…Тот Фестиваль имел потом
Разноообразнейшее эхо…
Кто просто вспоминал добром
Тех, кто в Москву с добром приехал,
Студентов из других столиц,
Открытых для любви и дружбы…
Кто сотни исписал страниц
Доносов для «душевной» службы.
Кто ввел в свой бедный лексикон
Словечко звонкое – «фарцовка»…
А кто-то, с честью в унисон,
Вдруг понял: прикрываясь ловко,
Идеей равенства, добра,
Свободы, братства, коммунизма,
Во власть прорвавшись, «в три горла»,
Жрут с екскрываемым цинизмом
Безграмотные «лидера»,
Безнравственные до порнухи
Вожди – и восставать пора…
И поползли по кухням слухи –
Что на журфаке есть Дедков
Бесстрашный комсомольский лидер,.
Призвавший рваться из оков,
Из догм… Доклад, с которым Игорь,
Четверокурсник, выступал,
Конечно, был Двадцатым съездом
Весь инспирирован и стал
Для многих шоком… Об известном
Студент вещал, как прокурор
Он гласность восславлял, в надежде
Что с этих оттепельных пор
Он – не статист, как было прежде,
Что он, студент и журналист,
С умом и совестью способен
Влиять на будушее… Чист
Был в помыслах, но неудобен
Державе «одобрямса» он,
Свое опередивший время…
Конечно, всяко заклеймен,
Затюкан и облаян всеми
И в МГУ и вне его…
Но чудо : он в стенах журфака
И кроме брани – ничего
Не сделали ему, однако –
Есть объяснение всему:
Стоял скалою зам. декана
За парня. Жалко ж. По уму –
Незауряден, видно… Странно
Оригинален, честен, смел…
Такого парня – да в отходы?
Ведь это просто ж он хотел
Хорошего для всех – и всходы
Посеянного им, взойдут
Не оттепелью, так весною…
Журфаку повезло: блюдут
С Лубянки жестко, и со мною
Кураторша от КГБ –
Строга Козельская Елена
Борисовна – зигзаг в судьбе, —
Но не жестока… Неизменно
Интеллигентна… На нее
Влиять порою удавалось:
— Оставьте парня под мое
Прикрытье … Это ж просто шалость…
А все ж досталось за грехи…
Он через год с дипломом сослан
В глубинку прозябать… Гряди,
Там возвещай дубам и соснам
О праве журналиста быть
Четвертой совестливой властью!
— Сослать Дедкова – и забыть!
И тот удел приравнен к счастью,
Поскольку Игорь не лишен
Свободы двигаться и мыслить,
То и в глубинке сможет он
В духовные вздыматься выси…
А через год восстал истфак.
Но с Краснопевцевскою группой
Уже без жалости, не так,
Как с Игорем решали – грубо:
Процесс закрытый – и ГУЛАГ.
И вся судьба, и жизнь – насмарку…
К свободе сделав робкий шаг, —
Изъяты властью и – на свалку…
Прослышал далее журфак,
Что средь отчаянных, немногих
Нонконформистов есть чудак –
Поэт, ученейший матлогик —
Есенин-Вольпин, Александр.
Из МГУ, как мы, с мехмата.
С душой неустрашимой кадр,
О ком – завалы компромата
И на Лубянке и в ЦК…
Он начал изучать законы,.
Что есть в УК и УПК.
Умны законы и резонны.
А как их применяет суд?
Ну, ясно как: закон – что дышло…
Судье записочку пошлют –
И вертит , чтоб чего не вышло
Вразрез с сиятельным ЦУ…
Вначале лишь дивился логик.
Ведь он под сенью МГУ
Усвоил свод законов строгих
Природы с совестью… Ему
Внушают: отойди в сторонку,
Не вмешивайся… Почему?
И ведь не вдолбишь, как ребенку,
Что понарошку всяк закон…
А он встает в защиту права,
За верховенство права… Он –
Не идиот ли – Боже правый! –
И вот – в психушку помещен
Сей доморощенный законник.
А молодежью вознесен
В вожди сопротивленья – шкодник!
Ну, выпустили… Чудеса
Уже трещали на «коротких»
В ночном эфире «голоса»,
Лья в наши уши вместо водки
Иное зелье по ночам,
Что и в журфаковской общаге
Ползет затем по шепоткам,
Взывая к чести и отваге:
Есенин-Вольпин, сам поэт
И сын великого поэта.
Георгий, брат его, задет
Тридцать седьмым – и мстит за это
Сгубившим брата палачам
Один из первых диссидентов,
О ком в курилке по ночам
Толкуют в скопище студентов…
И среди тех, кто выступать
Пришел на Пушкинскую площадь
За право думать и писать
Неподцензурно и порочить
Тем власть Советов и ЦК,
В защиту неких Даниэля
С Синявским – свеженьких ЗК…
Есть и журфаковцы… Знать, зелье
Проникло вольнодумства в них,
Чем славен МГУ с рожденья
Запретных начитались книг
Про «дум высокое стремленье»
И вышли волновать народ
С высокой , но напрасной целью.
И их, конечно, вмиг берет
Наряд – и горькое похмелье…
