Спеша уйти, ноябрь в этот раз
засуетился снегом торопливо,
сковав с утра обочинную грязь,
не попрощавшись с октябрем дождливо,
как это было принято всегда,
по крайней мере – в этом захолустье,
и в эту стынь осенняя звезда
смотрела удивленно (или с грустью),
по крайней мере – мне так показалось,
бредущему в растрепанном кашне.
А листья с хрустом (странно, да?) ломались,
звеня стеклянно где-то встороне
от втоптанной в собачий след тропинки
кем-то нетрезвым (в эдакую рань!),
в двух левых (одинаковых?) ботинках,
и с губ срывалась мостовая брань
на холод и дырявую перчатку,
на преждевременность заснеженных аллей.
И сложенная вчетверо тетрадка,
как раньше было, не фига не греет.
А впереди, все так же, без оглядки,
петляя широко, то узко-торопливо,
в нарушенном (испорченном?) порядке,
шла девушка и снегом заедала пиво.