда».

Смерть стоит того, чтобы жить,
А Любовь стоит того, чтобы ждать.

«Стоит любовь того, чтобы ждать?» — предложил тему передачи ди-джей и назвал номер телефона студии. Звонки стали поступать один за другим. Незнакомые мужчины и женщины рассказывали свои истории, большей частью трогательно-сентиментальные. Я лежал в темноте с закрытыми глазами и думал о том, что в моей жизни не было ничего похожего на те глубокие переживания, которыми делились все эти люди.
Но оставалось совсем недолго.

* * *

Второй день фестиваля запомнился гораздо меньше. Пиво, медленные танцы — вот и все, что можно припомнить. Но и этого было достаточно для того, чтобы я чувствовал себя по-настоящему счастливым.
Мало помалу, моя жизнь в Висагинасе окончательно вошла в колею и обрела размеренный темп.
Аня не всегда могла быть со мной. Все же я был лишь частью ее жизни в Висагинасе, в то время как вся моя жизнь осталась в Минске. Оставаясь один, я чаще всего гулял по городу вдоль Тайкоса и обратно. Иногда я выходил к озеру, садился на одну из скамеек и курил. Если не было ветра, асфальт у моих ног покрывался серыми хлопьями пепла.
Несколько раз я встречал Инку, она неизменно была с подругой, всегда одной и той же. Мы здоровались и проходили мимо. Но я знал, что каждый раз осадок от таких встреч остается не только у меня, но и у нее. Иногда, я никуда не шел, оставался дома. Сидел на диване с банкой пива и что-нибудь читал. В квартире обнаружилась неплохая библиотека. За неделю я одолел «Город и псы» Льосы и «Триумфальную арку» Ремарка.
В Вильнюсе я купил себе несколько пачек ароматического табака, заворачивающегося специальной машинкой в тоненькие бумажки. Во время курения квартира наполнялась сладким дымом, какого не бывает от обычных сигарет. На балкон я выходил редко, курил в комнате.
Но все же чаще всего я проводил время с Аней. Мы ходили к озеру загорать, лежали под теплым августовским солнцем, купались, иногда просто сидели на берегу с холодным пивом. Вечерами, чаще всего, мы собирались у меня и снова пили пиво. Развалившись на диване, под музыку, с банками в руках, мы беседовали обо всем на свете. Я рассказывал Ане о своей жизни в Минске, и каждый раз мне казалось, что я говорю не о себе. Минск остался на другой на планете, вся моя жизнь теперь была здесь, в Висагинасе. Один раз к нам зашла Светка, мы сидели до полуночи, вспоминали наши совместные университетские будни, крепко веселя при этом Аню, которая училась в Вильнюсе, среди литовцев, не самого юморного народа на свете. В тот вечер дело дошло и до гитары. Мы орали песни до тех пор, пока соседи не постучали предупредительно в стенку. Светка ушла, а мы с Аней открыли еще по банке.
Аня не могла постоянно ночевать у меня, правила приличия требовали от нее хоть изредка появляться дома. Поскольку с ее родителями мне познакомиться не довелось, им оставалось только недоумевать где и с кем проводит время их дочь. Но все же мы чаще просыпались рядом. Готовили скромный завтрак и решали, чем будем заниматься в течение дня. Продуктами и пивом я закупался в близлежащем Т-маркете, в котором было все, что я мог пожелать. Даже вылазки за едой доставляли мне удовольствие. Никто не хамил как в Минске, не швырял колбасой через прилавок. Девушки на кассах здоровались, что первое время казалось просто диким. Я ходил вдоль пестрых стеллажей, и клал в свою корзинку продукты в аккуратных обертках. Не сказать, чтобы я сильно шиковал, но голодным и без пива не оставался. Так, постепенно, за несколько дней, моя жизнь вошла в русло и потекла по проторенным будням. Ощущение счастья не оставляло меня ни на мгновение, с ним я засыпал и просыпался, оно было в каждом моем движении. Аня это чувствовала. Это не было ярким буйным счастьем, которое находит приступами. Оно было тихим, не выделяющимся, а главное — устойчивым.
Позже я не раз проклинал себя за то, что в анкете на получение визы указал срок пребывания в Литве — десять дней. Почему-то мне тогда казалось, что полторы недели для незнакомого города — это выше крыши. И только на девятый день я понял, насколько ошибался, когда проснулся утром и понял — завтра уезжать.

* * *

Подняться на крышу четырнадцатиэтажного дома, самого высокого в Висагинасе, напоследок предложила Аня.
— Посмотришь на город с другой стороны…
Лифт не работал, четырнадцать этажей нам пришлось подниматься пешком. Мы шли, минуя заплеванные лестничные площадки, на которых скопились батареи пустых бутылок. В основном это была пивная и водочная посуда, но порой мелькали и винные этикетки. На одном из верхних этажей я придержал Аню за руку. Что-то показалось знакомым в очертаниях и окрасе одной из бутылок. «Беловежская — прочитал я вслух, — настойка горькая, завод «Кристалл», Минск, РБ».
— Вот так вот, — сказал я Ане, — знай наших!
Удивил еще и последний этаж. Окруженная свитой водочных поллитровок, гордо возвышалась бутылка из-под «Black Label». Я попытался представить человека, который глушит на лестничной площадке дорогущий виски, но у меня это получилось слабо.
Мы открыли тяжелую металлическую дверь и оказались на крыше, заваленной обломками кирпича. Облокотившись на высокий парапет, смотрели на лежащий внизу город. Где-то вдали расплывались серые очертания Игналинской АЭС. Немного кружилась голова.
— Даже не верится, что завтра уезжать, — сказал я.
— А мне вот очень даже верится, — повернулась ко мне Аня. — Несправедливость какая-то. Только узнаешь человека, он войдет в твою жизнь — и на тебе, пора уезжать. Вот ты вернешься в Минск к своей привычной жизни, тебе будет легче, все твое — там. А мне тут будет о тебе напоминать теперь вот даже этот дом…
— Возвращаться к обыденности тоже не очень приятно. Особенно после того, как мне хорошо было здесь…. Этого так просто не забудешь…. И знаешь, — зажег я сигарету, — я уже думал об этом. Я напишу рассказ о времени проведенном здесь. Он будет о тебе и обо мне. Этакий сентиментальный рассказ…. У меня уже давно ничего не пишется, но мне кажется, что сейчас должно будет обязательно получиться.
Аня смотрела куда-то вдаль.
— Было бы очень интересно почитать, надеюсь, ты его в самом деле напишешь…
— Обещаю.
Нижний край солнца повис над горизонтом. Наступал вечер.
— А как ты опишешь меня? — спросила Аня.
— Я не мастер описаний, к сожалению, — ответил я. — Но думаю, напишу, что ты была довольно высокая, с длинными темными волосами, красивой доброй улыбкой… и что сразу же мне понравилась.
— Сразу?
— Как только тебя увидел. Но влюбился я позже…
— Влюбился все-таки, бестолковый? — с какой-то безысходной нежностью спросила Аня.
Я швырнул окурок за парапет и подождал, пока тот не ударился об асфальт. Только после этого ответил:
— Кажется, да…

* * *

В этот последний вечер мы сидели у меня дома и пили вино. Дело было не только в том, что пиво нам уже приелось, а вино стояло в шкафчике еще с первого дня. Это был особый вечер. Даже вытягивание пробки из бутылки несло оттенок магического ритуала.
Мы подняли бокалы.
— За что? — спросила Аня.
— Не знаю, как у вас принято, а в Беларуси сейчас взлетают тысячи тостов за уходящее лето.
— Давай тогда в самом деле за лето…. Ведь это маленькая жизнь…
— В которой не было ни дня фальши…
— Точно, — рассмеялась Аня, — за лето!
Мы сидели на диване обнявшись, пили красное вино, и я понимал, что вот оно счастье, то самое, которое запомнится навсегда. Мое счастье в этом летнем вечере, в Ане, в бокале с вином, в конце концов… Я крепче обнял Аню и поднес бокал к губам. Ничего больше сделать я не мог.
— А вообще странно, — сказал я. — Все поминают уходящее лето, скорбят по нему, и никто не думает, что на смену является осень.… что приходит сентябрь — лучший месяц года…
— Предлагаешь выпить и за сентябрь?
— Угадала! Выпьем за сентябрь, а потом за одиннадцать оставшихся месяцев, чтобы никому обидно не было…
Вскоре я взялся за гитару. На ум приходили только самые мрачные песни. Не было радостного вдохновения первого вечера, да и счастье все куда-то улетучилось. Пришла тоска.

Если лето пройдет, не плачь о нем и не беги за солнцем,
Не целуй без любви, зачем искать живого среди мертвых?
Не верь мне, когда я скажу тебе:
Солнце светит напрасно, солнце горит зря.

Наконец, я разложил диван. Мы понимали, что эта ночь последняя, и мы старались ее запомнить. Мои руки гладили Анино тело, будто также хотели запечатлеть его наощупь. Если мы не могли вырвать столбы и отменить границы, то что нам еще оставалось делать?

* * *

Проснулся я абсолютно опустошенным, долго лежал и смотрел, как спит Аня. Я не мог представить, что вижу ее последние часы. Трагедия нашего наполовину курортного романа приближалась к развязке. Я уезжал, Аня оставалась.
Позавтракав, мы очень быстро собрали вещи. Я смотрел на квартиру, в которой прожил полторы недели, и она казалась мне абсолютно чужой, лишившаяся всех следов моего пребывания. Пустая, блестящая каплями вымытая пепельница своим стерильным видом нагоняла тоску.
Нужно было попрощаться с Инкой. Я взял у Ани мобилку и набрал номер, мучительно подбирая слова. Но в трубке не было гудков, она молчала. И я понял, что именно сейчас закончилось все, что только могло закончиться.
В маршрутке мне досталось место на переднем сидении рядом с водителем. Я вспомнил, что по дороге в Висагинас ехал сзади, в самом углу.
Машина тронулась. Я последний раз взглянул на Аню и отвернулся. Из открытого окна повеяло ветром, я застегнул молнию на байке. На глаза упорно наворачивались слезы — не думать, только не думать. Замелькали в обратном порядке синие указатели населенных пунктов. Я полез в рюкзак за плэйером. Только не думать.

Дык хутчэй жа, вандроўнік, зьбірайся ў дарогу хутчэй.
На пагорках Эўропы зваяваныя сьпяць каралі.
Праз халодныя ночы мы пройдзем пад канвоем вачэй
І аднойчы на золку мы вярнемся да гэтай зямлі.

…Маршрутка неслась по петляющей дороге, оставляя Висагинас все дальше за спиной. А за окнами молча смотрело мне вслед Уходящее Лето.

Грохочущий колесами поезд все дальше отъезжал от города. За окнами начало темнеть, и машинист включил тусклое освещение. Вагон был практически пуст, только в самом его углу веселилась молодая компания: два парня и две девушки. Рядом с ними, на полу, стояли огромные рюкзаки с примотанными к ним трубками походных ковриков, несколько сумок и гитара в сером матерчатом чехле. Нетрудно было догадаться, с какой целью эти четверо покидали город.
— Вы уже когда-нибудь оставались в лесу с ночевкой? — спросил Мирик у девушек.
Мила смутилась, будто ей задали неприличный вопрос. Мирик перевел взгляд на Виолетту.
— Бывало, — ответила она.
— Значит, продолжаем пить за лес! — воскликнул Валерка и высоко поднял бутылку с вином за горлышко. Мирик и девушки протянули ему пластиковые стаканчики.
Валерка и Мирик познакомились в университете. Там они выяснили, что оба любят лес. Шум деревьев, свежий воздух и посиделки у костра — что может быть лучше. Каждый год они старались удрать из надоевшего города одновременно с наступлением первых теплых дней. Сложности возникали с поиском компании. Одногруппники решительно не хотели понимать прелестей отдыха на природе, предпочитая поездкам в лес распитие спиртных и алкогольных напитков на городских лавочках. Валерка и Мирик тоже были не прочь выпить, но все-таки стремились делать это в лесу. С каждым годом уговаривать людей становилось все сложнее.
Машинист объявил следующую станцию.
— Нам выходить, — сказал Валерка. — Давайте собираться.
На улице было тепло. На небе уже проявились недоступные взгляду из города звезды. Мирик и Валерка взвалили рюкзаки на плечи. Компания двинулась в сторону леса.
До этого вечера Мирик и Валерка никогда не встречали Милу и Виолетту, которые, в свою очередь, также не были знакомы. Это была идея Мирика — он и Валерка знакомятся каждый сам по себе в Интернете с девушками и приглашают их в лес на выходные. Если дело вдруг дойдет до интимных отношений, а друзья очень рассчитывали, что дойдет — существовал уговор: Мирику достанется девушка, с которой познакомился Валерка — и наоборот. Так было интереснее.
Они дошли до полянки, на которой было решено остановиться. Лес с трех сторон и мелкая чистая речушка с четвертой, Мирик и Валерка отдыхали здесь уже не раз.
Мила приехала на вокзал в синем спортивном костюме, а вот остальным следовало переодеться. И хотя было темно, Виолетта и ребята проделывали это, стоя друг к другу спинами. Когда они обернулись, у Виолетты вырвался невольный смешок. До сих пор прилично одетый Мирик коренным образом преобразился. Напялив на себя заплатанные спортивные штаны и стройотрядовскую штормовку своего отца, он больше походил на пугало, чем на человека. Валерке показалось, будто он заметил в Виолеттином взгляде оттенок брезгливости.
Мирик занялся установкой палатки, а Валерка отправился за дровами, захватив с собой два топора, ленточную пилу и огромный нож. Подобно искусному мастеру, он не мог ограничить себя лишь одним инструментом. Ведь дрова были его любовью. Широкий и крепкий парень, Валерка всегда в одиночку притаскивал к костру огромные бревна, которые затем сам же разрубал и распиливал. Худощавый Мирик обычно занимался всем остальным.
Костер затрещал хворостом, осветив поляну. Девушки принялись нарезать бутерброды. Виолетта руководила процессом, Мила послушно размазывала масло. Мирик вглядывался в ее лицо. Маленький носик и затравленный взгляд над робкой улыбкой. К тому же молчит почти все время. Интересно, что думал Валерка, когда приглашал ее? Или в Интернете она гораздо разговорчивее? Мирик продолжал смотреть на Милу. Скорее всего, она не нравится парням, подумал он. Наверное, приглашение в лес восприняла как главную жизненную удачу, долго советовалась с красивой и опытной подружкой, прежде чем дать ответ. Надо узнать у Валерки. Виолетта вот согласилась поехать сразу, только поинтересовалась, будут ли еще девушки. При их непродолжительном знакомстве она показалась Мирику смелой и темпераментной — как раз то, что Валерке нужно. Может, и тот, руководствуясь обратным принципом, выудил для него эту бледную тихоню? Мирик откопал в рюкзаке фонарик и отправился искать друга, ориентируясь на стук топора.
Валерка стоял, склонившись над поваленной сосной, будто охотник над телом поверженного животного.
— Как тебе девочки? — спросил подошедший сзади Мирик.
— Отлично! Эта Виолетта — вообще огонь! А ты доволен?
— Все не так страшно, хотя могло быть и лучше. Какая-то тихая. Мне кажется, она из того типа, которой нужно читать стихи, а не спаивать.
— Решай сам, только через костер не прыгай как в прошлый раз, —предупредил Валерка, припомнив недавнюю демонстрацию другом пьяной молодецкой удали.
Они вернулись на поляну. Виолетта что-то тихо говорила Миле, та смущенно улыбалась. Улыбка ей шла, причем именно такая робкая. «А ведь и в самом деле не все так плохо», — подумал Мирик.
Когда-то у него была и постоянная девушка. Проблема была в том, что она не любила лес и потому никогда с ним не ездила, в отличие от других, соблазнительных и частенько готовых к любовным утехам на природе. Когда Мирик возвращался в город, его девушка ласково интересовалась, не изменял ли он ей. Мирик врал, что нет, и она успокаивалась, но облегчения от этого он не испытывал. Наоборот, из-за своей доверчивости девушка начинала выглядеть в его глазах обманутой дурой, вызывая при этом жалость и раздражение. Они расстались, когда Мирик понял, что врать ему больше неинтересно.
На огне закипела гречка. Когда она была готова, Валерка снял котелок и принялся раскладывать кашу по мискам. Мирик принес охлаждавшиеся в воде пластиковые бутылки с дешевым пивом. Дешевым, потому что любое пиво, включая самые изысканные зарубежные марки, в лесу становилось одинаковым на вкус. Та же аномалия происходила и с чаем. Будь то черный или зеленый, на речной воде или озерной — каждый раз в результате получалась темная жидкость, напоминающая чай лишь отдаленно.
Когда все поели, Валерка взялся за гитару. Играть он практически не умел, однако любил повторять, что компания без гитары, как пиво без водки. Мила сказала, что очень любит, когда поют под гитару. Валерка петь не стал, а просто перебирал струны, зажимая четыре известных ему аккорда.
Мирик закурил и посмотрел на девушек. «Они все понимают, — подумал он, — понимают, зачем они здесь. Но мы слишком мало выпили, потому и соблюдаем приличия. Это глупо, но иначе просто не умеем. Вынуждены нести какую-то чушь, и в который раз исполнять заново ритуал соблазнения, прозрачный до нелепости и пошлый до отвращения. Как это глупо».
Мила бросила в огонь еловую лапку, и от костра повалил серый дым. Мирик сделал глоток пива.
— Все любят сказки? — спросил он. Валерка посмотрел на него как на идиота, Мила глупо хихикнула и лишь одна Виолетта ответила:
— Я люблю сказки для взрослых.
— Это будет сказка для взрослых, детям ее нельзя слушать, она страшная.
— Ты расскажешь нам страшную сказку?
— Конечно. Девушки боятся страшных сказок и просят, чтобы парни их обняли.
— Мы очень хотим услышать страшную сказку, Мирик, расскажи ее нам.
— Тогда слушайте. В одном царстве-государстве жил человек. У него была черная рука и…
Мирик рассказывал свою только что придуманную сказку. Мила сидела задумавшись. Ей было хорошо и неспокойно одновременно. Хорошо оттого, что она была на природе — ей нравился лес, оттого, что просто была не одна. Неспокойно оттого, что не знала, как себя вести. Она уже поняла, что Мирик за ней сегодня ухаживает. Это было неплохо, потому что Валерка ей совсем не нравился — грубый и с плоскими шутками. Мирик нравился больше, но все-таки Мила задавала себе вопрос, почему именно он? Она весь вечер присматривалась к нему, но не могла понять, почему все-таки должна принять его ухаживания и втянуться в любовную игру. Виолетте хорошо, она умная и красивая, подумала Мила. Она легко ведет себя с парнями и всегда знает, что делать. Она легка и естественна.
— Я пойду спать, — решилась Мила и поднялась с бревна, на котором сидели все четверо.
Мирик запнулся на полуслове. Вечер рушился на глазах. С открытым ртом он проводи Милу взглядом до палатки.
— Мирик, так чем заканчивается твоя сказка? — спросила Виолетта.
— Я забыл, — буркнул он и налил себе пива до краев кружки.
Все замолчали. Только шум костра был слышен в тишине.
Мирик пил сам и видел, как пьянеет Валерка, предпринимающий попытки обнять Виолетту. Та с упорной настойчивостью отводила его руку.
— Я сейчас вернусь, — сказал Валерка и направился к палатке.
«К Миле пошел что ли?» — подумал Мирик.
Валерка возвратился с бутылкой водки в руках. Мирик вздохнул, быстрыми глотками допил пиво и протянул кружку.
Ночь.

***

Мирик открыл глаза. Голубое небо тут же безжалостно впилось в зрачки. Рядом послышался Валеркин похмельный стон. Мирик поднял гудящую голову и огляделся. Потухший костер, распахнутая настежь пустая палатка, разбросанные по поляне бутылки. Девушек не было. Мирик снова уронил голову и закрыл глаза.
День.

***

Они стояли у места, где речушка образовывала маленькую запруду. Из прозрачной воды выступали темные верхушки камней.
«Никогда бы не могла подумать, что меня может возбудить девушка, — подумала Мила, — я наверное сошла с ума. Господи, мне казалось, такое могло быть только в песне, а теперь это со мной».
Виолетта взяла Милу за руку.
Они ночевали одни в палатке. Валерка и Мирик заснули на улице. Когда Виолетта легла рядом, Мила еще не спала. Сейчас она уже забыла, как они с Виолеттой оказались под одним спальником, но до сих пор помнила ощущение ее губ на своей шее, ее груди под пальцами, и нежность, нежность. «Я хочу дотронуться до нее, поцеловать, снова почувствовать ее грудь, хочу снова полететь. Я ненормальная».
— У тебя было это когда-нибудь с девочкой? — спросила Мила.
— Глупенькая, меня не интересуют мальчики. Конечно же было.
Виолетта сжала сильнее ее руку. Их губы слились в поцелуе, и они полетели.

***

— Угадай, что я только что видел.
— Не знаю.
— Я вышел за дровами, а там у реки наши бабы вдвоем целуются.
— С кем?
— Друг с другом, с кем еще! — Валерка вогнал топор в дерево.
— Ты гонишь!
— Я тебе серьезно говорю. Еще твоя Мила держит за грудь мою Виолетту.
— Они что, сдурели в конец?
— Я не знаю. Что делать будем?
— Целоваться, — сказал Мирик со злостью. — Что ты тут сделаешь?
— Ну может, им нашего внимания не хватает…
— Дурак ты, Валерка, с жиру они бесятся просто. Лучше сходи посмотри — вон костер погас, ему дрова нужны. Нам отдыхать здесь еще сутки.