В пути

* * *
Ни глубоко ручьи текут,
Ни мелко –
Стальные,
Сталью режутся на стрелках,
И, стуком каждый стык
Перебирая
И ритмы сам свои
Перевирая,
Великий поезд в них
Нырмя ныряет
И повороты, вторя,
Повторяет.
И что? И что
Привиделось такое –
Устали мы
От мира и покоя?
И треплемся в пути
О чем-то вздорном,
Макулатурно-водочно-коверном,
И объясняем вежливо соседям,
Куда, давно ль…
Мы едем, едем, едем
За берегами заоконной сини
В нерастекаемость Руси…
Неисчерпаемость России.

В поездке

Навстречу то широкие поля,
То коридор, лесами окаймленный,
В стекле кабины, зренье опаля,
Сверкают светом желтым иль зеленым.
А сдвинь окно – такой рванет напор,
Что станет слышен дизель еле-еле,
И сердце, всем ветрам наперекор,
Рванется ввысь, как мальчик на качелях.
Его подхватит радостная боль.
Оно начнет все яростнее биться,
Не умещая к скорости любовь.
В нее нельзя мужчинам не влюбиться!

Ночная дорога

Поездными огнями разорванный,
В щели окон проникнуть стремясь,
Ветер следом бежит, меж платформами
Оступаясь в кюветную грязь.
Тянет в небе неспешную борозду
Тонкий месяц, как лемех, остер.
Улыбается в рыжую бороду
Пробудившийся в поле костер.

***
Небо, как река,
Над чередою
Наших дел, безделиц, снов и слов
Уплывает в даль,
Где за чертою
Удит неизвестный рыболов.
Ни волны, ни шороха, ни плеска.
Лишь однажды в день над суетой
Дергается тоненькая леска
С крутобокой рыбкой золотой.

Подсолнух

Будто льва дразнящий обруч
В лепестках огня,
У шоссе горит
Подсолнух,
Солнышку родня.
Что за диво?
Беспризорный –
До сих пор живой?
Разве стерпят наши люди,
Чтобы – с головой?
Стоп!
Водитель хищно
Зыркнул.
Прыгнул в пламя,
Будто в цирке!

Август

Соловьи свое оттенькали.
Небо выцвело, как лен.
В сад с багровыми оттенками
Заглянул из парка клен.
И услышал: свисты зяблика,
Воробьишкино «Жи-ву!» –
Перебило стуком яблоко,
Вдруг упавшее в траву.

Не уходи

Солнце, стой, подожди, провожать не готов
Неусталую совесть я в темень.
Только-только и выучил несколько слов,
Чтоб с тобой говорить или с теми,
Кто душой наделен в представленьях людских:
С горным склоном, травой, водопадом, –
Чтоб их мудрость не глохла в тисках городских,
Чтоб не кончился день мой разладом.
Солнце, стой, подожди, чтоб узнать я успел,
Как же спать можно там, успокоясь,
Где бессонница совести – это предел
Многих дней и где день – это совесть.

Поэтому

Обучая подростков
Отважной профессии,
Увлеченные взгляды
Мальчишек ловлю,
И тогда говорю им
О русской поэзии,
О стихах и поэтах,
Которых люблю.
Не всегда имена
Или строки поэтовы
Им до сердца доходят:
Все могут забыть,
Чтобы дать подзатыльник соседу.
Поэтому
Говорю о поэзии –
Им же взрослыми быть!

Настроение

Нет оправданий перед ночкой темной.
Не накосил ей травушки поемной.
Не вырастил домашней животинки.
Не выткал да не выбелил холстинки.
Не выставил бадьи на край колодца.
Не выстроил мосточка над болотцем.
Иду. Ни опереться на перила.
Хоть бы собака где-то заскулила.
Ни стога. Ни ключа воды напиться.
Ни в тряпочку вздохнуть. Ни зги. Темница.

Вопросы

Неужто уходит
Родная земля?
И что с нею сталось,
Ругают ругмя?
Неужто разносят,
Как с тополя пух,
Отчизну под ноги
Людских нескладух?
А это не ваш ли
Оставленный дом?
Не ваша ли мать
Пред закатным окном?

Зябь

Зачем спикировал на зябкий чернозем
Почти мгновенно слившийся с ним ворон
И, будто высчитав ходы прибором,
Пошел то вкось, то прямо – шахматным ферзем?
Что здесь искать ему иль, может, охранять?
Давно снят урожай и все, что можно снять.
Лишь дикий дождь не вырван и не скошен.
Растет, колючим ветром перекошен.

*
Пробудилась, отбросив завесу
Паутинных росистых тенет,
Обнаженно-остылая, к лесу,
Подожженному осенью, льнет.
Разметалась, оттаяла к полдню,
Раздобрела, – а если прямей, –
Размечталась о будущей пользе
Этой паханой лени своей…

А вы?

Не хлебом единым,
Который едим мы,
Жив мир – нам твердили стократ.
Самим не пора ли
Отведать морали,
Как принял цикуту Сократ?
Мешал он всем умным –
Великие думы
Являлись не только ему.
Мешал и кретинам,
Сомненьем глубинным
Тревожа рутинную тьму.
Мешал тем, кто верил,
Правдивостью меря
Майевтики скрытый предел,
И тем, кто не верил, –
Что требовал веры
В единство раздумий и дел.
Врага всякой догмы –
Как любим богов мы! –
Столпом объявили его…
А вы заявляли:
«Одно только знаю –
Не знаю, как он, ничего»?

На быстрине

Через речку-быстрину
Переправа.
Поперек ли плыть струи?
Влево? Вправо?
Чтобы к месту угодить
Назначенья,
Лучше выше заходить
По теченью.
Сносит в низость, в подлецы
Жизнь порою.
Возносись в мечтах своих
До героя!

* * *
Идя вдоль берега, вглядись,
Как убывает буйство скоро,
Как меркнет бег, чем дальше вниз
Течет река навстречу морю.
Идя вдоль времени, пора
Понять, как это ни прискорбно,
Что ты не тот, что был вчера,
И стал из буйного покорным.
Что у тебя, как у реки –
От родника до дельты ленной,
Лишь имя, сути вопреки,
Одно осталось неизменным…

* * *
Что глазеешь-то, в лисьей шубке,
С головой,
Огневой от хны?
Что кровавишь помадой зубки?
Твоя хищность мне – хоть бы хны!
Я и сам – зыркану дуплетом –
Как слепая, пойдешь вослед –
С грешновкусием не по летам,
С нерастраченным бабьим летом,
Перекрашенным в хитрый цвет!

Отчего

Отчего человек пробуждается хмур?..
Ведь утрами он будто рождается снова –
Лишь болезни, привычки да горький прищур
Отличают его от младенца грудного.
Утро – жизни начало, и длиться ей – день.
Что вчерашние мы для сегодняшних? Память?
Кто же прошлое выставит, будто мишень?
Кто же боли-ошибки захочет оставить?
Каждый раз, пробуждаясь, другими встаем
И как будто не помним вчерашнего мудро.
Только что-то в нас ноет, наверно, о нем …
Неохотно рождаемся утро за утром.

Не обо мне

Среди голов, зело раскудренных,
Повесив сонную свою,
В электропоезде заутреню,
Привычно тесную стою.
Несемся мы с точильной скоростью,
По моргновениям, не вдруг,
Роняя сна и яви прорости
Из размыкающихся рук.
В бреду колесного икания
Все возвращаюсь в тихий дом,
Где за мережкою миткалевой
Сидит и плачет… о другом.

Белые вороны

Белые – есть ли на свете вороны?
Бело-вороньи – встречали вы стаи?
Белые – может, вороньи матроны?
Станет ли белой ворона простая?
Можно ли белой вороной казаться?
Может ворона в муке изваляться,
Вымазать перья известкой иль мелом –
Ряженой станет, но только не белой!
Хоть очернить может белую всякий,
Белая в черную не превратится.
Белая будет в любой передряге –
Белой: красивой талантливой птицей!

* * *
Отрадно, сбежав из шуршащего ада
Набросков, начатков, готовых страниц,
Вдыхать горький дым посреди листопада
И сладостный запах корней и грибниц…
Но остро манит из янтарного царства
Обратно к сомнениям белым, туда,
Где ждут, как судьба, и боязнь, и бунтарство,
Года непризнания, годы труда…

* * *
Трудись, и однажды, пронзив чернозем,
Почувствуешь землю живую живьем:
Червей, словно вены дрожащие, в дерне
И в черной работе окрепшие корни,
И затхлый и сладкий до горечи дух, –
И кратко подумаешь, чуть ли не вслух,
Что в этом и суть, как артерии жизни, –
Крепить для людей черноземы Отчизны…

Прощание

Весна уйдет. Отвеселятся льдины,
Оставив память о сверканьи глыб.
Лишь коростель увидит в миг пустынный –
Слезами полнятся глаза у рыб.
И долго птичий голос над водою
Стелиться будет с верезгом сверла,
А берега, ерошась лебедою –
Махать вослед, как сизых два крыла.

* * *
То ль пониманию есть квота,
То ль всяк радеет о своем?
Смирясь, поверьте: никого-то
И в жизни важного чего-то
И после жизни не поймем…

Был сон и туманное утро

Проснулся. Сон в купейной темноте
Хотел соседям рассказать, но те
Свои смотрели сны, имея право
В награду за дорожные труды
Нагромождения белиберды
Вполне предпочитать тому, что здраво.

А вдоль снегозащитной полосы
Бежали волки или псы,
Теряясь в инее подножном,
Моим очерченные неспаньем,
Настроив серый мозговой объем
На мой рассказ, хоть это невозможно.

Я гнал из головы, отравлен сном,
Увиденное в промельке лесном –
Ни вспомнить, ни забыть. Казалось, что нам
Делить с дорогой – в миг преодолей.
Но бывшее, липучее, как клей,
Смешалось с быстрым бредом заоконным.

Не вам, скулящим поездам вослед,
Сыскать мне человеческий ответ,
Звериным одарив стараньем.
Вряд и соседям даже в полутьме
Я выразил бы то, что на уме…
Не будь оно для спящих слишком ранним.

* * *
Как дорога петляет!
Подъемы вблизи незаметны,
И уклоны малы,
Только шпалы – быстрей и быстрей!
И над рельсами мчатся,
Свиваясь в прыжках несусветных,
Перегонные тени, лучи поездных фонарей…
Да и мы – все спешим,
То ее возлюбя, то ругая,
Сатанея от света,
Карабкаясь кротко из тьмы,
А оглянемся – стоп! –
Чья дорога? – не наша, другая!
Но кого убедишь,
Что по ней отмелькали не мы?