Действующие лица:
Юлия Сергеевна – 48 лет, вдова.
Владимир – 22 года, её сын.
Лев – 25 лет, красивый молодой человек без определенного рода занятий.
Серж – 32 года, племянник Юлии Сергеевны, хромой урод.
Доктор – старый пошляк.
Войкович – 40, брат Юлии Сергеевны.
Наташа – 25 лет, его супруга.
Бобик – 19 лет, приятель Владимира.
Вишняков – 27 лет, приятель Льва.
Папеллепес – грек, сосед по даче.
Амалия Карловна – его супруга.
Физельбау – отставной генерал-майор, сосед.
Варфоломей Третьев – молодой, амбициозный поэт.
Действие первое
Дачная веранда; с одной стороны — деревянная решетка, оплетенная диким виноградом, с другой – открывается вид на залитую полуденным солнцем песчаную дорожку, уходящую в тенистую аллею. Доносится шум моря и отдаленные крики чаек. На веранде стоит стол, посередине рассыпана большая куча грецких орехов, рядом камень и несколько пустых скорлупок, стеклянный графин с водой; деревянная скамья, несколько стульев.
Явление первое
Входят Юлия Сергеевна и Лев; она нежно обнимает его за талию; через его шею перекинуто белое полотенце.
Юлия Сергеевна (садясь на стул и усаживая Льва подле себя). Когда мы, женщины, влюбляемся, то становимся совсем отчаянными, ничего не помним, не замечаем, и думаем только лишь о нашем возлюбленном. Что тогда для нас время? Либо назойливая старуха, которая не позволяет насладиться счастьем, либо коварная спутница, отнимающая у нас прелесть и молодость. Влюбленной женщине не нужны секунды, минуты, часы. Все это орудие пыток для пылких сердец! Время делает влюбленную женщину одинокой, оно старит ее лицо и чувства. Однако ради нашего возлюбленного мы занимаем эту пустоту тем, что заботимся о собственной привлекательности (нежно гладить его щеку, но молодой человек отстраняется). Скажешь, что это глупо и бессмысленно? Что ж, вы не женщина, и вам не понять, как сурово с нами обходиться время. За что нам его любить? Оно казнит молодость старостью, верность непостоянством, пылкость охлаждением… Ах, Лев, свои старания и страсти мы оплакиваем сполна, так не будь несправедлив к женщинам, а особенно к влюбленным!.. Ты уже не сердишься на меня? Когда же твой взгляд перестанет быть таким безучастным и пустым?.. Понимаю, ты уже томишься и скучаешь, подле меня…
Лев (неохотно смиряясь). Всё, как и прежде, к чему ты забиваешь себе голову глупостями.
Юлия Сергеевна. Все минуты, что тебя нет рядом, я только и делаю, что злюсь то на племянника, то на несчастного доктора. Я мучаюсь, страдаю…ревную. Знаю, тебе это не нравиться, но, Лев, прошу, сжалься над моей горькой любовью! Я пропащая женщина, сил моих не хватит, что бы удержать свою страсть, а моих признаний и ласк не достаточно, что бы возродить твою любовь. Я сама, со всеми страхами, упреками и муками, кажусь жалкой и ничтожной. Ни стыд, ни раскаяние не терзают меня. У меня нет более ни стыда, ни страха, я бесстыжая. Но не все ли равно. Ты делаешь меня несчастной!
Лев. Странно слышать! Всякий раз ночью ты говоришь обратное!
Юлия Сергеевна (печально). Темнота прячет мой стыд!
Лев (с грубой фамильярностью). Весь твой стыд остался позади, распятый на алтаре беспутного вдовства – он слетел с тебя как пыль с похоронных венков! Так что не рви на голове волос, лучше набей мне орехов!
Юлия Сергеевна. Ты жесток со мной!
Лев. Ах, боже мой, сколько упреков за одно утро! Ей-богу, ты не скупишься!.. Еще немного твоих «щедрот» и я полезу в петлю!..
Молодой человек пытается уйти, но Юлия Сергеевна удерживает его.
Явление второе
Раздаются голоса; появляется доктор в соломенной, рваной панаме, и Серж.
Доктор. И что это ты бросаешься на всех будто бешеная собака! Неужто тебя кто-то обидел?
Серж. Я в этой жизни несчастен, и вы сами прекрасно понимаете, что у меня есть множество поводов быть недовольным! Посмотрите на меня самого!.. Посчитайте в монетах, что я имею!.. Небеса несправедливы ко мне!
Доктор. Они справедливы ко всем богохульникам, а ты первый из них!
Серж. Не нужно меня стыдить – это напрасный труд! У меня нет ни чести, ни совести, ни сердца, потому-то вам никогда до меня не добраться! А что до души, то я продал ее черту в обмен на вечное злорадство!
Доктор (смеясь). Молчи, язычник, иначе я отлучу тебя от своей клизмы!
Они усаживаются на скамейке; доктор обмахивается панамой.
Явление третье
Те же и Владимир с мопсом на руках; Бобик, спрятав руки в карманы.
Владимир (медленно, лениво усаживается подле матери, на место Льва). Как приятно видеть всю свою семью, где каждый любим мною по-особенному! Моя дорогая маман, мой славный доктор, мой… не знаю как вас, Лев Юрьевич, назвать…? А вот и мой любезный братец, Серж, весьма обожаемый вами, маман, племянник, иногда мне даже кажется, что вы имеете такую склонность, любить его больше, нежели меня! Серж такой весельчак, хоть и хам. С ним можно беспечно, но небезопасно, потрепаться на любые темы. Верно, Серж? (обратился к кузену с пренебрежением.) Ты ведь любишь нести всякий вздор? Городить околесицу? Болтать своим ядовитым языком глупости? Не находишь, что ты дурак?
Серж. Это вопрос спорный, любезный кузен! Я говорю глупости и пошлости, однако ты их слушаешь с интересом! Так кто же из нас больший дурак?.. (Он улыбнулся и добавил.) Ясно также и то, что ты еще больший пошляк, ибо вид у тебя, кузен, пошловатый!
Владимир (уныло улыбнувшись и, не обидевшись). Ну, вот видите, как он очарователен!.. Несмотря на то, что Серж так сильно ненавидит женщин, распутник он порядочный!
Серж. Нет, кузен. Ты ненавидишь женщин еще более моего, и развратник ты отменный!
Владимир. На что ты намекаешь?
Серж. На то, что ты развратник, и все!
Владимир. И, отчего ты так думаешь?
Серж. Да по всему видно, кузен, что ты беспутен… Вот посмотреть, хотя бы на твоего приятеля (он игриво растрепал темные кудри Бобика) вместо того, что бы волочиться за местными женщинами, или служанками маман, ты притащил с собой вот этого мальчугана и не отходишь от него ни на шаг! Можно подумать, будто ты его опекаешь, или же… (он задумался, словно ища нужные слова)
Владимир (ущипнув за ухо мопса, отчего тот взвизгнул). Или же?
Серж. А вот «или же», я припасу на иной раз, когда тебе, милый, вздумается колоть такого ежа, как я!
Владимир. После этого, я утверждаю, что ты дурак!.. И зачем мне бегать за служанками, если ты, «милый» (он передразнил Сержа) уже всех обскакал! А что до местных женщин, то они слишком нехороши на мой вкус!
Серж (громко расхохотавшись). Естественно, что бы тебе понравиться им нужно быть плоскогрудыми и носить штаны!
Явление четвертое
Появляется девушка, работающая в доме, и подает Юлии Сергеевне письмо. Она читает надпись на конверте и спешно уходит в дом.
Явление пятое
Лев, доктор, Серж, Владимир и Бобик.
Доктор (перетасовывая в руках потрепанную колоду карт). Ну-с, детки, предлагаю перекинуться в картишки.
Серж. Валяйте…
Владимир. Без меня… (продолжая гладить мопса, сопевшего на его коленях, обратился ко Льву.) Знаете, Лев, моя матушка, как старая, беззубая кошка, которая вцепилась в самый сочный кусок свежего мяса, и, желая как можно быстрее им насытиться, просто давиться.…А ведь жаль животное – все ж божья тварь!..
Серж (присвистнув). Вот уж редкостная сволочь, зато как изящен! (Выбросил на стол трефовую шестерку)
Владимир. Мой отец никогда не был деспотом и тираном, как предпочитает думать маман, он не любил ее, это правда, а затем и вовсе возненавидел. Она же всегда презирала его, поносила и оскорбляла всякое его дело, мысль, желание… Мне понятно, отчего после его смерти маман не носила черных одежд, не стенала и не молилась. В тот миг она разменяла не только свой жалкий кошель, так как отец не был с ней щедр, но и свою несчастную судьбу. С того момента всего было с излишком: слишком много роскоши, драгоценностей, друзей, слишком много легкомысленных забав, кокетства, слишком много непонятных, ненужных мужчин, вкушавших ее сладость, до того запретную… Она словно персик, рано созревший, свалившийся на землю под тяжестью собственной мякоти, который достанется всякому, кто только пожелает. ( Цинично улыбнувшись бледными губами, произнес.) Красавец-жокей, дипломат, пианист, немецкий князь, студент-физик, собственный шофер с родинкой на носу и чемпион-велосипедист – все были хороши, лишь говорили, что любят ее!.. Даже мой кузен…
Серж. Нет, я лишь алкал, но был с позором изгнан!
Владимир. Однако сейчас, она, видимо, полюбила, хотя впрочем, так же наскоро, так же с излишком.
Доктор (задумчиво проговорил, рассматривая свои карты). Полюбила со всей силой безрассудства, горечи и безысходности… Я всегда знал, что самые отчаянные безумства рождаются от скуки и глупости! Жалкая женщина!
Лев (равнодушно пожимая плечами). Мне до этого нет никакого дела. Я ухожу на пляж, в надежде не видеть никого из вас! (уходит, не отвечая на реплику Владимира.)
Владимир. Будьте любезны, милый, не утоните! Признаться, не очень хочется иметь дело с трупом, пусть даже и таким красивым!..
Действие второе
Большая гостиная в доме; по одну сторону – большой стол, по другую – мягкий диван и большая зеленая пальма в деревянной кадке, низкий табурет украшенный золотистой бахромой. В глубине комнаты широкое окно, два кресла и столик, на котором стоит граммофон.
Юлия Сергеевна сидит на диване и не слышит, как входит Владимир. Молодой человек долго смотрит на мать, затем тихо подходит и кладет ей руку на плечо.
Явление первое.
Юлия Сергеевна, Владимир.
Юлия Сергеевна (испуганно обернувшись). А, это ты, Володенька… Что-нибудь случилось?
Владимир (выждав долгую паузу, он взял стул и, поставив его за спиной матери, сел). Я, кажется, помешал вам? Может мне уйти?
Юлия Сергеевна. Нет, Володенька, я всего лишь читала письмо брата… ( Владимир молчал.) Он скоро… ( Владимир перебил её, словно бы рассуждая с самим собой.)
Владимир. А всё-таки этот Лев очень мил. Я даже уже привык к нему… Не правда ль, маман, он мил?
Юлия Сергеевна (машинально, без выражения). Да, действительно он мил.
Владимир (неловко, бесцветно улыбнувшись). Знаете, маман, я совсем недавно прочитал в энциклопедии, что львы, обитающие в естественных условиях, звери очень опасные и жестокие. Самцы-одиночки, это те, что бродят в саване без дела, так вот они беспощадны настолько, что могут убить и съесть детёныша, даже разорвать львицу, которая станет у него на пути! Дико, не так ли?.. Как вы думаете, маман, встречается что-либо подобное среди людей? Мне кажется, что ваш молодой друг, это тот, что почти одних лет со мной, тот, что красив и юн, словно Нарцисс, так вот он из этой породы. Может нам его приручить? Или, усыновить? Он будет мне братом, а вам хорошим сыном!.. В любом ином виде, я не понимаю ваших «добрых отношений». (Владимир нахмурился и посмотрел на вспотевшую спину матери; вблизи она была изношенной, как подошва старой туфли.) Это как-то… пошло, глупо… Иначе вам придется выбирать между нами… Прошу, маман, подумайте, вы ведь не хотите, что бы ваш сын вас покинул! (он снова улыбнулся, но жестко.) Однако, кроме кровожадных хищников, в саванах обитают еще и шакалы. Тоже весьма неприятная и опасная тварь! Знаете, маман, кто это? Это паяцы, шуты, цветные, как картинки из детских книжек, смешные и уродливые, а иногда и трагические, забавные, глупые, — комические персонажи по своей сути! Они таковы не зависимо от вашего желания. Они постоянно стараются вас рассмешить, одурачить, выставить в самом нелепом виде. С ними ощущаешь себя прескверно, если не имеешь порядочного чувства юмора, здравого смысла и уважения к себе самому. Они дураки, и делают глупцов и болванов из всех – будьте внимательны и осторожны с шутами, не балуйте и не приближайте их, сохраняйте хладнокровие, а, если понадобится, будьте безжалостны! Никогда и ничего им не прощайте! (свежее, прохладное дыхание Владимира скользнуло по смуглому плечу матери.) Ваш обожаемый Серж самый настоящий шакал, он смеётся вам в лицо, а вы просто отворачиваетесь! Он как взмыленная лошадь, которую следует пристрелить! Гоните его в шею!
Юлия Сергеевна (сжимая пальцы и чувствуя, как горячие волны стыда и унижения накатывают одна за другой). Как же ты меня не любишь, Володенька!
Владимир (поднимаясь и безразлично пожимая плечами). Конечно, я люблю вас… А впрочем, живите как хотите, только не будьте дурой!
Он направляется к двери и сталкивается со Львом; снова пожимает плечами и уходит. Лев бросает на пол мокрое полотенце, разваливается в кресле подле открытого окна, закуривает и с раздражением смотрит на плачущую Юлию Сергеевну, предчувствуя жалобы и упреки.
Явление второе
Юлия Сергеевна, Лев.
Лев. Что это ты плачешь?
Юлия Сергеевна (вытирая ладонью слезы). Почему никто не любит меня?
Лев. Ну, дорогая, ты слишком много требуешь от людей, принимай то, что тебе дают. Ведь, в сущности, это уже что-то… В любви всегда есть опасность всё потерять – отсюда гнев, ревность, недоверие, которое способно подточить, словно соленая вода любое терпение. В хладнокровной страсти есть всё, что угодно, кроме любви, а отсутствие любви порождает бесстрашие. (Он вытянул вперед ноги, закинул назад голову и произнес.) Посмотри, Юленька, к чему привела тебя твоя любовь: бедная женщина, вчера ты пила мускатное, одевала в золото своё тело, прижимала к сердцу письма бывших любовников, а сегодня ты плачешь, хрипишь, страдаешь отдышкой и приступами сухого кашля. А кашляешь ты неприятно, по-старушечьи, так что меня воротит всякий раз, как только из смежной комнаты раздаются твои хрипы. ( Он поднял голову и с насмешкой посмотрел на растерявшуюся Юлию Сергеевну.) А на что, ты рассчитывала, моя дорогая? Что я буду тебе верной сиделкой, буду с жалостью воспринимать каждый твой всхлип и стон? Буду тешить твоё самолюбие игрой в вечную любовь?.. (жестко рассмеялся.) Все мы смертны, как говорит доктор, и чем раньше мы умрем, тем меньше успеем разочароваться в жизни! Глупая смерть, не находишь? Умереть от кашля! Закашляться! Про тебя можно будет сказать, она скашлялась! Или, она прокашляла свою жизнь!..
Юлия Сергеевна. Сукин сын!..
Лев. Не стоит шипеть, милая! Я знаю, что униженная женщина, женщина, которую лишили стыда, уязвленная в самолюбии, отвергнутая и оскорбленная в любви, опасна как заостренное лезвие бритвы, оно может ранить и даже убить. ( Сухо добавил.) Завтра я уезжаю в город на свою квартиру, и вернусь не один, так что спрячь свои слезы! ( Поднялся и направился к двери, затем остановился и, обернув голову, добавил.) Мне жаль тебя!
Юлия Сергеевна (с отчаянием). Сукин сын…
Действие третье.
Та же гостиная, окрашенная красками уходящего на закат солнца. На столе холодный квас и большая голова подсолнуха, которую щиплет Серж. Юлия Сергеевна вздыхает и с тоской смотрит на Льва, увлеченного книгой, рядом Амалия Карловна раскладывает на столе пасьянс.
Явление первое
Юлия Сергеевна, Лев, доктор, Серж, Папеллепес и Амалия Карловна.
Папеллепес (почесав худыми пальцами острый длинный нос, он обратился к доктору). Скажите, любезный, верите ли вы во что-нибудь?
Доктор. Вы непременно хотите услышать от меня серьёзный ответ, или же можно отделаться шуткой?
Папеллепес. А вы когда-нибудь говорите серьёзно?
Доктор. Грешу этим! Правды терпеть не могу, но иногда приходиться с ней считаться… Вы спросили меня о моей вере? Хм…Что же вам ответить, дорогой? Возможно, мне следовало бы сказать, что я верю в Бога, но скорее признаюсь, что более всего полагаюсь на себя самого, да и дело тут вовсе не в медицине! В моей профессии главное заставить верить пациента в то, что все будет хорошо, что он обязательно выздоровеет! А бывает, что и себя самого приходиться убеждать! В подобном доктора сродни хорошим актерам – плуты и обманщики мы только на сцене, а в жизни – честнейшие люди!
Папеллепес. В таком случае, вся ваша медицина – сплошное мародерство!
Лев (не отрывая глаз от книги). Да уж, у вас, своя философия!
Доктор. Верно! Доктор – это философ, созерцатель, творец…актёр, жулик, и даже дурак! Нужно уметь с легкостью закрыть глаза на принципы и врать, если это во благо!
Серж (выковыривая пальцем семечку из зуба). Э-э, доктор, да вы отъявленный мерзавец!
Доктор. Можешь называть меня, как только тебе заблагорассудиться! (он деланно насупился.) Только я всегда говорил, и теперь настаиваю на том мнении, что человек, свято верующий в своё выздоровление, не только будет здоров, но и никогда не заболеет! Это научный факт! Сила самовнушения!.. Ведь вы пьете все эти капли, пилюли, настои, отвары и тому подобную дрянь, считая их панацеей, в то время как они действуют только на расстройство вашего желудка! Не лучше ли с таким же упрямством верить в собственные силы? Вымирать будут человеки, ибо снедают их страхи, порожденные невежеством и языческой дикостью! Лечить необходимо головы, так как зараза сидит там, а страдает наша селезёнка!
Лев (слегка улыбнувшись). Не слишком ли вы наивны, как для доктора? А может вы просто большой враль!
Амалия Карловна (с улыбкой). Мудрец!
Доктор (пожимая плечами). Думайте, как вам удобнее думать, а моя убежденность останется при мне!
Папеллепес. Что ж, и в этом вся ваша вера?
Доктор. Именно! Я верю в силу человека!
Амалия Карловна (также с улыбкой). А в его слабости?
Доктор. Только в одну, что происходит от слабительного!..
Явление второе
Те же и Бобик, с сонным, скучающим видом, размахивая маленьким бильбоке.
Доктор (глядя на него с иронией). Я полагаю, юноша, что с вами нужно непременно что-то делать, ибо нет уж более моего терпения, смотреть на вашу физиономию наиглупейшую из всех наиглупейших физиономий, которые мне только доводилось видеть!
Бобик (вяло, без всякого интереса). Что вы имеете в виду?
Доктор. Я имею в виду, юноша, что вы дурак!
Бобик (лениво, скучая еще сильнее). В каком это смысле?
Доктор. В самом прямом! Кто, скажите мне на милость, проигрался сегодня в пыль и остался в круглых дураках? Уж честное слово, не я!
Бобик (вздохнув). И что с того, что я не умею играть?! Не велико горе!
Доктор. Жаль, что вы так считаете! И с кем же мне теперь коротать минуты?
Бобик. Только не со мной! Вы мне надоели!
Доктор. Увы, и, увы, потому как вы, юноша, пришлись мне по вкусу – люблю оставлять в дураках таких вот тугодумов!
Бобик (слегка пожав плечами и надев, наконец, шарик на палочку). Судя по всему, на большее вы не способны!
Доктор. Пожалуй… Однако, что до вас, юноша, то отчего вы все на вторых ролях? Что это, из-за недостатка честолюбия?
Бобик. Нет, скорее из-за человеколюбия!
Доктор (удивленно присвистнув). Эге, милый, да вы не так глупы, как кажитесь! Такой же плут, как и я! Хотя знаете, глупость, как прыщ – выскочит у любого!
Серж (ковыряясь в ухе). Что-то вы сегодня болтливы.
Доктор (засмеявшись). Это голодный припадок! В животе пусто, язык свободен, а в голову лезут всякие мыслишки!
Серж. Скажите пожалуйста, вы еще и думать умеете!
Доктор. Представь себе, Серж, что получается это у меня вполне пристойно! Хотя в данный момент, меня более всего интересует вопрос о насыщении желудка. Возможно, это не слишком тонко, зато прямёхонько в точку! Когда человек голоден, он не способен ровно ни на что, все его помыслы направлены исключительно на то, как бы поскорее устранить ту пустошь, причиняющую боль и неудобство, что образовалась в брюхе. Как бы там не толковали о высоком предназначении человеческого разума, но когда внутри тебя ничего нет, то откуда же взяться пышным фразам, метафорам и открытиям! Я лично, не верю в голодного гения! Это сказки утешительные для нищих, болванов, неудачников и сорняков всякого чина и рода! Для гармоничного, здравого мышления и роста человеку необходима пища – вкусная, разнообразная! Хороша та философия, что рождена в голодном бреду! Хотя на всякие бредни и уродства найдутся любители… У сытого человека все в порядке – и пульс, и настроение, а главное, что мысли его оторваны от материального! Только от недостатка пищи и от не правильного ее потребления появляются различные убогости!
Папеллепес. Грешно рассуждаете!
Доктор. Человек, та же скотина – чем лучше ест, тем здоровее будет!
Лев (засмеявшись). Вы не доктор, а мясник!
Доктор. Увы, милый, я имею дело с мясом!..
Явление третье
Те же и Владимир в теннисном костюме и двумя ракетками, к поясу подцеплена сеточка с тремя желтыми мячиками. Он подходит к Бобику и, ласково ему улыбнувшись, шепотом заговаривает.
Амалия Карловна (с улыбкой, обращаясь к Юлии Сергеевне). Скажите пожалуйста, как ему идет весь этот теннисный антураж!
Серж. Да так что и влюбиться можно!.. Это неприлично, кузен, шептаться при посторонних! Нам тоже желательно знать, о чем вы там двое воркуете! Точно о любви… Скажи, кузен, вы в церковь пойдете, или так, по-простому… (накрывает голову подсолнухом от удара ракеткой, которым Владимир хотел заткнуть ему рот).
Владимир. Утешай своё самолюбие, Серж, такими мелкими укусами, ибо они начинают надоедать, и скоро нам придется избавиться от тебя как от старой грелки! Подумай, как дальше ты будешь влачить своё убогое существование, твоя жизнь не стоит ничего и никому не нужна. Поразмысли над тем, кому прок с такой безобразной рожи, а хромые калеки нынче не в моде!
Серж побледнел, вскочил и пнул Владимира в грудь, они немного потолкались, но Юлия Сергеевна успела успокоить их. Владимир с надменным видом вышел на площадку и начал игру с Бобиком.
Явление четвертое
Юлия Сергеевна, доктор, Лев, Папеллепес, Амалия Карловна.
Юлия Сергеевна (вздохнув). Я никогда его не любила, но жалела! Бедный мальчик! Ведь он и, правда, никому не нужен!..
Доктор. Ах, дорогая Юлия Сергеевна, а мы с вами кому нужны? (он пожал плечами) Кто будет рыдать на наших могилах, и оплакивать наш уход? Кто потом вспомнит наши имена?.. Вы знаете тех, кто сейчас помнит о нас? Только мы сами, потому что рождаемся беспризорными собаками, собаками и умираем! И нужны мы только блохе, которая сосет нашу кровь!..
Явление пятое
Те же и Серж.
Серж (обращаясь к Папеллепесу) Скажите-ка, что это за казематы на горе, которые видно с моря?
Папеллепес. Часовня- мавзолей для бывшего градоначальника… Говорят, хороший был человек.
Серж (раздраженно). Вот вам, пожалуйста! Смотрите и восхищайтесь! Раньше в храмах хоронила богов и героев, а теперь простых чиновников! О времена! О нравы!..
Папеллепес. В этих местах очень много интересного; время не терпит старья, и потому всё, что не может устоять против его нескончаемого потока, время сметает с лица земли, превращая в прах. То, что остаётся, спрятано от глаз современного человека, да и нужно ли ему это сокровище? Старинные катафалки, ружья, наконечники стрел, курганы с золотыми скарбами, молы, крепостные стены и осколки, вросшие в плоть земли…Забавно посмотреть на останки былых цивилизаций, это отвлекает. Что вы думаете об этом? (он обратился ко всем). Если никто не боится смотреть на смерть, тогда может, устроим поход по склепам и развалинам?..
Действие четвертое
Гостиная ярко освещена хрустальной люстрой, на столе остатки ужина. Девушка, работающая в доме, ставит чайный сервиз.
Явление первое
Входит Юлия Сергеевна и Наташа, кутая худенькие плечи в мохнатую шаль. Они садятся на диван, Наташа ставит на колено пепельницу и закуривает папироску.
Юлия Сергеевна (взволнованно). Я рада, что вы с Митей приехали… (Гладит Наташу за худой локоток.) Как же это?!. Какое горе…
Наташа (раздраженно смахивая с себя ладонь Юлии Сергеевны). Хватит, Юленька, перестаньте! Моё положение уже порядком осточертело, терпеть чужое сочувствие, рыдания, слушать ободрения и заверения в том, что все будет хорошо… Как это глупо! Мне отчаянно хочется выкинуть какую-нибудь штуку, что бы все оставили меня в покое раз и навсегда!.. Надоела быть кому-то нужной, что бы кто-то думал о том, что тебе лучше съесть, что надеть, куда пойти, кого послушать! Надоело, осточертело, что бы тебя успокаивали, угождали, обнадеживали! Надоело быть любимой в угоду тому, кто тебя любит; сносить того, кто тебя любит; сдерживать себя ради того, кто тебя любит! Все это бессовестная игра!.. (Потушила тлеющую папироску, и замолчала, сдерживая нервное дыхание.)
Девушка уходит.
Юлия Сергеевна (с непониманием смотрит на невестку). Как же ты теперь?
Наташа. Так же, как и обычно! Нисколько не печалясь и не сожалея!.. Слушайте, Юленька, если кто и нуждается в утешении, то это ваш брат, так что не тратьте зря свое время, меня ваша жалость не проймет! Всё случилось так, как и должно было случиться! Не быть нашему браку счастливым…
Юлия Сергеевна. А что говорят врачи? Возможно со временем…
Наташа (жесткий, нервный смешок). Со временем…со временем мы все умрем, и я, наконец, освобожусь от этой изматывающей и бесплодной обязанности беременеть, а затем терпеть всеобщее сочувствие! (Внезапно замолчала, но после продолжила более спокойным тоном) Ах, Юленька, как я вам завидую! Я готова умереть от зависти! Вы же имеете все, что бы быть довольной жизнью, и своими делами! Вы свободны, радуйтесь и получайте удовольствия и наслаждения! Но, вы не умеете быть счастливой!..
Юлия Сергеевна (с горечью). Глупо завидовать моей участи, поверь, она унизительна и достойно лишь жалости!
Наташа (грубый смех). Вы просто слишком наивны! Чего вы еще ждете? Чего вы еще можете требовать? Я видела сегодня вашего мальчика – красивый… Разве хотя бы этого мало, что бы жить в удовольствии!?! (Вдруг её настроение поменялось, и она вспылила). Вот вы, Юленька, любите своего брата, и это понятно, однако у меня на его счет иное мнение. Оно таково, что мне противно, до смерти противно и отвратительно одно сосуществование с ним! Осточертело быть его женой!.. Он мил, добр, великодушен, а от этого мне еще хуже! Скажу больше, иногда мне хочется его просто убить… разорвать… Жить вместе – для меня невыносимо! Это мука – терпеть, слушать, смотреть, спать с ним, беременеть от него и ненавидеть безумной ненавистью каждое его движение, слово, жест, шаг, улыбку, каждый волос на его голове! Ненавижу каждое утро, ибо после будет день, и вечер, и ночь, и так без конца! Нет счета дням, и нет счета моей ненависти!
Юлия Сергеевна (с ужасом и неприязнью глядя на невестку). За что же ты его так ненавидишь? Зачем?
Наташа (быстрым, резким движением пригладив коротко остриженные волосы). Не беспокойтесь так, Юленька, Бог накажет меня!.. Он и так стегает меня своей небесной плетью каждый день! ( Она посмотрела в упор на Юлию Сергеевну.) Знаете, почему все мои беременности обрывались?.. Потому что я просила, умоляла того, кто там, наверху, не дать мне родить ребенка, которого я уже заранее ненавидела всеми силами своей души! Да, Юленька, я так мучительно ненавидела ту жизнь, что только зарождалась во мне!.. Она бы окончательно погубила меня!..
Юлия Сергеевна (в замешательстве вскакивает с дивана, отходит и прячет лицо в ладонях). Господи, что же ты за человек!?! Не понимаю… не понимаю!
Наташа (тихо, безучастно). И что мне с того? Ровным счетом ничего.
Юлия Сергеевна хочет что-то ответить, но её прерывает громкий смех.
Входит Войкович, Бобик, Серж, опираясь на тонкую трость, и за ними доктор, весело пританцовывая.
Явление второе
Юлия Сергеевна, Наташа, Войкович, садится подле жены, Серж, Бобик, доктор.
Войкович (обращаясь к Бобику). Вам, еще рано ввязываться в подобные аферы. Карты – это игра в ловкость!
Серж (игриво). О, этот юноша весьма ловок, но только в играх иного рода!.. Не правда ль, кузен? (к Владимиру.)
Явление третье
Те же и Владимир, Папеллепес и Амалия Карловна.
Владимир (делает круг по сцене и удаляется вглубь). Снова желаешь выставить себя полнейшим идиотом? Ты просто создан для этого!
Серж (смеясь). Возможно, я идиот и во мне нет ничего святого, но только я не играю в игры с мальчиками!
Владимир. Да, действительно, кузен, ты предпочитаешь обучать забавам служанок!
Серж. Бог мой, да они для того и существуют! Откройте любую книжицу, и там вы непременно встретите классический вариант любовного авантюризма – госпожа и распутная служанка!
Владимир (совсем удаляясь). У тебя дурные образцы, кузен!
Серж. У тебя также!..
Наташа. А Серж прав! ( Тонкие, серебряные браслеты на ее худой руке зазвенели как колокольчики.) У распутных служанок всегда распутные госпожи! Впрочем, бывает и наоборот.
Юлия Сергеевна, краснея, садиться за стол и манит к себе брата.
Серж (весело ей подмигнув). Именно поэтому, вы не имеете служанку?
Наташа. Когда у меня появиться любовник, я непременно заведу и служанку!
Серж берет маленький табурет, и садится подле Амалии Карловны; целует ей локоть.
Амалия Карловна (улыбаясь). Вы знаете, Серж, я еще с юности имею склонность ко всяким мистериям, спиритизмам и экзальтации. Множество учений различного рода и свойства говорят о том, что в каждом доме существует свой собственный Дух, он обитает, подобно эфиру, растворившись в воздухе. Скажите, у вас бывало когда-нибудь, что, положив в определенное место какую-либо вещь, ну скажем платок, потом вы его просто не обнаруживаете, словно бы он исчез самым загадочным образом? Так вот это и есть, Серж, Дух!
Серж (играя своей тростью). Я не ношу платков, у меня, их нет, любезная Амалия Карловна!
Амалия Карловна. Не в этом дело!.. Иногда Дух добр, однако там, где есть ложь и предательство Он превращается в злого, мстительного демона. Этот не любит людей, он разрушает их жизни, вынуждает бежать и совершать дурные поступки! Вот почему в некоторых домах мы чувствуем себя плохо, будто мы больны, нас ничто не радует и ничто не приносит удовольствия! Эти дома прокляты!.. Это всё такая загадка… ( Она задумалась и не заметила, как Серж взял её за руку.)
Серж. Признаться честно, Амалия Карловна, так я не верю в духов! Ни в домашних и ручных, ни в демонических! Да и плевать мне на это!
Амалия Карловна (возмущенно). Это кощунственно, как можно говорить такие вещи вслух?! Извинитесь, Серж, и немедленно!
Серж. Что за гулькины фантазии? Не буду я извиняться, да и у кого я должен просить прощение? За что?
Амалия Карловна. Вы Его оскорбили своим неверием! Это субстанция особо чувствительная… Я даже ощущаю, как Дух нервничает, суетится, ах, здесь что-то происходит! (Она прикрыла глаза, глубоко дыша мощным, прекрасным телом.) А запах… вы чувствуете, Серж, этот странный запах?.. Это что-то… что-то необычное, оттуда…
Серж (прижимаясь к ней как можно ближе). Да, и в самом деле чем-то несёт! Может жареная говядина?
Амалия Карловна (не замечая его насмешки). О, как это восхитительно… волнующе! Не находите?
Серж. Я нахожу, дорогая Амалия Карловна, что вы пахнете еще более волнующе! ( Он ухватил её за грудь, и женщина вскрикнула.)
Амалия Карловна (испуганно хватаясь за грудь). Что вы натворили, Серж, я только начала устанавливать связь с Духом! Это деликатное, тонкое дело!
Серж (смеясь). Лучше установите связь со мной, и поверьте, что для этого вам не понадобятся мистификации!..
Явление четвертое
Те же и отставной генерал-майора Физельбау; маленький, сухонький старичок с желчной, ехидной физиономией.
Физельбау (подходя пружинистой походкой). О чем это вы тут рассказываете? Снова ваши глупости?
Серж. У каждого своё понятие о глупости, дорогой генерал-майор. Вот, к примеру, я вам кажусь дураком, а вы мне…
Физельбау (взволнованно). О, молодой человек, как вы непочтительны к старости, а ведь и ваше лицо когда-нибудь покроется морщинами!
Серж (вздохнув). Мне, признаться, хочется умереть молодым и полным сил, всегда печальнее участь юности и красоты, что ушла так рано, нежели дряхлой, беззубой старости, которая уже давно превращается в тлен! Ах, дорогой генерал-майор, вам пристало подумывать о Боге и спасении вашей души! Сколько вам еще осталось протянуть, никому неизвестно, глядишь, преставитесь в самым неподходящий момент! Оконфузитесь! (Он весело подмигнул отставному генерал-майору.)
Физельбау (покраснел, и его крошечные глазки яростно забегали). Что это за безобразные намеки?.. На что вы намекаете?
Серж. Фу, стыдитесь так кричать, не вы нас совсем оконтузите!
Физельбау (раздулся, как воздушный шар). Ах, вот уж черт меня раздери, каков наглец, смеет насмехаться надо мной! Мошенник! Да я… я вам в отцы гожусь! Что за неслыханная дерзость!.. Нет, я всегда подозревал, однако сейчас я полностью убежден в том, что вы самый настоящий плут и хам! Да, да, молодой человек, и не стоит так криво усмехаться! Вы не знаете, над кем смеетесь! (Он насупил лохматые, закрученные в разные стороны брови, и уставился на Сержа с таким усердием, будто пытался просверлить в нем дыру.) Да, господин насмешник, вы не знаете, каким я был в своё время! ( Он приосанился и грозно блеснул глазками.) Чуть что, хоть одни косой взгляд, лишнее слово, неловкое движение, и всё, сразу в ухо! Рубился я не только на войне, можете мне поверить, был задирой, не хуже вашего! Я хорошо фехтую, стреляю и боксирую, так что не рекомендую вам, молодой человек, ввязываться со мной в ссору! Не сердите меня, иначе проделаю в вас несколько лишних дыр, что бы пару-то повыпустили!.. Да вот полюбуйтесь, я и сейчас чего-нибудь, да стою!
Физельбау стал в позицию, потом сделал выпад, быстро собрался, снова выпад, подпрыгнул, перевернулся, выхватил у Сержа его трость и, страшно крикнув, поразил молодого человека ударом в грудь.
Всё это представление нагнало еще больше хохота, Серж плакал и сжимал живот.
Серж (вытирая слезы). Ах, сжальтесь, жестокий вы человечище, уморите!!! Надорвусь, или лопну, как лягушка!.. Ох, забавник, чуть до обморока не довёл! Бесстыдник!!!
Амалия Карловна (видя, что рассвирепевший генерал-майор готов броситься на Сержа и разорвать его). Не сердитесь, Отто, молодость так безрассудна, что и обижаться на неё грешно! Ну, простите, простите вы его ради меня!
Физельбау (вскипел, гримасничая пуще прежнего). Но он же смеялся надо мной!?!
Амалия Карловна. Ах, боже мой, Серж известный насмешник, и что нового в том, что он смеялся!
Физельбау. Да, но он и сейчас дерзает хохотать мне в лицо!..
Амалия Карловна. Обижаться не стоит! К тому же Серж так мил, что и его шутки тоже весьма милы!
Физельбау (удивленно вскинул брови и запищал). Что за ерунда!? Что мне с того, что он мил? Я не женщина, и не нахожу ровно ничего милого в этой наглой роже! Что он, что черт – мне всё едино!!!
Серж снова расхохотался, запрокинув назад голову.
Физельбау. А, вот опять, этот мошенник смеётся! Ах, каков же наглец! Каков дурак!..
Серж (сквозь смех). Послушайте, генерал-майор, в чем состоит моя наглость?
Физельбау. И ты еще спрашиваешь, ехидна!?! Нет, ну вы полюбуйтесь, вы только посмотрите на эту бессовестную физиономию! Что вы скажите, любезная?
Амалия Карловна. Скажу, что он очень мил!
Физельбау. Это я уже слышал, и насколько понимаю, вы не собираетесь менять своего мнения?.. Что ж, в таком случае, мне придется откланяться! Не желаю, что бы всякие глупцы потешались надо мной – я не шут!!!(Отставной генерал-майор быстро, нервно откланялся во все стороны, и спешно, но так, что бы его остановили, замаршировал к двери.)
Папеллепес (обнимая его за локоть и уводя за собой). Берите пример с меня, дорогой Отто, я вовсе не сержусь на Сержа, хоть он и волочиться за моей женой!..
Явление пятое
Раздается невероятный грохот и звон разбитой посуды. Появляется Лев, а за ним, красный, будто вареный рак, огромный, неловкий Иван Вишняков, в помятых брюках и с потной физиономией.
Те же, Лев и Вишняков.
Вишняков (пристыжено и смущенно потирая большие ладони). Ну, вот так всегда и бывает! А сказать без обиняков, так я просто увалень! Медведь!.. Хоть и прожил всю свою жизнь среди образованных людей! ( Красиво, раскатисто рассмеялся.) Да я хоть на ровном месте упаду — всюду найду повод для оплошности! Одно меня радует – многих женщин это прямо-таки веселит!.. Вы позволите?..
Иван и Лев берут два стула, выходят на середину сцены; Лев закуривает, посматривая на Наташу.
Вишняков. Ах, я-то весь в расстройствах, Лёвушка! Снова с женой в ссоре… Ехали всем семейством к ее родственнице, так на полпути вцепились друг в друга как обезумевшие собаки! Дело из-за пустяка случилось, но она не молчит, и я не уступлю! Словом, дальше она покатила сама, то есть, с детьми, а я, решил не лишать свою измотанную и израненную семейными баталиями душеньку отдыха и приятной компании… И вот я здесь! Про то, что ты тут ошиваешься, я у твоей мамаши узнал… Но смотрю, что это дыра отменная! (Рассеянно вздохнул.) Жизнь моя, Лёвушка, всё такая же никудышная. Плыву в своей струе, вперед не лезу, но и в хвосте не плетусь. О карьере с моим семейством мечтать не приходиться!.. Служил я какое-то время на почте, но работа там дрянь, да и платят не очень, а мне ведь, шесть ртов кормить нужно! Вот теперь, через одного приятеля, ты его не знаешь, устроился в газету журналистом… Пишу статейки о столичной жизни и всяких тонких штучках, статьи так себе, гадость, но дело в связях. Во многих домах бываю, местах, богемных салонах, вожу различные полезные конесанс… Меня это развлекает, да и писака из меня скверный! Одно скажу, Лёвушка, что жизнь семейная меня просто убивает… как человека… как творческую личность! Жена омерзительна, тёща сволочь, а дети… (махнул рукой.)
Иван Вишняков говорил очень много, то сбиваясь, то запинаясь, хохоча, тараща глаза и размахивая руками, создавая, таким образом, вокруг себя вечную суету. Он громогласен, голос его гремит и разносится как залп артиллерийского орудия.
Вишняков (глядя на золотые часы Льва). Ах, какая прелестная вещица! Верно дорогие?.. У меня тоже были, но сломались, а на ремонт лишних денег нет. Так что теперь я минуты не считаю!.. Э-э, Лёвушка, постой, милый, ты же совсем не знаешь, как я несчастен! (Он на миг замер и так горько скривился, будто бы проглотил лимон.) Да, приятель, я жалок сам себе! Мне тяжело невыносимо! Жизнь с женой в край испортилась! И я даже ненавидеть её не могу, сил нет!.. Она постоянно сосёт из меня кровь, а что не выпивает, то отравляет, будто змея! Ядом пропитана каждая секунда моего бытия с этой женщиной. Затравлен и загнан, словно заяц! (Глубоко, с придыханием вздохнул, словно бы сдерживая рыдания.) И я так не могу более, да и она тоже. Я же знаю, что, разругавшись со мной, она плачет в своей комнате, ревёт как корова! И вот, ты мне скажи, приятель, к чему всё это? Кому это нужно? Зачем? Отчего? За что? За какие такие грехи? Кому пользы в наших страданиях?.. Ведь сколько раз я ей предлагал разъехаться и жить отдельно, так, как кому привычнее, без опаски и оглядки. Я готов содержать её и детей до гробовой доски, буду исполнять любые её желания и капризы, в долги влезу, кровь себе пущу… пусть хоть разорит меня подчистую, и слова укора не скажу! Опозорюсь, в петлю нырну! Лишь бы только жить на свободе!.. Так нет же! Как только речь заходит о разъезде, с ней прямо истерика делается – кричит, плачет, машет руками, будто я прокаженный, клянёт меня, на чем свет стоит! И слова не скажи в собственном доме! А недавно, совсем перед отъездом, заявила мне с эдаким апломбом, что раз мы муж и жена, перед людьми и Богом, то и жить вместе будем до конца! Вот ведь, сволочь! ( Иван вдруг насупился и гневно хлопнул мощными, влажными ладонями.) Я же ей говорю, по-доброму, по-честному, что не будет у нас более хорошей жизни, не срастёмся! А она сразу в слёзы! Фу ты, ну ты!!! Детьми мне грозит, пугает! А что мне до этого? Дети!? ( С досады фыркнул.) Эх, друг мой Лёвушка, я так тебе скажу, современные женщины… деградируют. Они стали себе многое позволять: курят, посещают всякие места, куда иному мужчине ходить неловко, ипподромы, клубы, профсоюзные комитеты, рестораны с декольтированными платьями, стрижки под мальчика-пастушка! Теперь вот в политику пошли, будто там их ждут, и без их бабьего слова дела не идут! Черт знает что такое! Все как с ума сошли!.. Людей словно перетасовали, будто колоду карт — дамы сверху, а валеты снизу! ( Иван раздраженно отмахнулся, и продолжил.) Ей, Лёвушка, не нравиться, что я всюду бываю, имею различные знакомства, друзей, компании. Ей всегда непременно мерещатся развратные девицы будто бы посягающие на мою честь, мне это льстит, но ведь всему есть предел и моему терпение тем более. Я не ангел бестелесный, я мужчина… А она утверждает, что я животное, друзьями мои – свиньи, и вообще я веду скотский образ жизни! Но что поделать, если природа моя такова! Это моё природное право! Моё право! ( Побагровел, словно перезревшая вишня, и вскочил). Потом недовольна, что я уже и дорогу позабыл в её спальню, охладел самым бессовестным и непростительным образом… Но черт меня возьми, Лев, как же я могу обратить внимание на женщину, которая сама на себя уже давно не смотрит! Если бы, по какой-либо случайности, в теле моей жены оказалась любая иная женщина, то она непременно удавилась бы! Так износиться за тридцать лет! Пусть она и старше меня, но ведь можно хоть что-нибудь с собой сделать!? А всё из-за желчи! Яда!.. А характер? Он изменился до неузнаваемости… Где та мамзелька с круглыми локотками, в которую я влюбился и на которой женился? Где она? Её уж нет более, как возможно, ее никогда и не существовало! Меня одурачили, как простодушного в кости! Заставили жениться и всё, конец! Повис в петле! ( Иван скис и тяжело, будто мешок с навозом, повалился на стул.)
Лев. Что ж, Иван, винить тебе нужно свою влюбчивость!
Вишняков (гневно прошипел). Нет, с самого начала это была глупая, ревнивая, злобная, вечно визжащая баба! Истеричка!.. А я был слеп! Вот ты мне скажи, друг Лев, отчего ей мучаться? Что, ну что ей еще нужно от меня? Что я, собственно, сделал ей плохого?
Лев (наблюдая за Наташей). Смешной ты!..
Вишняков (с нарастающим раздражением). Ведь, ей-богу, я пытался быть хорошим мужем! Честное слово! И поначалу всё было замечательно! Я любил её, заботился, нежничал, чесал спину, и верен был!.. Даже после вторых родов, которые её сильно испортили, я продолжал быть шелковым, как шнурок! Гни да вяжи меня! Но она своими вечными придирками и оскорблениями стала раздражать. Брак опостылел, всё приелось, наскучило… (Вздохнул.) Хотя всему виной моя привычка жить прежней жизнью – беззаботной, загульной, безответственной жизнью холостяка. От неё мне так и не удалось избавиться. Всякий раз, как я смотрел на себя в зеркало, я видел молодого, сильного, жизнерадостного мужчину, и не понимал, зачем ему нужна семья, жена, дети?! Она рожает и дурнеет, а я только цвести начинаю, мне хочется любви, романтики, чувств, проказ, а где уж ей-то!
Лев (слегка улыбнувшись Наташе). И тебе не жаль её?
Вишняков. Нет.
Лев. Что ж дальше будет?
Вишняков (уныло и безразлично пожав плечами). А как раньше было, так и теперь будет. Я же, Лёвушка, ничего менять не хочу и не буду!.. Лишь бы только без истерик и скандалов! А там, кто кого переживет! Знаешь, мой милый, если когда-нибудь кто-нибудь скажет тебе, что счастлив в браке, не верь этому проходимцу ни за что! В законном браке невозможно быть счастливым, потому что брак сродни красивым, прочным, кованым воротам, что скрывают от посторонних убогий хлев и человеческое свинство!..
Явление шестое
Внезапно, сопровождаемый скрипом новых туфель и резким запахом уличной свежести, на сцену врывается, почти влетает, окрыленный поэтическим флером, Варфоломей Третьев и, одарив всех присутствующих лучезарной, молодецкой, белозубой улыбкой, раскланивается, как заезжий гастролер. Третьев высок и худощав, лицо имеет впечатляющее, нос орлиный, а манеры княжеские, словно его только что лишили трона.
Лев садиться на диван рядом с Наташей, а Вишняков продолжает стоять посреди сцены, смеряя поэта с головы до пят. Серж все время строит Физельбау отвратительные гримасы, посылает воздушные поцелуи, делает непристойные жесты.
Те же и Варфоломей Третьев.
Варфоломей Третьев (быстро усаживаясь за стол и хватая нож с вилкой). Ах, господа, как я рад, что, наконец, приехал!.. Какое счастье! Черт возьми, но у вас здесь совсем нечего есть! Сообразите мне что-нибудь, я голоден, как «сорок тысяч братьев»! (залпом опрокинул рюмку водки и заявил громким, возмутительным тоном.) Нет, и всё же, какое счастье! Какое истинное удовольствие, всех вас здесь сегодня видеть! (Сваливает себе в тарелку тушеные овощи, биточки и петрушку). Как же приятно быть в кругу людей свободных от изысканных предрассудков и литературных мнений. Эти жалкие, докучливые барбоны из « Общества муз», а я бы сказал, из «Общества древностей», так вот эти посеребренные временем и истощенные Бахусом трутни-литераторы совершенно уморили меня своими наинуднейшим ковырянием и наиглупейшими вопросами, что сыпались на мою блестящую голову, словно горох с неба! Их, видите ли, не устраивает мой слог, мой прекрасный, чистый и утонченный слог! Они находят его неуместным, излишне мягким, робким, плаксивым и женственным, не способным пробудить порывы! Они просто-таки упрекают меня в романтизме!.. Ах, ах, боже мой милосердный, им нужны порывы! Этим трухлявым, проеденным тлей бумагомарателям, не написавшим за всю свою жизнь ни единого приличного стиха, так вот им нужны порывы!( Третьев презрительно расхохотался и, горделиво взмахнув светлыми кудрями, воскликнул, желая окончательно поразить присутствующих мощью своих легких.) А я, я бросил им мои стихи и заявил: « Вот они, рвите, если поднимется рука!», и ушел прочь, не сказав более ни единого слова, не сделав более ни единого жеста! Ушел красиво и независимо от их понятий! Величественно и принципиально, как и подобает истинному таланту! Точка!!! ( Он снова выпил и закусил хвостиком селедки.)
Доктор. Смотрите, даже возвышенная субстанция поэта нуждается в отменных харчах! (глядя, с каким неистовым ожесточением и рвением молодой человек расправляется с куском телятины.)
Владимир (выходит из глубины сцены, берет со стола рюмку мадеры и снова удаляется). Послушайте, Третьев, вы хоть где-нибудь печатаетесь?
Варфоломей Третьев. В «Плеяде Великих Боспорцев» и в « Литературной газете»!.. Там у меня отдельная страница! (гордо уточнил поэт, впиваясь крепкими зубами в розовую с прожилками ветчину.)
Вишняков (радостно восклицая и взмахивая руками). А-а-а, так, значит, мы с вами коллеги! ( Раскатисто, добродушно рассмеялся.) Рад, весьма приятно! Я тоже, с недавних пор, занимаюсь пописыванием…
Варфоломей Третьев (резко перестает жевать и в упор смотрит на Ивана). Позвольте, что это?!? ( У него гневно изогнулись широкие, светлые брови; пренебрежительно фыркнул и высокомерно ответил, прикрыв взгляд пушком ресниц.) Пописывают, милостивый государь, в ночной горшок!.. Я же творю!
Вишняков (не унимаясь). Вот, вот, говорю ж, коллеги! Я тоже творю статьи в газете. Работа дрянь, но связи!..
Варфоломей Третьев (снова принимаясь за еду). Журналист! (затем надменно добавил.) Журналисты жалкие писаки, хамы и дураки. Я не люблю журналистов! (Третьев посмотрел на Наташу и, промокнув губы салфеткой, икнув, произнес.) Скажите, прелестное создание, смею ли я, поэт, обессмертить вас в своих виршах? Наши имена переплетутся в единое целое, из их звуков родить миф о прекрасной, неземной любви, в которую будут верить потомки!.. Соглашайтесь, я так просто не размениваюсь!
Наташа (с улыбкой принимая папироску Льва, и даже не глядя в сторону поэта). Не стоит, я принесу вам несчастья, и стихи ваши сгорят под куриным бульоном!
Варфоломей Третьев. Вы жестоки!.. Вы буквально разрываете мне душу в клочья, а душа моя подобна паутинке,- тонкая и хрупкая!
Наташа. Переживете!
Варфоломей Третьев. Нет, я заколю себя ножом прямо здесь, за столом!.. ( Он схватился за прибор, и Амалия Карловна испуганно вскрикнула.) Не тревожьтесь, я передумал… Мои желания, мысли непостоянны, сейчас я хочу умереть, а уж через мгновение, готов набить кому-то морду! ( Вздохнул и налег на остатки рыбной запеканки.)
Доктор (потягивая из стакана чай с лимоном). Однако в этом есть смысл, скорее даже наглядный пример того, как женщины не ценят наших порывов! Мы, мужчины, делаем для женщин всё, ну, по крайней мере, всё, что можем, а взамен получаем по уху, как нерадивые ученики! Страдаем как проклятые!.. Это несправедливо! Кто со мной не согласен?
Папеллепес. Позвольте мне, доктор, выступить с протестом.
Доктор. Вам можно всё!
Папеллепес. Полагаю, что мужчины страдают не из-за женщин, а из-за своей любви к ним. Это некая форма самолюбия – любить ради собственных ощущений. А, как говорят, женщины, самолюбие – наше самое больное место!
Амалия Карловна (с лукавой улыбкой). Самое больно место у мужчины – его кошелёк!
Папеллепес. Увы, мы слабые существа! (Улыбнулся.) Нас очень просто обидеть. Потому, возможно, стоит не любить вовсе; эдак жить спокойнее, комфортней…
Амалия Карловна. Вот таким образом женщин лишают любви! Как это эгоистично, и как это похоже на мужчин! ( Она снисходительно покачала головой.) Как же можно после подобных слов и заключений верить мужчинам!? Вот вы им верите, милая? ( Обратилась к Наташе.)
Наташа (отрывая взгляд ото Льва). Только тем, кто меня ненавидит – у них нет резона мне лгать!
Амалия Карловна (дотрагиваясь до руки Юлии Сергеевны, которая ревниво следила за всем происходящим на диване). А вы, дорогая?
Юлия Сергеевна (резким, нарочито громким тоном). К сожалению, это мой недостаток!
Папеллепес (подмигивая жене). Ну а вы, моя любимая супружница, верите нам, мужчинам?
Амалия Карловна. Я не верю мужьям так же, как и всем остальным!
Юлия Сергеевна (поднимается, выходит на край сцены и с ревностью смотрит на Наташу и Льва). И в чем тогда смысл всего? Зачем тогда верить во что-то, если не веришь тому, кого любишь?.. Что же мы в таком случае делаем друг с другом? Бессердечные!.. (оборачиваясь ко всем за столом). Как же быть женщинам с теми мужчинами, которые кажутся нам влюбленными и дают клятвенные заверения?
Доктор. Мужчины и сами себе не верят, когда в чем-либо клянутся!
Юлия Сергеевна. В этом оправдании, доктор, есть что-то глубоко пошлое, впрочем, как и во всем, что совершают люди (возвращаясь на своё место). В таком случае все мужчины – обманщики, и говорить больше не о чем.
Папеллепес. Ни в коем случае!.. Э-э, милая Юлия Сергеевна, как можно назвать обманщиком человека, который в первую очередь обманывает себя самого! Всё мужчины мечтают и надеются, а особенно тогда, когда дают обещания или клянутся. Мы надеемся, что та женщина, которую выбрало наше сердце, это женщина наших грез! Мы идеалисты, романтики! Только вот беда в том, что всякие большие надежды обречены на большие разочарования, а мы живем в несовершенном мире! ( Грек замолчал, а потом засмеялся и добавил.) А по большому счету, все мужчины – круглые дураки, когда дело касается любви!..
Юлия Сергеевна. Но о своей выгоде вы помните всегда!
Наташа. Ах, вы рассуждаете мифами, не проще ли полюбить женщину земную. Чем больше узнаете её, тем меньше будете страдать!
Папеллепес. А мы любим всяких женщин. Любим, начиная с недостатков, которые наша любовь прощает… Это женщины склонны влюбляться в то, что им хочется полюбить. Они видят в мужчине не его самого, а лишь искаженное сочетание всех желаемых достоинств, которые мужчине не присуще! Боле всего женщины любят свои собственные химеры!..
Вконец распаленный выходками Сержа, отставной генерал-майор вскакивает, выбегает на середину сцены, багровый, взъерошенный, отчаянно жестикулируя и плюя во все стороны.
Физельбау. Всё это возмутительная и неслыханная дерзость! Свинство!.. Пренебрежение и унижение моего достоинства… достоинства человека чести – чести генерал-майора!!!
Серж. Вы забыли добавить «в отставке»!..
Физельбау (подпрыгивая на месте, словно ужаленный, и указывая пальцем на Сержа). Вот этот молодой наглец порядком попортил мне кровь! Редкостный мерзавец и пакостник! Что не слово, то отравленная стрела, что проникает в самое сердце! Ах, с каким удовольствием я оторвал бы тебе, змея, твой ядовитый язык!..
Серж показал генерал-майору язык, скривив при этом отвратительную гримасу.
Физельбау (скривился и отвернулся). Тьфу!!! Что за урод! И эту образину вы, (он обратился к Амалии Карловне) находите милой!.. Нет, решительно меня здесь не ценят и в медный грош не ставят!!!
Юлия Сергеевна (еще сильнее раздражаясь от криков отставного генерал-майора). Сколько упреков, дорогой Отто, что же мы сделали вам плохого?
Физельбау. А то и сделали, что ничего не сделали!
Юлия Сергеевна. Как же вас понять?
Физельбау. Так и понимайте!.. Вы общаетесь с кем угодно, но только не со мной, будто меня и не существует вовсе! Даже за столом вы отсадили мою персону, черт знает куда, так что мне оставались лишь объедки от ваших разговоров! Это ли не обида!?!
Юлия Сергеевна. Напоминаю вам, дорогой, что я посадила вас подле себя, а то, что вы всё время молчали не моя вина! (Она обиженно отвернулась от него.)
Папеллепес. Не будьте неучтивы и строги с нашей хозяйкой, Отто!
Физельбау. Вы тоже неучтивы со мной! (злобно огрызнулся; он перешел на визг, что никак не вязалось с его огромными, похожими на кусты бурьяна, бровями и ноздрями, которые жадно раздувались, словно заводские меха.) Видимо, потому, что меня вы видите не впервой, мной можно попирать сколько угодно!
Серж. Вы несносны!
Физельбау (грубо). Не лезьте не в своё дело, милочка!.. Конечно, вы слушаете своего поэта, а не меня! Его басни вам интересней моих!..
Варфоломей Третьев (отбросив в сторону бублик, вскочил, ураганом поднимая светлые кудри и делая замысловатый жест рукой, словно вынимая меч из ножен). Что такое?!? Что значит басни?..
Амалия Карловна (оттягивая его за рукав). Ах, сидите!..
Физельбау. Этого тощего пискуна вы уважаете больше, чем меня!..
Варфоломей Третьев бросается на отставного генерал-майора со стулом, но поскальзывается и падает. Вишняков хохочет, расставив ноги и запрокинув назад голову.
Серж. Вот уж пиявище!!!
Физельбау (язвительно). А, когда вы выходили курить, ведь выходили же?..
Папеллепес (с миролюбивым смешком). Я, знаете ли, люблю после ужина выкурить сигарку. Это расслабляет…
Физельбау. Ага, и курить вы предпочитаете без моего присутствия!
Папеллепес. Но что же помешало вам, Отто, отправиться вместе со мной?
Физельбау (пискляво). А вы меня не позвали!
Папеллепес (с добродушным укором). Неужели в дружеской компании вам необходимы официальные приглашения? Фу, Отто, это неприлично!
Серж (задорно). Ваше стариковское жеманство омерзительно! (увиливая от костлявых пальцев генерал-майора, пытавшегося ухватить хама за ворот.)
Юлия Сергеевна (нетерпеливо). В моем доме, дорогой Отто, вы можете ходить, куда вам заблагорассудиться!
Физельбау (плаксиво). Но вы же знаете, что я не выношу табачного дыма, от него у меня слезятся глаза!
Папеллепес. Ах, Отто!
Доктор. Ну и сухофрукт!
Физельбау (его могучие брови сошлись у переносицы). Да, да!.. Вы на всё найдете оправдания!
Отставной генерал-майор быстро кланяется во все стороны и поспешно уходит; за ним идет Папеллепес, Амалия Карловна и Серж, напевая вслед Марсельёзу.
Явление седьмое
Лев подходит к граммофону, ставит пластинку, и раздаются звуки «Gymnopedies».
Юлия Сергеевна, Войкович, Лев, Наташа, доктор, Третьев, Вишняков, Владимир и Бобик, засыпая в кресле.
Доктор. Снова эта ваша музыка!.. Нет, пожалуй, на сегодня с меня хватит. Я отправляюсь спать, чего и вам всем желаю!.. (Проверяет пульс Юлии Сергеевны, смотрит ей в ухо и уходит.)
Явление восьмое
Лев наслаждается музыкой, он кладет голову на колени Наташе, и она проводит рукой по его коротко остриженным волосам; Юлия Сергеевна заметно нервничает.
Варфоломей Третьев (бросает на стол салфетку, откидывается на спинке стула и громко зевает, широко раскрыв рот). Отлично!.. Я отлично поел!.. Я отлично посидел… и отлично поговорил. И что еще мне нужно? Да ничего.
Вишняков (с кривой усмешкой) Прямо-таки ничего? (подмигивая).
Варфоломей Третьев (недовольно приподнимая одну бровь). На что это вы, журналист, намекаете? Что за неприличные намеки в приличном обществе? Где вы воспитывались, что за ерунда?!
Вишняков. А что тут неприличного? Не поверю в то, что вам не хочется немного поозорничать в компании какой-нибудь гризетки, или сладкоголосой феи? Вы ведь служитель муз, а муза тоже женщина!
Варфоломей Третьев (хмурясь и медленно поднимаясь). Я служитель, а не сожитель!
Вишняков. А какая собственно разница?
Варфоломей Третьев. Фу, вас слушать невозможно! Мне все время кажется, будто вы пьяны, как моченое яблоко! Оставьте эти липкие разговоры для своих коллег-журналюг! (Приглаживает волосы и собирается уходить.)
Вишняков. Да будет вам надувать губки! Лучше давайте поспорим о чем-нибудь, ну хоть о коровьих поджилках! Я спорить в принципе не люблю, но спорю яростно, чуть ли не до драки… Помню однажды один голубчик, так меня раззадорил, что я случайно, ну просто по инерции, выбил ему три позвонка! Он потом ходил в корсете, как французская кукла!..
Варфоломей Третьев (возмущенно). Вы с ума сошли!!! (Пытается уйти.)
Вишняков. А, кроме того, я знаю всё толки и пересуды, сплетни, байки, небылицы и откровенные враки, анекдоты, шутки и истории. Со мной не бывает скучно!.. (направляется за поэтом.)
Варфоломей Третьев (из-за кулис). Что вам от меня нужно? Чего вы увязались за мной?.. Дайте поэту свободу, я может, хочу подышать ночными испарениями!..
Вишняков (из-за кулис). Так подышим вместе… Я вам вот что скажу…
Варфоломей Третьев (переходя на фальцет). Подите вон, я жажду одиночества под звездным небом… Хам…
Явление девятое
Наташа, Лев, Войкович, Юлия Сергеевна, Владимир и Бобик, похрапывая в кресле.
Владимир (подходя к столу и, обращаясь к Войковичу). Скажите, любезный родственник, как долго вы пробудите под крышей нашего славного дома?
Войкович. А вам уже не терпится выставить меня вон?
Владимир. Что вы! Сказать по правде, так ваше общество мне приятнее вдвойне принимая во внимание то обстоятельство, что моя маман обожает собирать вокруг себя всякую дрянь! Вы видели эти анекдотические фигуры: поэт-неудачник, доктор-дурак, хромой урод и жалкая старость! Все они стоят того, что бы стать гноем, но вот этот типчик (он указал на Льва) умиляет меня! Сколько очарования и подлости! Вы не боитесь, что он соблазнит и вашу жену?
Войкович (нервно засмеявшись). Страх должен волновать любовника, которого могут покинуть в любой момент, вдоволь пресытившись им. А муж равен константе! Это величина незыблемая!
Владимир. Но ведь и мужья бывают покинутыми!
Войкович. Случается и такое, но у нас, у мужей, гораздо больше шансов остаться при жене, нежели любовнику при любовнице, ибо мы имеем над своими женами власть, которая не держится на любви! Есть столько поводов для брака, и ровно столько же способов, что бы избежать развода!
Юлия Сергеевна (взвинчено). Какая-то чушь! Не могу вас слушать!
Владимир. Отчего же, маман, ваш брат разводит лилии на вонючем пруду! Это достойно лишь одного – жалости! Вы готовы стерпеть измену, готовы простить, попирая стертыми каблуками собственные чувства! Наивная игра в благородство выглядит скучно, уныло, неестественно. Хотите казаться святым? Что ж, и это имеет место, только не нужно придавать вашим словам столько блеска! Это всего лишь мишура!
Войкович. Вы не во что не верите, потому что никого не любите. И именно потому в умении прощать видите лишь наивность и напускное! Ваш цинизм можно было бы принять за жизненный опыт, если бы только, племянник, вы не были бы столь ядовиты от рождения!
Владимир (высокомерно). Наивность – это слабость, ее можно только презирать! А цинизм, пусть и ядовитый, как вам было угодно выразиться, любезный родственник, исходит от здравого смысла. Никому не нравиться, когда на него смотрят не сквозь призму его достоинств. Видеть недостатки и смеяться над ними – это сила!
Войкович. Это ребячество!.. При чем наиглупейшее!
Владимир (резко). В таком случае шашни вашей жены милое сумасбродство!
Войкович. Вам, дорогой племянник, просто необходимо взрослеть, иначе ваше озлобленное детство грозит затянуться навсегда!
Владимир (развязно). Поучаете? Что ж, дело полезное для утешения совести! Только как же мне быть, несчастному ребенку, выросшему на том пруду, где такие добрые дяденьки, как вы, сажаете лилии? Прикрыли цветами отхожие ямы, и все, считаете, будто бы их и нет вовсе! Обходите стороной, воротите носы, когда они начинают смердеть! Да вот только дерьма от этого меньше не становиться!.. Мой прудик именно такой – маленький и очень зловонный! А что вы хотите: отец мразь, а мать – шлюха!..
Войкович дал Владимиру звонкую, быструю пощечину. Молодой человек вскрикнул тонко, по девичьи, и, заплакав, выбежал вон.
Войкович. Поздравляю, сестра, когда-нибудь этот мальчик с удовольствием засадит тебе нож в спину!
Юлия Сергеевна (бросаясь за сыном). Володенька!.. Володя!..
Явление десятое.
Войкович, Наташа, Лев и Бобик, внезапно проснувшись.
Бобик (рассеянно глядя по сторонам). А где все?
Войкович. Они прямо перед вами!
Наташа (равнодушно пожав плечами). Это было глупо! Ведь он сказал правду!
Лев (садясь на диване). А мне, признаться, всегда хотелось дать ему по физиономии!
Бобик (сонно потягиваясь). Кому это?
Лев (насмешливо). Идите спать, невинное дитя! В этом доме вы почти ангел!
Войкович (поднимаясь). Всем пора спать. Вечер удался на славу!.. Доброй ночи! (он небрежно кивнул Льву). Ты идешь?..
Войкович уводит Наташу; за ними, шаркая и спотыкаясь, следует Бобик.
Явление одиннадцатое.
Лев достает папироску, закуривает, выпуская вверх кольца дыма. Он вытягивается на диване, кладя по голову шаль Наташи.
Явление двенадцатое.
Лев и Наташа.
Лев (не глядя на нее, и продолжая выпускать кольца). Ты вернулась?
Наташа (останавливаясь у его изголовья). Да, я забыла свою шаль… (Она наклоняется над ним, и осторожно целует в губы).
Лев (поглаживая ее руки). Я встречал многих женщин, которые были несчастливы в браке, не любили своих мужей, винили их во всех своих бедах и горестях, но что бы так сильно ненавидеть?! Ненавидеть человека, который так любит?! Неужели в тебе нет ни капли жалости, снисхождения, сострадания?
Наташа (улыбнувшись). Подслушивать нехорошо!.. А что до мужа, то мне нет до него никакого дела!
Лев (перебирая пальцами ее волосы, падающие ему на лицо). И тебе нисколько не льстит его любовь?
Наташа. Нисколько.
Лев (рассмеявшись). В таком случае, ты точно не женщина!.. И зачем ты вышла за него?
Наташа. Были обстоятельства!
Лев. Не расскажешь?
Наташа. Нет.
Лев. Что ж, милая, да и меня это вовсе не интересует!.. (Он припал к ее губам, обнимая за голову).
Наташа отстранилась, ласково провела ладонью по лицу молодого человека, и, забрав шаль, ушла.
Действие пятое.
Гостиная в полумраке; из-за плотно закрытых окон раздаётся шум дождя. На столе горит лампа. В углу стоят два клетчатых чемодана и черный зонт. Лев сидит за столом, и что-то черкает в блокнот. Входит Войкович.
Явление первое.
Лев и Войкович.
Войкович. Значит, сегодня уезжаете… Что ж, не самая подходящая погода для отъезда, впрочем, как и любая иная… Еще с утра было солнечно и жарко, а вот теперь идет ливень, да такой, что боюсь, размоет все дороги. Машина может застрять, и вы опоздаете на поезд.
Лев (не отвлекаясь от своего занятия). Не беспокойтесь, я уеду в любом случае. Ведь именно это вас тревожит?
Войкович (прохаживаясь вперед и назад, заложив руки в карманы брюк). Тревожит?.. Нет, к чему мне тревожиться. Все свое зло вы уже успели сотворить.
Лев (улыбнувшись, но, продолжая черкать). Хотите сделать из меня негодяя или злодея? В любом случае, им кто-то должен быть. Но меня это не огорчает. Я не совершил ничего дурного, или бесчестного.
Войкович (взволнованно). Вы так думаете?
Лев. Уверен.
Войкович (меняя разговор). И все-таки, сегодня день выдался по-особенному душный и отвратительный!
Лев. Обычный…
Войкович (садясь на соседний стул, и не глядя в сторону Льва). Нет, не скажите, день беспокойный, паскудный. Всё время в душе какой-то сумбур, будто ожидаешь чего-то особенно неприятного, будто чувствуешь, что кто-то смотрит тебе в затылок. Возможно, всё это из-за жары, знаете, когда повышается давление, и в голове мерещатся различные образы, возникают мысли, догадки, предположения…Доктор бы назвал это солнечным ударом, или бредом. Может всё так, а паранойя беспричинна, и также смешна, как и обманутый муж из итальянской маскарильи… Хотя, что это я говорю, вы человек молодой и не страдаете давлением, вам не понять того, что чувствуешь, когда видишь как твоя жена собирает яблоки в саду… (Умолк, а потом добавил, сдавленно). Я видел вас… этим утром в саду… вы собирали яблоки, обнимались… целовались, и что-то там еще, я не рассмотрел…
Лев (откладывая в сторону блокнот). Что вы от меня хотите?
Войкович (пожав плечами). В сущности ничего… Разве что только спросить, — ну зачем, зачем? Вы же не любите ее!
Лев (тонко улыбнувшись). Как знать!
Войкович (уныло). О нет, для вас это только забава…
Лев. Вот видите, как вы легко все объяснили, теперь остается с этим смириться! И еще простить! Но вы ведь умеете прощать, вот и прощайте себе на здоровье!.. Прощайте, любите… Любите, прощайте! Только я не злодей, не пытайтесь облить меня черной краской! Вы правы, ваша жена вас не оставит, она будет всегда подле вас, лживая, лицемерная, бесстыжая, но зато ваша! Глупо! Владимир был прав, вы жалкий! Но, и ударили вы его не зря… И давайте больше не будем об этом! (Он прошелся по комнате). Тоска и одиночество постепенно окутывает этот славный дом, что некогда был пристанищем для многих! Сначала уехал Владимир, увозя с собой в страну сладких грез этого милого мальчика, жертву собственных страстей… Затем Серж отправился с греками в Одессу, думаю, он уже не вернется сюда. Ему тут нечем поживиться. Мой приятель Вишняков вернулся в лоно своей ненавистной семьи, что бы продолжать мучить всех и вся. Поэт пропал; отставной генерал-майор лежит на смертном одре… Знаете, этот дом со всеми его обитателями представлялся мне могучим, огромным организмам, который теперь дряхлеет, разваливается, рассыпается. Знакомые фигуры исчезают, словно больные зубы, — бесследно… Печальный, но вполне предсказуемый финал, для Юлии Сергеевны! Она совсем не разбирается в людях, и потому подбирала и несла в дом всякий хлам! Теперь ей предстоит пройти акт очищения, и умрет она одинокой, дряхлой, плаксивой старухой!
Войкович. Вы…
Появляется доктор, одетый в сношенные ботинки и коричневый костюм. В руках у него сумка.
Явление второе.
Те же и доктор.
Лев. А, вот и вы, доктор! Что у вас с лицом?
Доктор (скучно). Все осточертело! Хочу обратно в свою клинику, к своим больным…
Лев. Думаете, вас там ждут?
Доктор (раздраженно). Конечно, ждут! Вот даже телеграмму прислали… (Читает). « Мерзавец возвращайся…»
Лев (насмешливо). Воодушевляет! Особенно стиль, так и веет радушием!
Доктор (пряча телеграмму в карман). Вы когда едите?
Лев. Через четверть часа.
Доктор (угрюмо). Я с вами!..
Войкович. Вы оставляете мою сестру?
Доктор (вспылив). Заметьте, что оставляю ее в добром здравии!.. У меня дела, больные… подагра! (Уходит).
Явление третье.
Лев и Войкович.
Войкович. Нам не дали договорить…
Лев. А мне кажется, что и договаривать нам не о чем! Вы же сами все понимаете, так к чему нелицеприятные речи, укоры и поношения… Я покидаю вас и вашу жену. Оставляю вас штопать изношенные до дыр штаны.
Войкович. Но вы так и не поняли, что натворили! Вы же… вы же уничтожили всё!
Лев (лениво отмахнувшись). Поверьте, я ничего не трогал! Всё само рассыпалось!
Войкович. Вы погубили мою жену!..
Лев. Ваша жена пребывает в отличном расположении духа, её честь растоптали еще до меня!
Войкович (хватаясь за ворот рубашки). Вы… вы унизили мои чувства…
Лев (с жалостью глядя на него). Возможно.
Войкович. А моя сестра?
Лев. Не думайте о подобных пустяках! Такие женщины, как она, быстро утешаются!.. Да, кстати, вы позволимте мне проститься с вашей супругой, я уверен, это было бы ей приятно!
Явление четвертое.
Те же и Наташа.
Она замирает на пороге, в упор, глядя на мужа. Лев улыбается. Войкович медленно поднимается, и уходит.
Явление пятое.
Лев и Наташа.
Наташа (быстро подходя к молодому человеку и беря его за руку). Уезжаешь?
Лев. Да.
Наташа (отпуская). Вот и хорошо!
Лев. Я бы позвал тебя с собой, но знаю, что это будет бесполезно!
Наташа (с вызовом). А ты попробуй? Боишься, что соглашусь?
Лев (засмеявшись). Нет, однако, твоя бравада меня забавляет! Ты влюблена в меня! Знаю, что тебе не хотелось, но вот случилось и ничего с этим не поделать!.. Хотя всё имеет смысл: ты презираешь своего мужа, а я презираю тебя! Привыкай к тому, что ты дрянь, это полезно, не будешь так отчаянно плевать отравленной слюной на тех, кто тебя любит. Это как щелчок по носу! (Обхватывает ладонями ее лицо). Было ли это страстью? Нет! Гнев, раздражение, желание, соединенные воедино, словно цветы в букет, — ядовитые, смертные, как и вся земная красота. Одаривая украденными у мужа поцелуями, ты мстила ему, пьянея от одной мысли о своей измене, как мелкий уличный жулик радуется ворованной перчатке. Мы стали любовниками от скуки и любопытства; любовниками связанными мелочной жестокостью, привычной и банальной среди людей. Я не думал о той, что скреблась по ночам в мою дверь, плакала, хрипела, но в ответ слышала лишь проклятия; а ты о том, что спал с тобой в одной кровати, и чувствовал табачный запах моих папирос. ( Он сильно обнял ее, чувствуя, как вздрагивает ее тело от сдавленных рыданий). Ты ощутила стыд? Отвращение? Презрение к себе самой, к своему телу, худенькому, остывшему от ласки? В неверности тоже есть свой привкус, насладись им, милая!.. Что ты была такое раньше? Ничто, соринка, маленькая девчушка, прятавшая собственную ничтожность под одеялом мужа. Оттуда ты смотрела на мир, трусливо покусывая губы, посмеивалась над людьми, гримасничала, дразнила, рычала, и снова пряталась в его теплых глубинах, куталась в складках, кувыркалась, а, устав, засыпала мирным, детским, счастливым сном. Однако, выбравшись наружу, скинув всякий покров, как и всякий стыд, ты осталась наедине с человеческой пошлостью и обыкновенной жестокостью. Это действительно грустно, милая, но не до слез! Я не буду страдать от разлуки. Я счастлив, что покидаю вас всех!.. (Он мягко отстранился от Наташи, поцеловал заплаканные глаза, и, сжав пальцами ее щеки, заметил). Фу, ты такая некрасивая, когда плачешь!
Явление шестое.
Те же и Юлия Сергеевна, в домашнем неряшливом халате.
Лев (весело улыбнувшись ей). Присядем на дорожку! Прочувствуем момент единения душ! Это так трогательно!..
Наташа садиться на диван и, закрыв лицо руками, плачет. Юлия Сергеевна стоит на месте, сжимая на груди халат.
Лев (беря чемоданы и зонт). Что ж, миг разлуки! Как сказал поэт: « Но час настал, и ты ушла из дома…» Итак, мой час настал, я ухожу из дома! Покидаю вас, милые дамы, с чистой совестью, потому как сделал для вас всё, что мог! (проходя мимо Наташи, вздыхает, и идет дальше; подходит к Юлии Сергеевне). Надеюсь, что ты воспримешь это покорно и без истерик! Терпение и смирение – не это ли главные женские добродетели?.. (Уходит).
Явление седьмое.
Юлия Сергеевна подходит к столу, и садиться на стул. Вбегает доктор.
Доктор (торопливо оглядываясь по сторонам). Куда, черт, запропастились мои очки? Вы не видели их?.. Могли бы посуетиться, я ведь опаздываю!.. (Бегает по комнате, заглядывает в углы). Что же это за невезение такое, то ливень, теперь очки, словно проклял кто!.. (Злобно смотрит на женщин, и бормочет). Вот уж расселись, могли бы, и помочь, страдалицы!.. А, вот, они, мерзавцы!.. Нашлись!.. (Выбегает вон, не простившись).
Наташа замолкает, вытирает слезы, и, не глядя в сторону Юлии Сергеевны, выходит, с гордо поднятой головой.
Конец.