Первые наброски якобы в японском стиле.
Первый штрих
Было пасмурно и тоскливо на улице, было солнечно на душе. От прикосновений хотелось задохнуться, закрыть глаза и больше никогда не думать о проблемах. Просто стоять и слушать шум падающей воды, ловить ртом ее брызги. Быть рядом, забывая обо всем.
Обнимать воздух, прислушиваться к капели.
Вот мимо пробежал какой-то ребенок, с нескрываемым злорадством пихнув тебя в спину. Ты не удержалась на краю. Падение тоже маленькая жизнь. Жаль, но прикосновений больше не было. Вода казалось обхватила тебя своими тисками. Миг между прошлым и будущим, миг отделяющий тебя. От чего?
Было пасмурно и тоскливо, третий день шел дождь, ты летела в пропасть…
Он сказал: “Жди, я скоро вернусь, никуда не уходи.” Потом повернулся и торопливо побежал прочь. Ты смотрела ему вслед, понимая как сильно любишь этого человека, благодаря бога за то, что он соединил вас. Ты вспоминала все ваши дни, которые навсегда оставили след в душе. Все ночи, когда от нежности ты умирала и воскресала вновь. Слезы умиления и счастья катились по щекам. Сегодня ты собралась сказать ему что-то очень важное. Вы решили встретится на старом месте. Там, где встретились впервые. Ты шла и мысленно представляла его, стоящего у фонтана в красной кепке на голове, голубой куртке и в джинсаж тона беж, с букетом ландышей в руке. Вот и ваше место. Но увы он был одет по-другому. Значит забыл? Или для него прошлое не так важно?
Что он увидел в твоих глазах – загадка, но он сказал: “Жди, я скоро вернусь, никуда не уходи”. И побежал.
“За цветами” — радостно подумала ты, — “Значит, все же помнит. Значит, просто не подумал. Значит, он все тот же ласковый мальчишка, как пять лет назад”.
Твои мысли прервал жуткий визг тормозов ты обернулась на шум и увидела…
Он лежал на спине, почти у самого бампера остановившейся машины. Руки раскинуты, на губах — счастливая улыбка, в правой ладоне – букет ландышей. А в глазах отражение неба.
Твой крик казалось был громче визга давешних тормозов. Шаг, другой.
“Никуда не уходи”.
Ты почти рядом, что-то с боку, какой-то звук.
“Я скоро вернусь”.
Чей-то крик… Визг тормозов…
— Вот, наши цветы, наше место, только кепка упала, извини, котенок, хорошо что мы вместе, я так люблю тебя – говорит он и улыбается своей самой милой улыбкой.
— Ты хотела мне сообщить что-то важное, что?
— Да, да, у нас… Ты только терпи, все будет хорошо. У нас… Ребенок… Не уходи, слышишь?
Небо в его глазах потускнело, улыбка застыла,
– — Я люблю тебя, слышишь? Ты не можешь…
Он стоял на месте, глупо щурясь на солнце, протягивал к тебе руку, оставаясь лежать на освальте с отражением неба в глазах.ты кричала:
– Я не могу, понимаешь? Наш ребенок. Ты, ты предатель, а я не могу. Уходи. Сам. Ты меня совсем не любишь. — Из его глаз текли слезы, но ты не могла, не хотела их видеть, ты возвращалась, не имея права последовать за любимым.
Люди стояли вокруг вас тесным кружком. Кто-то перешептывался. Кто-то курил. Санитары укладывали его тело на носилки, накрывали простыней. Старушки в толпе плакали. Тебя сажали в машину скорой помощи в глубокой истерике.
– Пульс в норме, она скоро придет в себя.
-Бедная, — причитала твоя мать. — И муж и ребенок. Она не переживет.
Больше ты ничего не слышала….
Ты стояла у вашего фонтана и смотрела ему в след.
– Прощай — сказал, он – Я ведь и правда любил тебя до смерти.
– Извини, — сказал маленький мальчик, держащий его за руку — но ему одному там будет тоскливо, а у тебя останется память о нас. Это не мало.
Этого оказалось мало, но ты пережила, и забыла обо всем на долгие годы.
Путь был длинным. Дорога петляла и уходила в горы, скрываясь за серыми глыбами, извивалась в серпантин. Ты снова поднимался наверх в сто тысячный раз, возвращаясь домой. Как вчера, как позавчера, месяц, год назад. Ты выучил на этой дороге каждый камень, ты забыл о времени. Когда есть вечность, рамки его стираются. Сперва ты упорно не хотел сдаваться и отсчитывал дни, месяцы, годы. Потом привык и ходил каждый раз вниз скорее просто по привычке, чем с надеждой на встречу.
В день, когда вас разделили ты еще верил в любовь. Глупо, наивно полагая, что для нее не осталось там ничего, что могло бы держать. Но шли дни. Ты стирал ноги на горном серпантине, выходя ей навстречу, Ты стал обыденной достопримечательностью у врат Петра, а ее все не было.
Она жила. И не торопилась к вам.
Сынишка как-то быстрее освоился здесь. Он, при помощи еще троих ангелочков, выстроил вам шалаш на седьмом кругу божьей воли, пока ты встречал ее. Как-то незаметно вырос и стал виночерпием в садах Эдема. Он смотрел на твои страдания сперва с усмешкой, полагая, что все скоро само пройдет. Но шли дни, годы, а ты оставался верен себе и своей надежде. Тогда сын выпросил у Архангела Гавриила для тебя разрешение на ее сны.
Сперва ты сильно обрадовался и в первом сноведении, куда ты проник увидел ее такой же молодой как тогда, у фонтана. Но дальше.
Вот она тридцатилетняя. У нее, оказывается есть новая семья. Мать, дочь и конечно, муж.
Тебе было больно. Ты тосковал и очень долго не спускался к вратам. Сын уже подумал, что все наконец прошло. Но когда обида схлынула, ты понял, что там на земле это правильно. Что быть иначе не могло. Поэтому ты попросил у Гавриила еще один сон. Это были грезы уставшей женщины! Женщины из тех лет, где на смену юности и зрелости пришла старость. Где одиночество стало ее спутником. Где умерла мать и выросла дочь, где ушел муж. Там, как следствие поселилась тоска. По тебе, по нерожденному сыну.
Сон был сумбурным, в нем вы были вновь молоды. Она стояла у фонтана, когда услышала визг тормозов. Она была в состоянии шока, и врачи не пустили ее на твои похороны. Поэтому ты остался жив в ее сердце.
Твоя душа ликовала. Ты вновь стал спускаться и ждать ее у входа. Сын только изредка вздыхал, но перечить не пытался. Ведь он почти не знал мать, только тепло ее тела, но это было так давно, что и не вспомнить сразу.
Сегодня ее вновь не было. Ничего, будет завтра. Так ты утешал себя всегда, когда становилось очень грустно.
Ты стояла у обрыва, подставляя каплям лицо. Прикосновение воды, напоминало его прикосновения, прикосновение молодости.
Кто-то пробегал мимо и нечаяно задел нерасторопную старуху, о чем-то задумавшуюся у края глубокой лужи. Под ноги попала скользкая грязь. Вода перестала ласкать, она сильно ударила в лицо. Падая, ты услышала забытый звук…
Визг тормозов.
Было пасмурно и тоскливо на улице, было солнечно на душе. Он ждал тебя у входа…
Второй штрих.
Он спешил вслед за ней. За девушкой своей мечты. Как долго он искал такую, именно ее. И как поздно это понял.
Когда-то, о как давно это было, они вместе учились в одном классе. Она была хорошистка, он отличник. Она просила списать на контрольных, он лишь хмурился. Они участвовали в конкурсах на профпригодность, и неизменно были лидерами в своем потоке. Ее ум никогда не уступал его уму, ну разве что в математике. У них всегда были разные интересы. Разный круг общения. Он был равнодушен к ее проблемам и радостям, она тоже. Она никогда не могла простить отличникам их чванливости, а ему – особенно. Его она нненавидела со всей щедростью юного сердца. Пролетели годы школы и их пути разошлись.
Он поступил на экономический факультет, она на педагогический единственного университета в их маленьком городке. Он писал научные работы, она участвовала в самодеятельности. Он поступал в аспирантуру, она выскочила замуж. Он защищал кандидатскую, она рожала второго ребенка. Он стал профессором, она женой и матерью.
Пропасть между ними была велика. Он жил развитием, она застряла в быту. И все же они были нужны друг другу.
Она ему как пример безалаберности, он ей как объект лютой ненависти.
Так прошло много лет, прежде чем они наконец встретились. Разговор не занял и пяти минут, а потом она попрощалась и пошла, увлекаемая за руку своим маленьким сынишкой.
Он остался, прищурено всматриваясь в ее профиль. Ее спину. Он еще долго стоял на одном месте. Потом поспешил за ней. Нет, он не пытался ее догнать – им, просто, было в одну сторону. На углу Крепостного она свернула во двор новой многоэтажки. Он пошел дальше, на остановку.
Придя домой, по привычке, он включил любимую музыку П.И. Чайковского. Но только сегодня она не успокаивала и не приносила желаемого умственного подъема. Под звуки “вальса цветов” перед его глазами проплывали сбивчивые воспоминания.
Вот он совсем маленький упал в сугроб. Снег набился ему в рот, поэтому даже заплакать от обиды не получилось. К нему подбежала его мать и как маленькую пушинку подхватила на руки. К матери приблизился отец и крепко обнял их. У его родителей за плечами была десятилетка. Мать работала медсестрой, отец водителем, но ему всегда казалось, что они самая счастливая пара на земле.
Мать твердила – учись. Остальное еще успеешь. И он учился. Умер отец, мать стала какой-то маленькой и дряхлой. Сын – единственная отрада. Учись. Учусь – только живи, но и матери вскоре не стало, а научная деятельность осталась.
Учись забывать, работай. Он старался, забывал, но бывали дни когда, вставал риторический вопрос:”А дальше что?”.
И сегодня он наконец понял: дальше – пустота, и нет смысла прятаться в учебе ли, в работе ли, в научных трудах. Дальше только одиночество и никем не замеченая смерть.
Без семьи. Без себя, без души.
Не жизнь а мука.
Это дальше, а что позади? Жил ли? Вспомнят ли о нем?
Нет. Вот что было самым обидным, его забудут. Нет, конечно, труды останутся. Куча мятой бумаги в твердых переплетах будет красоваться у кого-то на полочке. Сначала ее будут читать, боготворить, так, что наконец сотрут золото букв в его фамилии на обложке. Потом поставят в дальний угол, но будут хранить, отдавая дань прошлому, не решаясь выкинуть раритет. А после, внуки этих людей порвут его труды на отдельные странички, заворачивая школьные завтраки своим детям.
Значит позади потерянные годы, впереди одинокая старость и так или иначе забвение. Выходит это не она, а он прожигал свою жизнь. Это он многое потерял, а она только нашла. Счастье, гармонию, благодарность и память. Это ее будет вспоминать сын как самую счастливую женщину. Это она будет нянчить внуков.
И так стало тоскливо ему. Она, безалаберная и веселая, она, умная и напористая, она, милая и кокетливая украла его счастье и покой.
Вальс отыграл, на кухне засвистел раскаленный чайник, а он все сидел и смотрел в одну точку на противоположной стене, где висело его школьное выпускное фото.
