По вагону бегает суетливая проводница и поторапливает пассажиров сдавать постельное белье. Я свое давно сдал и теперь спокойно сижу на боковом месте и, щурясь от июльского солнца, разглядываю проносящийся за пыльным окном городской пейзаж.
— Колпино проезжаем, — слышу реплику из соседнего купе. – Еще минут сорок и дома…
Мое волнение усиливается, хотя куда уж больше? Как примут меня родственники, которых за свои шестнадцать с небольшим лет я в глаза не видел?
Дядя Саша, старший брат отца, приезжал к нам в гости, когда я только родился, а тетя Наташа, новая жена дяди, вообще мне не знакома. По сути, они чужие люди, но отец сказал, мол, надо налаживать родственные связи – через год поедешь поступать в военное училище, так будет куда в увольнение ходить. Как ни сопротивлялся я «налаживанию связей», но отца не переупрямил. Сказал и точка! Он у меня военный, «целый майор», и привык отдавать приказы и требовать их выполнения. Вот и выполняю…
Поезд замедляет ход и останавливается. Прибыли.
Вот она «колыбель» революций! Вот он «бандитский Петербург»!
Я выхожу из вагона и замираю. С первого взгляда все выглядит вполне мирно. Революциями и бандитскими «разборками» не пахнет…
В руках фотография дяди пятилетней давности – бравый капитан первого ранга с молодой женой, искрящейся неподдельным счастьем и гордостью. Узнаю ли?
Сличаю фото с окружающими лицами, но похожих рядом нет. Не пришли? Обидно, хоть плачь.
— Юра!
Оборачиваюсь и вижу поспешающих родственников. Слава Богу! Дядя Саша, в цивильном, широко улыбаясь, ведет под руку стройную женщину, лет тридцати, в голубых джинсах и легкомысленной маечке, демонстрирующей форму шикарной груди и полоску загорелой кожи.
— Здравствуй, Юра! С прибытием!
Дядя пожимает мою руку и обнимает.
— Ну, гляди, какой вымахал! – восторгается он, отстраняясь. – Вылитый Борька! Наташа, знакомься – мой племяш!
— Здрасьте, — несмело протягиваю руку.
— Здравствуй, Юра, — она улыбается, вкладывает свою ладошку в мою и целует в губы.
Я ощущаю влагу чуть припухлых мягких губ взрослой женщины и, краснея, отвожу взгляд. Она смеется и берет дядю под руку.
— Какой он милый, правда, Саш?
Дядя смеется и грозит ей пальцем. Я улыбаюсь и краснею еще больше…
— Ну, пойдемте к машине, — предлагает дядя и указывает на спортивную сумку. — Это все вещи?
— Да.
— Тогда вперед!
Мы идем вперед, продираясь сквозь толпу таких же приехавших и встречающих. Я стараюсь идти рядом с родственниками и невпопад отвечаю на дежурные вопросы «как доехал» и «как родители».
Нормально доехал. Нормально родители. И все у нас хорошо…
— А вот и наша «ласточка».
Дядя с любовью похлопывает по багажнику вишневую «Тойоту», втиснутую между старушкой БМВ и роскошным «лупатым» «мерином». Он предлагает положить сумку и занять переднее пассажирское сидение. Как скажете…
По дороге такие же дежурные вопросы-ответы: что нового – да ничего, подполковника отцу все еще не дали, обещают к осени; как сестра – нормально, в пятый перешла; а мама как – да как – дома сидит, в гарнизоне работы нет…
Тетя Наташа сидит молча, смотрит в окно. Обиделась, что я впереди сижу? Я украдкой смотрю в зеркало и натыкаюсь на ее взгляд. Улыбнулась и отвернулась. Сердце ни с того, ни с сего учащенно забилось. Тетя Наташа «в живую» оказалась красивее, чем на фото. Повезло дяде Саше. Моя мама, хоть и красивая, но все же не такая, как дядина жена.
Домой мы добрались минут за сорок. Город, насколько успел рассмотреть через окно автомобиля, меня не поразил, как того ожидал. Дворцов, о которых рассказывала мама, я не увидел, а дома были либо в плохом состоянии, либо такие же новостройки, как везде. Зато квартира дяди Саши понравилась. Трехкомнатная, обставленная современной мебелью (не то, что у нас) и, главное, без навороченных излишеств.
— Ну, племяш, располагайся, — говорит дядя. – Вот твоя комната.
Я осматриваю небольшую спальню. Кровать, шкаф, пара книжных полок и небольшой телевизор «Панасоник» на тумбе. Что еще нужно, чтобы достойно встретить старость…
Бросаю рядом со шкафом сумку.
— Спасибо. Здесь здорово…
— Ну, ты давай, если хочешь, переоденься. А мы пока на стол соберем.
— А можно в душ? – тихо спрашиваю дядю.
— О чем речь? Наташ, дай Юре полотенце! – кричит он куда-то назад.
Черт!
— Спасибо, дядь Саш, у меня все есть.
— Брось! Расслабься и чувствуй себя, как дома, — улыбается он и хлопает меня по плечу.
Душ смывает дорожную грязь и усталость, и я ощущаю себя заново родившимся. Растираюсь досуха и натягиваю плавки. Провожу рукой по подбородку и заглядываю в зеркало. Серыми глазами на меня смотрит симпатичный парень. Влажные волосы взъерошены, на подбородке выскочил предательский прыщик. Выдавить его гада! Пара взмахов расчески и прическа в порядке. Натягиваю шорты и майку “Reebok”. Парень с зеркала пыжится и демонстрирует свои бицепсы, оставшись довольным, подмигивает, и я выхожу из ванной.
— С легким паром!
Тетя Наташа улыбается и оценивающе проходит взглядом по моей фигуре. Но может быть мне просто показалось? Она манит меня на кухню, и я безвольным телком следую за ней.
— О! С легким паром! – приветствует дядя Саша и приглашает присесть за стол.
На столе шампанское «Лев Голицын», вспотевшая бутылка «Русский стандарт», салаты трех видов, что-то мясное – по виду обычный шницель и картошка.
— Юр, ты как шампанское уже пьешь? – интересуется дядя.
— Пока нет. Нальете – выпью, — пытаюсь шутить, чтобы как-то скрыть неловкость.
— Ну, тогда вам с Наташей шампанское, а я уж водочку родимую усугублю.
Дядя Саша разливает спиртное, и мы выпиваем за приезд.
— Давай закусывай, — распоряжается дядя. – А то газы в голову ударят, буянить начнешь.
Мы смеемся и набрасываемся на еду. Оказывается я чертовски проголодался! Я незаметно для себя увлекаюсь едой, напрочь забывая, что нахожусь все же среди малознакомых людей.
— Ну, между первой и второй…
Дядя Саша наполняет наши с тетей Наташей бокалы и свою стопку.
— Давайте за знакомство!
— Давайте, — соглашаюсь. – Я рад нашему знакомству.
— И мы рады, — тетя Наташа одаривает меня улыбкой, от которой мне становится жарко.
Я осушаю бокал и чувствую, что плыву. Приятное тепло разливается по животу, я откидываюсь на спинку углового дивана. Эх, братцы, хорошо!
— Отец писал, ты в училище собрался поступать? – интересуется дядя.
— Да… – машу рукой. – Это он так хочет.
— А ты?
Глаза бездонной синевы смотрят на меня с интересом и мои губы растягиваются в глупой улыбке. Бог мой, как она хороша! Неужели такие бывают на Свете?
— Дак, что сам-то решил? – обрывает мой полет дядя. – В институт что ли или в армию?
— Не-е, в армию не хочу, — машу головой. – Я еще не решил куда идти. Не знаю чему свою жизнь посвятить.
— Ну, о всей жизни рано еще думать, — говорит дядя и наполняет бокалы. Что-то мне уже плохо… – А вот определиться на ближайшее будущее, конечно, пора. Получишь образование, а там уже видно будет…
— Саша, о чем ты говоришь? – слышу голос ангела. – Мальчику всего… Сколько тебе, Юр?
— Ше… Семнадцать скоро, — говорю излишне громко и, кажется, краснею.
— Ха! В семнадцать я вообще ни о чем не думала!
— А сейчас? – подмигивает мне дядя и получает прелестным кулачком по лбу. – Ну… За присутствующих здесь дам! Мужчины пью стоя!
Я поднимаюсь вслед за дядей, выцеживаю шампанское, пожирая глазами тетю и эффектно опускаю бокал на стол. Цок! И он разделяется на две части…
— Ой…
— Ай, не бери в голову! – благодушно машет рукой дядя Саша. — Наташ, дай Юре другой…
— Извините, я нечаянно…
— Да ерунда! У нас посуды хватает.
Все же неловко получилось… Отец бы сейчас такой хай поднял – мама не горюй! Хотя, если бы бокал разбила тетя Наташа, он был бы также любезен и радушен, типа «на счастье»…
— Посуда бьется к счастью, — будто подслушав, говорит тетя Наташа и ставит другой бокал. Пока еще целый…
Сижу, опустив голову, ем, не ощущая вкуса. В голове шум прибоя, и сам я, как побитая штормом шхуна – покачиваюсь. Где-то «за кадром» слышу голос дяди Саши. Чего-то втирает мне о семейной традиции, об отцовых стопах… Какие еще стопы? Он чего – пьян? Кажется мы снова пьем… Я улыбаюсь, перед глазами прекрасная синева…
Чего это?.. Я сам!.. Спасибо… Спокойной ночи… Теплая ладошка касается моего лба, щек… Хорошо… Еще, пожалуйста…
Я открываю глаза и тут же закрываю… Лежу раздетым. Кто меня раздел? Сам? Или… О, нет! Стыд судорогой сводит тело. Я вспоминаю вчерашнее застолье и ненавижу себя больше, чем учителя химии. Дурак! Дура-ак! Ну почему так получилось? Зачем столько пил? Почему это случилось именно со мной? Господи, до чего же стыдно! И как мне теперь в глаза смотреть дяде и… ей?
Который час? Девять…
Я, стараясь не скрипнуть пружинами матраца, поднимаюсь и выхожу из комнату. Мне нужно в ванную комнату… Срочно! Там ждет унитаз…
На цыпочках продвигаюсь к двери в ванную комнату, отворяю дверь и столбенею. Тетя Наташа стоит перед зеркалом и сушит полотенцем мокрые волосы. Она обнажена. Я мимо воли, задыхаясь от охватившего волнения, рассматриваю плавные изгибы бедер, задерживаюсь на розовой попке и поднимаюсь выше – на отраженную в зеркале восхитительную грудь. Я ощущаю возрастающую тесноту плавок и тут наши взгляды встречаются. Она замирает с поднятыми руками. Ее глаза округлятся…
— Ой! – вскрикивает она и прикрывается полотенцем.
— Ой! – вскрикиваю я и поспешно отскакиваю от двери.
Черт! Черт! Черт!
Убегаю в комнату и бросаюсь на кровать. Хочется кричать и выть от позора. Я хватаю зубами подушку. У-ууууу… Болва-аааан!!!
Стук в дверь прерывает мой вой.
— Юра… Ванная свободна…
— Спасибо, — хриплю в ответ.
Под прохладным душем немного прихожу в себя, но еще долго не решаюсь выйти. Смотрюсь в зеркало. Вчерашний супербой куда-то подевался и на меня затравленным взором смотрит жалкое ничтожество, покрасневшее до корней волос. Чмошник! Идиот! Придурок! Так и будешь в ванной стоять? Трус!
Резко выдохнув, я решительно отворяю дверь и покидаю ванную комнату. Вот и все, а ты боялась…
— Юра!
«Ой!» Что-то засосало под ложечкой…
— Иди на кухню. Завтракать будем, — приглашает тетя Наташа.
На столе тарелка с тостами, пара омлетов с ветчиной и чай. Она, сидя за столом, деловито раскладывает вилки и ножи.
— Присаживайся, — говорит, не глядя на меня.
— А где дядя Саша? – хрипло спрашиваю, устраиваясь за столом.
— На службе. Он еще в половине седьмого уехал.
— А-аа…
Сидим, ковыряем омлет. Я украдкой бросаю на тетю Наташу взгляд. На щечках играет румянец смущения, но она улыбается. Смотрит на омлет, терзает его вилкой и улыбается. А мне вот не до смеха… Какой пассаж, сказали бы раньше…
— Теть Наташ, вы извините меня, — бормочу я. – Я не специально…
— Ладно, Юр, расслабься. И не говори мне «тетя», — строжится она. – Какая я тебе тетя?
— Ну как же? Вы же жена дяди Саши.
— Хм, ну и что? – пожимает плечами и смотрит на меня широко раскрытыми глазами. – Мне всего двадцать шесть. Так что давай на «ты». Хорошо?
— Не знаю… Я попробую…
Она смеется и встает. Протягивает мне руку.
— Давай знакомиться – Наташа!
— Юра…
Я встаю и пожимаю ладошку.
— А теперь, давай, что-нибудь скажи мне… Ну там… Наташ, чем ты сегодня будешь заниматься? Давай, говори…
Я откашливаюсь и выдавливаю:
— Н-наташ… чем ты будешь сегодня заниматься…
— Молодец! Видишь – получилось? Та-ак…
Она закрывает глаза, придумывая другое задание, а я тем временем приковываю взгляд к шортикам, которых раньше не заметил. Это очень коротенькие шортики и они ничего не скрывают. Мне кажется, они еще больше оголяют… и я снова ощущаю себя неудобно… Сажусь за стол и пододвигаюсь, как можно теснее, чтобы, не дай Бог, не увидела…
Тетя… Нет, теперь просто – Наташа открывает глаза и с недоумением смотрит, как я поглощаю остатки омлета.
— Да, давай закончим завтрак, — кивает она и возвращается за стол.
Мы в полном молчании доедаем омлет и громко хрустим поджаренными тостами. Наташа бросает на меня пытливые взгляды, на которые я не в силах отвечать. Шорты предательски топорщатся, и чем больше, я пытаюсь успокоиться, тем теснее становятся плавки. Чувствую, что пылаю пионерским костром…
— Юр, ты чего? – спрашивает она. – Обиделся что ли?
— Нет вы что!
— «Ты» что, — поправляет она.
— Ты что, — повторяю и, коротко взглянув, опускаю глаза.
— Та-ак…
О Боже! Она поднимается и подходит ко мне. Я невольно отодвигаюсь.
— Юр, да что случилось? – в ее голосе слышится искренняя тревога. – Ну-ка признавайся!
— Ничего не случилось… Просто…
— Просто что?
— Ничего…
Она тянет меня за руку и я изо всех сил сопротивляюсь. Наташа смеется и тянет сильнее. Она думает, что я с ней играю. А мне не до игры, меня распирает до невозможности. Так, что готов взорваться в любой момент.
— А ну-ка – подъе-еемм…
Наташе удается меня поднять. Я вырываюсь, полусогнутым убегаю в спальню и падаю на кровать животом вниз. Она появляется следом и с неожиданной силой пытается перевернуть меня. Лежа на животе не удобно бороться, я, подтягивая к груди ноги, переворачиваюсь и перехватываю ее руки. Она, раскрасневшаяся и запыхавшаяся, сдувает со лба упавшую челку, смотрит в глаза и прижимает мои руки к кровати.
— Ну, сдаешься, «сыр Голландский»?
— Сдаюсь…
Какая она все же… еще девочка. Она играет со мной, как кошка с мышкой. Я готов быть для нее мышкой, бантиком, фантиком, кем угодно… Я с вызовом отвечаю на ее взгляд и разгибаю ноги. Ее взгляд скользит ТУДА и возвращается с расширенными зрачками. Ее губы поджимаются, щеки наливаются краской и вдруг… она срывается в хохот. Она бьется в истерике на моей груди, а я, трепеща от желания, приобнимаю ее гибкое тело и слегка прижимаю. Наташа, почувствовав мой настрой, перестает смеяться и отстраняется. Ее взгляд изучающий, испытывающий прожигает меня насквозь. Я нем и недвижим. Наташа робко улыбается, целует в губы и я проваливаюсь в нирвану…