Работенка подвернулась

За окном моросило. Уныло и безысходно плакало небо, и слезы-капли его зелены были от тоски, что приносили с собой. Над городом нависла серая хмарь.

— Вот же дрянь-то! — буркнул Кирилл сам себе и отвернулся от окна, возвратясь к постылой комнатушке крепко пьющего холостяка.

Сказать, что день с утра не заладился – значило бы не сказать ничего. И дело тут было даже не в погоде. Начать с того, что вчера, в который раз, но уже тверже твердого, захотел Кирилл бросить пить. Конечно, зеленый змий заартачился сначала, но к вечеру все же был выпит до капли. Так казалось. Так думал Кирилл. Ан-нет, утром нашлась-таки загадочно уцелевшая бутылка. А значит, прощай норма жизни, привет запой. Это огорчило, но хуже было то, что чуть погодя пожаловал чертяка, настырный да верткий и притом ругающийся матом. Чертяку Кирилл прогнал, правда не сразу, а только перебив пустые бутылки, и те, что уставили весь стол, и те, что под кроватью. Были также биты рюмки и стаканы, несколько тарелок, словом, крепко пострадало почти все нехитрое убранство комнаты.

Сейчас его тошнило, а ко всему прочему еще и сверлила назойливая мыслишка: “Дожил, допился! Уже черти мерещатся, как Семенычу”. И не было никаких сил, чтобы отогнать эту противную, эту верную мысль.

— И вовсе не как Семенычу! — зло сказал Кирилл, прислушиваясь к своему голосу.

Голос сбивался с хрипа на шипение, но стало чуть легче.

— У Семеныча-то чертяка был красный, о трех ногах и с крабьими клешнями, говорить не умел совсем, зато летал да кусался. А мой – бурый какой-то и ругался без умолку, да и покрупнее вроде – с поллитру ростом, а тот – чуть больше стакана. Стало быть, другой у Семеныча был, другой!

Тут Кирилл аж подскочил от испуга, потому что за спиной вдруг раздался голос:
— По вашим словам определенно выходит, что вы повстречали Альдебаранина, тогда как Семеныча посетил Путеец.

Слова эти произнес неопрятный старикашка, по виду из тех, что ходят по улицам и подбирают пустые бутылки. Старикашка восседал на хромоногом табурете, но при этом не раскачивался, вид сохранял уверенный.

— Не понял. — протянул Кирилл и помотал головой так, что затряслись щеки.

Однако старикашка не растаял, не испарился, даже не потускнел, наоборот он как-то набрал еще больше цвета, уселся еще уверенней и принялся разглагольствовать:
— Поймите, очень трудно с ходу разобраться в том, с чем вы раньше не сталкивались. Учтите еще, гм, шок … Добавьте сюда же трудности языка. Вот вы немного и не понимаете. Вам, видно, послышалось: “А где баранина”, или же на франко-арабский манер Аль Де Баранина. Уверяю, речь не идет о баранине. Я имел ввиду Альдебаран – широко известную звезду. Красный гигант, созвездие Стрельца, припоминаете? Ну, а по правилам языка уроженца Альдебарана следует называть Альдебаранином. Поэтому я и сказал: “Альдебаранина”, а вовсе не: “Ай, да баранина”. Что же касается Путейца, то это существо родилось на Млечном Пути, а раз пол у него мужской (вы сами обмолвились про три ноги), то путеец будет здесь самым точным словом.

— Ну, а ты у нас – Волопас? — срифмовал Кирилл, которого ставила в тупик необычайная наглость старикашки.

— Что вы! — возмутился тот. — Наша раса с Кассиопеи, и мы очень походи на лемуров.

— Видел я в зоопарке лемуров: седые, небритые, глаза хитрые, брюки мятые и воняют. — слова эти Кирилл сказал, сдерживаясь, но потом вспылил – Дед, да ты охренел просто! Ну, забыл я дверь запереть, ну отключился может. Ты себе заходишь, садишься тут, не спросясь, да еще и несешь такое, что хрен ногу сломит. Ты кому тут мозги паришь? Думаешь я не помню тебя? Как ты вечно в скверике шаришься, бутылки караулишь, пить пиво мешаешь? Я ж тебя, сволочь, как-то гонял по кустам, когда ты у меня недопитую упер! А теперь ты, значица, с Кассиопеи, лемур хренов!

До скрипа зубов распалился Кирилл, до сладкого зуда в кулаках, но старикашка взял да учудил неожиданное, такое, что пыл у Кирилла сразу подевался куда-то. Сначала старикашка просто исчез, разом и без следа, потом на месте его объявился лев и рычал очень натурально, так что уши закладывало, льва сменил лемур, серьезный и красивый, но неплотный – сквозь него виднелась раковина с горой грязной посуды, под конец вновь явился старикашка и, решив, что произвел нужное впечатление, продолжил разговор.

— Извините, что пришлось сделать это, но убеждать людей словами нелегко. Разумеется, я понимаю ваш гнев, но все легко объяснить. Просто выслушайте меня. Да, я – лемур и я с Кассиопеи, но не во плоти, а, если угодно, в вашем воображении. Я передаю вам мысли и так мы общаемся. Но все это очень непросто, наиболее отчетливо вы видите только то, что уже встречали, поэтому я и предстал в образе старика, который знаком вам. Показывал я и то как мы выглядим, но скорее всего вы видели это не совсем отчетливо. Незнакомое передавать сложно, хотя эти тупицы с Альдебарана и Млечного Пути как-то наловчились.

— А почему тупицы? — спросил Кирилл.

— Но это очевидно. Посмотрите как они себя ведут! Они надоедают, кусаются, сквернословят. Позор да и только! Для них мысленная связь – это развлечение.

Здесь Кирилл поймал себя на том, что верит старикашке. Уж больно складно тот плетет. Да и как не поверить после того представления!
Пораспросив еще, Кирилл уяснил, что во Вселенной только люди и могут воспринимать мысли других существ, однако могут не всегда, а лишь когда пьяны, но и тогда раз на раз не приходится. Еще старикашка поведал о том, как отваживать непрошеных чертяк, а потом вдруг предложил Кириллу работу.

— Для вас есть работа, — сказал он – не пыльная, денежная.

Далее оказалась, что лемуры всем хороши: и пушисты, и красивы, и добры. Да вот беда, разумными становятся они только во время сна.
Коль сплю я —
То мыслю я значит,
Коль мыслю —
То значит уж сплю! — продекламировал старикашка, для пущей важности взобравшись на стол.

Работа заключалась в том, чтобы ухаживать за спящими лемурами – поглаживать им брюшко. Как известно, если лемура нежно гладить по брюшку, то спит он гораздо дольше, а значит и дольше остается разумным.

Словом, согласился Кирилл. А что, всего-то и требуется – три года гладить брюхо, притом пушистое. Доставляют тебя туда и обратно лемуры за их счет и, если все идет как надо, то делают тебя богачом. А в добавок еще и навсегда отваживают чертяк разных.

Договор заключили проще простого. Старик изложил все, вопросительно поднял брови, Кирилл кивнул и тут же очутился на планете у лемуров.

Слева, справа и сзади шумел, шептал, шелестел дивный лес, полный буйных красок. Впереди, куда и вела дорога, лес был блеклый и понурый, безмолвный. Тут и там по обочинам дороги стояли указатели на всех земных языках: “Гладить лемуров – туда”, “Тише! Лемур спит!”.

Осторожно ступил Кирилл в зону унылости и сразу у него перехватило дух. В нос резко ударила вонь, ударила крепко, до боли в ноздрях, до слез, до потери сознания.

Когда Кирилл немного очухался, первое, что бросилось ему в глаза, был плакат “Безопасная еда только там”. Черная стрелка смотрела туда, где воняло. Оглядевшись кругом и не найдя нигде надписи “Вернуться на Землю здесь”, Кирилл как мог зажал нос и, преодолевая тошноту, обреченно пошагал в направлении многочисленных стрелок.

Некоторое время, ища утешения, он доказывал себе, что лемурам ведь надо как-то отпугивать других существ, оберегать свой сон, сохранять покой. Вот они и нашли такой способ. Воняют и отпугивают. И не все уж так плохо, ко всему можно привыкнуть, а за три года уж наверняка. Зато потом ждет награда. Наверное она того стоит.

Однако мысли эти облегчения так и не принесли, запах не пропал, не ослабел, лес не повеселел. А потому так и брел Кирилл, не утешенный, а вслед ему тоскливо глядели всепонимающие деревья.