Мне позавидовал бы сам сеньор Дали,
За то, что не был ею он обласкан.
Её портрет писал я в светлых красках,
Но, очевидно, тени подвели.

Мазок к мазку ложился на картину,
Но, толь пейзаж мой вышел слишком скучен,
Или художник плохо был обучен,
Что превратился вымысел в рутину.

Я денег не жалел на кисти и эстамп,
Я заказал роскошнейшую раму,
Создал цветов невиданную гамму,
А получился только серый штамп.

Я дал ей то, что недоступно многим,
Ей, не скрываясь душу преподнёс,
Она ж смеялась, искренно, до слёз,
Назвав меня ничтожным и убогим.

Она ушла, и множество моделей,
Заполнило мой опустевший мир,
Как вороньё слетается на пир,
Нахально, не скрывая своих целей.

Я променял высокое исскуство,
На яркую дешёвую мазню,
Как часто мы, мышиную возню,
Предпочитаем искреннему чувству.

Мне позавидовал бы сам сеньор Дали,
За то, что не был ею он обласкан.
Её портрет писал я в светлых красках,
Но, очевидно, тени подвели.

Мазок к мазку ложился на картину,
Но, толь пейзаж мой вышел слишком скучен,
Или художник плохо был обучен,
Что превратился вымысел в рутину.

Я денег не жалел на кисти и эстамп,
Я заказал роскошнейшую раму,
Создал цветов невиданную гамму,
А получился только серый штамп.

Я дал ей то, что недоступно многим,
Ей, не скрываясь душу преподнёс,
Она ж смеялась, искренно, до слёз,
Назвав меня ничтожным и убогим.

Она ушла, и множество моделей,
Заполнило мой опустевший мир,
Как вороньё слетается на пир,
Нахально, не скрывая своих целей.

Я променял высокое исскуство,
На яркую дешёвую мазню,
Как часто мы, мышиную возню,
Предпочитаем искреннему чувству.