Три дня перед вечностью (первая книга Мистерий)

ТРИ ДНЯ ПЕРЕД ВЕЧНОСТЬЮ

Часть 1

Рожденный в пустыне

– О чем ты думаешь?
– О пустыне.
– О пустыне? О какой пустыне?
– Обыкновенной.
– Я тоже к ней отношусь, к этой пустыне?
– Конечно, – отвечал я. – Мы все в ней живем.
Хотя на самом деле живет одна пустыня…
Харуки Мураками

Глава 1

Как странно, когда смотришь в себя и видишь лишь пустоту… Как будто сознание падает в бездонную пропасть, пытаясь из последних сил уцепиться за что-нибудь, подвластное его хватким щупальцам… Но когда все тщетно, наступает страх, отчаяние, безысходность… И ты срываешься в бездну, превращаясь в мельчайшую песчинку…

Солнечный свет ударил в глаза, как только я попытался приоткрыть веки. Вдох наполнил легкие песчаной пылью, из-за чего меня тут же вырвало.
Песок, на котором я лежал, и небо, нависшее над пустыней тяжелой плотной завесой, сливались в одно – нечто огромное, желтое, с адскими всполохами красного. Раскаленный воздух дрожал, будто живая тягучая субстанция, пронизывающая тело невыносимым жаром.
Я провел ладонью по растрескавшимся губам, растер высохшие дорожки от слез на лице, согнулся, превозмогая ноющую головную боль, и поднялся на колени…
Что же, черт возьми, происходит? Я умер или сошел с ума? Бешеный ураган чувств захлестнул разум и поглотил мысли. Я не сразу услышал свой собственный крик – вопль мольбы и отчаяния, зов о помощи, плач младенца… Он захлестнул Вселенную, проник в толщи песка и эхом отозвался в каждой его крупинке… Но мир остался безмолвен и равнодушен, жестоко равнодушен.
Звон в ушах начал усиливаться и вибрировать, растекаясь вовне серебристым заливистым смехом. Смеялся песок… смеялось небо… смеялся дрожащий воздух… смеялось все сущее этого чужого, тревожного места… Наверное, я бы окончательно лишился разума, если бы тогда не увидел перед собой живого человека из плоти и крови, издающего этот звук. Его худое костлявое тело сотрясалось от смеха. Истертый, покрытый пылью дорожный плащ, такая же древняя и пыльная шляпа… Я потянулся к кожаной фляге, висевшей у него на поясе, и обессилено уткнулся носом в песок. Может, я показался ему забавным, но он засмеялся еще сильнее.
Нахохотавшись вдоволь, он отцепил флягу от пояса, присел передо мной на корточки и протянул ее мне. Живительная влага обожгла внутренности и вскружила голову. Не удержавшись, я неуклюже завалился на бок.
Лицо его, спрятанное тенью, падающей от полей шляпы, было желтым и морщинистым.
– Кто ты? – еле прошептал я распухшими губами.
– Я тот, кто не оставляет следов, – весело отозвался он. – Еще меня называют Смеющийся Человек. А ты? Наверное, Бог…
Голова раскалывалась на части, разум протестовал против разрушительного шквала безумия, опрокинувшегося на его безупречную неприступную крепость.
– Ты – безумный Бог, – его слова доносились откуда-то издалека, сквозь пелену сковавшего отупения, – и очень, очень странный, потому что в своем безумии ты снова и снова упрямо запускаешь свои часы…
– Какие еще… часы?
– Свои дурацкие часы.
– Что тебе от меня надо? – в отчаянии простонал я.
– Не слишком ли много вопросов сразу?
Я зажмурился, зажал уши руками и пролежал так какое-то время. Когда открыл глаза – рядом уже никого не было. Где-то вдалеке раскатистыми переливами звучали отголоски смеха странного старика.
Пасуя перед абсурдностью и бессмысленностью происходящего, сознание предпочло спрятаться в черной благодатной пустоте. Кошмар закончился, но не надолго…

Первая мысль принесла страх вернуться в тот же песок, под тем же небом, увидеть перед собой того же старика. Но теперь мир изменился – куча какого-то тряпья подо мной ритмично покачивалась под скрип несмазанных колес телеги, устало фыркало впряженное животное, и чья-то спина застыла прямо перед моим расфокусированным блуждающим взглядом. Постепенно я начал понимать, что сидящий за вожжами человек – не тот смеющийся старик, с которым я повстречался в первый раз.
– Ты видел не оставляющего следов на песке? – в ответ на мои мысли хрипло прокаркал возница, развернулся вполоборота и, хитро прищурившись, подмигнул мне.
– Так это была не галлюцинация, не сон? Кто он такой, этот Не оставляющий Следов?
Незнакомец ухмыльнулся, демонстрируя кривые желтые зубы.
– Да так, один безумный старик. Каждый хотя бы раз видел его. Он сумасшедший – это так же верно, как то, что я Крестоносец.
– Крестоносец? – переспросил я, не скрывая неприязни.
– Кого-то несут на кресте, а кто-то несет свой крест! – заржал он.
– О чем ты? – не понял я.
– Заткнись! Слишком ты разговорчивый попался, надо было заткнуть тебе глотку кляпом.
Только тут я почувствовал, что руки связаны за спиной, а веревка так сильно врезалась в кожу, что суставы занемели. Меня медленно начала охватывать паника.
– Зачем ты связал меня? – слова возбужденно заклокотали в моем горле.
– Кто знает, чего от тебя можно ждать, – философски заключил он. – Все, что я нахожу в пустыне, принадлежит мне. Поверь, лично против тебя я ничего не имею, – примирительно добавил он, надеясь, видимо, на мою благосклонность.
– И что ты собираешься сделать со мной?
– То же, что и обычно – продам.
Пот выступил на моем лице.
– А может быть, на этот раз, Крестоносец, ты бы отпустил меня…
И снова кривая ухмылка застыла на его лице. Я заметил, как в этот миг остекленели его глаза, а голос задрожал:
– У меня шестеро детей. Их нужно кормить. А за рожденных в пустыне кое-где дают кругленькую сумму!
– Развяжи руки… – сквозь сжатые зубы прошипел я, чувствуя, как поднимающийся из глубины души гнев все сильнее овладевает мной.
Крестоносец не ответил, его спина мерно покачивалась в такт движениям повозки.
Я попробовал высвободить руки, но попытка не принесла ничего, кроме боли. Очень неприятно было ощущать себя пленником, которого везут неизвестно куда. Противник находился передо мной и не производил впечатления могучего атлета – можно было рискнуть.
Время шло, монотонно скрипели колеса. Крестоносец, похоже, совсем не обращал на меня внимания.
Усыпив его бдительность своей неподвижностью, я выждал момент, когда он сонно заклевал носом. Согнувшись, поднял связанные ноги, петлей обхватил шею Крестоносца и завалил его на себя. Он тщетно пытался высвободиться, но я крепко держал его в захвате и душил изо всех сил. Он успел ударить меня несколько раз, но, почувствовав, что задыхается, судорожно забарахтался, пытаясь ослабить удушающие объятия моих ног. Через некоторое время тело его ослабло и обмякло. Я не собирался убивать его и потому разжал ноги, как только почувствовал, что Крестоносец потерял сознание.
Теперь нужно было освободить руки. Я порылся ногами в тряпье, которым была набита повозка, в поисках подходящего острого предмета. Это заняло довольно много времени, но не принесло результатов. Обиднее всего было бы умереть сейчас, связанным в повозке, не имея возможности перерезать стягивающую руки веревку.
Занятый поисками, я не заметил, как Крестоносец начал приходить в себя. Он кинулся на меня неожиданно, сбоку, навалился всей тяжестью. В руке его сверкнул нож. Согнув ноги в коленях, сильным пружинящим ударом я откинул Крестоносца в стенку повозки. Он ударился головой об деревянную дугу, державшую натянутым брезентовый верх, и с глухим стоном осел вниз. Я отчаянно колотил его пятками по затылку, пока он не обмяк.
Теперь у меня был нож, который судьба неожиданно передала мне руками Крестоносца. Я нащупал пальцами лезвие – оно было острым.
Растирая затекшие суставы, я сидел на краю повозки и размышлял: должен ли я благодарить Крестоносца за то, что он вовремя очнулся и достал нож? Не знаю. Наверное, все же это не его заслуга. Хотя надо отдать ему должное: если бы он не подобрал меня в пустыне, солнце высушило бы мое тело до костей. Ну, все же и я оставил ему жизнь, поэтому посчитал, что мы квиты.
Вскоре я мог свободно шевелить пальцами, и следующее, что поспешил сделать, это найти прочную бечевку и связать Крестоносца, но понадежнее, чем он меня в прошлый раз. Руки и ноги накрепко стянул петлями и связал за спиной, ограничивая пленнику малейшие движения. Пока я трудился над ним, Крестоносец хрипел и судорожно подергивался. Кровь из рассеченной на затылке кожи заливала его шею и виски.
Закончив с Крестоносцем, я несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, пытаясь расслабиться. Порылся в хламе Крестоносца, откопал закупоренную бутыль, вытянул пробку зубами и сделал несколько глотков. Выдержанное терпкое пойло обожгло внутренности. Проклиная все на свете, я отшвырнул бутыль и принялся искать воду. Откопав наконец-то флягу, плеснул немного воды на ладонь, смочил лицо и тут же поморщился от боли: защипали ожоги, мелкие трещинки на коже – жестокие поцелуи солнца пустыни, помимо этого, засаднила рассеченная скула – след удара Крестоносца. Я со злостью сплюнул сквозь зубы, натянул на себя кое-что из валявшегося в телеге поношенного тряпья и сел за вожжи.
Лошадь, оставшаяся без хозяина, лениво плелась, увлекая повозку в неизвестном направлении, но, почувствовав над собой уверенную руку возницы, побежала веселее.
Насколько хватало взгляда, повсюду простирались выжженные солнцем песчаные поля, скудная растительность пряталась в тени волнистых барханов, – и ни одной живой души, куда ни глянь – песок… Что это за земля? Казалась, Бог давно забыл и покинул это место. И время здесь тянулось как-то странно… Словно прошла целая вечность, а ничего не изменилось – солнце палило так же сильно, лошадь шла так же неутомимо, и колеса скрипели так же монотонно…
Из повозки я слышал хриплое прерывистое дыхание Крестоносца. Он не пытался со мной заговорить и на мои вопросы никак не реагировал – в общем, делал все, чтобы я поскорее забыл о его существовании.
Неизвестно откуда появившийся ветерок погнал по поверхности пустыни песчинки. Легкое дуновение приятно коснулось воспаленной кожи. Отчего-то непреодолимо потянуло в сон. Песчинки медленно пересыпались перед глазами – одна за другой, одна за другой, и так бесконечно, как секунды сливаются в минуты, минуты – в часы, часы – в дни, дни – в года, года в тысячелетия… без остановки… Великий, монотонно текущий Океан Времени… Огромная, бескрайняя, выжженная солнцем песчаная Пустыня, где песчинки – миры, миры, миры…

Жуткий гул поглотил все вокруг. Мир рушился… Сила, неподвластная человеческому разуму, неуправляемая, непокорная, необузданная, вырвалась на волю и наслаждалась своим могуществом.
Было трудно дышать, на зубах скрипел песок. Сквозь порванный брезент тента открывалось ужасающее зрелище буйной вакханалии природы – сплошной стеной в воздухе стоял песок, неведомая сила крутила его и швыряла во все стороны. Он гудел свирепо и гневно, тяжелым шквалом ударяя в натянутый тент повозки, словно в ритуальный барабан.
Повозку практически полностью завалило и сдавило толщей песка. Не знаю, долго ли я проспал, но песчаной буре не потребовалось много времени, чтобы похоронить нас заживо в ненасытном чреве пустыни.
Все пронеслось в воспаленном мозгу каким-то безумным сном, и я открыл глаза в надежде, что он кончится. Но он не кончался. На меня смотрели глаза – в них отражалось что-то странное, необычное, леденящее душу, я до конца не мог понять, что… Кривая усмешка, засохшая кровь на лице – Крестоносец! Я выхватил из-за пояса нож, кинулся к Крестоносцу и рассек веревки, стягивавшие его конечности, но он остался лежать и молча наблюдать за мной. Его пристальный, пронизывающий взгляд пригвоздил меня к месту – в нем не было страха, только безысходность, какая-то жестокая, абсолютная безысходность приговоренного к смерти. Он сдался, он готов был умереть, но его ухмылка говорила о том, что он не боится смерти, что ему безразлично, абсолютно все равно. Но я не собирался подыхать в этой чертовой пустыне рядом с сумасшедшим.
Я неистово боролся, раскапывая песок руками, в бессильной злобе расшвыривая его вокруг себя, но песка становилось все больше и больше, дуги повозки треснули и прогнулись под его тяжестью…
Вдоволь насладившись сотворенным хаосом, буря затихла так же внезапно, как и началась. Пустыня только играла с нами. Она не собиралась убивать нас быстро. Скорее всего, она готовила нам смерть более изысканную, медленную и жестокую…
Я вспорол ножом брезент тента, и лавина песка хлынула внутрь. Сил едва хватило на то, чтобы вылезти самому и выволочь за собой безвольного Крестоносца.
Ураганный ветер стих, и с неба обрушился песочный дождь. Он забивал нос, рот, уши, глаза, проникал под одежду, в волосы. Тяжело дыша, я упал на песок рядом с Крестоносцем.
Повозка вместе с лошадью были погребены под песком, всосаны пустыней, на поверхности остались торчать лишь сломанные дуги деревянного остова с уныло болтающимися на них обрывками тента.

Глава 2

Вокруг песок, сплошной песок, ни конца, ни края. Какая-то жуткая насмешка. Меня начал душить внезапный приступ неконтролируемого смеха, переходящего в плач. Вцепившись в волосы, я поднял глаза к чужому желтому небу и стал проклинать Бога.
Крестоносца явно забавляло наблюдать за мной. Я вскочил и со злостью пнул его ногой в живот. Он согнулся, захлебываясь болезненным кашлем и выплевывая на песок сгустки крови.
Он был противен мне, отвратительно было его смирение, безвольная покорность обстоятельствам, но бросить его умирать здесь одного я тоже не мог. Хотя, скорее всего, он на моем месте поступил бы иначе и после не испытывал бы по поводу меня никаких угрызений совести.
Таща на своих плечах Крестоносца, я брел неизвестно куда. Тяжесть ноши давила, но я продолжал идти, стиснув зубы.
– Живет кто-нибудь в этой поганой пустыне, кроме тебя и того безумного старика? – спросил я, зная, что не дождусь ответа.
– Думаешь, я так и буду тащить тебя? Черта с два! Ты же понимаешь, мы сдохнем здесь! Тебя что, это ни капли не волнует? – я начинал злиться, но он по-прежнему молчал. Тогда я бросил его на песок.
– Иди, иди куда хочешь, и пусть сумасшедший Бог, который создал эту пустыню, заботится о тебе! Я этого делать не собираюсь! Катись к своей семье, – ведь ты говорил, что у тебя есть дети, хотя мне сложно в это поверить! – я развернулся и, спотыкаясь, поплелся прочь.
– Только ради моих малюток… – то, как он произнес это, заставило меня остановиться. – Я жалкий, никчемный слизняк, и живу только ради них. Они хорошие, они не такие, как я…
По его небритым, покрытым смешанной с песком кровью щекам покатились крупные слезы, он зарыдал, потом вдруг захрипел, глаза его закатались, а тело забилось в конвульсиях. Я кинулся к нему и, не зная, что делать, стал трясти его и хлестать ладонями по лицу. Когда он пришел в себя, я совсем обессилел.
– Так почему же ты не сидишь дома, а занимаешься работорговлей и подыхаешь в пустыне? – устало произнес я.
– Это единственная для меня возможность заработать, – и знакомая неприятная ухмылка вновь появилась на лице Крестоносца.
Мне хотелось наорать на него, врезать ему хорошенько, но я сдержался, молча поднял его на ноги и потащил. Крестоносец шел тяжело и медленно, он выглядел старше меня и был менее вынослив физически. Скрипя зубами, я продолжал тянуть его на себе.
Глаза застила пелена усталости, и когда я увидел впереди приближающийся силуэт, не сразу догадался, что это не очередной мираж или галлюцинация, а самая настоящая, реальная лошадь. Она неслась сломя голову навстречу нам, волоча по песку изувеченного всадника, застрявшего ногой в стремени.
Я не поверил своим глазам. Спасение! И ринулся вперед, навстречу лошади. Крестоносец, привалившийся к моему плечу, потеряв опору, грузно шлепнулся на песок.
Лошадь шарахнулась от меня в сторону, она была напугана, и я чуть было не упустил ее, но вовремя успел схватиться за узду и повиснуть на ней всей своей тяжестью.
Пока я успокаивающе гладил ее морду и шептал на ухо нежные слова, Крестоносец подполз ближе и склонился над мертвым всадником, рассматривая обломок стрелы, торчащий у того из горла.
– Кочевники! – уверенно произнес Крестоносец, затем потянулся к седлу, отстегнул от него флягу и начал жадно пить. Я вовремя выхватил из его рук флягу, уверенный, что он и не подумает оставить мне хотя бы каплю, сделал несколько больших глотков и остатками напоил лошадь.
– А теперь давай-ка руки за спину! – сказал я Крестоносцу, снимая с луки седла моток бечевки.
– Слушай, парень, оставь меня здесь…
– Ты что, с ума сошел, для чего я тогда тащил тебя всю дорогу? Хочешь умереть?
– Это мое дело!
– Нет уж, я здесь ничего не знаю – поможешь мне выбраться отсюда!
– Скачи прямо и, может быть, доберешься туда, куда тебе надо.
– Я сказал, руки за спину, и, думаю, ты уже понял, что повторять я больше не собираюсь!
Крестоносец вздохнул и послушно сложил руки за спиной. Я связал его, поднял и перекинул через круп лошади. Затем освободил изувеченную ногу мертвеца из стремени, вскочил в седло и резво пришпорил животное.
Прошло довольно много времени, прежде чем впереди на горизонте показались какие-то строения. Я понятия не имел об их предназначении, но то, что я видел, определенно было сооружено человеческими руками, а значит, человек все же сумел отвоевать у жестокой пустыни клочок земли. Это вселяло хоть какую-то надежду.
По мере приближения все сильнее чувствовался запах жилья, а вместе с ним глубоко в душе просыпалось ощущение чего-то родного и теплого.

Миновав массивные ворота, я направил лошадь по прямой улице вдоль тесно прижимавшихся друг к другу блокгаузов и вскоре очутился на городской площади. Мрачным каменным великаном над домами возвышалось здание церкви. Вокруг – ни души.
Я привязал лошадь за повод к жерди перед одной из построек, ухватил Крестоносца за ремень, поднатужился и стащил на землю.
– Так-так, давно не виделись, Крестоносец! – голос, прозвучавший за спиной, заставил меня вздрогнуть от неожиданности, ведь еще мгновение назад я осматривал окрестности и поблизости никого не заметил.
Обернувшись, я наткнулся на незнакомца в лихо заломленной белой шляпе. Крепкое телосложение, мужественное лицо, волевой подбородок… Довольно неприятный, высокомерный и циничный взгляд заставил меня неуютно поежиться.
– Парень, если ты еще не знаешь – я Шериф этого Города. Даже и не надеялся так скоро заполучить голову этого бандита! Долго ты за ним охотился? – он зыркнул на Крестоносца, словно коршун на добычу.
– Вообще-то охотился он за мной, – ответил я, в недоумении заметив четыре ствола, направленные в мою сторону. Люди Шерифа не спешили покидать своих укрытий, но ясно давали понять, что держат ситуацию под контролем.
– А, ты из этих… Да не скромничай, таких гадов нужно давить и уничтожать! – глаза Шерифа блеснули озорным огоньком.
– У меня шестеро детей. Их нужно кормить… – жалобно протянул Крестоносец.
Шериф крепко схватил Крестоносца за шиворот и прижал дуло револьвера к его виску.
– Ты мне эти сказки не рассказывай, тварь, я их наизусть выучил!
По щекам Крестоносца потекли слезы. Я стоял и смотрел, понимая, что пора вмешаться. Положил руку на плечо Шерифа и примирительно сказал:
– Спокойней, Шериф, я ни в чем не обвиняю этого человека. Пускай идет к своим детям.
Не успел я моргнуть глазом, как Шериф стоял уже лицом ко мне, холодное дуло револьвера леденило мой лоб, а холодный взгляд леденил душу.
– К детям?! – гневно вскричал Шериф. – А ты знаешь, что он убил своих детей, – всех, сам, своими руками, перерезал, как цыплят, отрезал им уши и сделал из них ожерелье? Ты знаешь это, малыш?
Меня прошиб ледяной пот. Я посмотрел на Крестоносца. Тот плакал, не на шутку убитый горем, и бормотал что-то невнятное себе под нос. Шериф повернулся к нему и резким движением рванул воротник его рубашки, обнажая голую волосатую грудь, на которой висело нечто похожее на высушенные человеческие уши, нанизанные на кожаный шнурок.
Я почувствовал приступ тошноты и легкое головокружение. Сквозь откуда-то появившийся шум в ушах я уже не мог разобрать ни бормотаний Крестоносца, ни криков Шерифа. Тело Крестоносца опять затряслось, а глаза его стали закатываться. Шериф небрежно опрокинул Крестоносца на землю ударом рукояти револьвера по голове и направился ко мне. Я инстинктивно сделал шаг назад. Но он и не думал нападать, хотя в глазах его продолжал сверкать все тот же озорной огонек. Он отстегнул от пояса небольшой мешочек и швырнул его мне.
– На, держи свою награду! – Шериф внимательно уставился на меня, угрожающе поднял палец и, понизив голос до шепота, добавил:
– Ты – Скиталец. Мы здесь не любим т а к и х. Неизвестно, чего от тебя можно ждать. Так что смотри! – он ткнул меня пальцем в грудь. – Не попадайся мне! Запомни хорошенько: я здесь – Закон, а здешний Закон не любит проходимцев!
– Нет проблем, Шериф, – простодушно ответил я, ощущая внезапно навалившуюся усталость. – Мне бы только отдохнуть. Где тут можно промочить горло и хорошенько поесть?
Он кивнул в сторону постройки напротив и, смерив меня взглядом с ног до головы, повторил:
– Смотри – без шуток. И запомни, в Городе запрещено носить оружие.
Понурив голову, я направился в салун. Похоже, все здесь были совершенно ненормальными, поэтому самым разумным решением для меня оставалось выкинуть все это из головы и использовать по назначению содержимое мешочка, который теперь приятно оттягивал мой карман.

Зашторенные окна и приглушенные свечи погружали салун в трепещущий полумрак. Острова неги и умиротворения рождались и тонули в клубах табачного дыма. Волны музыки, которые скрипач, казалось, извлекал из самых глубин своей измученной души, выбрасывали одинокий странствующий корабль чувств к берегам прекрасным, чистым и настолько далеким от всего этого безумного мира… а приятная тяжесть в желудке не давала кораблю всплыть на поверхность.
Заказав несколько порций подающейся здесь лучшей еды и бутылку хорошей выпивки, я сразу же решил расплатиться с хозяином салуна, протянув ему полученную от Шерифа награду, но хозяин испуганно замотал головой и отмерил себе только два с половиной наперстка синего песка, которым оказался наполнен мой мешочек. Остальное вернул обратно.
– Спрятали бы вы это подальше, – наклонившись к самому моему уху, прошептал хозяин, – от лихих людей.
Но мне не хотелось думать ни о чем, разве что о горячей ванне. Я просто сидел и отдыхал, потягивая из бокала жидкость, дурманящую рассудок. Убежать, скрыться от несовершенного мира с его несовершенными законами, напиться и забыться – вот что больше всего мне было нужно в тот момент.
На меня вроде бы никто не обращал особого внимания, хотя в обносках Крестоносца я выглядел полным оборванцем, да и сам я без интереса лениво разглядывал столик напротив, за которым трое мужчин играли в карты, время от времени коробя мой эстетический настрой громкими и нелицеприятными ругательствами. Один – высокий и худощавый, в полосатом пиджаке и черной шелковой жилетке. Лицо его украшала холеная остренькая бородка, а на носу красовались очки в дорогой оправе. Рубашки на джентльмене не было, – видимо, ее он уже успел проиграть. Его партнером по правую руку был маленький толстячок лакейского вида с прилизанными и зачесанными назад жидкими волосиками. На левом мизинце толстячка сверкал здоровенный перстень, а маленькие влажные глазки воровато шныряли из стороны в сторону. Иногда он вжимал голову в плечи так, будто боялся по ней получить. Третьим был пожилой джентльмен – седоволосый, одетый скромно, но аккуратно. Держался он достойнее и чопорнее остальных, хотя вроде и не пользовался среди них особым почтением.
– Можно присесть? – раздался вдруг голос рядом со мной. Молодой парень, худощавый и безобидный на вид, дружелюбно улыбаясь, кивал на соседний стул.
Я безразлично пожал плечами и отвернулся в другую сторону, поймав в поле зрения соблазнительную официантку, которая откупоривала бутылку для толстого бородача, занимавшего соседний столик справа. Лицо мужчины вспотело и покрылось багровыми пятнами. Но официантку, в отличие от меня, он не замечал – его мясистые руки тянулись к бутылке. Создавалось впечатление, будто он сидит тут вечно и уже органично вписывается в интерьер заведения.
– Как тебе рагу? Отменная вещь! Такое получается только из говядины дядюшки Джоуба. Его пастбище ближе всех к Источнику – там трава сочнее. Короче, я иногда работаю на него, когда больше заняться нечем. А ты же здесь новенький, да? – все это он выпалил за какие-то три секунды. Я внимательно посмотрел на него. Он и не пытался скрыть явной заинтересованности моей личностью.
– Меня зовут Лис, – представился парень, протягивая мне руку.
Я усмехнулся абсурдности ситуации. Я не знал своего имени! Но, похоже, его знал Шериф…
– Скиталец, – произнес я, собираясь совершить рукопожатие. – О, черт! – воскликнул я, отдергивая ладонь – у парня на руке не было безымянного пальца и мизинца.
– Кочевники… – пояснил Лис, заметив мое замешательство.
– Извини… – я пожал его руку, чувствуя себя при этом очень неловко, и попытался как-то сгладить ситуацию, поддерживая разговор. – Так что там твой дядюшка Джуб?
– Джоуб, – поправил Лис, – и он мне не дядюшка. А что Джоуб – пасет своих коров, поставляет мясо и в Город, и в Гарнизон, пока платит Шерифу приличную мзду – спит спокойно, и чувствует себя намного лучше других скотоводов, чьи пастбища дальше от Источника… Говорят, ты поймал Крестоносца и снял большой куш?
– А здесь всегда всем все известно? – удивился я.
– Это же Город! – засмеялся Лис. – Короче, Шериф сейчас имеет зуб на Крестоносца – тот подвел его в одном деле. Между прочим, Крестоносец снова убил Шерифа и убежал!
Я не оценил его чувство юмора.
– Знаешь, Лис, или как там тебя, я очень устал после того, как провел целую вечность в пустыне. Так что извини, если я не смогу поддержать твою душевную беседу. – Мне хотелось отвязаться от него, но Лис не оставлял меня в покое.
– Я могу помочь тебе хорошенько отдохнуть. В таком месте, как это, плохо без друзей!
– С чего это ты такой добрый? – я подозрительно покосился на него. – Чтобы называться другом, по-моему, мало знать одно имя. Но я, наверное… воспользуюсь твоей помощью. Где тут можно бросить кости и хорошенько отоспаться?
– Идем за мной, – Лис встал из-за столика. Я начал было подниматься вслед за ним, как вдруг раздался волшебный, чарующий голос.
Это была чудесная песня, песня любви и призыва. Я так и опустился обратно на стул. Передо мной возникла богиня в блестящем белом облегающем платье. Нежная безупречность линий ее прекрасной фигуры завораживала, движения манили, губы беззвучно звали. Казалось, презрев законы притяжения, она парила над землей…
Я не сразу понял, что парень одергивает меня за рукав.
– Кто она? – пролепетал я, ощущая трепет в сердце.
– Фло – она всегда здесь поет, – Лис улыбнулся. – Смотри, не попадись ей на крючок. Конечно, это очень приятно, но до тех пор, пока глубоко не заглотишь наживку.
Я уже не понимал, о чем он говорит, я даже не слышал его: я был полностью поглощен только ею. Меня тянуло к ней, я хотел обнимать ее, целовать, ласкать ее волосы, любить неистово и страстно…
Повинуясь непреодолимому притяжению, я поплыл на ее волшебную песню, небрежно отмахнулся от Лиса, который пытался остановить меня, не заметил, как по пути толкнул играющего в карты джентльмена в очках. Голова была опьянена спиртным, а сердце — любовью.
Хватая руками воздух, я пытался поймать ее, но Фло улетала, словно мотылек. Такая недоступная и притягательная…
Неосторожным движением я опрокинул бутылку со столика краснолицего здоровяка, и она упала, заливая содержимым его штаны. Толстяк вскочил – огромный, как гора, свирепый, словно медведь… Последним, что я увидел, был его кулак, обрушивающийся на мою несчастную голову.
Пропала музыка, пропала песня, пропала богиня…

Глава 3

Я очнулся разбитым и помятым, лежа в куче мусора посреди городской свалки. В голове шумело от выпитого, мысли путались, – в общем, ощущения не из приятных.
Кое-как поднялся на ноги, стал отряхиваться и заметил, что мешочек с синим песком пропал. Оглядевшись по сторонам, заметил жалкого, оборванного нищего, слепого с грязной повязкой на глазах.
– Это ты забрал мой песок? – обратился я к нему, потирая пальцами гудящий затылок.
Тело его затряслось в болезненном кашле. Я не сразу догадался, что он смеется.
– Тогда бы я не сидел здесь, не питался объедками и уже не был бы нищим, – хрипло выдавил он. – Тебя избил Буйвол, а обокрал Лис.
– Откуда же ты это знаешь, слепой?
– Очень часто слепые видят лучше зрячих.
– Значит, Лис… – я зло сплюнул под ноги, пропустив мимо ушей последнее замечание нищего. – А я думал, здесь не любят проходимцев. Где же ваш Шериф, блюститель закона?
– Шерифа нет в Городе. Он еще не вернулся…
Все смешалось в один нарастающий ком, который катился на меня, грозясь раздавить. Я – одинокая безвольная пылинка в некой неведомой игре между тенью и светом, лечу туда, куда дует ветер, играю, не ведая законов этой самой игры. Даже нищий, несчастный беспомощный слепой, похоже, «видит» больше меня, и сейчас его присутствие здесь – жалкая насмешка над моей ничтожностью.
– Когда у тебя ничего нет, тебе нечего терять! – крикнул мне вслед нищий и зашелся в полукашле, полусмехе.
Погруженный в мысли, я уныло брел мимо домов и загонов. На залитых солнцем пустынных улочках изредка попадались одинокие прохожие. Только фырканье лошадей да лай собак изредка наполняли звуками жизни вакуум внешнего безмолвия.
Поворачивая за угол, в узком переулке я увидел Лиса, который стоял спиной ко мне и разговаривал с каким-то человеком. Сердце учащенно забилось. Я вжался в стену, но собеседник Лиса, заметив меня, насторожился, чем привлек его внимание. Лис начал разворачиваться ко мне…
Я накинулся на него яростно и молниеносно, со всем накопившимся внутри гневом и отчаянием. Ударом локтя я повалил парня на землю и коленом вдавил его голову в дорожную пыль. Его собеседника уже и след простыл – он бросился наутек сразу же, не раздумывая, и испарился в одно мгновение.
– Ну что, друг, вы с тем здоровяком с самого начала решили меня ограбить?! – тяжело дыша, прошипел я.
Лис, явно напуганный, что-то залепетал в свое оправдание и попытался выскользнуть из-под моего колена, но я усилил нажим.
– Где мой песок? – повторял я, пока не понял, что Лис просто не может ответить.
Я поднял его за шиворот и развернул к себе лицом. Он заговорил быстро и сбивчиво, будто боялся, что я не дам ему договорить и снова начну бить.
– Да нет, Скиталец, ты не понял… ты пока ничего не знаешь… синий песок… он нужен нам, очень нужен… мы отдали бы потом намного больше… но не сейчас… короче, я хотел попросить, но Буйвол вышиб тебе мозги прежде, чем я успел тебе толком что-то объяснить…
– Если хочешь жить – говори понятно! – встряхнул я его.
– Скиталец, пока ты новый в Городе, и многое тебе неизвестно. Главное, поверь: я не собирался тебя грабить, просто мне срочно нужен был синий песок, и я не мог ждать, пока ты очухаешься. Короче, нам нужна твоя помощь!
– Кому – нам?
– Организации… – прошептал Лис. – Мы поговорим об этом, только не здесь…

Высокие изогнутые канделябры безмолвными стражами замерли по углам комнаты. Стену напротив полностью занимал огромный книжный шкаф. Утопая в глубоком удобном кресле, делая вид, будто рассматриваю пыльные корешки книг, я исподволь косился на человека в дальнем углу комнаты. Лис куда-то вышел и, оставляя нас наедине, не удосужился представить друг другу. Одетый во все черное незнакомец выглядел довольно мрачно. Устремленный из-под косматых бровей острый, пронизывающий взгляд, густые усы и бакенбарды, выступающие скулы и хищный оскал придавали ему сходство со зверем, который настороженно притаился в засаде. За время, что мы находились наедине, у меня так и не возникло желания заговорить с ним, да и с его стороны попыток наладить общение не наблюдалось, – он просто изучал меня. Инстинктивно я ощущал молчаливую животную силу, исходившую от этого человека.
Скрипнула дверь, и на пороге появился седоволосый джентльмен, которого я однажды уже видел в салуне – один из карточных игроков. Следом за ним появился Лис и сразу же направился ко мне.
– Это Мистер Джонс, короче, он все тебе объяснит, – произнес Лис и как-то странно засуетился. Мистер Джонс выглядел, напротив, абсолютно спокойным и преисполненным достоинства.
– Вы – Скиталец, ведь так? – спросил он, пожимая мою руку и одаривая теплым отеческим взглядом. – Во-первых, я хочу принести извинения по поводу бестактного и необдуманного поступка этого молодого человека, – кивок в сторону Лиса. – Его юношеская неосмотрительность могла привести к печальным для всех нас последствиям. Если бы вы знали суть происходящего, то, несомненно, по собственной воле приняли бы участие в очень важном и нужном деле. Прошу вас, потерпите еще немного, и вы получите все необходимые разъяснения.
Он повернулся к Лису, подал какой-то знак, тот понимающе кивнул и выскользнул за дверь. После чего Мистер Джонс опустился в кресло за массивный стол и принял выжидательную позу, всем своим видом показывая, что до определенного момента не намерен пускаться в объяснения.
Мне не оставалось ничего другого, как молча наблюдать за происходящим и ждать развязки. Ситуация нисколько не прояснялась, а скорее все больше запутывалась. Сама мысль о том, что я кому-то понадобился, казалась невероятной и интригующей.
– В этом Городе не все в порядке… – задумчиво протянул Мистер Джонс и, словно вернувшись из своих мыслей, обратил мое внимание на молчаливого человека в черном. – Вы уже познакомились с Хищником?
– Да, так сказать, ощутил его присутствие. – Я неловко пожал плечами.
– Это хорошо. – Он окинул Хищника оценивающим взглядом и добавил: – Похоже, вы ему тоже понравились.
Через некоторое время в комнату ввалился необыкновенно толстый человек, облаченный в сутану, с распятием на груди. Кожа его лысого черепа собиралась неприятными жировыми складками на затылке и лоснилась от пота.
– Святой Отец, прошу Вас, – произнес Мистер Джонс, указывая священнику на свободное кресло.
Человек-желе величественно осенил всех присутствующих крестным знамением и с тяжелым вздохом опустился в кресло.
Почти сразу же вслед за ним появился Лис вместе с какой-то женщиной. Когда та легким движением откинула с лица вуаль и сняла шляпку, ее чудесные локоны разметались по плечам – я узнал Фло и почувствовал предательскую слабость во всем теле… Да, это была она, богиня из салуна – предстала передо мной наяву, во плоти. Не отрывая глаз, я смотрел на нее, чем привел в явное смущение.
– Ну вот, почти все собрались, – голос Мистера Джонса вернул меня к действительности. – Господа, давайте перейдем сразу к делу. Сейчас в наших руках – судьба Города и его горожан. Любому терпению когда-то приходит конец, а мы терпели долго. И Джоуб терпел, – про дядюшку Джоуба я уже слышал от Лиса, по-моему, он был скотоводом, – пока Шериф не перегнул палку. Мы все готовы платить за свое спокойствие, но если эта плата разумна. В противном случае мы беззащитны против беспредела Шерифа и его людей. Что и произошло с Джоубом. Теперь этот знатный горожанин, для многих добрый друг и надежный деловой партнер, заключен в Северном Гарнизоне, под присмотром Майора, среди других – каторжником на добыче синего камня в подземных шахтах. И такое впредь может произойти с каждым из нас. Готовы ли мы дать отпор Шерифу? Пока нет. Но мы можем спасти несчастного Джоуба и других каторжников и этим показать, что мы способны не только терпеть… Такие люди, как Крестоносец, отлавливают для Шерифа родившихся в пустыне, а тот продает их в Гарнизон…
– Разве Крестоносец работает на Шерифа? – удивился я, перебивая мистера Джонса. – Но Шериф же сам вознаградил меня за голову Крестоносца, а потом чуть было не пристрелил его!
– Этим спектаклем можно удивить разве что только тебя, – склонившись к моему уху, прошептал Лис. От меня не ускользнуло то, как, отвернувшись, он пробормотал себе под нос:
– Всю жизнь – одно и то же… одно и то же… ничего нового…
Мистер Джонс, не обращая внимания на то, что я прервал его речь, продолжал рассказывать о каторжниках, добывающих в шахтах ценный камень, который, перетертый в порошок, становится синим песком и стоит в пустыне дороже воды, часть его идет на торговлю с Детьми Пустыни.
– Дети Пустыни? – тихо переспросил я у Лиса.
– Дикари, туземцы, полулюди-полуживотные, – брезгливо скривил губы Лис. – Короче, жестокие ритуальные культы там всякие, жертвоприношения и прочая гадость. Но за синий песок у них можно купить еду, воду, целебные корни – они добывают все это из недоступных для нас недр пустыни.
– Грязные язычники, – подслушав нас, выпалил Святой Отец. Голос у него оказался на удивление тонким и визгливым.
– Нужно прекратить безобразия и взять власть в свои руки! Но в первую очередь мы должны захватить Гарнизон и вернуть Джоубу и другим горожанам долгожданную свободу, – продолжал Мистер Джонс. – Чтобы добиться справедливости, нам необходимы верные, надежные люди и синий песок, чтобы купить оружие. Среди наших сторонников немало достойных горожан, не все они могут так же, как вы, открыто явиться сюда. Фло оказывает нам неоценимую помощь, передавая информацию о Шерифе и его людях. Святой Отец – это сама Церковь, которая на нашей стороне, ибо Бог с нами!
– Если пожертвования Церкви увеличатся, я благословляю вас на дело богоугодное, – провизжал Святой Отец, важно раздувая щеки.
– Теперь вы, Скиталец, готовы ли вы быть с нами? – закончив свою речь и выдержав эффектную паузу, произнес Мистер Джонс, и я оказался в самом центре внимания. – Если вы думаете, что эти проблемы далеки от вас, то знайте: Город проник в вас намного глубже, чем вам может показаться. Нам нужна ваша помощь. Только вместе мы сможем помочь нашим несчастным братьям, вернуть справедливость и отстоять свою честь.
Я неопределенно пожал плечами, но, увидев во взгляде Фло мольбу, произнес, сам не понимая что:
– Если нужно, я готов… – не отрываясь, я смотрел в ее глаза, и то, что видел в них, превращало меня в птицу, – …быть рядом с вами… всегда…
В тот миг все в мире, кроме нее, перестало существовать…

Позже мы встретились с ней в салуне. Я взял ее руки в свои и поднес к губам, она улыбнулась очень нежно и ласково. Мы могли бы часами смотреть друг другу в глаза. Но тут вдруг появился Буйвол, грубо оттолкнул Фло и прижал меня к стойке бара.
– Прошлый раз не успел сказать тебе одну вещь – ты сразу потерял сознание. Но теперь слушай, ублюдок: кто проливает спиртное на Буйвола, тот живет со сломанными руками и ногами…
Он дышал перегаром мне в лицо и давил своим потным пузом. Не дав ему договорить, я схватил со стойки пустую бутылку и обрушил на его голову. Буйвол покачнулся, но устоял на ногах. Лицо толстяка исказилось злобой. Он размахнулся, целясь кулаком мне в висок, но я поднырнул под удар и сильно саданул его под ребра. Буйвол охнул и схватил меня за горло. Я начал терять сознание. Внезапно его тело дернулось, сжимавшие мое горло тиски ослабли. По лбу Буйвола потекла тоненькая струйка крови. Он развернулся и оказался ко мне спиной. Используя момент, я прыгнул на его широкую спину и захватил в замок бычью шею. Оглушенный сильным ударом по затылку, Буйвол даже не пытался сбросить меня. Налившимися кровью глазами он смотрел на Хищника с огромной дубиной в руках и Лиса, заносившего над собой стул. В следующую секунду стул разлетелся от удара об голову Буйвола, и туша толстяка, увлекая меня за собой, рухнула на пол.
Лис помог мне подняться и ободряюще похлопал по плечу.
– Учти, стул за твой счет, – улыбнулся он.
Тяжело дыша, я искренне пожал его изувеченную ладонь. Хищник отбросил палку, кивнул мне и, игнорируя протянутую в знак благодарности руку, молча направился к выходу.
Буйвол лежал на полу с закрытыми глазами, тяжело и прерывисто дыша, словно сошедший с рельс паровоз.
Фло подбежала ко мне и дрожащими пальцами вцепилась в плечо.
– Пойдем отсюда, – произнесла она с мольбой в голосе.
– Мы сообщим тебе, когда все будет готово, – сказал Лис и, глянув на Фло, подмигнул мне.
Я обнял Фло, и мы вместе вышли из салуна.
Не помню, где мы с ней бродили: в ее присутствии я не замечал ничего вокруг, я был поглощен только ею. Все было прекрасно, словно во сне… Помню трепетание ее нежных мягких губ, когда сорвал с них первый поцелуй, аромат цветов и трав, исходивший от ее молодого свежего тела, вуаль легких, послушных прядей, рассыпавшихся на моем лице, и блаженство…
Мы слились воедино, как потоки талой воды, омывающие склоны гор, и понеслись куда-то бурной, полноводной рекой, золотистым потоком радости, энергии, силы, вкушая сладость каждого мгновения самого сокровенного единения – единения мужского и женского начала, единения в истоке.
Мы смеялись и плакали, наши разгоряченные тела жадно сплетались и проникали друг в друга… и, когда на огромной скорости плотина была снесена, по всему миру разлилась волна блаженства и удовлетворения… Мы упали без сил, изнеможенные, и проснулись в объятиях друг друга.
Я чувствовал себя счастливым оттого, что нашел самое важное и дорогое в своей жизни, самое родное и близкое существо на целом свете, оттого, что мог касаться ее, шептать ей ласковые слова и любить ее…
Как не хватало мне этой возможности – доверить кому-то все свои мысли, сомнения и тревоги, раскрыть самые глубокие переживания, запрятанные в потайных уголках души. Я все говорил и говорил, а Фло понимающе смотрела в мои глаза и нежно гладила по волосам.
– Фло, я ведь даже не знаю, кто я. Все думают, я – Скиталец, а Смеющийся Человек говорил, что я – безумный Бог. Кто же я, Фло?
– Какая разница, кто ты, главное – я люблю тебя… А Смеющийся – просто сумасшедший старик.
Волна теплоты и умиротворения раскатывалась по телу. Действительно, все просто, невероятно просто.
– Фло, а как ты думаешь, есть ли на свете Бог? Ведь если он существует, выходит, люди просто не достойны его милосердия?
– Святой Отец проповедует, что Бог в Церкви, но я часто хожу в Церковь и ни разу не видела там Бога. Еще есть Отлученный, его изгнали из Церкви. Он говорит, что дом Бога – Океан, и находится он на востоке Великой Пустыни, но никто, кроме Отлученного, не видел Океана. Если все знают о Боге, наверное, он есть, и если допускает страдания, то значит, так и нужно.
И опять все становилось просто и понятно.
– А почему здесь никогда не бывает ночи, Фло?
– Ночь? Что это такое? – ее удивление было искренним. – Мне говорили, что ты, Скиталец, очень странный, но я все равно люблю тебя! – и она засмеялась, прижимаясь теснее ко мне.
Я блаженно улыбнулся. Где-то в подсознании скрывалось это понятие – Ночь. И с ним было связано нечто тревожное, мрачное. Наверное, все-таки это счастливый мир, в котором ничего не знают о Ночи, – по крайней мере, рядом с Фло он казался таким.
– Ведь ты пойдешь с ними, – нахмурилась вдруг Фло, и я не сразу понял, о чем она. – Мне так надоела эта жизнь, этот Город, я хочу уехать с тобой. Ты же увезешь меня с собой?
– Конечно, Фло.
– Избавься от Шерифа, он не даст нам спокойно жить, – прежде чем она опустила глаза, я заметил, как в них промелькнул страх. – Я не хочу быть его женщиной, я просто ненавижу его…
– Да я убью его!
– Нет! – вскричала Фло и заговорила быстро и тихо: – от него непросто избавиться – нужно запереть его на Прииске, его и Майора, чтобы они никогда оттуда не выбрались!
– Успокойся, Фло, я разберусь с ними!
– Спасибо, Скиталец, я так люблю тебя.
– И я тебя…
В дверь постучались. Я нежно поцеловал Фло, вскочил с постели и, натягивая штаны, отправился открывать.
На пороге стоял Лис.
– Ну, как она? Высший класс, правда?! Эта девчонка знает, что нужно настоящему мужику! – он подмигнул и улыбнулся.
Мне не понравились ни его тон, ни улыбка.
– Еще раз услышу… – начал заводиться я.
– Эй, эй, спокойно, Скиталец, я не знал, что все так серьезно! Думал – туда-сюда, – он весь подался назад и, защищаясь, выставил перед собой ладони: – Короче, все нормально!
– Ну, что тебе?
– Все готово, собирайся, встретимся у Церкви. Ведь ты еще не передумал?
– Нет, – после короткой заминки ответил я. – Вы уже достали оружие?
– Да, мы купили ружья.
– У кого?
– У солдат Северного гарнизона, – хитро усмехнулся Лис. – Их же оружием их и перебьем. А еще мы подкупили кочевников. В то время, когда мы проникнем на Прииск, они нападут на Город. Людей Шерифа и часть солдат Гарнизона бросят на отражение нападения, а мы тем временем преспокойненько похозяйничаем в Гарнизоне. Короче, давай, пошевеливайся, нам нужно добраться до Прииска раньше, чем кочевники начнут резню.

Глава 4

Собравшиеся у Церкви горожане с благопристойными выражениями на лицах внимали проповедям Святого Отца. Женщины спасались от прямых лучей палящего солнца под зонтиками, мужчины – под широкополыми шляпами. Уже давно я отметил один довольно странный момент – ни разу я не встречал в Городе ребенка, не слышал детского крика, не видел ни одной беременной женщины… Впрочем, странностей и так хватало.
В толпе я чуть было не столкнулся с Буйволом. На мое счастье, он даже не заметил меня – сложив ладони на груди и закрыв глаза, Буйвол самозабвенно молился.
– Бойтесь гнева господнего, ибо только кротких пощадит он! – взвизгивал Святой Отец, вскидывая руки к желтому безликому небу.
Кто-то подхватил меня сзади под локоть.
– Пойдемте со мной, – еле слышно прошептал мистер Джонс.
В толпе промелькнула растрепанная шевелюра Лиса, он махнул нам и скрылся в людской реке.
На окраине Города в большом заброшенном сарае нас ждал готовый к отправлению фургон, крытый брезентом и запряженный четверкой лошадей.
Откинув матерчатый полог, Хищник протянул нам руку, и помог забраться в повозку. Прежде чем полог опустился, я успел заметить внутри каких-то людей. При виде нас никто из них не проронил ни звука.
Скрипнули открывающиеся ворота, крикнул возничий, подгоняя лошадей, и фургон понесся прочь от Города, выбрасывая из-под колес клубы песка.

Солнечный свет пробивался сквозь тент. Фургон слегка потрясывало.
– Кто остальные? – спросил я Лиса, окидывая взглядом хмурые лица незнакомцев.
– Отщепенцы, беглые солдаты и каторжники, у них свои счеты с Гарнизоном, – шепнул он мне на ухо, откинулся назад и задремал.
Хищник сидел рядом, напряженный и молчаливый. Я решил заговорить первым.
– Спасибо, что помог мне тогда, в баре…
Он лишь самоуверенно ухмыльнулся. За все время нашего знакомства я так и не услышал от него ни единого членораздельного звука.
– Хищник не особо разговорчивый, – любезно пояснил Мистер Джон, – но в деле он незаменим.
Лис жестом показал мне, что у Хищника нет языка.
– Кочевники? – понимающе кивнул я.
– Нет, – ответил Мистер Джонс, – таким он был всегда.
Я ждал пояснений, но напрасно, и решил, что лучше вообще ни о чем не буду спрашивать.
Молчание нарушил Мистер Джонс:
– Скиталец, вы присоединились к нам позже остальных. Ваше мужественное решение и приверженность общему делу лишний раз убеждает в том, что вы достойны находиться среди нас. Теперь смотрите внимательно, – Мистер Джонс развернул передо мной карту и начал вводить в план операции. – Это схема Северного Гарнизона, – объяснял он, двигая пальцем по исчерченному линиями и знаками листу: – солдатские бараки и конюшни, здесь – домики офицеров, вот – штаб, здание военного арсенала, вот – склады провианта и воды, чуть левее находится тюрьма, а вот это – Прииск, здесь под землей – шахты и жилища каторжников, а это – Хранилище синего песка. Гарнизон окружен военными постами и вышками, там уже есть наши люди. Чтобы захватить Гарнизон, для начала нужно посеять панику. Итак, половина состава солдат Гарнизона брошена на войну с кочевниками, в данный момент уже напавшими на Город. Наши стрелки займут скрытые позиции вокруг Гарнизона и будут обстреливать его по окружности, вызывая на себя огонь обороны. Вы вместе с Хищником и Лисом пробираетесь внутрь Гарнизона, сеете панику, освобождаете каторжников – они сами расправятся с охраной. Нужно успеть захватить Хранилище синего песка и арестовать Майора, пока не вернулись брошенные на усмирение кочевников карательные отряды.
– Вы думаете, людей в этом фургоне хватит, чтобы отвлечь внимание солдат целого Гарнизона? – задал я резонный вопрос.
– Не держите нас за дураков, Скиталец, – спокойно произнес мистер Джонс, – основные наши силы уже на позициях. И более того: подкуплен кое-кто из охраны контрольного поста. Далее, за этим бараком, – он ткнул пальцем в карту, – вас будет ждать фургон, вы доставите к нему Джоуба и других заключенных и отправитесь в безопасное место. В это время наши люди в Городе должны захватить Шерифа и его банду. А сейчас переодевайтесь!
Мы облачились в желтые солдатские формы. Видя, что я нервничаю, Лис протянул мне что-то, завернутое в бумажку.
– Это прибавит тебе храбрости! – сказал он.
Я оглядел всех присутствующих. Зажимая одну ноздрю пальцем, они вдыхали с ладоней маленькие синие крупинки, кряхтели и потирали носы.
– А-а-а, синий песок – сила Пустыни! Давай, Скиталец, сегодня твое первое боевое крещение!
Я развернул бумажку, подцепил ногтем несколько синих крупинок, поднес к носу и втянул в себя. Голову пронзила острая боль, все вокруг вытянулось и поплыло перед глазами, выступили слезы, в ушах зазвенело.
– Давай, давай, но не переусердствуй – большая доза взорвет тебе башку.
– Мне хватит, – сказал я, чувствуя подкатывающую тошноту. – Так синий песок – еще и наркотик?
– Ха! А ты думал! С чего бы это он стоил так дорого?!
– Если его тоннами добывают на шахтах, в чем же его ценность?
– Э-э, найти синие камни не так просто. К тому же каторжники работают медленно – их засовывают в тяжелую броню и колодки, чтобы максимально ограничить свободу движений.
– Зачем это?
– А чтоб с собой не покончили, да и друг дружку не перебили.
– Но тогда они могут просто отказаться работать.
– Попробуй, откажись – тебе устроят такую шоковую терапию, что согласишься на что угодно!
Боль прошла, осталось легкое приятное опьянение.
– Ну, тебя же совсем не взяло! – заорал Лис прямо мне в ухо.
– Для первого раза достаточно, – осадил его Мистер Джонс. – Парень еще не привык – сразу его и не заберет. В мире все помешаны на этой дури, Скиталец, она позволяет чувствовать себя тем, кем ты хочешь быть! И скоро ее у вас будет предостаточно!
Я удивленно уставился на него – позабыв о сдержанности и чопорности, Мистер Джонс озорно подмигивал мне и улыбался.
– Вы ведь хотите уехать вместе с Фло?
Мне не понравились взгляды, которыми при этом украдкой обменялись Хищник и Лис.
Но воспоминание о Фло всколыхнуло пламя страсти. Да, ради нее я готов был на все…
– Вы освободите из рабства людей! – добавил Мистер Джонс. – Это главная цель! Синий песок лишь окупит ваши расходы, что тоже немаловажно.
В это время фургон подъезжал к сторожевой башне. Люди Мистера Джонса, обернувшись маскировочными накидками, выпрыгнули из фургона и слились с поверхностью пустыни. Я с удивлением наблюдал, как они испарились в воздухе, превратившись в расползающиеся в стороны холмики песка. Настала наша очередь.
– С Богом! – произнес Мистер Джонс, поднимая на прощанье руку.
Лис подтолкнул меня вперед. Перекинув ружье за спину, я спрыгнул на песок.
Низко пригнувшись, мы с Лисом побежали к сторожевой башне. Обогнавший нас по пути Хищник уже передавал что-то караульному. Солдат кивнул и скрылся за воротами башни. Хищник махнул нам в сторону загона.
Чувствуя легкое возбуждение, я оглянулся назад. Фургон удалялся. Обратного пути не было.
Подкупленные караульные честно отработали свою долю. В загоне мы нашли приготовленных для нас оседланных лошадей и вскоре верхом мчались в сторону Гарнизона, постройки которого возвышались над каменными стенами укреплений.
Сзади раздались выстрелы – люди Мистера Джонса начали имитацию атаки.

Мы влетели в Гарнизон, яростно пришпоривая лошадей, то и дело оборачиваясь и делая выстрелы в сторону пустыни. Солдаты, кинувшиеся было навстречу нам, разбежались, когда Лис, как сумасшедший, заорал во все горло:
– Нападение! Кочевники! Срочное донесение Майору! Всех наших в Городе перерезали!
Так нам удалось беспрепятственно проникнуть в Гарнизон. Никем не сдерживаемые, мы носились меж солдатских бараков, в то время как солдаты бежали к стенам, рассредоточивались вдоль них и вели хаотичный огонь, отвечая на выстрелы наших людей, видеть которых они не могли и поэтому стреляли наугад.
Осадив лошадей у одного из бараков, мы спрыгнули на землю. Хищник сделал какой-то знак рукой, глаза его безумно блестели.
– Приготовься к веселью! – губы Лиса судорожно подергивались.
Сильным ударом ноги Хищник вышиб дверь. Сжимая ружья, мы влетели в барак…
Солдаты… полуодетые, застигнутые врасплох, с удивлением на лицах, некоторые – еще совсем мальчишки… каких-то несколько мгновений я наблюдал охватившую их панику, потом Лис и Хищник открыли огонь на поражение. Я замер, прижавшись к косяку двери, колени ослабли, живот скрутило. Пальцы свело судорогой, я так и не смог нажать на курок…
Крики, стоны, кровь, падающие тела, оглушающий гром выстрелов, вспышки вырывающегося из стволов пламени. Все заволокло едким дымом. Когда он рассеялся, моему взгляду предстала беспорядочная куча трупов, залитых кровью, с отстреленными частями тел и развороченными внутренностями. Мой желудок не выдержал этого зрелища.
Лис что-то кричал, но я не понимал его… Пришел в себя, только когда Хищник схватил меня за грудки и хорошенько встряхнул. Он смотрел безжалостно, глазами, полными гнева и ярости.
– Это война! Если не будешь убивать, убьют тебя! – прокричал Лис. – В постели с бабами все герои! Давай же, Скиталец, покажи, на что ты способен! Они же омерзительны, эти солдафоны, тупые скоты! Ты не знаешь, как они обращаются с заключенными, как они развлекаются, наматывая их кишки на столб и заставляя бегать вокруг него…
Хищник отшвырнул меня, сделал знак Лису и скрылся за дверью следующего барака.
– Он перережет офицеров, а мы должны освободить каторжников. Теперь оставь ружье – будем орудовать только этим! – в руке Лиса блеснул нож.

Глава 5

Безумие, овладевая человеческой массой, превращает ее в тупое безликое стадо, охваченное слепым ужасом. Высвобождаясь из-под власти порождающих его, оно становится хозяином, полноправным властелином человеческих душ… и страшным ураганом поднимается над горячим песком, снося все на своем пути, ибо не знает жалости…
Воздух гудел от выстрелов. Мы бежали куда-то, пробиваясь сквозь несущуюся навстречу толпу солдат. Какой-то офицер пытался навести порядок в деморализованных рядах. Лис врезался на бегу прямо в него. Тело офицера обмякло и осело. Лис незаметно спрятал окровавленный нож в сапог и истошно завопил:
– Офицера убили!
Позже мы оказались у большой каменной арки какого-то укрепления. В суматохе Лис перерезал охрану и раздобыл ключи.
– Стой здесь, стреляй во все, что появится снаружи, а я освобожу каторжников! – с этими словами он схватился за перила уходящей под землю лестницы и скрылся из виду.
Оставшись один, я прислонился спиной к стене и медленно сполз вниз. Напряжение сменилось расслабленностью. Какого черта все это происходит, и почему я в этом участвую? Кому нужна эта бессмысленная, ненужная жестокость? Сколько жизней унесло спасение нескольких людей, и сколько еще их будет брошено на алтарь справедливости? Почему я здесь, а не рядом с Фло? Наверное, она сейчас думает обо мне, а я, глупец, что я делаю здесь?
Лис отсутствовал недолго. Он вернулся и, увлекая меня за собой, затащил в соседнюю конюшню. Встревоженные общей суматохой лошади, испуганно фыркая, настороженно косились на нас.
– Вот это зрелище не для слабых! – восторженно прошептал Лис.
Я проследил за его взглядом и обомлел. Толпа оборванных, босых, грязных каторжников вываливала из-под земли на поверхность, словно отвратительная слизь, извергаемая больным, изъеденным язвами желудком. Почему-то они совсем не казались жалкими и беззащитными, а скорее – дикими и озлобленными. Издавая безумные крики, каторжники схлестнулись с солдатами. Поток заключенных не прекращался, словно все подземелье Пустыни кишело ими. Они были безоружны и бросались на солдат, как голодные звери – душили голыми руками, выцарапывали глаза, откусывали щеки, уши…
Солдаты валили огнем одного за другим, но количество каторжников увеличивалось слишком быстро…
– Сейчас нам лучше переодеться, – сказал Лис, стягивая с себя солдатскую форму.
Я последовал его примеру и тупо повторял все за Лисом.
Застрявший в горле ком мешал говорить. Наверное, все-таки Лис оказался крепче меня, несмотря на творившееся вокруг безумие: на моем фоне он выглядел довольно бодро и уверенно. Или скорее, в отличие от меня, у него было время привыкнуть…
Мы незаметно проскользнули между конюшнями и нос к носу столкнулись с Хищником. Он улыбался, показывая два ряда оскаленных зубов, длинные волосы разметались по плечам, а светлые, холодные, как лед, глаза отражали пляшущие огоньки безумного пламени. Ему нравилось все происходящее, он ликовал, издавая обрубком языка клокочущие звуки. Жестикулируя окровавленными руками, он что-то объяснял. Лис понял его и заулыбался.
– Он заминировал Хранилище!
Раздался оглушительный взрыв, столб огня и дыма взметнулся в воздух, обрушивая на землю град камней и тучи песка. Мы бросились к Хранилищу, спотыкаясь об контуженных и обожженных взрывом людей, которые, истошно вопя, катались по земле.
В дыму мы не заметили солдат, подстерегавших нас внутри сооружения.
Прогремели выстрелы. Пуля просвистела рядом с моим ухом и впилась в стену, откалывая каменную крошку.
Я выстрелил в ближайшего ко мне солдата, тот схватился за простреленную руку и выронил ружье.
Лис бросился на пол, закатился за ящики и открыл пальбу.
Хищник, рванувшись вперед, оказался прямо передо мной. И тут шальная пуля вышибла ему мозги. В лицо мне брызнуло что-то теплое. Безвольное тело Хищника отбросило в мои объятия, под его тяжестью я повалился на пол. Укрывшись за ящиками, я отчаянно пытался стереть с лица кровь и мозги Хищника. Потом – сильный толчок и жжение в боку, на рубашке расплылось темное пятно.
Стиснув зубы, я перезарядил ружье и пальнул в бегущего на меня солдата. Руки дрожали и не слушались. Я промахнулся и понял, что сейчас умру…
Грянул выстрел… Ноги солдата подкосились. Не добежав до меня несколько шагов, он упал лицом вниз. Его убили в спину. Кто-то на той стороне стрелял в своих!
Внезапно все стихло. Я слышал только свое тяжелое прерывистое дыхание и приглушенные звуки борьбы, доносившиеся снаружи. Казалось, прошла целая вечность, хотя все длилось какие-то секунды.
– Эй! Это у вас так принято – угощать друзей пулями? – возмущенно воскликнул Лис, и я сразу понял, что он обращается не ко мне…
– Развлекающий маневр! – ответил ему незнакомый мне голос.
Я приподнял голову и увидел выходящего на свет из глубины Хранилища высокого статного человека в расшитом военном кителе с золотистыми погонами и аксельбантами, в начищенных до блеска сапогах. Его холеное лицо обрамляла аккуратная бородка, а верхнюю губу очерчивали тонкие крылышки усов.
Лис поднялся из-за ящиков и, стряхивая с себя пыль, протянул незнакомцу руку. Тот посмотрел на Лиса сверху вниз, цинично ухмыльнулся и развел руками.
– Сегодня не подаю, – саркастически изрек он, избегая рукопожатия.
– Не самый плохой денек, не правда ли, Майор? – игнорируя издевку, довольно произнес Лис.
Майор, которого боялись в Городе не меньше Шерифа! Какого черта Лис любезничает с ним?
Я попытался подняться, чем привлек внимание Лиса. Думал, он поможет мне встать, и протянул руку, но вместо этого получил прикладом по голове…
Лис рассчитывал, что я потеряю сознание, но каким-то чудом этого не произошло, и я слышал все, о чем они говорили…
– Десять ящиков – ваши, моя половина уже спрятана в надежном месте, – говорил Майор. – Но учти, мы увели долю Шерифа от общей добычи камня на Прииске, и если подозрения хоть как-то падут на меня, я, естественно, обвиню во всем вас. Это ваша идея – подставить Скитальца. Надеюсь, от него проблем ждать не придется!
– О нем мы позаботимся. А идея-то отличная! Шериф возненавидит Скитальца, – короче, на этого парня есть все необходимые улики. Мистер Джонс очень хорошо продумал операцию. Легенда такая: короче, Скиталец связался с кочевниками и ограбил Прииск, но дальше Хранилища уйти не смог, хотя лучше сделать так, чтобы он вообще пропал без вести…Тогда и вовсе никаких проблем – он будет вечно гнить в подземной шахте, куда и сам черт не доберется. А синий песок в неразберихе растащили сбежавшие каторжники и дезертиры. Так что, Майор, вы абсолютно чисты!
– Не хочу портить отношения с Шерифом, и если что-то будет не так, я тебя из-под земли достану и туда же засуну, ты это знаешь! – пригрозил Майор.
– Не беспокойтесь, – примирительно произнес Лис, – но для достоверности вас нужно связать…
Сознание балансировало на грани. Я начал проваливаться в бездну, голоса отдалялись, становились нечеткими и неясными…
Меня предали и подставили… Кровь, трупы, выпущенные внутренности, обезумевшие солдаты, озверевшие каторжники, развороченная пулей голова Хищника… все это ради самого обыкновенного ограбления…
Фло оставалась единственной ниточкой, удерживавшей меня от падения в бездну отчаяния и безнадежности, в пропасть, разевавшую безжалостную пасть, чтобы проглотить меня целиком. В какое-то мгновение я готов был сдаться, но одна мысль о Фло не дала мне этого сделать. Я обязан был выжить хотя бы ради нее, ради того, чтобы увезти ее из Города, спасти от пустоты и одиночества, от лживости, царившей в этом аду человеческих страстей, в колыбели обмана и душевного разврата, дающей взамен человечности дьявольскую хитрость, жестокость и хладнокровность зверя…
– Вот так, отлично, теперь даже я начинаю верить в тот бред, который донесут Шерифу. Еще бы врезать вам для пущей убедительности! – говорил Лис.
Майор что-то промычал в ответ – кляп во рту мешал ему говорить.
– Ну ладно, и так хорошо! – смилостивился Лис. – Сейчас приведу сюда людей, чтобы вынести ящики, а после займемся Скитальцем. Он без сознания – я хорошо врезал ему, думаю, он не будет против подождать меня.
Но ждать я не собирался… Как только сквозь проделанную взрывом брешь в стене Лис покинул Хранилище, я попытался подняться и скорчился от боли в боку. Перед глазами поплыли круги, голова раскалывалась на части – крови я потерял достаточно. Опираясь на ружье, я медленно встал на ноги.
Майор с кляпом во рту, привязанный Лисом к стулу, смотрел на меня, не моргая. Глаза его блестели от испуга и удивления – он явно не ожидал увидеть меня в сознании.
Времени оставалось в обрез. Я направился к развороченной взрывом стене. Майор заерзал на стуле и что-то промычал. Мгновение раздумывая, я остановился и повернул назад. Когда я приближался к нему, меня переполняло яростное отчаяние. Не преодолев искушения, я ударил Майора прикладом ружья в висок. Он упал вместе со стулом и затих.
Превозмогая боль, я выбрался из Хранилища. Снаружи продолжалась бойня, отовсюду доносились крики и стрельба, но уже слышались четкие команды офицеров. Солдаты добивали каторжников.
Каждое мгновение могло стоить жизни, дело решали секунды. Нужно было убираться отсюда подальше, пока Лис не привел людей. Но как? Я еле держался на ногах, куда уж там бежать…
Я огляделся. Между бараками, не зная, куда деться от всего этого кошмара, металась испуганная лошадь. Мне удалось поймать ее за уздечку и забраться в седло. Обхватив взмыленную, напрягшуюся шею животного, я ткнулся лицом в жесткую гриву и ударил его пятками в бока. Лошадь понеслась прочь от Гарнизона. Выстрелы пугали ее, она летела от них, словно ураган.
Северный Гарнизон остался далеко позади. Под невыносимым зноем пустыни я несколько раз терял сознание и снова приходил в себя. В какой-то момент сил держаться в седле не осталось, и я безвольно соскользнул на песок. Лошадь поплелась дальше, но я знал, что и ее конец близок.
Потом я медленно умирал, высыхая изнутри…
Мне казалось, что я вижу сон: словно я умер, песок Пустыни вдруг разверзся, и неизвестно откуда появился странный маленький человечек. Обнаженное бледное тело сплошь покрывали татуировки, в носу и в ушах висели украшения, грудь и запястья украшали ожерелья и браслеты. Он склонился надо мной и что-то пропел, потом ткнул пальцем в рану на боку. Тело пронзила острая боль, и я отключился…
Я очутился в неком странном месте. Люди, как песчинки пустыни похожие друг на друга, – низкорослые, жилистые, бледные и нагие, – накладывали на мои раны примочки, обкуривали их дымом. Сквозь пелену отупения я слышал их песни – монотонное чередование чарующих горловых звуков. Мне давали какое-то питье, от которого делалось легко и свободно, и мысли становились неуправляемыми, тянулись, словно облака по небу, подвластные только ветру…

Проснувшись, я обнаружил, что лежу в одиночестве у внешней стены Города. Тело ощущало себя бодрым и отдохнувшим. Какое-то время я просто наслаждался блаженством, потом появились мысли. Постепенно произошедшее накануне восстановилось в памяти, дурман рассеялся, и я вновь осознавал себя растоптанным, преданным и покинутым.
Чужой мир… чужой Город, в котором я был изгоем.
Поднявшись на ноги, я с удивлением осмотрел место в боку, куда вошла пуля. От раны остался чистый свежезаживший рубец. Значит, белокожие человечки не были сном, они спасли меня, вылечили и вернули обратно в Город… Но, исцелив мое тело, они не исцелили мою душу. Если бы так же просто можно было исцелить душу. Заснуть однажды и проснуться очищенным и прощенным…
Фло оставалась для меня островком спасения. Я хотел обнять ее, прижать к груди, забыться и ощущать только тепло ее тела, аромат ее волос…
Крадучись, словно вор, озираясь по сторонам, опасаясь, что меня кто-нибудь заметит, я пробирался по дворам, прижимаясь к стенам домов. Сердце бешено застучало, как только я завидел ее дом…

Глава 6

Дверь приоткрыта. Я незаметно проскальзываю внутрь и оказываюсь в прихожей. Из комнаты доносятся какие-то звуки… И тут до меня доходит, что Фло тоже может угрожать опасность. Все прекрасно знали про нас. Из-за меня ей могли причинить вред…
Незаметно я проскальзываю на кухню. Хватаю первое попавшееся под руку, что могло бы сгодиться как оружие – нож для резки мяса. Поднимаюсь по лестнице и бесшумно замираю перед дверью в комнату. Она чуть приоткрыта.
Шторы на окнах задернуты, внутри полумрак. Бесшумной тенью я проникаю в комнату и замираю, прижавшись спиной к стене…
Два тела сплелись на постели в объятьях друг друга… на той постели, которую мы делили с Фло…
Женщина садится на мужчину и, постанывая от возбуждения, начинает плавно и ритмично двигать бедрами. Ее волосы разметались по спине. Я не вижу ее лица, но смысл происходящего опутывает меня липкой паутиной…
«Нет, этого не может быть! Это не она…» – протестует разум, беспомощно барахтаясь в тенетах созданных им картин, а сердце подкатывает к горлу комом, и на глазах выступают слезы отчаянья…
Мир с катастрофической скоростью рушится в пропасть…
Мужчина грубо подминает женщину под себя, накрывая ее своим телом, она обхватывает его поясницу ногами и мягко направляет движения. Он прячет лицо в ее волосах и в возбуждении что-то шепчет ей на ухо…
И тут взгляд Фло встречается с моим. Ее глаза, опьяненные страстью, начинают принимать осмысленное выражение, в них появляется испуг. Она вскрикивает и резко отстраняет от себя мужчину. Тот, ничего не понимая, поворачивается и, увидев меня, вскакивает с кровати, замирает, не зная, что делать.
Не глядя на него, я направляюсь к Фло, протягивая к ней руку, как утопающий тянется за соломинкой… Но в глазах Фло – пустота и отчужденность…
Мужчина кидается на меня. В это время я поворачиваюсь, и нож в моей руке входит прямо ему в живот, распарывая мышечные ткани и протыкая внутренности. Его рот открывается в предсмертном крике. Он похож на рыбу, выброшенную на берег… Но я не слышу и не вижу ничего, кроме глаз Фло.
Она как будто не замечает, что я только что убил человека. Она пытается что-то объяснить мне, но я не понимаю ее слов. Наступает момент прозрения, мгновение отделения реальности от грез и фантазий. Я понимаю, что Фло – чужая! И я ненавижу ее больше всех на свете, я презираю ее. Она – последняя капля обмана и предательства, переполнившая океан отчаянья моей души…
Она приближается ко мне – обнаженная, обольстительная, прекрасная и в то же время чудовищно омерзительная. Ее тело, еще не остывшее от страсти, манит утонуть и забыться в нем. Она, словно Пустыня, поглощает меня, засасывает в свое лоно.
Защищаясь, в приступе безумного отчаянья я взмахиваю ножом, и остро отточенное лезвие перерезает Фло горло…
Я чувствую на своем теле ее теплую кровь. Сердце рвется на части. Пелена слез застилает взор. Безумный крик вырывается из глубины души и заполняет каждую клеточку моего тела…

Не знаю, долго ли я сидел в спальне Фло, пытаясь прийти в себя. Когда я выходил из ее дома, прогремел выстрел, пуля, ударив в плечо, отбросила меня назад. Передо мной стоял Хищник и, скалясь в зловещей улыбке, перезаряжал ружье.
Меня пробила мелкая дрожь. Ведь там, в Гарнизоне, на моих глазах его череп был превращен в кровавое месиво, его разлетевшиеся мозги я стирал со своего лица… И сейчас Хищник явился ко мне во плоти и крови, слепо жаждущий отмщения, он пришел за мной из мира мертвых, как посланник ада, чтобы навсегда заключить в цепкие объятия смерти и утащить за собой… Но в тот момент мне было все равно.
Я набросился на него, сбил с ног и, расталкивая прохожих на улице, помчался прочь.
– Шериф, он здесь! – раздался чей-то крик.
Прозвучало несколько выстрелов, и пули подняли столбики пыли у моих ног.
Я несся сломя голову, как затравленный зверь. Все хотели убить меня – и на земле, и под землей. Я никому не мог доверять в этом Городе.
Впереди показалось здание Церкви. Я влетел по ступеням и оказался внутри, тяжелые двери со скрипом затворились за мной. Столкнувшись лицом к лицу со Святым Отцом, я вцепился в рукав его сутаны.
– Помогите мне! – еле справляясь с дыханием, выдавил я.
– Конечно, в храме Господа каждый может найти защиту и прибежище, – произнес Святой Отец, взволнованно теребя распятие на груди.
Своим видом и внезапным вторжением я явно напугал его. Он осторожно вытянул вперед руку ладонью вверх и вопросительно посмотрел на меня, а затем перевел взгляд на окровавленный нож, который я продолжал сжимать в руке. Чуть помедлив, я протянул нож Святому Отцу.
Он отвел меня в келью, в углу которой, стоя на коленях, молился какой-то монах.
– Подожди здесь, сын мой, – пискляво произнес Святой Отец. – Тебе нужно будет исповедаться в грехах. Пойду, приготовлю все для исповеди. Брат Тори не помешает тебе.
Он встретился взглядом с монахом, еле заметно кивнул ему и вышел. Я опустился на длинную скамью, обхватил голову руками и зарыдал.
Щелчок взведенного курка заставил меня насторожиться и обратить внимание на монаха, о присутствии которого я совершенно забыл, погрузившись в собственные переживания.
Брат Тори сидел напротив, направив на меня ствол ружья.
С чего я решил, что в Церкви смогу чувствовать себя более спокойно? Убегая от преследователей, я сам загнал себя в ловушку. Ярость охватила все мое существо. Резким движением я перехватил ствол, отвел чуть в сторону и дернул на себя. Монах явно не ожидал такой прыти от удрученно рыдавшего грешника и сразу же выпустил ружье из рук. В моем взгляде он прочел то, что заставило его побледнеть от страха, вскочить и броситься к двери. Перехватив ружье за ствол как дубинку, одним прыжком я настиг его и с размаху саданул прикладом по затылку. Тело монаха врезалось в дверь и безвольно сползло по ней вниз.
Отбросив ружье, я припал к решетке окна и выглянул на площадь. Святой Отец, Шериф и несколько вооруженных людей спешили к Церкви.
Толкнув дверь кельи, я понял, что она заперта снаружи. Они могли ворваться в любой момент и расстрелять меня без всяких препятствий. И никому бы не было до этого никакого дела.
Я поспешил набросить на дверь засов изнутри и остановился, пытаясь отдышаться, успокоиться, сосредоточиться и хорошенько осмотреться. Мой взгляд остановился на огромном распятии у дальней стены, верхняя часть которого упиралась в потолок, а нижняя – в пол. На первый взгляд могло показаться, что крестообразная каменная плита составляет со стеной единый монолит, но, внимательно изучив структуру камня, я пришел к иному выводу и в награду за свои старания обнаружил на плитах пола у самого основания распятия глубокие царапины. Свежие следы на полу говорили о том, что, возможно, выход был рядом.
Подперев каменную твердь распятия, я попытался сдвинуть его с места. От натуги потемнело в глазах, поцарапанное пулей Хищника плечо ужасно болело. После нескольких попыток я почувствовал, как камень поддается, медленно сдвигаясь вбок. Дюйм за дюймом под моим напором распятие смещалось вдоль стены, открывая темный зев потайного хода.
В это время снаружи донесся скрежет отпираемого замка. Через мгновение дверь содрогнулась от сильного удара, внутренний засов подпрыгнул в пазах…
Не раздумывая, я ступил в темноту, нащупал лестницу и стал спускаться вниз. Когда ступени закончились, нырнул в уходивший под землю лаз.
На пути попадались многочисленные разветвления и ходы, я петлял по ним, нащупывая руками стены, рискуя навсегда остаться погребенным в этой могиле.
Когда впереди показался просвет, я уже и не надеялся на спасение.
Выбравшись наружу, я зажмурился от слепящих солнечных лучей, подождал, пока глаза привыкнут к свету.
Вокруг громоздились кучи мусора, у объедков крутились бездомные собаки. Я узнал большую свалку на окраине Города и обессилено опустился на землю.
– Иди за мной! – услышал я вдруг знакомый голос.
Я поднял глаза и увидел нищего – того слепого, которого уже встречал однажды. Сейчас я не верил никому, но деваться было некуда. Я направил на него ружье, которое предусмотрительно прихватил с собой из монашеской кельи, и двинулся следом.
Он привел меня в свое жилище, заваленное хламом и мусором так, что его невозможно было бы найти тому, кто не знал, что оно существует. Внутри было душно и стояла отвратительная вонь.
– Как ты можешь жить в таком дерьме? – морщась от отвращения, спросил я нищего.
– А как ты можешь жить в таком дерьме? – ответил он вопросом на вопрос.
Я тяжело вздохнул: он говорил о том, что творилось в моей душе. Даже слепой это видел!
– Кочевники выкололи тебе глаза? – не зная зачем, спросил я.
– Нет, я сделал это сам! Чтобы не видеть всего этого, – он засмеялся, – и делаю так постоянно!
В его прерывистом каркающем смехе было столько боли и отчаяния, что где-то в глубине души я поверил ему.
– Этот Город глуп и пуст, как великая Пустыня, – продолжая смеяться, говорил Слепой. – Как твоя душа сейчас…
– Что ты можешь знать о моей душе? – я обессилено опустился на кучу тряпья.
– Ты думаешь об отчаянии, но в тебе есть только жалость, жалость к самому себе и обида на весь мир, который предал тебя. А что ты еще ожидал от него?
– Я убил женщину, которую любил! – прошептал я, и по щекам потекли слезы.
– Разве ты жалеешь о том, что убил ее? – с удивлением произнес нищий. – Может быть, ты раздосадован тем, что она не принадлежала только тебе одному? – словно издеваясь надо мной, он снова засмеялся.
– Ты, наверное, ищешь смерти! – вскричал я, вне себя от злости. – Сейчас я вырву твое поганое сердце и скормлю его собакам!
Он просто покатился со смеху.
– В этом мире нет смерти! – захлебываясь кашлем, с трудом произнес он. – Ты разве еще не понял этого, дурак?!
И тут у меня перед глазами встал Хищник, убитый солдатом в Гарнизоне, а потом чудом воскресший из мертвых – живой и невредимый. Холодный пот выступил на лбу. Я начал понимать нечто ужасающее и непостижимое.
– Это просто пародия на мир, – продолжал Слепой. –
В нем нет законченности, завершенности! И нет самого великого, самого созидающего страха – страха перед концом, перед подведением итогов… понимаешь, тупица! Здесь все повторяется бесконечно, по кругу. Да, это поистине замкнутый круг! Это безумный мир выпущенных на волю человеческих страстей, воплощенный мистерией играющих теней… Раньше я тоже был окрылен надеждами как-то изменить существующий порядок вещей. Я искал Бога, его высшей справедливости и милосердия, и, не найдя его, понял, что его просто нет! Так я стал слепым и нищим. Теперь все, что мне нужно от этого жалкого и лживого мира – это чтобы меня просто оставили в покое…
Он продолжал говорить, но я уже не слышал его. Мне казалось, что я схожу с ума. Выронив ружья, я повалился на лежанку из тряпья, зажал уши руками и зажмурил глаза. Я хотел убежать от всего этого, хотел, чтобы внезапно все прекратилось, исчезло, лопнуло, растворилось, наконец, и оставило меня в покое.

Нищий трепал меня за плечо. Я не хотел открывать глаза, зная, что все вернется и закрутится заново.
Слепой протягивал мне что-то отвратительного цвета и запаха.
– На, поешь, – произнес он.
– Не хочу! – презрительно бросил я.
– Думаешь подохнуть?! – засмеялся он. – Не выйдет! Снова родишься в Пустыне, и все по-новой…
Поморщившись, я взял то, что он давал, и с отвращением начал есть. Я действительно был голоден.
– Сегодня нам повезло, я убил палкой собаку, – тщательно пережевывая, произнес Слепой. – На, глотни, чуть-чуть осталось, – он достал припрятанную бутылку и сунул мне в руку.
– Между прочим, тебя ищут по всему городу. Шериф в ярости. Ходят слухи, будто ты с кочевниками ограбил запасы синего песка в Северном Гарнизоне.
Я сидел и молча жевал.
– Но здесь тебя не найдут, – самодовольно добавил нищий. – Не бойся, я не выдам тебя. Мне наплевать на Шерифа, на Майора и на синий песок! Мне наплевать на всех, и на тебя тоже. Но хочется иногда с кем-нибудь поговорить, а то сидишь здесь один, болтаешь сам с собой, или какая-нибудь собака забредет на свалку – и рассказываешь ей о своей поганой жизни, жалуешься на всех, прежде чем прибить ее на обед. Но разница между нами, Скиталец, в том, что я признаю свою жалость к себе, а ты пытаешься обмануться. Заворачиваешь свое дерьмо в какие-то красочные разноцветные обертки, любуешься на них со стороны, испытывая душевное удовлетворение от величины драматизма и глобальности масштабов. Ну, скажи, чем ты лучше их, всех остальных? Они так же прячутся в свои обертки – мол, я такой, должен быть таким, и все вокруг должны видеть, что я такой, потому что это очень важно для меня! Всего лишь самообман – вот девиз этого мира! Ничто здесь не имеет никакого смысла. Что-то вечно делаешь, добиваешься, стремишься, и вот кажется, оно рядом с тобой и никуда не денется, а потом – бац! – и все начинается заново. Вроде бы движешься, а оглянись – стоишь на месте… Пустыня – это самая великая и смешная шутка… – Слепой поперхнулся и закашлялся.
– Но должен же быть выход!? – произнес я.
– Выход?! – удивленно воскликнул нищий. – Я не нашел его! Может быть, ты найдешь!? – снова засмеялся он.
– Спасибо, что спрятал меня и помог перевязать рану, – сказал я и, подумав, добавил: – но выход должен быть!
Рядом скулила бездомная собака.
– Что она делает? – внезапно спросил Слепой.
– Она крутится, пытаясь поймать свой хвост, но никак не может этого сделать, – застигнутый врасплох его вопросом, послушно ответил я.
– Вот именно! – грустно произнес нищий и отвернулся, демонстрируя свое полное безразличие ко всему.
Поднявшись с кучи тряпья, я взял ружье и вылез из душного и смрадного жилища нищего.
– Это – круг! Великий Замкнутый Круг! – крикнул мне вслед Слепой, но я уже не слышал его.
Выбравшись на воздух, я выпрямился в полный рост, потягивая мышцы, затекшие от продолжительного лежания и сидения в крохотной коморке нищего, и заметил какую-то фигуру, двигавшуюся между мусорными кучами по направлению ко мне. Ноги словно вросли в землю, я замер, заворожено глядя на нее. Внезапно все вокруг перестало существовать…

Она шла ко мне, и ее волосы развевались на ветру… Красивая, молодая, желанная… живая… Кожа на ее шее – такая нежная и чистая, словно к ней никогда не прикасалось грубое лезвие ножа для резки мяса…
– Пойдем, Скиталец. Зачем тебе оружие, оставь его. Пойдем со мной. Я же люблю тебя! Я так соскучилась! – произнесла Фло, слезы затаились в уголках ее глаз.
Ружье выпало из моих рук. Словно во сне, я побрел ей навстречу. Она стала удаляться от меня, увлекая за собой.
– Я же убил тебя, Фло… – и слезы покатились по моим небритым щекам. – Или это был всего лишь сон?
– Конечно… это был сон, страшный сон… Пойдем… – ответила Фло, музыка ее голоса звучала в моих ушах, рождая надежду вернуть что-то сокровенное, несбывшееся…
И тут из-за ее спины, словно призрак, возник Шериф.
– Прости… – только и успела печально произнести Фло.
Это было последнее, что я услышал…

Дуло ружья в руках Шерифа плюнуло огнем. Прогремел выстрел. Пуля со свистом вошла в мой левый глаз, разворотила мозг и вышибла затылочную кость.
Дальше – пустота…

Часть 2

Город

Словно меч, что рассекает все, но
Не может рассечь сам себя,
Словно глаз, который видит все, но
Не может увидеть себя.
Дзэнрин

Глава 1

Я умер… или просто сплю…
Но я осознаю себя… осознаю без принадлежности к чему-либо, без отождествления с личностью… потому ли мне так легко и свободно?..
Мне хочется петь, но я не могу произнести ни звука… и я пою…
И мчусь куда-то с безумной скоростью, испытывая глубокое наслаждение безграничной свободой… сумасшедшее наслаждение!
Я сливаюсь со скоростью, я растворяюсь в своем упоении…
Не существует ни времени, ни границ, лишь тьма и ощущение головокружительного полета…
И вдруг на огромной скорости разбиваюсь о стену внезапно возникшего чувства абсолютного одиночества… Оно переполняет меня, становится моей сущностью, превращается в один долгий, разрывающий Вселенную стон отчаяния… Его эхом наполняется каждый атом, начиная звучать своим собственным тоном…
Я с ужасом осознаю себя звучащим атомом – и одновременно целой вселенной, одной из бесчисленного множества…
И осознание своего глубокого одиночества в вечности, безмолвного, невыносимого, наивысшего страдания, становится пожирающим адом, страшнейшим оружием самоуничтожения, и в то же время – ценнейшей возможностью осознания своей истинной сущности, своего истинного предназначения, возможностью избавления от ада в самом себе… от ада саморазрушения в одиночестве вечности…
…но пока я не могу отделить себя от своего одиночества, боюсь слияния с могучим единым мыслящим Океаном Творящего Духа, пока я – всего лишь одинокий стонущий атом в бесконечном множестве таких же, как я…
Я хочу уверить себя в том, что я умер…или просто сплю…

Боль и страх рождения, адские муки на раскаленном песке Пустыни, расплата за вечность…
Когда боль утихла, перед внутренним взором одним мгновением пронеслись искаженные уродливые картины… окровавленные, обожженные лица солдат, пробитая пулей голова Хищника… ожерелье из ушей на груди плачущего Крестоносца… обезображенное лицо Слепого… изуродованная кочевниками рука Лиса… Фло с перерезанным горлом… Все смешалось в один пестрый, сверкающий ком воспоминаний, но по сравнению с тем неким высшим прикосновением, след которого остался где-то в глубине души, он становился блеклым и тусклым…
Поднимаясь на ноги, я заметил человека в старом плаще, сидящего ко мне спиной. Неизвестно было, откуда он появился – на песке вокруг него не сохранилось никаких следов. Сгорбив костлявую спину, он… пускал через соломинку мыльные пузыри. Я подсел к нему сзади, но Смеющийся Человек даже не обернулся.
– Помнишь, когда ты был ребенком, ты тоже пускал мыльные пузыри. Смотрел, как они переливаются радужными красками и блестят на солнце, и познавал радость жизни, а когда они лопались, а они всегда лопаются – понимал еще кое-что…
– Я не помню, что был ребенком… – удивленно признался я.
– Ты просто забыл это в тот момент, когда жизнь навалилась на тебя, и ты возненавидел самого себя и всех вокруг. Ты разбивал свое отражение в зеркале, но оно оставалось в тебе. Где-то в глубине твоей души оно всегда подкрадывалось к тому ребенку… и лопало его мыльные пузыри… Зачем я говорю тебе это? – и он засмеялся своим чистым беззаботным смехом. – Наверное, потому, что ты сам – мыльный пузырь!
– Ты явно сумасшедший, старик! – пробормотал я. – Но мир действительно – большой мыльный пузырь. Нет смысла в том, что делают люди – что бы они ни делали, они только выдувают разноцветный и радужный обман, который, лопаясь, сметает их с лица земли. Наверное, Бог совсем не имеет отвращения, иначе бы он стер в порошок всех этих жалких людишек, поклоняющихся иллюзорным идолам. А может, никакого Бога и нет?!
Но старик продолжал смеяться. Я знал, он смеется не надо мной. Этот чистый смех, подобный звону колокольчиков, был проявлением его внутренней сущности…
– Когда ты ощутишь полное отчаяние – солнце сядет! – произнес он. – Так что смотри на солнце…
Я невольно поднял голову и взглянул на огромный пылающий шар, никогда не меняющий своего положения на мутном желтом небе. Когда я вновь посмотрел туда, где только что сидел старик, то уже никого не увидел. Смеющийся исчез, и ничто вокруг не напоминало о его недавнем присутствии.
– Если нужны еще большие злодеяния, чтобы Ему там, на небесах, наконец-то стало видно, то я совершу их, – упрямо выдавил я, – я стану Его карающим мечом, Его плетью, обрушивающейся на поправших святыни!
Изнывая от жары, я брел по пустыне. Ноги не слушались, но я упрямо двигался вперед, пока не увидел на песке какой-то темный предмет. Чем ближе я подходил, тем четче вырисовывались очертания завалившегося на бок фургона. Трупы лошадей смердели разлагающейся плотью, привлекая к себе множество мух.
В надежде найти воду я забрался внутрь фургона, но обнаружил там только беспорядочно валяющиеся ящики. Некоторые из них треснули при падении, и из образовавшихся щелей высыпался синий песок.
До моих ушей донесся какой-то тихий, едва различимый звук. Сначала я подумал, что мне показалось, но звук повторился снова, и я насторожился, пытаясь определить его происхождение. Заметив под грудой ящиков шевелящуюся человеческую руку, я вскрикнул от неожиданности и через мгновение уже разгребал заваленного ящиками человека.
Узнав его разбитое, обожженное лицо, я удивленно воскликнул:
– А, Мистер Джонс! Вот мы и встретились снова!
– Воды… – беззвучно прошептали его распухшие губы.
– Что, подыхаете здесь, совсем один? – я не испытывал к нему ни капли жалости. – А где же ваши соратники, члены Организации, вольные братья-освободители? Или теперь вы им не нужны? – издевался я. – Да вы же теперь богаты, богатство буквально навалилось на вас! Столько драгоценного синего песка, и весь он – ваш! Ведь если вы сдохнете сейчас, как собака, это не станет для вас самым страшным!
– Воды! – обессилено выдохнул он. – Вытащи меня отсюда…
– А ты не думаешь, что я просто могу размозжить тебе голову! – зло вскричал я. – Нет, я не сделаю этого, потому что ты именно этого и хочешь! Ты же надеешься вернуться сюда снова. Умереть, родиться заново где-нибудь в Пустыне, а потом найти это место… Как же все просто! Но единственное, чего ты не учел, это то, что связался со мной! Мне же наплевать на ваш чертов синий песок, из-за которого вы режете друг другу глотки. Знаешь, что я сейчас сделаю? Я развею его по ветру!
В глазах мистера Джонса появился не наигранный ужас: он и не думал сомневаться в моих словах.
– О, я вижу, ты по-настоящему испугался! Это дерьмо для тебя дороже жизни. С ним ты чувствуешь себя человеком и можешь позволить себе все – власть, роскошь, уважение в обществе, красивых женщин, а главное – спокойствие, ведь самое ценное – это беззаботное спокойствие, избавление от вечных душевных и физических мучений. Ты не знаешь, как добиться его, поэтому хочешь купить. Но можно ли купить то, чего нет и не может быть в этом мире?! – захлебывался я в ярости. – А жизнь, что такое для тебя жизнь? Ты ведь даже не замечаешь ее, потому что это – дар, который ты будешь получать вечно. Какая ценность в том, что дается тебе без всяких усилий, даром?! И не надейся, что кто-то будет ценить твою жизнь, когда сам ты ее не ценишь. Смотри, несчастный, как твое бессмысленное божество ускользает от тебя, – вскричал я, схватил один из ящиков, поднял над головой и вышвырнул из фургона. Ящик ударился о землю и раскололся. Синий песок понесся, увлекаемый ветром, смешиваясь с желтым песком Пустыни и растворяясь в нем…
Мистер Джонс застонал, казалось, его сердце разорвется от боли и отчаяния. Я словно обезумел, кричал и пинал ящики ногами, потом склонился над ним и злорадно зашипел в самое ухо:
– Когда ты родишься заново, ты придешь в этот мир таким же жалким ничтожеством, таким же нищим мучеником, каким и был всегда!
Морщась от боли, ворочая в пересохшем рту разбухшим языком, он силился что-то произнести. Я склонился к его губам.
– Половина твоя… – еле слышно выдохнул он.
Я в ужасе отшатнулся от него, безумно закричал, схватил ближайший ящик и с размаху обрушил его на голову Мистера Джонса.

Потом я бежал, падал, полз, задыхался, давился песком, вновь поднимался и снова бежал. Перевернутый фургон с синим песком уже давно остался позади. Ноги словно одеревенели и перестали слушаться, обессиленный, я упал и уткнулся лицом в песок Пустыни. Я знал, что без воды мне долго не продержаться.
Я лежал целую вечность и думал о смерти, пока не увидел вдалеке приближавшуюся группу всадников. Они направлялись в мою сторону, и вскоре копыта их лошадей взрывали песок прямо перед моим носом.
– Дайте ему воды, а то не выдержит! – услышал я над собой грубый голос.
Один из всадников спешился, опустился передо мной на одно колено и просунул мне в зубы горлышко фляги. Я начал жадно пить, чувствуя, как влага обжигает иссушенные жаром внутренности.
– Хватит! Присосался, паразит! Не трать на него слишком много! – произнес все тот же голос.
Меня подняли, перекинули поперек седла и куда-то повезли.
Монотонное покачивание, острый мускусный запах разгоряченного тела животного, приливающая к голове кровь постепенно уносили меня в царство сна…
Потом – темнота… и лица… лица… лица…

Глава 2

Грубый пинок заставил меня очнуться и придти в себя. Руки были связаны за спиной, горло перетянуто кожаным ремнем. Другие пленники, такие же, как я, скорчились рядом на песке. На их опустошенных лицах лежала печать обреченности. Вокруг пленников сновали вооруженные люди в длинных пончо. Обернутые вокруг шей матерчатые накидки покрывали их головы и лица, защищая от попадания песка.
– Что с нами собираются делать? – спросил я парня со щербатым лицом, который находился ко мне ближе остальных пленников.
– Разве ты не знаешь? Кочевники продают рожденных в пустыне на Прииск, – прошептал он и тут же пожалел о том, что развязал язык.
Один из людей в пончо резко ударил щербатого прикладом в живот. Тот скривился от боли и со стоном повалился набок.
– Синий песок! – произнес я, мгновенно оценив свои шансы на освобождение.
Кочевник замахнулся было прикладом, готовый обрушить его на мою голову.
– Десять ящиков из Хранилища! – невозмутимо повторил я, пристально глядя ему в глаза.
Он замер, минуту раздумывал, потом опустил ружье и стал снимать с моей шеи петлю.
– Иди! – крикнул он, толкая меня в спину.
Минуя раскинувшиеся на песке палатки, мы вошли в большой шатер, сшитый из дубленых шкур. Кочевник ткнул меня прикладом так сильно, что я повалился на колени перед человеком, который гордо восседал на свернутом одеяле посреди шатра, облаченный в расшитые золотыми и серебряными нитями одежды. Пальцы его рук украшали богатые перстни, а грудь – медальон с изображением человека-льва. Подняв голову, я встретился с его взглядом.
– Ястреб, мой предводитель, – склоняясь в уважительном поклоне, произнес кочевник, – этот человек говорит что-то о синем песке!
Суровое обветренное лицо вождя клана сплошь покрывали боевые шрамы, карие глаза смотрели жестко и безжалостно, но я выдержал его тяжелый взгляд.
– Те самые десять ящиков, которые были похищены мятежниками в Гарнизоне, – подтвердил я.
– Когда это пески пустыни слышали хоть слово правды? – усмехнулся Ястреб, шрам на верхней губе превратил его улыбку в страшный оскал.
– Можешь не верить мне, а можешь поверить, – стараясь показать безразличие, ответил я, продолжая смотреть ему в глаза.
– Где? – хитро прищурился Ястреб.
– Стоит мне сказать, где, как я стану тебе не нужен.
Ястреб гневно вскинул брови, потом тяжело вздохнул, лениво потянулся к фляге, валявшейся рядом на одеяле, сделал из нее большой глоток и наигранно мягко произнес:
– Ты играешь с огнем, малыш! Как ты думаешь, если с тебя живьем снять кожу и оставить жариться под палящим солнцем, разве ты не станешь более сговорчивым?
Язык прилип к небу, от напряжения заболели мышцы, но в ответ я лишь презрительно хмыкнул.
– Ты сумасшедший?! – засмеялся Ястреб, с изумлением глядя на меня. – И что же ты хочешь взамен? – похоже, его развлекало мое упрямство.
– Я хочу уничтожить Город! – жестко произнес я.
– Ты точно сумасшедший! Как твое имя?
– Называй меня Скитальцем!
– Эй, Пес! – обратился он к кочевнику, все это время молчаливо стоявшему за моей спиной. – Привяжи-ка этого идиота к столбу, пусть поджарится на солнышке!
– Но если он говорит правду? – засомневался Пес.
– Ступай, глупец! – зло ощетинился Ястреб.
Я заметил, как при этом глаза Пса сверкнули ненавистью, но он промолчал и послушно вывел меня из шатра.
Раздетого донага, меня привязали к столбу. Я прекрасно понимал, что через некоторое время солнце высушит мою кожу, она станет тонкой, как бумага, вздуется волдырями, полопается, и, когда я больше не смогу терпеть боли, то выложу им все, что знаю…

Я очнулся от того, что кто-то хлестал меня по щекам, пытаясь привести в чувства. Не поверив своим глазам, я увидел перед собой Крестоносца.
– Скиталец, родной, как же я рад снова встретить тебя, – улыбался он, обнажая гнилые зубы. – Особенно сейчас, когда ты стоишь таких денег! Зачем же так портить товар? – укоризненно бросил он к Псу, кивая на меня.
– Приказ Ястреба, – недовольно буркнул Пес.
Крестоносец поморщился и сплюнул сквозь зубы.
– А ты здесь откуда? – прошептал я потрескавшимися губами.
– Налаживаю торговлю с кочевниками.
– Тогда продай им украденный из Гарнизона синий песок!
– Синий песок?!
Крестоносец бросил недоуменный взгляд на Пса, и вдруг лицо его озарилось пониманием.
– Так вот почему Шериф сходит с ума. Он назначил за его поимку награду, как за двадцать голов рожденных в пустыне, – прищурился Крестоносец.
– Ты точно знаешь, где синий песок? – набросился на меня Пес – Что-то я раньше не слышал об этих десяти ящиках.
Я молча одарил его презрительным взглядом, в голове уже начал созревать план. Нужно всего лишь умело использовать их низменные желания и животные инстинкты, чтобы стравить между собой, как стаю голодных собак.
– Можно догадаться, почему Шериф особо не распространяется. Потому что я ограбил Гарнизон и спрятал их. Никому, кроме меня, не известно, где они, и Шериф сам хочет найти меня.
– Тише, говори тише… – умоляюще заскулил Крестоносец, воровато озираясь по сторонам. Судорожным движением он выхватил из кармана грязный платок и стал заботливо вытирать пот с моего лица.
– Крестоносец вытащит тебя отсюда, – шептал он, – Крестоносец тебе как брат, только не говори больше никому про синий песок…
Пес грубо оттолкнул от меня Крестоносца, тот упал на песок и подполз ближе, чтобы слышать наш разговор.
Пес склонился надо моим лицом, мускулы его лица напряглись.
– Говори! – рявкнул он.
– Сначала дай воды!
Пес поднес флягу к моим губам, терпеливо дожидаясь, пока я утолю жажду.
– Кто становится главным в отсутствии Ястреба? – отдышавшись, спросил я.
– Я…
– Отлично, а теперь отвяжи меня!
– Нет, сначала договоримся! – настаивал Пес.
– Ты поможешь мне захватить Город, а я направлю Ястреба по ложному следу.
– Так синий песок в Городе?
– Прямо под носом у Шерифа! – не моргнув глазом, соврал я. – Но я могу указать твоему предводителю любое место в Пустыне. Наверняка он отправится туда с небольшим отрядом, в то время как весь клан останется в твоем подчинении.
– Да, и тогда мы отправимся в Город! – недобро ухмыльнулся Пес и зло сверкнул глазами. – К черту Ястреба! Он у меня в печенках сидит!
Заметив внимательно слушавшего Крестоносца, Пес смекнул, что сказал слишком много, и выхватил кинжал. Крестоносец испуганно затряс головой и, защищаясь, выставил перед собой руки.
– Никто ничего не узнает, клянусь, – забормотал он, – я ничего не скажу, я с вами, я смогу помочь…
Взмахнув кинжалом, Пес рассек ремни, которыми я был привязан к столбу, потом поднял меня своими сильными руками в воздух, словно какую-то пушинку, взвалил на плечи и понес в шатер к Ястребу.
Я поведал предводителю клана кочевников всю правду об оставленном в песках фургоне, уверенный, что, найдя ящики, Ястреб нескоро вернется назад.
Дальше все происходило так, как я и планировал – прихватив с собой дюжину воинов, Ястреб спешно отъехал из стана кочевников в указанном мною направлении.
После того, как отряд скрылся за горизонтом, Пес, получивший в свои руки все полномочия Ястреба, приказал собирать шатры, седлать коней и готовиться к выступлению.

Орда кочевников неслась по пустыне в сторону Города. Взмыленные кони вздымали копытами тучи песка. Облаченный в одежды пустынного воина, я восседал на молодом черном жеребце, рядом, бок о бок со мной, на гнедом скакал Пес, чуть позади, стараясь не отставать, яростно погонял своего коня Крестоносец.
Дважды кочевники останавливались на привал.
Наконец на горизонте показался темный островок Города. Издалека он выглядел таким маленьким и безобидным… Инородным телом на фоне Великой Пустыни…
Кочевники ворвались в Город, словно ураган, снося все на своем пути. Под их неукротимым натиском оборона Города была смята. Стрелки, отправленные Шерифом на защиту городских стен, пали, пронзенные стрелами и изрубленные саблями кочевников. Воины Пустыни под предводительством Пса с дикими воплями и криками продвигались все глубже в Город, наводили панику, жгли дома, убивали горожан. Обратив основные силы сопротивления в бегство, кочевники принялись за разграбление Города.
Пришпорив жеребца, я направился прямиком к конторе Шерифа. Внезапно с крыши одного из домов раздались выстрелы. Жеребец подо мной испуганно заржал, поднялся на дыбы и стал заваливаться на бок. Падая, я успел высвободить ноги из стремян и произвести несколько выстрелов с бедра. Откатившись под ограду ближайшего загона, я перезарядил ружье и, дождавшись, когда человек на крыше поднимет голову, прицелился и спустил курок. Пуля нашла свою цель. Стрелок дернулся, через мгновение его безвольное тело скатилось с крыши, упало на дорогу, и осталось лежать в нелепой позе сломанной куклы.
Лишившись коня, я продолжал свой путь пешим, осторожно ступая, стараясь держать в поле зрения всю улицу. Отовсюду доносились вопли, дикий свист кочевников, стрельба и взрывы. К небу взметалось пламя горевших домов.

Глава 3

Шериф в одиночестве поджидал меня на ступенях своей конторы. Я издалека заметил его длинный плащ до пят и белую шляпу с отороченными мехом полями. Пока я медленно приближался, Шериф сидел без движений, не спуская с меня настороженного взгляда.
– Я знал, что от тебя можно ждать одних только неприятностей, – с какой-то странной грустью в голосе произнес он.
Между нами оставалось расстояние в несколько шагов. Я остановился и поставил ноги на ширине плеч. Он медленно поднялся со ступеней, откинул полу плаща, позволяя мне видеть свой револьвер.
– Ты оказался крепче, чем я думал, Скиталец. Предлагаю тебе место помощника Шерифа.
Я не сводил с него глаз. От меня не ускользнуло, как сузились его зрачки, как дрогнули пальцы…
И тут боковым зрением я заметил какое-то движение в окне конторы – то ли промелькнула тень, то ли шелохнулась занавеска…
В мгновение ока Шериф выхватил револьвер. Я выстрелил…
Все произошло в считанные доли секунды. Несколько выстрелов слились в один. Я увидел, как Шериф падает, схватившись за горло, а из окна конторы вываливается человек с ружьем в руках и замирает на земле без движений. Ощутив липкую струйку крови на виске от царапины, оставленной пулей Шерифа, я понял, что он промахнулся, а я – нет…
Пребывая в легком оцепенении, я обернулся и увидел Лиса, в руке которого дымился револьвер.
– Это в духе Шерифа! – весело воскликнул Лис и, подбежав к выпавшему из окна стрелку, перевернул его ногой на спину. – Прямо в сердце! Я не промахиваюсь! Теперь мы снова друзья?
Я изумленно вскинул брови.
– Да забудь ты! Все в прошлом! – примирительно воскликнул он, доставая платок и протягивая мне, чтобы я остановил кровь.
– Пытаешься спасти свою шкуру?! – спросил я, продолжая держать его на прицеле.
– Только что я спас твою шкуру, не забывай, – весело подмигнул Лис, но я видел, что он нервничает.
– Я ничего не забываю, в том числе и то, что ты способен выстрелить не только в сердце, но и в спину. Хочу, чтобы ты знал: я убью тебя! Может быть – не сейчас, но когда-нибудь – точно.
– Да ладно, Скиталец, конечно, ты можешь убить меня, но сам понимаешь: для тебя это ничего не решит, а для меня будет весьма болезненно, хотя и не впервые, но я бы не хотел лишний раз терпеть связанные с этим неудобства. Короче, я нужен тебе, я знаю все и всех в этом Городе. А ведь ты только что стал его новым законником!
Шериф лежал на спине, его развороченное пулей горло превратилось в сплошное кровавое месиво. Я склонился над ним, распахнул плащ и сорвал с его груди серебряную звезду представителя власти.
– Ты уволен, Шериф! – произнес я, пристегивая звезду к своему пончо.
В это время послышался стук копыт, и к конторе подъехал Пес. Он спрыгнул с коня и перезарядил ружье.
– Я вижу, ты справился сам! Где синий песок, Скиталец?
– Не соображаешь? – медленно, с расстановкой произнес я, поднял, отряхнул и надел на голову шляпу Шерифа. – Теперь весь Город наш!
– Город – это золотое дно! – воскликнул Лис. – Когда у нас в руках окажется Оранжерея, мы уже и близко не подпустим Шерифа, и в обмен на воду регулярно будем получать от Майора крупную долю от всей добычи синего песка на Прииске…
– Кто это? – не удостоив Лиса даже взглядом, спросил у меня Пес. – Что за бред он несет?!
– Это Лис. Сейчас он на нашей стороне, но будь с ним осторожен – Лис любит продавать союзников.
– Оранжерея – всего лишь старая легенда, – пробормотал Пес и вдруг схватил Лиса за шиворот и стал трясти его так сильно, что парень побледнел. – Говори, что тебе известно, щенок!
– Это стало легендой, потому что Шериф постарался отбить интерес у всех, кто что-либо знал об Оранжерее, – испуганно зачастил Лис. – Раньше Крестоносец занимался этим делом, но как-то попытался обмануть Шерифа, и тот подверг его таким пыткам и истязаниям, что Крестоносец сошел с ума. Для Шерифа такой исход был самым удачным, а Крестоносец теперь превратился в дерьмо. Короче, знания об Оранжерее блокировались в его подсознании внушенной информацией о якобы убитых им детях. Ну, что-то в этом роде… Я не разбираюсь в таких тонкостях. С ним хорошо поработали доктора, которых после этого до сих пор гноят где-то в подземельях. А люди, работающие в Оранжерее, никогда не поднимаются на поверхность…
– Откуда же ты все это знаешь? – недоверчиво произнес Пес.
– Крестоносец, до того как стал придурком, был моим другом…
Я удивленно наблюдал за ними и в конце концов, не выдержав, вскричал, привлекая к себе внимание:
– Эй, кто-нибудь объяснит мне, о чем идет речь?!
Лис осторожно высвободился из рук Пса и сразу же почувствовал себя увереннее.
– Оранжерея находится в том месте под землей, где просачивается Источник, – сказал он. – В ней выращиваются растения, из которых выжимается вода. О том, что Оранжерея существует на самом деле, помнят немногие, да и те помалкивают. Когда-то давно воду покупали у Детей Пустыни, ее было недостаточно, и она стоила очень много синего песка. Потом, короче, Шериф построил Оранжерею, и весь синий песок, что Майор пускал на торговлю с Детьми Пустыни, пошел в его личную казну. Майор, конечно же, сразу узнал об этом, но ему до сих пор ничего не остается, как платить Шерифу. Теперь Шериф постоянно опасается, что Майор при любом удобном случае может захватить Оранжерею…
Так вот откуда вода в Пустыне! А вода здесь – самое дорогое и жизненно важное. И теперь ее Источник почти уже находился в моих руках…
– Тебе известно, как попасть в Оранжерею? – спросил я Лиса.
– Я многое знаю!
– Чего ты хочешь взамен, Лис?
– Того же, что и ты – признания, обладания…
– Неправда! Я хочу только уничтожить Город! – в бешенстве вскричал я.
– Но зачем, Скиталец, какой в этом смысл? Так ты ничего не получишь. А потом все опять начнется заново…
– Если похоронить Источник и Оранжерею, то не начнется. Все равно что перерезать вены Городу!
– Посмотри на себя, Скиталец: ты полон ярости, жажды власти и крови. Тебе все равно не убежать от самого себя… – говорил Лис. – Месть – вот единственное, что движет тобой. Но когда в твоих руках власть, ты можешь уничтожить всех – медленно, наслаждаясь. Согласись, тебе же нравится это – ощущать свое могущество?
– Нет! Нет! Нет! – закричал я, хватаясь за голову. – Замолчи!
Я хотел, чтобы он замолчал, заткнулся. Каждое его слово било точно в цель, ранило куда-то очень глубоко, причиняя непонятную боль. Я догадывался, что в чем-то Лис был прав, но не хотел признаваться себе в этом. Тогда бы я оказался таким же ничтожеством, как и они. Что-то внутри меня жадно разевало чудовищную пасть и заглатывало разум…
Какое-то мгновение Лис еще стоял на ногах, удивленно глядя на револьвер в моей руке, потом упал замертво, лицом вниз.
Раздался щелчок. Еще не успев опомниться и перевести дыхание, я уткнулся носом в дуло наставленного на меня ружья.
– А сейчас брось револьвер! – медленно произнес Пес. – Ты понимаешь, что натворил? Только что ты убил человека, который хоть что-то знал об этой чертовой Оранжерее!
– Не знаю, как это произошло… какое-то наваждение… – прошептал я, мучительно потирая пальцами виски.
– Придется убрать тебя, Скиталец, ты становишься слишком опасным!
– Подожди, Пес, он говорил о Крестоносце.
– Но Крестоносец – сумасшедший!
– Оставь его мне.
Пес внимательно посмотрел на меня, опустил ружье, резво вскочил в седло, протянул мне руку и крикнул:
– Садись позади. Но смотри, Скиталец, если выкинешь еще что-нибудь подобное, от меня тебе все равно никуда не деться!
Только бы успеть завершить начатое, только бы удалось проникнуть в Оранжерею!.. Жажда разрушения опьяняла воспаленный мозг, словно бурлящее шаманское зелье. Я объявил войну всему миру. Я вынес ему смертный приговор, и я должен был привести его в исполнение. Внезапно я ощутил будоражащий привкус могущества, осознавая себя безжалостной рукой справедливого правосудия, палачом, призванным вершить вселенскую расправу, и сам испугался этого чувства…
Схватив протянутую руку Пса, я вскочил в седло позади него. Пес пришпорил коня.
– Должно быть, Крестоносец в салуне.
– Туда мы и направимся, – ощерился Пес. – Сейчас бы пожрать хорошенько, выпить да найти какую-нибудь девку!

Салун кишел пьяными кочевниками. Воины Пустыни оказались обыкновенными ворами и головорезами, для которых не существовало морали, а тем более – чувства меры. Клубившийся табачный дым и пьяный угар органично смешивались с криками, руганью, диким хохотом кочевников и визгом женщин, которые метались по салуну, вырываясь из грязных лап насильников и сверкая сквозь порванную одежду обнаженными телами. Бармен с белым как мел лицом вцепился в стойку, то и дело вытирая платком выступавший на лбу пот. Подойдя к стойке, Пес поманил его пальцем, схватил за грудки и притянул к себе.
– Тащи самое крепкое! – рявкнул Пес прямо ему в ухо и оттолкнул так, что тот еле устоял на ногах.
С трудом справляясь с дрожью в руках, бармен достал бутылку и стал наливать выпивку. В это время я осматривался вокруг и неожиданно наткнулся взглядом на людей за столиком у дальней стены. Улыбка, появившаяся на моем лице, наверняка могла бы не понравится многим. Я дернул Пса за рукав.
– Да тут полно моих старых друзей! Пойду, поздороваюсь!
Проигнорировав налитый барменом стакан, Пес присосался к бутылке и хлестал пойло прямо из горла. В ответ он лишь беззвучно кивнул мне.
Медленно, наслаждаясь своим превосходством, я приближался к столику у стены. По пути пришлось отшвырнуть пару напившихся до потери сознания бандитов и разбить пустую бутылку о голову третьего, кинувшегося было на меня с ножом.
Буйвол первым заметил меня и сразу же изменился в лице. Увидев его реакцию, Хищник, а за ним Крестоносец невольно обернулись и уставились на меня. Подчеркнуто небрежно я отодвинул ногой свободный стул и, не спуская с них глаз, уселся напротив.
– Новый шериф… – нервно захихикал Крестоносец, но, поймав мой пронзительный взгляд, замялся и заерзал на стуле.
– Ловко ты все это проделал: раз – и уже шериф! – произнес вдруг Буйвол и улыбнуться как можно дружелюбнее. – Выпей с нами, Скиталец! Сожалею, что у нас с тобой как-то все сразу не сложилось. Знаешь, Шериф никогда никому не нравился, надменный сукин сын. Вот ты – другое дело!
Буйвол отобрал у Крестоносца стакан, наполнил его из бутылки и пододвинул мне. Затем плеснул в свой стакан и кивнул Хищнику – тот отрицательно мотнул головой.
Хищник сидел неподвижно, ни на мгновение не выпуская меня из поля зрения. Я чувствовал, в каком напряжении натянуты его нервы, как учащенно бьется его пульс. Как бы невзначай я подмигнул ему. Мышцы на шее Хищника вздулись, черты лица заострились. Он, словно зверь, ощущал исходившую от меня угрозу.
– Помнишь дядюшку Джоуба? – беззаботно усмехнулся я и потрепал его по плечу, чувствуя, как мышцы его напряглись еще сильнее.
– Что затихли? – обратился я ко всем. – Помешал разговору?
– Я тут предлагаю Крестоносцу продать мне его ожерелье, – немного расслабившись, захохотал Буйвол, – а он опять начинает скулить о своих детках.
– Не смейся… – заныл Крестоносец. – Совсем не смешно! Мои малышки – это все, что у меня осталось…
– Наверное, от большой любви ты отрезал им уши?!– не унимался Буйвол.
Крестоносец сжал кулаки и забормотал что-то бессвязное, а Буйвол наклонился ко мне и прошептал:
– Видел я отрезанные уши, но то, что висит у него на шее – это другое. Не знаю что. Из Крестоносца сделали придурка потому, что он слишком много знал. Не хотел бы я оказаться на его месте. Его обработали…
– Кто?
– Не знаю. Какое мне до того дело? Болтают, что Шериф и Святой Отец как-то замешаны в этом…
Наконец я начал нащупывать какие-то ниточки и решил идти напролом.
– Значит, Святой Отец знает про Оранжерею?! – покосился я на Крестоносца.
Буйвол удивленно перевел взгляд с меня на него. Крестоносец перестал бормотать и поднял на меня совершенно безумные глаза.
– Нет! Я не убивал их! – завопил он во всю глотку. – Клянусь, не убивал! Не знаю… ничего не знаю… Оставьте же меня в покое!
Я резко наклонился вперед и схватил Крестоносца за шею, внимательно разглядывая его ожерелье. Действительно, то, что напоминало маленькие детские ушки, скорее всего было высушенными листьями какого-то растения. Я отпустил хрипевшего и отчаянно отбивавшегося от меня Крестоносца.
Если мои предположения были правильными, то я находился на полпути к своей цели.
Я сидел и размышлял. Крестоносец продолжал нести какую-то чушь, а Буйвол, не переставая, ржал над ним. Несколько раз он толкнул меня в плечо, это начинало меня раздражать. Я вытащил из кобуры револьвер, откинул барабан, медленно, у всех на глазах заполнил ячейки патронами и положил перед собой на край стола.
– Как ты думаешь, толстяк, пристрелю я тебя или нет?! – ледяным тоном произнес я.
Буйвол не принял всерьез мое предупреждение, он был слишком пьян. Продолжая смеяться, он поднес горлышко бутылки ко рту, проливая на себя содержимое, захлебнулся, закашлялся и обрызгал меня, даже не заметив этого.
– Ты веселый парень, Скиталец! – вскричал Буйвол.
Меня передернуло от отвращения.
– Я невеселый парень, который устал от ваших шуток, – произнес я, вставая из-за стола и увлекая за собой Крестоносца. – Пойдем, Крестоносец, нам нужно поговорить.
Пес наблюдал за нами из-за стойки бара, направив в нашу сторону ружье, готовый вмешаться в любой момент. Я подал ему знак, что все в порядке, но остановился, встретившись глазами с Хищником.
В одно мгновение Хищник вскочил из-за стола и кинулся на меня. Лезвие его ножа рассекло воздух в дюйме от моего горла. Двумя выстрелами с бедра я отбросил его назад. Он упал спиной на стол и больше не двигался.
– Это ведь не по-настоящему! – холодно улыбнулся я Крестоносцу и обнял его за плечо. – Но так натурально, как будто все на самом деле. Ты же знаешь, он вернется! Крестоносец, тебе нравится жить вечно? Хотя, это же так удобно – никакой ответственности!
– Ты еще более ненормальный, чем я! – испуганно прошептал Крестоносец.
Ненависть удушающими змеиными кольцами сжала мои внутренности.
– Оранжерея? – угрожающе прошипел я, не выпуская Крестоносца из своих объятий. Он вцепился в мою руку, моля о пощаде.
– Пожалуйста, не надо…
– Вспоминай!
– Нет…
Лицо Крестоносца перекосилось от боли, тело затряслось в судорогах, губы зашевелились, издавая бессвязный бред. Его безумие ядовитыми испарениями проникло в меня. Я почувствовал, как заложило уши, как глаза заволокла мутная пелена, во рту пересохло… и вдруг волна ярости захлестнула все мое существо. Каждая клеточка тела завибрировала жаждой уничтожения. Земля ушла из-под ног, и дикая беспощадная сила начала крутить меня в бешеном ритме, швыряя обо все, что попадалось на пути. Обезумев от ненависти, я судорожно дергал пальцем курок револьвера. Обмякшее тело Крестоносца безвольно повисло на моих руках.
Пес, увидев охватившее меня безумие, вскинул ружье и выстрелил. Пуля с чавканьем вошла в мертвую плоть Крестоносца, которая невольно послужила мне защитой. Я уложил Пса с третьего выстрела, попав в грудь. Он упал, покатился по полу и, раскинув руки, распростерся передо мной. Отбросив пустой револьвер, я схватил ружье Пса, вытащил из его сумки патроны и перезарядил.
Дальше все происходило расплывчато и неясно, как в дурном сне. Я реагировал выстрелами на любое движение. Пьяные кочевники, не успев опомниться, не разобравшись, откуда исходит опасность, затеяли беспорядочную пальбу друг по другу.
Пробегавшая мимо меня девица взвизгнула и упала, словно подкошенная, пробитая навылет чьей-то шальной пулей. Кровь залила ее молодую красивую грудь, в которой уже не билось сердце. Мгновение я смотрел в ее остекленевшие глаза… мгновение Вечность касалась меня липкими холодными пальцами. В этой Вечности я был одинок. Смириться ли с этим, или доказывать себе обратное? Ничто не имело смысла. Глупо и смешно – мне не было места в Вечности! Да, я действительно изгой… Скиталец.

Глава 4

Меня окружали горящие полуразрушенные дома, я брел между ними, ужасаясь результатам деяний собственных рук. Все сложнее мне становилось бороться с неконтролируемыми приступами ярости, которые овладевали мной, подавляя волю и затуманивая рассудок. В чем таится искушение: в том, чтобы, оставаясь до конца верным своей цели, идти дальше, или же в том, чтобы отступиться? Если бы кто-то мог ответить на мои вопросы…
Тяжелые ворота Церкви дрожали под натиском бревна, которое нападавшие использовали в качестве тарана. Находившиеся внутри несчастные должны были усердно молиться о своей участи, ибо ворота подпрыгивали от каждого удара, грозя слететь с петель.
– В салуне перестрелка! Псу не помешала бы ваша помощь! – выкрикнул я, привлекая к себе внимание кочевников, штурмующих здание Церкви.
Одурманенные спиртным головорезы оторопело уставились на меня.
– А ну-ка, пьяные скоты, быстро в салун! Пес и его люди в опасности! – как можно громче и увереннее заорал я.
Наконец до кочевников дошел смысл моих слов. Грязно ругаясь, они бросили бревно и поспешили к салуну. Знали бы они, что там произошло на самом деле, – разорвали бы меня в клочья.
Путь к Церкви был свободен. Я подошел к воротам и постучал. Задвижка на двери резко сдвинулась вбок, открывая маленькое окно на уровне глаз.
– Впустите, мне нужен Святой Отец! – обратился я к появившемуся в окошке монаху.
– Так ты же… вы же с ними за одно! – ответил заикающийся от волнения голос.
– Послушай, умник, если мы не договоримся со Святым Отцом, части ваших тел раскидают по всей Пустыне, и даже сам дьявол не сможет их собрать! – начал я терять терпение.
Задвижка защелкнулась, закрывая окно. Последовала продолжительная пауза. Затем раздался скрип отпираемого запора. Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы я мог проскользнуть внутрь, что я и сделал, и захлопнулась за моей спиной. Засов тут же скользнул в паз.
– Оставьте оружие у входа! Орудие убийства в Церкви – богохульство! – увидев в моих руках ружье, взмолился насмерть перепуганный монах.
– Да? Тогда передайте брату Тори, что для него давно уже приготовлено местечко в аду!
Не обращая внимания ни на монаха, ни на прятавшихся от мирских беспорядков в святом лоне Церкви прихожан, сиротливо жавшихся друг к другу, и не снимая пальца со спускового крючка, я отправился во внутренние покои храма на поиски Святого Отца. Наверняка он спрятался в самом укромном месте, а может быть, уже давно покинул Город через подземный ход, спасая свою драгоценную шкуру от лап кочевников.
Я нашел его во внутренней молельне. Он стоял на коленях с закрытыми глазами и тихо молился. Толстые щеки Святого Отца колыхались, словно желе, а лысина лоснилась от пота.
– Мне нужно только одно – Оранжерея! – избегая предисловий, начал я.
Святой Отец вздрогнул от неожиданности. Не сумев поднять вес огромного тучного тела на ослабшие от волнения ноги, он неуклюже уселся на пол.
– Не понимаю, о чем ты, сын мой? – его тонкий писклявый голосок невольно заставлял задуматься над тем, почему же он стал Святым Отцом. Может быть, над ним когда-то жестоко подшутили кочевники?
Услышав, как щелкнул взведенный курок, Святой Отец вжал голову в плечи и заглянул в мои бесчувственные глаза.
– Я предполагал, что ты когда-нибудь узнаешь об этом, Скиталец. Я ждал тебя! – заговорщически произнес он. Святой Отец был омерзителен, труслив и жаден, но далеко не глуп. Поняв, что пощады не будет, он резко сменил тактику. Я понял, что снова могу быть вовлечен в какую-нибудь вероломную игру по чужим правилам.
– Не забывай о том, что эту игру веду я! – напомнил я.
– Но ты же хочешь попасть в Оранжерею? – искренне удивился он.
– Где она?
– Прямо под Городом, – заулыбался Святой Отец, – в пустотах. У меня есть планы подземных ходов.
Опираясь на изящный полированный столик из дерева, Святой Отец, тяжело пыхтя, поднялся на ноги, выдвинул маленький ящичек и достал из него свернутые в трубочку и перевязанные кожаным шнуром листы.
– Я покажу тебе Оранжерею, Скиталец. Но ты один, даже вместе с этими дикарями-кочевниками, не сможешь удержать Город, хотя ты и крутой парень.
– Я уже убил Шерифа, кочевники сейчас расправляются с его людьми… – начал было я, но он лишь саркастически хмыкнул.
– Убил или не убил – в итоге не имеет значения. Скоро Шериф вернется. И я скажу тебе больше – вернется не один, а с Майором и всей армией Северного Гарнизона. Вот если бы ты был поумнее, то не дал бы им объединиться и заранее договорился бы с Майором…
– С Майором?
– Да, он давно мечтает завладеть еще и Городом впридачу! А сейчас – самый подходящий для этого момент.
– Что же ты предлагаешь?
– Ты должен опередить Шерифа, Скиталец, и помочь Майору захватить Оранжерею! Тогда силы будет на твоей стороне. Солдаты займут Город и не подпустят людей Шерифа ближе ружейного выстрела.
Я задумался. Святой Отец был прав в том, что захваченный Город нужно еще как-то удерживать, – по крайней мере, до тех пор, пока я не добьюсь задуманного. Сейчас хладнокровие было необходимо мне как никогда. Сама цель придавала уверенности в своих силах. Какой бы безумной и абсурдной эта цель ни казалась, она полностью поглотила меня. В тот момент она была мной, а я был ею, и вместе мы составляли неплохую пару.
– Ну-ка, покажи мне планы! – я выхватил сверток из рук Святого Отца.
Мысль витала где-то рядом, но пока я никак не мог до конца ухватить ее суть.
– Кто может подробно рассказать о конструкции Оранжереи? – произнес я, погруженный в изучение чертежей.
– Есть такой человек, – задумчиво проговорил Святой Отец. – Смотритель Оранжереи. А зачем он тебе?
– Чтобы узнать, насколько прочно все держится… – усмехнулся я.
Решение пришло неожиданно. Я уже знал, как буду действовать. Осталось выяснить некоторые подробности.
– Возможно ли попасть в Гарнизон незаметно?
– Разумеется.
– Как?
– Через подземный тоннель! – радостно воскликнул Святой Отец, чувствуя, что я клюю на его удочку. Он явно имел по поводу всего этого свои личные соображения, но у меня были совсем другие планы.
Святой Отец участливо взял меня под локоть и, таинственно понизив голос, начал рассказывать:
– Потайной тоннель ведет в старую заброшенную колокольню на окраине Гарнизона. Через этот ход Шериф иногда посылает шпионов в лагерь Майора, чтобы всегда знать, что у того на уме. Они оба не доверяют и боятся друг друга, поэтому один постоянно стремится обойти другого в силе и хитрости…
Я недоверчиво посмотрел на Святого Отца.
– Ты же выдаешь мне все тайны не из праведного чувства взаимопомощи, и уж тем более не из личной симпатии?
– Ну, во-первых, ты целишься мне в живот! – виновато улыбнулся Святой Отец. – Во-вторых, две банды в одном Городе одновременно – это по крайней мере на одну больше, чем надо. Если Майор возьмет Город в свои руки, о Шерифе можно забыть. И, в-третьих, пути Господни неисповедимы, – он сложил руки в молитве и обратил глаза к небу, точнее, к потолку молельни, расписанному различными сюжетами на религиозную тему.
– Ладно, я приведу Майора в Город! Но сначала мне нужно увидеть Оранжерею и поговорить со Смотрителем, – сказал я.
– Но у тебя не так много времени…– запротестовал было Святой Отец, и я навел на него дуло ружья, чтобы он не забывал, в чьих руках оружие.
– Ничего, успеем!

– Это брат Веррон. Он проводит тебя куда надо, – произнес Святой Отец, представляя мне высокого жилистого человека в монашеской рясе.
В руках брат Веррон держал связку факелов.
Когда мы начали спускаться в подземелье, Святой Отец довольным голосом крикнул мне в след:
– Да поможет тебе всемогущий Господь, сын мой!
– Да не сын я тебе… – недовольно проворчал я в ответ.
Мы зажгли факелы. За спиной послышался скрежет камня. Скрывающее потайной ход распятие вставало на место, отрезая доступ свету. Нас окружила темнота подземелья, освещаемая лишь пламенем факелов.
Брат Веррон двигался впереди, не оборачиваясь.
– Не вздумай выкинуть какую-нибудь штуку! Ты у меня под прицелом! – на всякий случай предупредил я монаха, уже наученный горьким опытом обманчивости их смиренного вида. Он промолчал и заговорил лишь, когда мы прошли достаточное расстояние под землей.
– Здесь лестница. Осторожней, ступени рассохлись от времени.
Спуск предстоял довольно долгий и утомительный. Пришлось повесить ружье за спину и крепко держать сверток планов, чтобы он ненароком не выпал из рук. Каждый раз, прежде чем шагнуть на следующую ступеньку, приходилось сначала проверять ее ногой и лишь затем опускаться ниже, покрываясь при этом потом и холодея внутри от предательского треска шатающихся под ногами досок. Брат Веррон, наверное, не раз проделывавший этот путь, оказался быстрее и ловчее меня. Он спустился намного раньше и уже ждал у разветвления тоннеля.

Глава 5

В подземное жилище Смотрителя я вошел один, приказав брату Веррону оставаться снаружи. Лишние свидетели мне были не нужны.
Смотрителем оказался маленький тщедушный человечек с растрепанными волосами и расфокусированным взглядом бесцветных глаз, значительно увеличенных за счет толстых стекол очков, словно приросших к его переносице. Нарушенное зрение и болезненно бледный цвет кожи Смотрителя свидетельствовали о том, что всю свою жизнь он провел под землей, куда никогда не проникали солнечные лучи.
Ничуть не удивившись моему появлению, явно довольный тем, что интерес к его работе вообще у кого-то существует, Смотритель охотно начал разъяснять мне подробности и тонкости конструкции Оранжереи и систем, обеспечивавших ее бесперебойное функционирование.
Оранжерея занимала под землей обширное пространство и освещалась уходящими в необозримую даль светящимися вереницами факелов. Чтобы постоянно поддерживать освещение, специальные люди, один сменяя другого, должны были непрерывно ходить по периметру Оранжереи и доливать в факелы масло.
Основную площадь Оранжереи занимали плантации, засеянные маленькими темно-бордовыми растениями, из плотных набухших листьев которых добывали воду. Достигнув необходимого момента созревания, они тысячами попадали под огромный давящий пресс. Затем выжатая вода сливалась по специально сконструированному желобу в предназначенные для нее цистерны.
– Хотелось бы подробнее узнать о конструкции несущих опор и перекрытий, – плавно перевел я разговор на интересующую меня тему.
– О, здесь потребовались особые расчеты! – многозначительно произнес Смотритель, поправляя очки. – Раньше в этом месте были изолированные пустоты естественного природного происхождения с отвердевшими внутренними стенками – когда-то их образовали мощные потоки воды, которые потом навсегда исчезли сначала с поверхности, а потом и из недр планеты. Единственный Источник подземных вод сохранился в этих пустотах, он и питает Оранжерею. Потребовалось расширить площади пустот, разрушив разделяющие их внутренние перегородки, чтобы получить большое изолированное пространство под землей для создания Оранжереи. Тогда и возникла необходимость в более прочных искусственных стенах. Так сказать, раздвинули границы пустот за счет Пустыни…
Я слушал Смотрителя и понимал, что этот человек, полностью поглощенный своей работой, слишком далек от поверхности и от тех интриг, которые плелись вокруг его Оранжереи. Скорее всего, он даже не понимал, что его просто используют… или не хотел понимать…
– Пустыня отстаивает свои территории, напор песка приходится постоянно сдерживать, усиливая опоры, – продолжал Смотритель. – Все несущие балки – результат точнейших расчетов, которые периодически проверяются и корректируются, так что риск обвала сведен к минимуму. Малейшая трещинка не остается незамеченной…
Он мог говорить бесконечно, а времени у меня оставалось слишком мало.
– Но, наверное, в конструкции есть слабые места, требующие особого внимания? – осторожно спросил я.
– Конечно же, есть, – невозмутимо ответил Смотритель и повел меня вдоль одной из стен Оранжереи. – Вот здесь естественная окаменелая стена была тоньше остальных. Во время строительства укрепления ее пришлось частично снести, поэтому верхние перекрытия испытывают здесь увеличенную нагрузку, которая создается напором песка с поверхности. Поэтому опору приходится время от времени усиливать.
– А если опора не выдержит? – спросил я, с неподдельным интересом изучая каменное сооружение.
– Этого не должно случиться, – нахмурился Смотритель. – Конструкция рассчитана до мелочей, и я постоянно ее совершенствую.
– Насколько прочно на этом участке верхнее перекрытие?
– Если опора упадет, верхнее перекрытие, конечно же, не выдержит, – пожал худыми плечами Смотритель. – Потолок провалится, и песок заполнит пустоты. Тогда остальные балки тоже не выдержат напора и…
– Город обрушится в Оранжерею и завалит Источник! – докончил я за него.
Смотритель удивленно уставился на меня сквозь толстые стекла очков.
– Будем надеяться, что этого не произойдет, – поспешил поправиться я.
– Шанс один из миллиона… – как бы оправдываясь, воскликнул Смотритель, но я уже пожимал ему руку и спешил к выходу.
– А, собственно говоря, вы кто такой? – крикнул он мне вдогонку.
– Шанс! – ответил я и, более не задерживаясь, выскочил из Оранжереи.
В большом подземном коридоре меня дожидался брат Веррон.
– Неразумно попусту тратить время. Еще насмотришься на Оранжерею. Сначала дело надо делать, – увидев меня, недовольно заворчал он.
– Отстань, нравоучитель, – устало огрызнулся я. – Давай, показывай тоннель, что ведет к заброшенной колокольне!

– Путь будет долгим. Возьми это, – сказал брат Веррон, протягивая мне мешок с провизией и связку факелов.
– Значит, на всех развилках придерживаться правой стороны… – переспросил я, забрасывая мешок за спину.
Он утвердительно кивнул, и я, подняв на прощание руку, отправился по подземному тоннелю в Гарнизон.
Мне предстояла малоприятная встреча с Майором. Но ведь именно его алчность я решил избрать своим оружием для уничтожения Города. Я жаждал отмщения и понимал, что мне предстоит пройти немало испытаний, прежде чем я достигну своей цели. Но если план сработает – свершится возмездие, и Город перестанет существовать. Он просто обрушится в находящиеся под ним пустоты и перекроет Источник воды.
Если бы я мог себе представить, насколько трудным окажется путь под землей…
Темнота расступалась перед светом факела и тут же смыкалась за моей спиной. Я чувствовал вокруг ее неуловимое живое присутствие, невидимые пальцы касались моего лица, шевелили волосы на голове, она словно проникала в самую глубину сердца и смешивалась там с чувством первобытного животного страха…
Когда движешься по бесконечному темному тоннелю, создается поразительно реальное ощущение, будто погружаешься в глубины подсознания, где слышится лишь гулкий отзвук шагов и частое прерывистое дыхание… Все остальное словно исчезает, и поглощенное тьмой пространство заполняется живыми мыслями и образами, которые, дождавшись своего часа, поднимаются из неизведанных мрачных глубин и как будто существуют сами по себе, двигаются, перетекают из формы в форму, неминуемо ускользая от прямого сфокусированного взгляда. Стоит сердцу дрогнуть, и ты полностью оказываешься в их власти. Куда бы ты ни бежал, пытаясь спастись от своих жутких кошмаров, они всегда настигают тебя, прижимают к стене и безжалостно заставляют смотреть в глаза… а это действительно страшно, потому что кошмары не убивают сразу, – они высасывают жизнь по капле, медленно, мучительно, смакуя и омерзительно причмокивая…
Наконец, уже не надеясь вырваться из жутких объятий темноты, я добрался до старой колокольни. Случайно встретившись взглядом со своим отражением в разбитом, покрытом пылью зеркале, я отшатнулся. На меня смотрело чужое, бледное, осунувшееся лицо. Усталые, измученные глаза горели безумным огнем. Голова побелела от появившихся седых волос…
Господи, что со мной происходит…
Задумав уничтожить Город, я начал разрушать самого себя…

– Ты принес хорошую новость! – невозмутимо произнес Майор, расхаживая передо мной взад-вперед со сложенными за спину руками. – Но как ты осмелился явиться ко мне?! Не боишься сгнить в шахтах на Прииске?
– С теми, кто приносит добрые вести, так не обращаются… – с трудом шевеля разбитыми в кровь губами, промолвил я, проигнорировав его последнюю реплику.
Один глаз у меня заплыл так, что им невозможно было смотреть, язык распух от впившихся в него мелких осколков сломанных зубов. Прежде чем я получил аудиенцию у майора, здоровенный капрал задал мне хорошую трепку. И теперь я сидел перед Майором, пристегнутый наручниками к стулу, изрядно помятый и побитый.
– Значит, Оранжерея… – задумчиво протянул Майор, погружаясь в свои мысли. – Пришло время Шерифу уступить мне место. Мне не нужен Город, Скиталец, мне нужна вода. Хочу сделать тебе одно предложение! – он перестал ходить и остановился прямо передо мной. – Ты будешь работать на меня. Мне нужен такой крутой парень, как ты, Скиталец.
С усилием я скорчил губы в подобие улыбки.
– Это будет тебе дорого стоить.
Майор склонился к моему лицу и произнес:
– Станешь моим человеком – не будешь нуждаться ни в чем! У меня много людей, но среди них мало толковых. Тебя же я могу сделать своей правой рукой. Ты не так прост, как кажешься, Скиталец. Мы могли бы хорошо поладить.
– Я подумаю над этим, – не сводя с него единственного видящего глаза, ответил я.
– Какого черта тут думать! – вскипел Майор, приведенный в бешенство моим пренебрежительным ответом. – У тебя что, есть выбор?! Я же могу раздавить тебя, как…
Но я продолжал спокойно смотреть на него. Внезапно он осекся и замолчал. Бывалый тактик и стратег понял, что меня так просто не возьмешь. Я же не упустил случая набить себе цену. Когда ураган встречается с внутренней тишиной, он теряет силу. Я выдержал продолжительную паузу, давая Майору почувствовать это…
– Я не работаю ни на кого. Но сейчас все по-другому. У нас общая цель, Майор. Если хочешь, чтобы я был на твоей стороне, тебе придется прислушиваться к моему мнению. Ты даешь отряд из двенадцати человек в мое полное распоряжение. Я проведу их по подземному тоннелю в Город. В то время как ты с основными силами ударишь снаружи, мы окажемся в тылу врага и выдворим кочевников из Города.
– А ты хитер! – воскликнул Майор, довольно улыбаясь. – Значит, по рукам?
– Сначала освободи мне их.
– Эй-ей, расстегни ему наручники! – крикнул он к капралу, и тот, позвякивая связкой ключей, выполнил приказ.
Поморщившись, я потер затекшие суставы и недобро глянул на капрала.
Пока все шло так, как я и ожидал. Майор даже и предположить не мог, столько неприятностей я могу доставить всем, командуя небольшим отрядом солдат.
Я сообщил ему, что Святой Отец будет ожидать его в Церкви. Предварительно тщательно изучив чертежи, я обнаружил, что слабое место в конструкции Оранжереи находится как раз под храмом. Значит, именно он первым уйдет в небытие. Таким образом, я рассчитывал прихлопнуть одним ударом сразу нескольких навозных мух.

Глава 6

Отряд, который я получил под свое командование, состоял из двенадцати молодых неопытных юнцов, которым было абсолютно все равно, какие приказы выполнять. Безрассудная самоуверенность, так присущая молодым парням, неизвестно почему возомнившим себя героями, стоило им почувствовать в своих руках оружие, толкала их поскорее вступить в бой. Еще ни разу не участвовав в настоящем сражении, они уже мнили себя непобедимыми. Естественно, отсутствие собственных мозгов нисколько их не беспокоило. Именно такие безмозглые герои мне и были нужны.
Совершив длительный переход по подземелью, я привел отряд в Оранжерею и с изумлением обнаружил, что там ведутся какие-то работы. Люди, вооруженные кирками и прочими строительными инструментами, лазали по лесам и что-то делали с перекрытиями.
– А, дорогой мой, вы оказались совершенно правы, высказав свое подозрение, – услышал я за спиной голос Смотрителя. Он направлялся ко мне с папкой каких-то бумаг под мышкой. – Указанное вами место в конструкции действительно требует доработок. Я решил, что все-таки следует усилить опору и верхние перекрытия… А что с вашим лицом? – он удивленно уставился на меня, разглядывая заплывший глаз и ссадины на скулах и подбородке.
– Так, слегка попал под лошадь, – скривился я, припоминая огромные кулаки капрала и его искаженное злобой лицо.
– Разогнать рабочих! Огонь не открывать! – громко скомандовал я солдатам.
– Что вы собираетесь делать? – воскликнул Смотритель.
– Возьмите кирки! Разбейте опору! – выкрикивал я команды, не обращая на него внимание.
– Но это же самоубийство! – глаза Смотрителя, и так большие из-за стекол очков, раскрылись еще шире.
В это время, разгоняя прикладами ничего не понимающих рабочих, солдаты кинулись выполнять приказ.
Вцепившись в мой рукав, Смотритель хотел остановить меня, но я резко и не слишком сильно толкнул его головой в стену. Он ударился и потерял сознание, тем самым любезно освободив меня от необходимости давать какие-либо объяснения.
– Разрушить до основания! Ваше усердие будет отмечено особо! – подстегивал я солдат, которые понятия не имели, что делают, и уж тем более были далеки от осознания результата.
Я же подхватил обмякшее тело Смотрителя и незаметно выскользнул из Оранжереи. Теперь нужно было поскорее уносить оттуда ноги. Я был уверен, что тупоголовые солдаты доведут дело до конца. Неподчинение приказу Майора могло стоить пожизненной, а значит, вечной каторги на подземных шахтах Прииска. А приказом было поступление под мое полное командование. Так что они просто выполняли свой долг. Оставалось только удивляться, с каким рвением и самоотдачей люди иногда роют сами себе могилу.
Несколько раз я останавливался и, подсвечивая себе факелом, проверял направление по планам подземных ходов. Смотритель так и не пришел в сознание, и я продолжал тащить его безвольное тело на себе. Не знаю, зачем я вообще вытащил его. В моей ситуации он был лишним грузом. Но, с другой стороны, оставить Смотрителя там я тоже не мог. Он был словно ребенок, далекий от жестокого, лживого мира. Я бы не сказал, что испытывал к нему какую-то симпатию, – наверное, просто «блаженны спящие, ибо не видят они…»
На поверхность я выбрался через тот же заброшенный старый ход, что и в прошлый раз, когда бежал из Церкви от людей Шерифа, и вновь очутился на городской свалке. Потребовалось немного времени, чтобы отыскать в мусорных кучах жилище Слепого.
Я бросил Смотрителя на лежанку из тряпья. Тот еле слышно застонал.
– Похоже, он так же слеп, как и ты, – сказал я нищему.
– Я знал, что ты придешь – почуял запах, – ответил он.
– Запах подземелья?
– Нет, неприятностей! – Слепой болезненно закашлялся.
– Ты лучше раскрой уши и слушай внимательно! Не советую тебе выходить отсюда. Похоже, твоя вонючая свалка сейчас – самое безопасное место в Городе!
Покинув душную каморку нищего, я поспешил занять удобную наблюдательную позицию, чтобы видеть все, что должно было произойти.
Меня трясло от возбуждения в предвкушении триумфа. И все-таки я сделал это! Я добился, доказал себе, что могу что-то изменить. Несмотря ни на что, я присутствовал на финале своего представления…
Я видел пламя, взметавшееся с крыш домов, слышал выстрелы, взрывы и дикие вопли кочевников, которых солдаты Гарнизона вытесняли из Города. Видел, как Майор в своем парадном кителе, окруженный солдатами, подъезжает к Церкви, спешивается и заходит внутрь. Не без удовольствия я заметил рядом с ним капрала. Это воистину был час возмездия!
Долго ждать не пришлось. Только они скрылись за массивными воротами Церкви, как земля дрогнула под ногами. Солдаты, оставленные мной в Оранжерее, вовремя довершили свое дело…
Все произошло в одно мгновение. Пустыня разинула пасть и проглотила Церковь. Каменная громадина рухнула в пропасть и скрылась в поднявшихся к небу клубах песчаной пыли. То ли по причине достаточной прочности конструкции Оранжереи, то ли по превратности судьбы, Церковь, обрушившись под землю, превратилась в груду каменных обломков, которая, словно пробка, забила собой образовавшуюся в пустотах под Городом дыру – остальные перекрытия устояли, а значит, Источник уцелел.
Этого никак не могло произойти. Я схватился за волосы и издал отчаянный вопль безумия, не желая признавать то, что увидел собственными глазами. Город словно насмехался надо мной, он как будто с самого начала не собирался погибать. Раздавленные каменными блоками рухнувшего здания Церкви возродятся в Пустыне и снова вернутся в злополучный Город. Все было напрасно!
Я вскочил на ноги и помчался по улице сломя голову, готовый со всего размаху налететь на стену и разбиться, расщепиться на атомы и развеяться по ветру, каждым атомом смешаться с песком, чтобы навсегда исчезнуть, раствориться и больше никогда не собраться в целое…
Ослепленный пеленой слез, я несся по улице, и вдруг передо мной возникла Фло. Заметив меня, она вбежала в дом и заперла дверь изнутри. С разбегу я налетел на закрытую дверь, как порыв дикого ветра разбивается о скалу. Кровь выступила на лбу, но я не чувствовал боли и не замечал ничего вокруг. Я бился в дверь, как птица в стекло, пытаясь вырваться на волю. Дверь не выдержала моего напора и поддалась. Я влетел в дом и накинулся на Фло. Я не видел и не слышал ее. Неистово сорвав с нее одежду, я бросил ее на кровать и грубо овладел ее телом…

Я лежу и смотрю в потолок. Луч света падает в комнату через окно, в нем кружатся мириады пылинок. Мозг протестует против их хаотичного, бессмысленного, завораживающего ритма. Сколько прошло времени… и есть ли здесь вообще время…
Мое тело сотрясают судороги, рыдания сдавливают горло. Фло нежно гладит мои волосы. Ее рука ложится мне на грудь, и дыхание начинает постепенно восстанавливаться.
– Я хотел уничтожить Город… – звуки с трудом вырываются из моего горла.
– Если бы это что-то решило, – слышу я голос Фло. – Даже если ты уничтожишь его, Город останется в тебе…
– Чушь, бред, что ты можешь знать… – протестую я. – Ты – ничтожество, продажная девка… Ты была моей… я же верил тебе!
– Я никогда не была и не буду твоей! – спокойно отвечает Фло. – Разве ты этого еще не понял? А Город невозможно уничтожить. Он – вечен…
– Вы здесь все – сумасшедшие! – всхлипываю я, а она смеется, тихо и беззлобно.
– Ты, Скиталец, когда-нибудь уйдешь отсюда, а мы останемся. Город – наш единственный дом!
– Но ты же сама хотела убежать со мной?!
– Желание убежать – суть самого Города… – грустно отвечает она.
– Безумие… желто-красное адское пекло, высасывающее душу… – бессмысленно бормочу я в отчаянии.
Тело опять начинает бить дрожью, и я вновь впадаю в состояние прострации.
– Шериф придет за тобой… – говорит вдруг Фло. Медленно я начинаю понимать смысл ее слов.
– Я пристрелю его… – тихо говорю я.
– Он будет приходить за тобой вечно…
– Но почему, почему?! Какой смысл во всем этом? Зачем одно и тоже? Замкнутый круг… – слезы потоками льются из моих глаз, я сжимаю руку Фло и начинаю трясти ее. – Как выбраться из этого… ведь можно выбраться?! – я с мольбой смотрю в ее глаза – они пусты…
Стук в дверь заставляет меня вскочить с постели и схватить ружье.
– Ты ждал, и он пришел за тобой! – грустно говорит Фло. – Прощай, Скиталец… или до встречи…
– Нет! Я положу конец всему этому! – вскрикиваю я. – Пойду и размозжу ему башку раз и навсегда!
Резким движением я перезаряжаю ружье и уверенно направляюсь к двери. Фло печально смотрит мне вслед. В уголках ее прекрасных глаз, словно жемчужины, сверкают слезинки…
Ударом ноги я распахиваю дверь и останавливаюсь на пороге, держа палец на спусковом крючке. Передо мной стоит Шериф. Его взгляд так же хладнокровен, циничен, самодоволен, как и всегда…
И вдруг, в одно мгновение, все меняется, и некое понимание захватывает всего меня, опустошая разум и расслабляя тело. Ружье выпадает из моих рук и со стуком ударяется о порог.
Улыбка появляется на лице Шерифа, недобрая улыбка. Шериф медленно достает револьвер.
Я смотрю в направленное на меня дуло, но странное спокойствие накрывает меня невидимой вуалью… Я не чувствую больше ярости, страха и ненависти… С необыкновенной четкостью я воспринимаю каждую долю секунды…
Я вижу вспышку огня и пулю, вырывающуюся из ствола. Она несется ко мне, и кажется, в последнее мгновение я еще успею уклониться от нее. Но я понимаю – это вызов. И принимаю его, оставаясь абсолютно недвижимым…

Пуля ударила в сердце и вспышкой взорвалась в сознании…

Часть 3

Миражи пустыни

Зеркало, разбитое вдребезги, уже не отразит ничего;
Упавший цветок едва ли вернется на ветку.

Упавший цветок вернулся на ветку?
Это бабочка.
Моритаке

Глава 1

Когда лежишь побежденным на поле брани, всегда думаешь об океане… Какой он безграничный и прекрасный, какая глубокая мощь и спокойствие кроется в нем. Как нежно он играет волнами, и как ласково шуршит прибоем у скал на закате…
Ощутить сопричастность, преодолеть невидимый барьер, за которым чувствуешь себя изгоем, лишним, забытым и одиноким, вернуться домой, вырвать из корней подсознания момент, когда перерезали пуповину, соединявшую с чем-то бо€льшим, чем материнская утроба.… Тот момент, когда вселенную разорвал первый крик, эхом пронесшийся через всю жизнь.… Дайте мне!.. Даже все богатства мира не в силах заглушить его. Умереть с тем же криком на устах, понимая, что всю жизнь держал в руках лишь пустоту… печальный удел.
Боже, почему ты сотворил Человека?! Достаточно ли он силен и мудр, чтобы избежать своего же безумия и не быть растоптанным в прах беспощадным временем?..
Тот, кто сам выбрал момент своего воплощения и определил опыт, которым должен обогатиться за жизнь, – только он знает все ответы на свои многочисленные вопросы.
Все изменить и вернуться.… По узкой тропинке подняться в гору, возлечь у древнего дерева, чьи корни пронзают землю насквозь, а развесистая крона устремляется к небу, нежно обнимая облака, и созерцать океан…
Слиться с движением всего живого, раствориться в нем… и стать океаном…

Зной стоял невыносимый. Казалось, кожа высохла настолько, что только дотронься до нее – и она лопнет. Заново рожденный, вновь пройдя через все муки и боль, я сидел на песке и грустно смотрел вдаль, ни о чем не думая, машинально сгребал песок руками. Он послушно принимал формы остроконечных башенок, стен, бастионов, я проделывал в них входы и выходы, прокладывал дорожки, возводил мостики.
Внезапно поднявшийся ветерок закрутил вихри песчинок, налетел на мой песчаный город, разметал его, сравнял с поверхностью пустыни и утих так же неожиданно, как появился.
Я тяжело вздохнул, и горячий воздух обжег легкие. Расслабляя затекшие мышцы, я упал на песок. Зачем идти куда-то, что-то делать… Лучше умереть прямо здесь, в Пустыне, потом снова родиться и снова умереть, в надежде, что когда-нибудь все это кому-то надоест и наконец-то закончится…
Почему-то я вспомнил странного старика. Мне захотелось спросить у него, как можно ходить по песку, не оставляя следов, – ведь это попирает все известные законы мироздания…
Беспорядочные образы завертелись в голове. Сознание вытянулось в звенящую струну и рассыпалось, словно зеркало, разбитое на тысячи мелких осколков…
…их звон продолжал стоять в ушах, пока я не сообразил, что звук исходит извне. Скрипели несмазанные колеса телеги. Все повторялось заново. Я открыл глаза, сознавая, что если снова увижу перед собой спину Крестоносца, просто сойду с ума. Но на этот раз надо мной нависало огромное деревянное распятие…
Телега остановилась. Скрип прекратился. Через некоторое время человек, облаченный в старую залатанную сутану, заслонил собою распятие и приложил к моим потрескавшимся губам горлышко фляги. Я пил осторожно, чтобы не захлебнуться, внимательно разглядывая незнакомца.
Его загорелую лысину обрамляли редкие и жесткие седые волосы. Светло-серые глаза прятались под кустами белоснежных бровей, тонкие и плотно сжатые губы, правильный нос и четко очерченная линия подбородка придавали лицу волевое выражение.
– Ты – Отлученный, тот самый безумец, изгнанный Святым Отцом, – почему-то сразу догадался я, вспомнив, что Фло как-то рассказывала мне о нем.
По тому, как он еле заметно улыбнулся, – при этом вокруг его глаз появилась веселая сеточка морщин, – я понял, что не ошибся. Не произнеся ни слова, он взялся за вожжи и подстегнул лошадь.
– Я не просил забирать меня! – крикнул я ему в спину.
– Разве ты не меня ждал? – произнес он ровным и спокойным голосом.
– Я уже никого не ждал. Бессмысленно вообще что-то ждать там, где нет времени.
– Хочешь остаться в Пустыне? Это можно исправить прямо сейчас. Ты же свободен в своем выборе, – Отлученный произнес это, повернувшись ко мне и глядя прямо в глаза. Сила его голоса проникла глубоко в сердце, заронив в него зерно сомнения.
– Ты знаешь, как выбраться отсюда? – пробормотал я в замешательстве от испытанного мимолетного проблеска надежды.
– Я направляюсь к Богу. Если хочешь, можешь присоединиться.
– Сейчас мне трудно поверить, что Бог вообще существует, – горько усмехнулся я.
– На востоке Великой Пустыни, там, где багровое небо сливается с желтым песком в сладострастном предсмертном поцелуе, есть тропа. Вступить на нее возможно только с открытым сердцем, освобожденным разумом и зажженной в душе верой. Лишь вера способна разорвать поцелуй смерти и перенести тебя по ту сторону Пустыни, где плещет волнами Океан…
– Океан?! Что это?
Он удивленно уставился на меня, будто увидел впервые.
– Я не могу знать об Океане ничего, кроме того, что Он существует.
– Ты видел его? – настойчиво переспросил я.
– Да, много, много раз… Я закрывал глаза и обращался к нему, а Он отвечал мне. Когда я заблуждался, Он всегда возвращал меня. Он есть Бог…
– Нет, я не спрашиваю, как ты ощущал его присутствие или как получал от него откровения. Я хочу знать, видел ли ты его собственными глазами, касался ли его пальцами, например?!
Отлученный задумался и долгое время молчал. Потом указал мне на возвышающийся над телегой крест.
– Видишь это распятие? Потрогай его!
Повинуясь силе его взгляда, я невольно протянул руку и коснулся рассохшейся от зноя поверхности распятия.
– Убедился? Оно реально! Но что ты теперь можешь сделать с ним?! Разве что проломить этой деревяшкой чью-нибудь несчастную голову! А для меня это намного большее, чем простой кусок дерева. Это – символ моей веры, моя незримая духовная связь с Богом… с Океаном… И когда я буду там, на востоке Пустыни, это станет моим ключом к вратам Рая.
Уныло скрипели колеса, и старик затянул какую-то длинную печальную песню, слова которой невозможно было разобрать. А я погрузился в мысли, обдумывая только что услышанное от него.
– Ты единственный, от кого я слышал о неком месте, существующем «по ту сторону». Если верить твоим словам – из Пустыни можно выбраться, а это значит, можно разорвать замкнутый Круг.
– Если в сердце есть вера, ибо вера дает спасение, – не оборачиваясь, ответил он.
Спокойствие и уверенность этого человека подействовали на меня каким-то магическим образом. Я просто физически ощутил, как его сила переливается ко мне, а вместе с ней – и его надежда. Превозмогая ноющую боль во всем теле, я потянулся к нему и подсел рядом. Отлученный мягко улыбнулся. Взгляд его излучал теплоту, рождая в ответ мою искреннюю улыбку.
– Странно, что ты путешествуешь один, – сказал я, нарушая молчание, – без последователей. Неужели никто в этом мире не стремился встать на твой Путь?
– Многие отправлялись со мной. Одним не хватало терпения, другим – веры, третьи были не готовы ценить жизнь, как возможность. Стоит ли удивляться тому, ведь у каждого в итоге свой Путь.
– Ценить жизнь, как возможность? – удивленно воскликнул я. – Да жизнь здесь – самое дешевое, что может быть!
– Одержимые желанием только получать, ничего не отдавая взамен, устремляют свои взоры куда-то вдаль, не замечая того, что лежит под носом, – говорил Отлученный. – А жизнь – она вроде бы есть всегда, так какая же в ней ценность? Как можно любить то, что нельзя потерять? Потому-то они и закрыты от Бога, ибо Бог – это и есть сама жизнь.… Когда ты придешь к Океану, ощутишь свежее дыхание ветра, влагу в воздухе, окунешься в небо цвета чистой прозрачной воды, сердце твое наполнится любовью, и ты испытаешь покой, о котором здесь невозможно было даже мечтать…
Закрыв глаза, я попытался представить себе Океан, каким видел его Отлученный, и внезапно ощутил такую легкость и блаженство, что не захотел возвращаться из места своих грез обратно, в горячее пекло Пустыни.

Глава 2

Бороздя бесконечные пески, мы изнывали от зноя и усталости, но теперь мои скитания не были, как прежде, пустыми и бессмысленными. Вместе с Отлученным мы направлялись на восток, где Океан уже омывал наши души своими прохладными волнами…
– Когда я понял, что Бог слеп, я решил изменить мир раньше, чем он изменит меня, но просчитался – яд Пустыни отравил мое сознание ослепляющей ненавистью, и мания уничтожения овладела мной… но в мире нет смерти, как конца, он переварил и выплюнул меня, превратив в жертву собственной слабости.
– Где любовь не имеет силы, там и ненависть бессильна. Зачем тебе нужно было менять мир? – пожал плечами Отлученный.
– Он насквозь пропитан ложью и цинизмом, а я искал чего-то другого.
– Значит, твои поиски только начались. Ты в самом начале Пути, сражаешься с самим собой и во всех видишь врагов.
– Неужели я должен был смириться, выколоть себе глаза, как один мой знакомый, чтобы просто не видеть того, что есть?! – спрашивал я.
– Смириться – еще не значит стать смиренным. Менять мир – всегда значит разрушать его. Любое изменение извне насильственно, а насилие порождает сопротивление. Это история твоей войны, итог которой был заранее предрешен, – отвечал он.
– Оставить все без изменений?
– Нет, изменить себя. Единственное, от чего ты сможешь получить то, что ищешь.
– Но это невозможно…
– Только до тех пор, пока ты так думаешь.
Откинувшись на спину, я натянул на себя тонкое одеяло и задремал.
Мне снилась Фло с развевающимися по ветру волосами.
– Пойдем, Скиталец, – сказала она и взяла меня за руку. – Только ты, я и океан.
– Я чувствую, Фло, если мы умрем, то снова вернемся в Пустыню, – тревожно произнес я, не в силах оторвать от нее взгляда.
– Мы больше не умрем, – беззаботно засмеялась она, – это и есть Смерть!
Когда я проснулся, на первый взгляд показалось, будто ничего не изменилось. Духота, зной, палящее солнце и скрип старой телеги. Я сладко потянулся, протер глаза и выглянул из повозки. Крик застрял в горле…
Впереди из мутно-желтой дымки на горизонте проступали темные очертания Города…
Отлученный, хлопая заспанными глазами, невозмутимо пояснил:
– Стоило мне задремать, как эта старая кляча понесла нас не в ту сторону. Божьей твари, Скиталец, неведомы замыслы человеческие. Хей-ей!
Недовольно фыркая, лошадь развернула телегу. В этот момент песок Пустыни провалился под нами. Повозка резко накренилась, и меня отбросило назад. Я врезался головой в деревянный остов распятия и сразу же потерял сознание.

– Что, черт возьми, произошло? – воскликнул я, потирая ушибленный затылок.
– Если мои предположения верны, нам грозят большие неприятности! – ответил Отлученный. – Мы угодили в жертвенную яму.
– Куда?
– Скоро узнаешь.
Впрочем, я уже осматривал место, в котором мы очутились, и оно мне определенно не нравилось. Я попробовал на прочность прутья клетки, сплетенной из сухих лиан или скорее из корней каких-то неизвестных мне растений, и мысль о побеге сразу же отпала. Небольшая пещерка, в которой едва помещалась клетка, освещалась пламенем разведенного прямо на полу костра.
От волнения у меня пересохло в горле.
– Так что же случилось?
– Пока есть только догадки. – В отличие от меня Отлученный не суетился и вообще выглядел значительно спокойнее. – Дети Пустыни оставляют на поверхности ловушки. Когда в них попадается какое-либо живое существо, оно приносится ими в жертву духу Пустыни.
– Когда-то меня спасли белокожие человечки, живущие под землей. Они залечили мои раны и вернули на поверхность. Сложно поверить в жуткие легенды про их жертвоприношения. Разве Дети Пустыни действительно настолько кровожадны и жестоки?!
– Мировосприятие туземцев совершенно отлично от нашего. Они ни злые, ни добрые, ни жестокие, ни милосердные – ничего похожего в нашем понимании. Поэтому сложно предсказать их мысли и действия.
Я нервно заерзал на месте. Больше всего тревожила неизвестность.
– Попробуй расслабиться и успокоиться. – Отлученный коснулся рукой моего плеча. Я опустил веки, впитывая исходящее из его ладони тепло. Оно медленно наполнило тело, и напряжение постепенно отступило.
Словно из-под земли вырос низкорослый человечек в набедренной повязке, с многочисленными татуировками на бледном теле. Почти неслышно он подошел к прутьям клетки, не издав ни единого звука, просунул сквозь них две наполненные чем-то деревянные плошки и так же быстро и бесшумно удалился.
– Они хотят, чтобы мы это ели? – с отвращением покосился я на бесформенную со специфическим запахом массу в плошке.
– А я проголодался! – Отлученный и потянулся к еде.
– А если она отравлена?! – отдернул я его.
– Нет, мы же нужны им для жертвоприношения.
– Да что им надо-то от духа Пустыни?
– Умилостивить его, чтобы он не гневался на духа Воды. Они считают, если не приносить жертвы, то солнце просто-напросто доберется своими лучами под землю и испепелит их, – тщательно пережевывая пищу, говорил Отлученный.
– Полная чушь! – воскликнул я, подозрительно наблюдая за тем, как аппетитно он ест.
– Конечно. Но это ничего не меняет. Нас с тобой не спросят, верим ли мы в духов. Туземцы заставят нас выпить столько воды, сколько в нас влезет, а потом распорют наши наполненные животы. Так Пустыня окропится водой, смешанной с кровью, и ее дух останется доволен.
– Действительно все так плохо? – проглатывая подступивший к горлу комок, проговорил я, живо представляя нарисованные им картины.
– Думаю, да… – сказал он. – Я долгое время жил в одном из племен Детей Пустыни и довольно хорошо изучил их нравы и обычаи. Жертвоприношения духу Пустыни занимают важное место в их жизни. И я еще ни разу не слышал, чтобы жертве удавалось избежать предназначенной ей участи. Но, в сущности, тот, кто становится жертвой, напивается воды в свое удовольствие, а после ритуала возрождается в Пустыне, вспоминая все случившееся, как страшный сон.
– Я так просто не соглашусь на вспарывание живота, даже если от этого будет легче духу Пустыни! – отчаянно запротестовал я. – Послушай, если нас убьют вместе, сможем ли мы и родиться вместе?
– Нет, это вряд ли. У каждого свое время рождения. А место в Пустыне, где в следующий раз появишься на свет, вообще никому не известно, – ответил Отлученный. – Наш общий путь лежит к Океану, поэтому мы оба должны выбраться живыми.
– Вот с этим я полностью согласен. Хотя еще не знаю, как это сделать…
– Тогда ешь! В любом случае понадобятся силы.
– А что это?
– Ящерица. Если не обращать внимание на запах, то довольно вкусная.

Пятеро туземцев, вооруженные длинными заостренными палками, вели нас по темным закоулкам своего подземного царства.
– Есть какой-нибудь план? – спросил я Отлученного, в ответ он мотнул головой и вдруг произнес что-то на незнакомом мне певучем языке.
Один из туземцев ответил ему такими же отрывистыми гортанными звуками.
Я изумленно уставился на Отлученного.
– Нас ведут к Королеве на праздник цветения песчаной розы, там все и произойдет.
– Ничего не стоит сейчас свернуть их тщедушные шейки и сбежать, – перешел я на шепот, хотя, говори я в полный голос, туземцы все равно не поняли бы моих слов. – Мы же даже не связанны!
– Здесь некуда бежать, – вразумительно произнес Отлученный, пытаясь успокоить меня взглядом. – Мы на их земле. К тому же только им известны выходы на поверхность.
– И…
– Отдадим наши судьбы в руки провидения.
– Ты ничего не собираешься предпринимать для спасения?! – удивился я.
– Нужно быть внимательными к знакам, которые Он дает нам, направляя к спасению!
– Кто «Он»? – не сразу понял я.
– Имеющий глаза да увидит, имеющий уши да услышит…
Я внимательно посмотрел на Отлученного, опасаясь, что старик внезапно повредился в уме. Но он лишь мягко улыбался, взгляд его оставался совершенно трезвым и по-отечески теплым.

Глава 3

Обряженные в праздничные наряды туземцы плясали вокруг костров под извлекаемые из странных музыкальных инструментов звуки, сидели вдоль стен пещеры, воскуривая ритуальные трубки, мелькали тут и там, поражая воображение пестрым многообразием головных уборов, браслетов, ожерелий и татуировок.
На огромном каменном троне восседала Королева – древняя, как сам мир, женщина с отвисшими сухими грудями. Ее убеленные сединой волосы украшал высокий головной убор, сооруженный из обтягивающих твердый каркас искусно сшитых между собой шкурок песчаных ящериц. Ногти на руках и ногах были такими длинными, что загибались внутрь, и без чьей-либо помощи Королева не могла не только ходить, но и брать что-либо руками.
Пятеро наших стражников, приблизившись к трону, пали ниц перед Королевой. Я увидел, что Отлученный тоже опускается в поклоне, поспешил подхватить его за локоть.
– Ты же не собираешься уподобляться дикарям?! – зашипел я на него.
– А чем мы лучше их?
Я заглянул ему в глаза и еще раз убедился, что Отлученный находится в совершенно здравом, не затуманенном страхом перед туземцами рассудке.
– Поверь мне, эта мудрая женщина действительно заслуживает уважения, – сказал он.
– Но приносить жертвы своим идиотским духам – это же дикость!
– Для них духи не кажутся такими уж идиотскими.
– Не могу понять, – воскликнул я, – если ты жил среди Детей Пустыни, почему не остался с ними и не сделался идолопоклонником?!
– Потому что не разделяю их веры. Они живут в темноте, эта темнота покоится глубоко в их сознании. Но возможно, по ту сторону темнота тоже озарена светом. Жизнь настолько богата и многообразна, что дает проявление единой истины в разных ипостасях на многих планах. И мы не в праве осуждать несчастных за то, что они не способны видеть нашей истины. Можем только сожалеть и сострадать… – Отлученный печально улыбнулся и, увидев в моих глазах немой вопрос, добавил:
– У каждого есть свое темное прошлое.
Тут Королева проворковала что-то на языке Детей Пустыни. Туземцы тотчас же подбежали к ней, бережно перенесли старуху в установленный на носилках деревянный трон. Расположившись двое впереди и двое позади, туземцы подняли носилки за жерди, водрузили их на плечи и понесли трон вместе с восседавшей на нем Королевой в боковое ответвление пещеры.
Нас повели следом.
Вскоре нашим глазам открылось потрясающее зрелище.
В песчаной розе подземелья я сразу же узнал растение из Оранжереи, только, в отличие от своих выращенных в неволе собратьев, этот роскошный, покрытый гладкой мясистой кожицей экземпляр выглядел намного крупнее и жизнеспособнее и, несомненно, мог считаться истинной королевой среди роз.
Мы застали гигантскую песчаную розу в период цветения. Из самого центра мясистого бутона вверх тянулись длинные усики, сплошь усыпанные мелкими белыми цветочками, с лепестков которых свисали густые капельки нектара. Окончания усиков венчались крупными пушистыми шарами, наполненными семенами. На поверхности ветер развеял бы семена по пустыне, и они зародили бы новую жизнь. Здесь же, видимо, оставалось рассчитывать на сквозняки подземелья.
Дети Пустыни склонились перед розой, которая, как нетрудно было догадаться, олицетворяла для них могущественного духа Воды, и загудели в один голос. Издаваемые их маленькими диафрагмами звуки заполнили пещеру, эхом отдаваясь в ее высоких сводах.
Вперед выскочил худой, как палка, туземец, резко отличавшийся от остальных необычностью своего одеяния. Все его тело обтягивали кожаные ремни, с которых сплошными рядами свисали тонкие пластины из какого-то легкого и прочного материала. При каждом движении пластины терлись друг о друга, издавая звук, похожий на шипение. Из таких же пластин состоял и его веерообразный головной убор. Нижняя губа и мочки ушей туземца оттягивались продетыми насквозь увесистыми украшениями, а лицо ровно наполовину покрывала белая краска.
Сжимая в руке широкий жертвенный нож, туземец начал исполнять перед песчаной розой своеобразный ритуальный танец. Он то падал на землю, то подскакивал и воздевал руки к потолку пещеры, то ползал вокруг растения на животе, ударяя себя по лицу рукоятью ножа. Вскоре белая краска на его лице смешалась с кровью.
– Это что, местный сумасшедший? – покосился я на Отлученного.
– Шаман, – коротко ответил он, призывая меня к молчанию приложенным к губам пальцем.
Я неодобрительно пожал плечами, удивляясь тому, насколько спокойно Отлученный воспринимает происходящее перед нами представление. В отличие от него, я уже видел, как это размалеванное пугало протыкает наши животы своим огромным ножом…
Превратив свое лицо в сплошное кровавое месиво, шаман затрясся над песчаной розой в экстазе и резким взмахом ножа срубил растение под самый корень. В это мгновение, словно повинуясь невидимому сигналу, Дети Пустыни перестали гудеть, и в пещере воцарилась абсолютная тишина.
Не успел я моргнуть глазом, как шаман одним ловким прыжком очутился возле нас, протягивая мне на вытянутых руках срезанное растение. Я невольно отшатнулся. Вдруг взгляд шамана стал осмысленным, он внимательно осмотрел с ног до головы меня, затем Отлученного. Потом, оставив нас, направился к Королеве, отчаянно жестикулируя в нашу сторону и что-то вереща. Туземцы явно заволновались.
– Что случилось? Чего он хочет? – не выдержал я.
Отлученный напряженно прислушивался к словам Шамана.
– В жертву будет принесен только один… Шаман в замешательстве… Дух сам выберет кого-то из нас… – Отлученный вздохнул с облегчением. – Еще есть время.
И тут меня словно осенило.
– Слушай, ты же водил дружбу с туземцами. Может, замолвишь словечко Королеве, и нас отпустят с миром?!
– Я был принят другим племенем, – ответил он, – Но, даже если бы мы попали в плен к тем, с кем я когда-то делил еду и воду, ничего бы не изменилось. С тех пор, как мы упали в жертвенную яму, мы больше не принадлежим ни себе, ни кому бы то ни было, кроме духов, которые отметили нас своей волей.
Нас вернули в клетку, в полную и долгую изоляцию от внешнего мира.
Отлученный не позволял мне терять веру в себя и сам не переставал надеяться. Он много рассказывал о прочной незримой связи с Богом, о том, как прекрасен и всеобъемлющ Океан. Он говорил, что выход из любой ситуации находится сам собой, стоит только расслабиться и быть открытым к божественным знамениям, не терять чувства внутреннего единения с вечным движением всего живого.
Когда нам приносили пищу, я уже не отказывался от мяса песчаной ящерицы, – напротив, за неимением лучшего оно стало казаться мне довольно вкусным. Конечно, в любой ситуации можно найти для себя положительные моменты. Вот только находить их – большое искусство.
Мы с нетерпением ждали, когда же что-то решится. Однажды Дети Пустыни вернутся за нами, чтобы принести в жертву своим духам.
Шаман энергично размахивал костлявыми руками, издавая горлом клокочущие звуки. Он добросовестно изложил нам волю духов, прежде чем туземцы вытащили нас из клетки и погнали палками по каменному коридору навстречу судьбе.
– Духи хотят, чтобы мы сражались друг с другом, – произнес Отлученный, отвечая на мой вопросительный кивок. – Сильнейший выживет и будет принесен в жертву духу Пустыни, целиком вкусив песчаную розу из рук Королевы, после чего ему распорют живот.
– Невероятно, – вскричал я, останавливаясь, чтобы выразить свое возмущение, но тут же, получив болезненный укол острием палки под лопатку, был вынужден продолжить путь.
– Я не буду драться с тобой! – недовольно проворчал я.
– Если они примут твое упрямство за проявление трусости, то подвергнут тебя невыносимым мучениям, а мне разрежут живот. В любом случае в этом поединке не будет победителей.
– Ты – мой единственный друг, и я не собираюсь с тобой драться! – повторил я.
– По крайней мере, так мы можем выиграть еще немного времени. Он должен послать знак…
– Но ты же – старик, я справлюсь с тобой без особого труда! – в отчаянии вскричал я.
– Ну, это мы еще посмотрим! – в глазах Отлученного блеснули озорные искорки. Он еще находил в себе силы иронизировать.
Я прекрасно понимал, что, конечно, проявление стойкости и мужества перед лицом обстоятельств делали Отлученному честь, но, как бы он ни храбрился, я все же был намного моложе его и сильнее физически. Исход схватки был заранее предрешен. Я решил во что бы то ни стало избежать предстоящего боя. Отлученный был для меня единственным настоящим другом, и я бы никогда не пошел против него по собственной воле. В мире, где всем на тебя наплевать, дружба, однако, имеет довольно высокую цену.

Сотни глаз наблюдали за тем, как нас поставили в круг, очерченный на каменном полу, друг против друга. То, что должно было случиться, являлось выражением воли духов. Они выбирали себе жертву, оставаясь слепы к другой битве, происходившей на арене душевных чувств внутри каждого из нас.
– Давай, начинай! Не показывай своей слабости. Они не поймут этого! – вскричал Отлученный и, сжав пальцы в кулаки, двинулся на меня.
– Нет! – твердо произнес я. – Плевал я на них и на их духов!
Он ударил меня в скулу, но не сильно, а как бы призывая к действию.
– Обороняйся! Не стой, как идиот! Они убьют тебя! – Отлученный ударил меня правой под ребра, а левой саданул в челюсть.
Я согнулся от боли, но тут же выпрямился, метнув на него пронзительный непоколебимый взгляд.
– Нет! – сквозь зубы процедил я.
– Будь собой! Пускай все решится естественным образом! Вдохни свежий ветер Океана! – тяжело дыша, произнес Отлученный и сильно двинул мне по зубам.
Я сплюнул кровь и, проклиная все на свете, резко ударил его в висок. Отлученный не удержался на ногах и, падая, вцепился в мою рубашку. От рывка ткань лопнула и разъехалась по швам на спине.
Старик потерял сознание. С него хватило одного удара.
Я упал на колени рядом с ним, пытаясь привести его в чувство.
Повинуясь окрику шамана, туземцы оттащили меня от Отлученного.
– Он жив! – отчаянно закричал я, забыв, что они не понимают меня. – Поединок еще не закончен! Он просто потерял сознание!
Шаман подскочил ко мне, совершенно не обращая внимания ни на мои вопли, ни на Отлученного, который начал приходить в себя и зашевелился. Обнажая мое тело, шаман раздвинул порванную ткань рубашки и вновь издал крик, показывая всем что-то на моей спине.
Воцарилась мертвая тишина, которую нарушила Королева. Дети Пустыни внимательно слушали ее скрипучие завывания, а когда она закончила, стали по одному подходить ко мне и осторожно касаться ладонями моей спины.
Я недоумевал, что они могли узреть на моем теле, что произвело на них столь сильное впечатление. Я был готов к тому, чтобы у меня там выросло что угодно, лишь бы только туземцы забыли о своей затее с отправлением нас к духам…
Заметив, что Отлученный уже открыл глаза и осматривается по сторонам, я обратился к нему, подозрительно косясь на столпившихся вокруг дикарей:
– Это своеобразный ритуал прощания?
– Напротив, Дети Пустыни приветствуют тебя!
– Какого черта?!
– На твоей спине родимое пятно, напоминающее очертаниями змею с крыльями. Дети Пустыни разглядели в нем Пернатого Змея, а для них это символ Избранного, – произнес Отлученный. – Вот он – Знак!
– Ты знал об этом Знаке?! – удивился я.
– Конечно, нет! Никогда не знаешь, каким образом Он пошлет свое знамение. Я просто верил!
– Откуда же это взялось на моей спине? Или сам Бог явился, когда я спал, и своей же собственной дланью вывел священный символ?! – саркастически хмыкнул я.
– Скорее всего, и то племя, в котором ты побывал, также приняло тебя за Пернатого Змея, – задумчиво произнес Отлученный. – Только почему-то ты этого не помнишь…
– Да я тогда был наполовину мертвец. К тому же меня постоянно обкуривали какой-то гадостью.
В памяти всплыли отрывочные картины о первом знакомстве с туземцами. Как я раненный убегал из Гарнизона и, лишившись сил, умирал посреди Пустыни, а Дети Пустыни забрали меня под землю и, залечив раны, оставили у стен Города.… Ни о каком родимом пятне я, естественно, не знал и не помнил…
– Но почему именно я?
– С тобой и без того связано много загадок, – воскликнул Отлученный. – Но сейчас главное, что ты свободен!
– А как же ты?! – я с тревогой посмотрел на него.
– Для туземцев ты сейчас неприкосновенный. Тебе достаточно только изъявить свою волю.
Что я и сделал. Отлученный, еще не до конца оправившийся от моего удара, продолжал сидеть на земле. Я коснулся рукой его плеча и дал понять туземцам, что я, как посланник духов, забираю его с собой.
– Думаю, у меня лучше получится объяснить им твою мысль, – сказал Отлученный и обратился к Детям Пустыни на их родном языке.
Расталкивая столпившихся туземцев, каждый из которых мечтал использовать единственный в жизни шанс коснуться Избранного, к нам приблизился шаман. В руках он держал длинный продолговатый сосуд. Склонив голову, он протянул его мне. Я взял сосуд и вопросительно глянул на Отлученного, тот недоуменно пожал плечами.
– Нужно выпить это? – спросил я шамана, сопровождая слова жестами.
Шаман заулыбался и энергично закивал головой, грозя ненароком выколоть мне глаза дурацкими пластинами своего головного убора, и настойчиво подтолкнул сосуд к моим губам. Я сделал большой глоток, смакуя на языке слегка приторную густую жидкость. После этого шаман кивнул на Отлученного. Тот принял сосуд из моих рук и опустошил его до дна.
В животе разлилось приятное тепло. Мышцы расслабились, и вскоре я совсем перестал ощущать тело. Глаза закрылись сами собой, и я целиком погрузился в сладкое блаженство. В какой-то момент тонкая ниточка, соединявшая меня с реальностью, оборвалась окончательно…

Глава 4

С удивлением я обнаружил, что мы находимся уже не в пещере туземцев, а, как ни странно, все в той же самой телеге посреди Пустыни, и тень Города продолжает маячить на горизонте…
Я уже готов был поверить, что подземное царство Детей Пустыни мне просто-напросто приснилось, если бы не заметил подмену лошади, а после не обнаружил пять больших бурдюков, наполненных водой – щедрый прощальный подарок Детей Пустыни. Старая кобыла Отлученного погибла при падении в жертвенную яму, сломав шею, и теперь в нашу телегу была впряжена молоденькая пегая лошадка. Все остальное выглядело так, словно мы никогда не проваливались под землю. Даже старое тряпье по-прежнему было раскидано по дну телеги.
Отлученный, морщась, потирал висок.
– Спасибо, что хоть не проломил мне череп…
– Не за что. Я же предупреждал…
– Да ладно, не такая уж и большая плата за сохраненную до конца веру.
– Неужели тебя ни на секунду не одолевали сомнения? – спросил я его.
– Еще бы! Волны всегда остаются на поверхности, но когда ты в глубине, они не швыряют тебя из стороны в сторону, – кивнул Отлученный, погоняя лошадь.
Я провожал взглядом скрывающиеся за горизонтом очертания Города и вспоминал его обитателей.
– Знаешь, древний животный страх перед внутренней силой является здесь, пожалуй, единственным рычагом воздействия на человека, – сказал я Отлученному. – Наверное, страх потерять себя, подчинившись воле другого, более сильного, остается, не смотря на полное отсутствие страха физического уничтожения.
– В сущности, без страха не обойтись: он указывает слабые места, на которые стоит обратить внимание, – ответил он. – Пока мы далеки от Океана, страх постоянно испытывает нашу внутреннюю силу. Но есть еще другая грань, имеющая намного большее воздействие – любовь. Это слияние, обретение сопричастности с Целым без потери себя.
– Как-то эта грань уж очень размыта.
– Не умея балансировать, ты встал на канат и еще удивляешься своим падениям? А вместо того, чтобы научиться, решил, что проще забыть о нем и поискать что-то другое? На самом деле есть только этот канат, все остальное – лишь испытания, ведущие к нему.
Потом я долго путешествовал по Пустыне вместе с Отлученным, но именно с того момента стал называть его Учителем.

– Приближаются кочевники! – голос Отлученного вырвал меня из сна.
– Кочевники?! – тревожно переспросил я, протирая глаза.
– Не волнуйся, они не тронут нас. Накинь-ка это тряпье и надень капюшон, чтобы скрыть лицо. – Отлученный извлек из груды хлама на дне телеги какое-то бесформенное одеяние.
Пока я переодевался, Отлученный продолжал править повозку.
– Для них я не представляю никакой угрозы, а тем более ценности, поэтому я абсолютно бесполезен и могу передвигаться по Пустыне куда захочу…
– Обо мне у них иное представление! – поморщился я, предчувствуя неприятности.
– Сиди молча и ни на что не реагируй, как бы они ни старались тебя подцепить.
Когда девять вооруженных всадников приблизились к телеге, я узнал среди них Пса, плотно прижал подбородок к груди и натянул капюшон как можно ниже, чтобы спрятать лицо.
– Слава тем, кто вечно в пути! – громко прокричал Пес, и слова его потонули в дружном хохоте кочевников.
Отлученный промолчал, сохраняя невозмутимое спокойствие, натянул вожжи и остановил лошадь.
– Я могу поделиться с вами водой, – сказал он, – сейчас у меня ее много.
– Великодушие голодранца! – покатился со смеху Пес и крикнул своим головорезам. – Переройте его барахло. Наш безумный брат может быть не таким уж и безумным. Вдруг он припрятал от нас немного мирского добра или синего песка, например?!
Кочевники кинулись к телеге и принялись расшвыривать жалкий скарб Отлученного.
– А это что за пугало? – Пес как будто только заметил мое присутствие. – Может, твой друг почистит наших коней?!
Пес направил коня ко мне, вынул ногу из стремени и грубо пнул меня в бок пыльным сапогом. Я повалился на дно телеги, отчаянно кутаясь в капюшон.
– Мой друг – прокаженный, – невозмутимо произнес Отлученный, – и очень любит лошадей.
Пес презрительно сплюнул и поспешно отвел коня на несколько шагов от телеги.
– Держи эту тварь от меня подальше! – пренебрежительно бросил он. – Не хватало еще подцепить от вас какую-нибудь заразу!
Прежде чем избавить нас от своего присутствия, кочевники, не найдя в телеге ничего более интересного, забрали с собой всю воду в бурдюках.
Сверкнув глазами, на прощанье Пес сказал Отлученному:
– Если встретишь в Пустыне одного парня, которого называют Скиталец, свяжи его хорошенько. Это будет твой подарок, Отлученный, лично для меня!
Издав дикий вопль, Пес пришпорил коня и, увлекая за собой отряд кочевников, понесся прочь.
– У Детей Пустыни есть одна притча, – глядя им вслед, произнес Отлученный. – Как-то человек захотел поймать песчаную ящерицу, но, как только он настигал ее, та словно испарялась, сливаясь окраской с песком Пустыни. Человек терял ее, тогда ящерица неожиданно вскакивала и бежала дальше, уводя его за собой все дальше и дальше. В конце концов она завела его далеко от дома, и обессиленный человек упал на песок, умирая от жажды. Перед смертью он спросил у ящерицы: «Как ты, такая маленькая и безобидная, победила меня, большого и всемогущего?» Ящерица ответила ему: «Ты слишком уверен в своем могуществе и ослеплен желаниями, хочешь получать все больше и больше, это делает тебя слабым и беззащитным. А я довольствуюсь тем необходимым, что дала мне природа. Разница между нами в том, что тебе вечно чего-то не хватает, а у меня все уже есть».

Путь был долгим и утомительным. Время от времени Отлученный отправлялся на поиски песчаной розы, чтобы пополнить запасы воды и пищи. Обладая необходимым опытом и знаниями, полученными от туземцев, Отлученный мог находить пустынные розы на поверхности и странствовать по пустыне, не страдая от отсутствия воды и пропитания, так как кисловатая мякоть растения утоляла не только жажду, но и голод.
Все наше путешествие с Отлученным я жил надеждой на то, что когда-нибудь мы все-таки достигнем Океана. Ради этого я готов был переносить любые трудности и преодолевать встречавшиеся на пути преграды.
Как-то мы попали в сильную песчаную бурю. Духи Пустыни увлеклись своей жуткой разрушительной игрой и, забыв обо всем на свете, шумно веселились, стирая в порошок все живое, что попадалось на их пути. Нам удалось спастись каким-то чудом, только благодаря Отлученному, который за свою бесконечно долгую жизнь не раз сталкивался с этим ужасающим буйством природы.
– Не поддаваться панике, – говорил он, – и сохранять ум незамутненным. Если в тот момент, когда тебя засасывает песок, когда помощи ждать неоткуда, ты начинаешь думать о том, какая же неудача постигла тебя, все потерянно, выхода нет, и погружаешься в жалость к самому себе, то твой ум перегружен, он закрыт, занят осознанием собственной беспомощности. И тогда ты не видишь своего места, своего взаимодействия с неким большим и непостижимым процессом. Кто-то более могущественный, более великий включил тебя в этот процесс, а ты… что ты делаешь? Выходит, ты убил и похоронил самого себя потому, что вовремя не открыл глаза и не узрел, что барахтаешься, словно слепой котенок, и поэтому ни на каплю не продвинулся к своему спасению.
– Расскажи мне о Пернатом Змее, – попросил я как-то Отлученного.
– Вряд ли я смогу тебе многое о нем рассказать, – сказал Учитель. – Пернатый Змей создал наш мир и, по древним преданиям Детей Пустыни, когда-то он вернется из своих странствий, чтобы разрушить его. И положить начало новому миру…
Отлученный многому научил меня. И духовно, и физически он вел меня к Океану. Я был воистину опьянен его мечтой…
И однажды нашим утомленным взорам открылась завораживающая, чарующая, плывущая в дрожащем воздухе безбрежная синева, заполнившая весь горизонт…
Отлученный погнал лошадь изо всех сил. Телега подпрыгивала на ходу и готова была развалиться на части. Но мы не замечали ничего, кроме Океана. Мы счастливо смеялись и прыгали, как дети. Глаза наши сияли сумасшедшей радостью.
Лошадь выбилась из сил и, споткнувшись, завалилась на бок. Телега перевернулась. Выскочив из нее, мы покатились по песку, вскочили на ноги и побежали к Океану…
Я обогнал Отлученного, оставив его далеко позади. Ему тяжело было бежать в своей неудобной рясе. За моей спиной он закашлялся и мешком повалился на песок.
И вдруг я остановился как вкопанный. Призрачное видение исчезло…
Это был всего лишь мираж. Злая шутка Пустыни…
Осмысление того, что произошло, тяжелым камнем обрушилось на мою голову. Я почувствовал слабость в ногах, упал на колени и закрыл ладонями лицо. Иллюзия Океана исчезла, открывая взору мрачные очертания Города…
Уже не осталось ни слез, ни ярости. Обессиленный, я подполз к Отлученному, который продолжал лежать без движений на песке.
– Учитель, как же так?!! – в отчаянье шептал я. – Ты оказался так же слеп, как и я, как и все остальные… ты так же ослеплен, только своей верой… Куда ни направишься в этой Пустыне, все равно рано или поздно придешь к Городу! Иначе не может быть…
Уткнувшись лицом в песок, Отлученный молчал, и не шевелился. Я перевернул его на спину – он был мертв. Такая стремительная пробежка к призрачной цели стоила старику жизни. Но жалости во мне не осталось. Я знал, что он возродится где-нибудь в Великой Пустыне и начнет все по-новому… точнее, по-старому… по бесконечному замкнутому порочному кругу…

Эпилог

Тот поток, что, двигаясь, кажется,
спит.
Слишком полон для звука или пены.
Нань-чжуан

Я бежал, задыхаясь от отчаянья. Песок попадал в глаза и забивал рот. Пустыня гнала меня и травила, словно дикого зверя, ликовала в безумной надежде окончательно пожрать мое существо.
Я искал Смеющегося Человека… Что-то непреодолимо тянуло меня к нему. Этот странный старик словно существовал где-то вовне. Он не оставлял следов и не отбрасывал тени. Его чистый, беззаботный смех был таким же легким и неуловимым, как белое пушистое облако, которого я никогда не видел…
Я перестал чувствовать тело, но некое сильное неосознанное намеренье заставляло мои ноги передвигаться. Легкие были обожжены и набиты песком. Я хотел кричать, но горло лишь сжималось в судорожных спазмах. Мой безмолвный крик раздирал Вселенную, и каждая песчинка Великой Пустыни резонировала мне в ответ. Я ощущал себя такой же песчинкой, одной из многих, и поднявшийся ветер кружил меня и нес куда-то, перемешивая с остальными. Я безумно протестовал и сопротивлялся. Я не мог понять, куда и зачем меня уносит ветер, я мог только протестовать, бессмысленно и отчаянно… без надежды что-либо изменить… Ведь все свое существование я только и делал, что протестовал и сражался с самим собой… Да, в Пустыне была лишь проекция, лишь проявленное воплощение того настоящего Города, что скрывался во мне, который мучил меня, смеялся надо мной и лишал надежды…
Множество лиц вереницей пронеслись перед моим внутренним взором. Они превращались в зеркала, и в каждом из них отражалась какая-то часть меня. Вместо того, чтобы узнать в них себя, увидеть и взять те крупицы осознания, что они несут мне, всю свою жизнь я только и делал, что пытался разбить их, выместить свой гнев, выразить протест. В итоге я всегда убегал. Я был Скитальцем…
Как все просто и ясно. Но какую боль приносит знание… Когда хочешь умереть, но знаешь, что это невозможно, знаешь, что смерти нет, а значит, бегства не существует…
Только бы найти Смеющегося Человека, только бы задать ему всего один-единственный вопрос…
Но как это сделать? Как выразить словами то, что невозможно произнести?
Я уже ничего не видел перед собой из-за застилавшей взор пелены то ли высохших слез, то ли налипшего на ресницы песка.
Прошла целая вечность, а я все шел, не ощущая ничего, кроме горящего, раскалывающегося от жары шара, в который превратилась моя голова, и отчаянья… самого глубокого, вечного отчаянья… Как же я хотел, чтобы это проклятое солнце навернулось с небес!
В глазах потемнело. И вдруг до моих ушей донесся тихий смех. Неиссякаемым влажным живительным водопадом пролился он в обожженное и высосанное жаром тело, наполняя его звоном тысячи колокольчиков…
С усилием подняв веки, я увидел перед собой Смеющегося Человека.
– Оглянись! – сказал он.
С большим трудом я заставил свое тело повернуться. Солнце садилось, окрашивая темно-багровым, как запекшаяся кровь, закатом небо и песок. Зловещим существом с множеством щупальцев на Пустыню медленно наползала тень. Она поглощала, шаг за шагом, вереницу оставленных мною следов на песке, которая, не доходя до моих ног, внезапно обрывалась, превращаясь в девственно-чистую песчаную гладь… Ни моей тени, ни следов не осталось в этом мире…
Чувство всепоглощающего восторга захлестнуло меня и наполнило, словно сосуд, до самых краев.
В этот момент я почти физически ощутил, как порвалась окутывавшая меня пелена.
Неловкими движениями я высвободился из кокона своего эго – и выпорхнул, словно мотылек… новым, совершенно не знакомым самому себе существом… спонтанным и естественным…
Как прекрасен и непостижим был тот миг, когда вместе со мной изменился весь мир вокруг, но в то же время я продолжал ясно ощущать, что был в нем всегда… а может, он был во мне… и искал выхода…
Мир, насквозь прозрачный и светящийся, заключенный внутри меня, отчаянно требовал освобождения, а я, неверно истолковав это глубокое внутреннее намерение, направлял всю светящуюся силу на борьбу с демонами, которых сам же и создавал. Но их становилось все больше и больше, и Пустыня, так отчаянно ненавидимая мной, в конце концов добралась до меня.
И только когда силы мои в этой жестокой беспощадной войне окончательно иссякли, я смог остановиться – увидеть ясно и четко, что приносящее страдание чувство отстраненности, оторванности от дышащего, сияющего мира коренится только в уме…
Осознание причастности к Целому рушит границу между умом и миром, открывая пространство – насквозь прозрачное, свободное от иллюзорных символических картинок… И тогда становишься Великой Пустотой, в которой все и происходит…

– Ты, кажется, хотел что-то спросить у меня? – донесся голос Смеющегося Человека.
Я оглянулся на него. Он улыбался. Он все знал. Я не нашел, что сказать, мыслей не осталось, я только улыбнулся в ответ… Ноги подкосились, я упал на песок и засмеялся, превращаясь в учащенные вибрации и уносясь неизвестно куда.
Наслаждаясь вновь обретенной свободой, излучая сверкающую энергию, я играл ею, создавал немыслимые формы, сплетал и расплетал их в звенящей Пустоте…
Резкий спазм от нехватки дыхания. Легкие делают глубокий вдох, и искрящийся прозрачный воздух наполняет свежестью все тело…
Веки поднимаются, и глаза окунаются в чистое голубое небо. С его глубин, тускло поблескивая, смотрят звезды, в священном молчании хранящие тайны, открывающиеся только им.
До ушей доносятся звуки спокойной, ритмичной мелодии Вечности… волна бьется о волну… это шумит океан…
Сливаясь со всеми мирами, проявленными и не проявленными, и двигаясь вместе с ними в едином ритме всего живого… я улыбаюсь в Вечность…

В Вечности, в одном из многих сновидений, мне снилась Пустыня, и в то же время меня ни на миг не оставляло предчувствие, будто и я сам кому-то снился…
Может, Пернатому Змею?
Кто знает…