Предсказание

— Серёж, кажется, начинается, — Ирина схватилась за большой, выпиравший из платья, живот. Под её пальцами он пульсировал и исходился спазмами.
— Как началось?! Сейчас?! – руль в его руках дрогнул, и машину занесло. Иринка завизжала в тон тормозам.
— Да, не ори ты! Мне самому страшно! – Серёга обхватил её за плечи, пытаясь успокоить.
— Мне наверно в больницу надо, — жалобно прошептала Иринка.
— Да где же я тебе больницу найду? – Серёжка вылетел из машины, — Мы же с тобой в чистом поле.
— Серёжа, мне нужно в больницу…
— Солнышко, ну где же я тебе возьму, — он подошёл к ней, — Ты же говорила, что пока мы не доедем, ничего такого не будет…
— Но я же не знала!
— А должна была знать! – заорал он.
— Да откуда же мне знать! – заорала в ответ Иринка, трясясь от страха, — Я же в первый раз рожаю, мне страшно!
— Ну, ну деточка, зачем же так орать…
От спокойного старческого голоса раздавшегося рядом, Ирина ещё раз истерично вскрикнула и попыталась спрятаться за спину поднявшегося мужа. Но любопытство, прорвавшись сквозь страх, перевесило, и она осторожно выглянула. Они остановились возле довольно густой посадки, на краю весьма крутого оврага. Возле кустов стояла старая женщина, лет шестидесяти, если не старше. Выглядела она довольно бодрой, и возраст выдавали лишь её глаза. Что-то было в этих глазах, что-то старое мудрое, что Ирина невольно поежилась, пытаясь скинуть появившееся непонятное ощущение. Одета женщина тоже была не плохо. Длинная юбка, плотная шерстяная кофта, платок на голове, в руках корзинка, из которой нагло высовывались гигантские шляпки белых вперемешку с травой.
— Простите? – попытался завести разговор Сергей, отвлекаясь, чтобы помочь выйти Ирине из машины.
— Я спрашиваю, чего она так орёт, — проговорила старуха, подходя ближе.
— Она беременна.
— Это я и сама вижу. Такой живот бывает либо у беременных, либо у опившихся медовухи… Девятый? – спросила она уже у Ирины, по-деловому ложа руки на её живот. Молодая девушка кивнула, — Схватки начались? – снова кивок, которого не требовалось. Теплая морщинистая рука старухи сама уловила далекие спазматические толчки, — Двойня…
Рты молодой пары округлились в безмолвном: «О!» Старуха лишь криво усмехнулась.
— Машина-то ваша работает? – спросила она у Сергея.
— Да, но ехать куда?
— Садись, и её сажай, — остановила его робкие возражения старуха, — Сажай скорее, если не хочешь, чтобы она как крошка на дороге котилась…
— Серюнь, — севшим голосом прошептала Иринка, прижимаясь к мужу.
— Садитесь, — снова прикрикнула старуха, — Ну, что за бестолочи! Я дорогу показывать буду. Здесь недалеко хутор мой! Да, садитесь же!

Мир плавал и купался в роскошных радужных лучах. Боль вместе с рассудком уплывали в розовые облака. А потом появился голос. Иринка знала его, но не помнила откуда. Но точно знала. Предчувствуя что-то, она сразу попыталась отречься от навязчивых нашептываний, но голос не отставал.
— Посмотри, — позвал он, и Ирина повернулась. Перед ней в розовых облаках парили два малыша. Она заулыбалась и потянулась к ним. Но голос её остановил, — Не рожай их! Не веди зло в этот мир!
— Почему? – Иринка не могла взять в толк, почему не нужно рожать этих двух ангелочков, — Мои дочки!
— Одна из них сестра Каина…
— Каина? – переспросила Иринка. Это имя заставило её сомневаться, но желание иметь двух дочек было куда сильнее, и оно заставило придумать отговорку, — Но у Каина был брат – Авель…
— Другая сестра Авеля. Не веди их в этот мир. Оставь их смерти, у тебя будут ещё дети. Не веди этих на зло и мученичество. Оставь их нам….
— Я хочу этих! – закричала Иринка и кинулась к младенцам…

— Солнышко! – тут же появился рядом Сергей. Презирая тугую боль, скрутившую низ живота, Иринка подорвалась с постели, чтобы обнять его. Хотелось рассказать обо всём, что привиделось, но слова, словно колючие ёжики, застревали в горле.
— Девочки… Дочки… — смогла выдавить она много позже слезливой истерики, и ещё одного провала беспамятства. Лицо Сергея просияло. Он легко поцеловал её в лоб.
— Точно, две, — скрипнула, открываясь, дверь, и он, оглянувшись, добавил, — Красавицы!…

Зазвонил будильник, и Ирина открыла глаза. Сон закончился. Она судорожно выдохнула вобранный для полуночного крика воздух, и ближе придвинулась к мужу. Сергей спал, и ему не снились кошмары. Ирина вообще сомневалась, сняться ли ему какие-либо сны. Может, и снились, но он никогда о них не рассказывал. А вот ей снились. Не так часто, как когда её было двенадцать или двадцать, но достаточно. А этот сон. Она поёжилась. Сергей почувствовал это и повернулся во сне, чтобы её обнять. Уткнувшись ему в бок, Ирина почти снова задремала, но вернувшийся голос старухи разогнал остатки сна. Этот сон. Со дня рождения дочек прошло уже вот пятнадцать лет, и каждый год в ночь перед 13 июня ей снился этот сон-воспоминание. Слыша голос старухи накануне дня рождения девочек, Ирина снова и снова вглядывалась в лица дочерей, но не видела ничего. Сестры Каина и Авеля… Потянуло холодом и сыростью.
Ирина вспомнила, что нужно вставать, и, вдохнув воздух как перед прыжком в воду, рывком поднялась. Сергей что-то недовольно проворчал, но не проснулся. Чувствуя волну нежности, Ирина поцеловала его в щёку. Потом закрыла форточку, надела халат, и побрела на кухню. В темпе вытащила из холодильника пиццу, запихала её в микроволновку, включила чайник, яйцеварку и кофеварку. Когда всё это зашумело, засопело, она достала из шкафа сухой корм. Пулемётный треск сухих горошин о пластиковую миску, заставил появиться в кухне рыжего полусонного спаниеля. Осторожно переступив порог, словно тот мог взорваться, он уселся возле миски.
— Ешь, Чарли! – приказала Иринка, но он и не подумал ей подчиниться. Посмотрев на неё укоризненным взглядом, он улёгся на пол, тожественно уложив ушастую голову на вытянутые лапы.
— Если ты надеешься, что мы сейчас пойдём гулять, то глубоко ошибаешься, — Ирина вышла из кухни, а поскольку пёс на это не отреагировал, позвала уже из коридора, — Пошли будить девчонок, вредина!
Это подняло пса быстрее. Проскочив мимо хозяйки, он кинулся в детскую, и пока там затевалась суматоха, Ирина достала с антрисолей два упакованных подарка. На визг и собачий лай проснулся Сергей. Услышав кряхтение мужа, Ирина позвала его.
— А в чём дело? – поинтересовался он, выходя из спальни.
— Ты что забыл? – укорила его Ирина, и показала подарки.
— Чёрт, действительно, забыл! – спохватился он.
— В принципе я это чувствовала, — ответила жена, — За последние двенадцать лет ты сам об этом ни разу не вспомнил.
— Да, брось…
— Нет, серьёзно…
— Мам, отзови Чарли! Он уже меня всю измусолил, — детский вопль о помощи, смешанный с хохотом остановил начавшуюся перепалку.
— Чарли, ко мне! – позвал Сергей. Но рыжая бестия его проигнорировала.
Хохот и лай продолжались.
— Чарли, мальчик! – голос Ирины вошедшей в спальню следом за мужем заставил пса спрыгнуть с кресла кровати, где он атаковал ворох одеяла и прокрывала, под которым скрывалась Анютка. Едва натиск кончился, из-под подушки показалась взъерошенная голова пятнадцатилетней девчонки.
— Ну, и видон у тебя, — снова расхохоталась Алеся, увидев расплетённую и измусоленную косу сестры. Распуская пострадавшее от нашествия пса, сейчас вертевшегося у ног матери, произведение искусства Анюта расхохоталась следом.
Глядя на двух молоденьких одинаковых девушек, Ирина чувствовала необычайную сладкую гордость, оттого, что это её дочки. Она всегда хотела иметь дочь, но рождение этих двух превзошло все ожидания. Две девочки – близняшки. Сойти с ума! А представить, что прошло уже больше пятнадцать лет с их рождения становилось как-то не по себе. Кажется, совсем не давно, она, приходя с работы, начинала перестирывать за ними кучу пелёнок, которые накидал Сергей, сидя с ними днём. Совсем недавно, провожая их первый раз в первый класс, она хохотала, наблюдая, как заботливо её муж пытается завязать бантики двум одинаковым тайфунам в белых фартуках. Ссадины, шишки, синяки от всяких детских авантюр типа спасения Америки, потом «красные дни». Ирина не заметно для себя заулыбалась, вспомнив возведённые к потолку глаза мужа, когда она сообщила ему, что теперь расходы на гигиенические пакеты возрастут втрое. Пережив этот первый удар, в следующие другие, когда приходилось ворохам закупать нижнее бельё, и остальные женские принадлежности, он садился на пол рядом с Чарли, и, обнимая его, трагически говорил: «Вот что получается, когда в семье три бабы… Мужики остаются вне форы!»
И вот им уже пятнадцать. Им – пятнадцать!
— С днём рождения! – проговорила она слабым голосом, подойдя ближе. С облегчением и радостью она почувствовала, как её обнимают руки Сергея. У неё с мужем были серьёзные стычки, но всегда, когда ей нужна была его поддержка, он ей в этом не отказывал. И только за это она была ему благодарна.

Слёзы на глазах мамы Алеся заметила первой. Она подорвалась с постели, и по-детски обняв её, уткнулась лицом ей в грудь.
— Мамочка! – прошептала она, и тут же почувствовала, как с другого бока маму обнимает Анютка. Она посмотрела и увидела свою светлую макушку. Нет, вообще-то это была макушка сестры. Но они были так похожи. И не похожи… Прижимаясь к маме, Алеся вспомнила, насколько её близнец отличается от неё. Только внешне они копия друг друга, а на самом деле… Если и были в мире два столь различных человека, то это они. Они были двумя разными полюсами. Тихоня и зануда – Аня, и она. Она ненавидела учиться, ей всегда хотелось больше гулять и играть. А, став старше, она нашла новое развлечение. Мальчики. Ей нравилось встречаться с ними, тем более что нравилась она многим, и могла менять кавалеров хоть каждый день. Но Аня вдруг её обманула. Не в прямом смысле, но обман был. Она вдруг познакомилась с обалденным парнем. Алексей. На требование Алеси рассказать, где они встретились, призналась, что в библиотеке. Но разве такие там бывают?! Красивый, богатый, со своей машиной, работает. И что он в неё только нашёл?! Ну и что, что она похожа на неё, на Алесю. Ведь на самом деле в ней не было той самой изюминки, которая как говорили отличает Алесю от сестры. Что он мог найти хорошего в этой тихоне?
— Ну, и кого вы будете приглашать? – услышала она голос мамы, — На скольких мне готовить?
— А разве ты останешься? – вырвалось у Алеси, и она, закусив губу, посмотрела на отца. Он не любил излишнего проявления самостоятельности со стороны дочерей, и этот самый вопрос обсуждался уже не раз. Родители уйдут из дома только на восемнадцатилетие. А до этого момента все вечеринки лишь до полуночи, и под строгим присмотром.
— Конечно, солнышко. Мы же уже говорили об этом, — тихо, но твёрдо проговорила мама. И даже не глядя на неё, Алеся знала, что сейчас она смотрит на отца, упрекая за молчаливую угрозу ей и Ане. Она ласково потёрлась головой и мягкое плечо. Она любила маму, и всегда хотела, чтобы её любовь доставалась ей одной. Можно сколько угодно ругаться с отцом, и ничего не получить, но стоило в дело вмешаться маме, то спор выигрывался в её сторону. И эта сторона не всегда была стороной папы. Он в большинстве случаев сдавался перед мамой, перед её упёртостью, хотя сам был не менее упрям. От бабушек Алеся ни раз слышала, что из-за отцовского упрямства они с мамой, едва не расстались. Тогда мама, хотя и с трудом, но выиграла. В первый раз. Родители поженились, и родились они с сестрой. Алеся подняла голову. Они. Она и Аня. Ну почему ни она одна? Ведь не будь сестрички, всё принадлежало бы ей одной. И зачем им была нужна эта бестолковая тихоня?
— Мам, а что в коробках? – не удержавшись, спросила она, вспомнив о подарочных коробках, что они не успели взять.

— Смотрите сами, — Ирина подала коробки им, и с улыбкой стала наблюдать за тем, как они в нетерпении рвут цветную фольгу, торопясь добраться до подарков. В их склонённых у рукам головах было столько похожего, и… Она безмолвно ахнула, и закусила губу, почувствовав странную связь настоящего со словами старухи пятнадцатилетней давности. Впервые с того момента, она почувствовала правдивость сказанных тогда слов. Кажется, что прямо сейчас она могла бы сказать, кто из них, чья сестра. А то, что они были сестрами тех библейских парней, она сейчас не сомневалась. Она открыла рот.
Но земля качнулась, и она начала падать…

— Светлана Михайловна? – робко спросила оказавшаяся за открытой дверью женщина. Нет, не робко, поправила себя Света. Женщина спросила тихо, скорее всего из-за слабости от какого-то недомогания, но никак ни от испуга.
— Да, это я, — ответила она, и вдруг почувствовала… Она вдруг поняла, что эта женщина, которую она ждала всю свою жизнь. В жизни каждого человека бывает момент, когда он вдруг оказывается в неимоверной близости от действительных деяний бога или дьявола. Только не всегда это становиться заметно настолько, чтобы это мог понять каждый. Но ведь не вся масса людей глуха к подобным вещам.
Света была седьмой в роду ведуньей и знахаркой, всё это время от бабки к бабке передавалось предсказание. Вот эта женщина… Чуть полноватая, с большими живыми глазами цвета пасмурного неба с проблесками перламутра, за тридцать пять. Взрослеющая, но не стареющая, словно старость боялась прикоснуться к этим упрямым чертам лица, к этим руками, которые женщина сжала до посинения. Даже не касаясь их, Света знала, как они холодны. Эта женщина. С самого рождения Света знала, что эта женщина придёт. И ни к её потомкам, а именно к ней.
— Входите, — разрешила она, вспоминая о приличиях. Женщина склонила голову, соглашаясь с её решением, но не двинулась с места.
— Я с дочками, — проговорила она с нажимом, словно требуя об исполнении своего невысказанного требования.
— Да, да, конечно! Входите все! – растерялась Света. Ощущение злого рока, окружавшее женщину, расплылось по квартире, становясь практически осязаемым. Когда они вошли, Свете осталось только подивиться, как их много. Но лишь присмотревшись внутренне, она поняла, что одинаковые молодые люди, вошедшие вместе с девочками, были лишь их безмолвными сопровождающими. Ещё один мужчина в возрасте женщины стоял рядом с ней, призрачно обнимая её за плечи. Она же стояла, обхватив себя руками, откинувшись назад, словно реально отдаваясь под опеку невидимого спутника.
— Кофе? – спросила Света, желая, чтобы незнакомка почувствовала себя как дома, а не на сеансе психотерапевта.
— Нет, не надо, — вот теперь её голос был и вправду испуган. «Ей стало неловко, за то, что я начала суетиться», — с внезапным озарением поняла Света.
— Хорошо, прошу, — она широким жестом пригласила незнакомку и девочке в комнату. Для неё эта комната выглядела как всегда, но для пришедших девчонок она такой не показалась. Пятнадцатилетние подростки во все глаза смотрели на полки, коими были увешаны все стены этой комнатушки. На различные сувениры, привезённые Светой и её друзьями изо всех уголков Земли. Смотрели на алтарь. Здоровенную для обычной городской квартиры мраморную махину. В принципе она не была нужна Свете, разве что для произведения эффекта на различных искателей приключений, приходивших к ней с разными глупостями. Два громадных кожаных кресла привезенных из старинного английского монастыря. Кожа на них потрескалась, мягкие сидения и подлокотники за сотни лет превратились едва ли не в дерево, но Света их любила. Они помогали ей окунуться в атмосферу магии времени, позволяя, отталкиваясь от столь далекого прошлого, заглянуть в грядущее. Меж креслами стоял столик. Подарок одного друга из Египта, он говорил, что это когда-то принадлежало одному из древних храмов, но вряд ли это была правда. И, тем не менее, Света любила этот столик, как и кресла. На нём она часто раскладывала карты, кидала кости, разгадывала руны. Многое он пережил, и ещё переживёт, если достанется её дочери или внучке.
— Вы не могли бы… — позвала её женщина.
— Да? – тут же отозвалась Света, откинув далекие воспоминания.
— У девочек сегодня день рождения, и я хотела бы, чтобы вы им погадали, — женщина говорила торопливо и сбивчиво, словно боясь, что может что-то забыть и не сказать.
— Да, конечно, — согласилась Света, и, подойдя к столу, заняла своё привычное место. Женщина села напротив. Девочки – одна на подлокотнике, другая на скамейку у её ног.
— Может быть сначала книга судеб? – спросила Света, начиная сеанс. Она говорила с трудом. Взгляд молодого человека за спиной одной из девочек, словно железной ладонью перехватил её горло. «Мне нечем дышать… Я сейчас умру!» — но давление исчезло, и Света увидела лишь предостерегающее покачивание головой. «Их судьбы не для твоего знания…» И всё же леденеющими от борьбы пальцами она достала мешочек с костями и бабушкину тетрадь с ответами. Перекатывая кости в ладонях, как ловкий шулер, она прочитала пару коротеньких молитв, и, ссыпав кости в мешочек, и подала его той близняшке, что сидела у ног матери. Но пока та колебалась, руку за косточкой с номером сунула другая.
— Что теперь? – требовательно спросила она.
— Загадай вопрос, и достань первую же косточку. По её номеру найдём ответ в тетради, — Свете определённо не нравилась эта выскочка. И это была не простая неприязнь двух людей. В девочке и её хранители было что-то что пугало, и страшило, как какое-то древнее проклятие, которое читаешь на древнем источенном временем манускрипте.
— И по ответу на вопрос можно узнать свою судьбу? – спросила вторая девочка. Света всмотрелась в неё внимательней. Молодой человек за её спиной вёл себя весьма тихо. Не отвечал на нападки своего соседа, не делал никаких знаков Свете, лишь только с какой-то грустной нежностью смотрел на свою подопечную.
— Как тебя зовут?
— Аня… — тихо ответила девочка, но под строгим взглядом близнеца более громко и уверенно исправилась, — Анна.
— Красивое имя, — одобрила Света, смерив ещё одним неодобрительным взглядом другую девочку, — Это имя очень древней святой. Её сожгли на костре, а она просто делала то, что ей велел Господь.
— А я знаю! – снова встряла второй близнец, — Есть такая песня.
Святая Анна, прости нас грешных,
За то, что душу твою сгубили… — попыталась напеть она. Но замолчала, наткнувшись на взгляд матери, такой же взрослый и неудовлетворительный, как и у Светы.
— Кости действительно не определяют судьбу, но они могут кое-что рассказать о том, что ждёт человека в не слишком далеком будущем, — поторопилась вмешаться Света. Её не нравилась близнец Анюты, но и унижать её здесь ей тоже не хотелось.
— Вот! И меня зовут Алеся, — девочка протянула её косточку с цифрой. Взглянув на которую Света почувствовала, как её снова пробирает холодный озноб могильных объятий. Она огляделась, и увидела хранителя Алеси рядом с собой. Он изменился. Наклонившись вперёд, он показывал Свете своё истлевшее разложившееся лицо.
«Не надо», — покачал он головой, на практически разложившихся мышцах и мускулах. Его костлявая рука, с которой едва не падали гнилые куски мяса, накрыла её ладонь. И Света не выдержала. Она закричала громко и истошно. Оттолкнувшись от стола и дикого для любой психики зрелища, она вместе с тяжёлым креслом упала назад. Раздались одинокие короткие охи Ани и её матери, и грубый скребущий обидой смех Алеси. И последовавший вслед за этим резкий как выстрел звук хлёсткой пощечины.
Сползя с упавшего кресла на дрожащих от ужаса и стыда за произошедшее руках и ногах, Света поднялась. Её трясло. Её трясло по настоящему от смертельного дуновения древнего проклятия, тяготеющего над этой женщиной и её детьми.
— Уходите, — слабым голосом попросила Света, понимая, что ничто сейчас не поможет ей продолжить сеанс. И не только с этими людьми. Понимая, что она не справилась с тем, для чего предназначалась, Света понимала, что теперь ей потребуется много времени для того, чтобы очистить душу от мерзости, которую там оставило мёртвое прикосновение хранителя Алеси…

— Серёж, — по-детски, без всякого достоинства Ирина уткнулась в грудь мужа, дрожа от страха и истерики бившей её сознание.
— В чём дело? – его голос выдавал реальное раздражение, и неприязнь к её подобному проявлению слабости. Он не любил этого. С их ссоры в прошлом до рождения дочек, он привык видеть её сильной. Он защищал её, жалел, спасал, помогал, но что-то в нём всегда было против её слабости. Но он даже не представлял, насколько тяжело ей было сохранять этот сильный, неприступный семейным трудностям бастион. Каждый день, садясь за компьютер или машинку, она чувствовала, что это становиться всё труднее и труднее. Когда дочки были маленькими, это было если не легче, то проще точно. Было здорово вырываться из оков повседневности, чтобы унестись за отважными героинями в бесконечные дали фантастики и фэнтэзи. Но теперь, когда обещанная трагедия всё не происходила, становилось невыносимо от её ожидания. Ну, казалось бы, что в этом такого. Может быть один умный человек, если что-то не происходит в то время, что вы ему отвели, это совсем не означает, что это не произойдёт совсем…
— Серёж, — как было рассказать ему о том, что её мучает все эти пятнадцать лет. А в соседней комнате уже во всю гремела музыка, и рюмки в подвесном шкафу подрагивали в след топам толпы детей. Голос сорвался, когда в голове восстановилась картинка из квартиры гадалки. Когда она начала кричать с косточкой в руке. Потом падает… Она выглядела, как призрак, или как человек увидевший призрака, или покойника. И вот сейчас находясь далеко, Ирина была вполне готова поверить, что женщина действительно это видела. Уж слишком красноречивые были у неё глаза.
— В чём дело? – что-то в Иринином голосе всё же заставило Сергей насторожиться. Но не успела она ответить на это. Раздался звонок в дверь.
— Я открою! – донесся из прихожей вопль Алеси. То, что Сергей отвлёкся на её голос, позволил Ирине прийти в себя.
— Алёшка! – новый вопль Алеси, заставил её пойти в коридор.
— Пойду посмотрю кто там, — быстро, словно боясь, что муж сейчас опротестует её слова, проговорила Ирина и нырнула в благословенный полумрак коридора. И практически сразу столкнулась с высоким молодым человеком.
— Добрый вечер! – деликатно поздоровался он, пытаясь улизнуть от помощи Алеси, что снимала с него плащ, и при этом не наступить на Чарли, вертевшегося под ногами гостя.
— Кто там? – голоса Ани и Сергея слились в один, когда они оба появились в коридоре, одна выйдя из зала, другой из кухни.
— Лёша, — лицо Ани стало розовым даже в полумраке.
— С днём рождения, малышка! – расцвел молодой человек, вытаскивая откуда-то из-за спины огромный букет. Правда, ни он весь достался Анюте.
— Тебе, — он отделил одну часть букета, оказавшегося составленного из трёх, и протянул засмущавшейся вдруг Алеси. Но увернулся от её попыток его поцеловать.
— И вам, — ещё букет он протянул Ирине, — Поздравляю вас, у вас замечательные дочки…
— И что же, ты собираешься жениться на обоих? – с юмором спросил Сергей, ревниво придвигая к себе Ирину, подальше от взглядов молодого человека, словно бы он хотел прибрать к рукам и его жену.
— Пап! – воскликнула ещё более смущенная Аня, — Что ты такое говоришь?!
— Дорогая, тебе же всё равно придётся выйти замуж, — ответил Сергей смеясь.
— Но причём тут Алёша? – встряла в разговор Алеся, продолжая настырно, даже для взгляда родителей, а тем более Анны и Алексея, вешаться на молодого человека.
— Веди себя прилично! – вдруг вырвалось у Ирины, которой поведение дочери не понравилось, тем более что она видела тоскующий взгляд Анюты, которая очень хотела, но не могла позволить себе того же, что и сестра. Алеся послушалась, и Алексей, приободрённый поддержкой Ирины, прошёл вперёд и обнял Анюту.
— С днём рождения, малышка! – поздравил он ещё раз, и поцеловал её в губы. Пожалуй, в любой другой момент, Ирина разогнала бы бесстыдников, и отстукала бы дочь по губам. Но сейчас… По честному, она была просто счастлива за свою малышку. И этот поцелуй, даже с подозрением, что он был далеко не первым и единственным, ей понравился.
— Идите в зал, бесстыдники! – произнесла она, и хлопнула в ладоши. Испуганная Анюта тут же исчезла за дверьми, где вместе с сестрой была встречена громким весельем.
— Первый поцелуй дорого стоит, — шепнула Ирина молодому человеку, который задержался на пороге, чтобы всё-таки снять плащ.
— Что? – Алексей её понял. Она видела это по его глазам, но для Сергея он переспросил, — Вы о чём?
— Не потеряй её, — добавила она, и скользнула дальше в спальню.
— Постой! – Сергей кинулся следом за ней. Пройдя мимо парня, он хлопнул его по плечам, как бы одобряя, заглянул в зал, где играла какая-то медленная новомодная мелодия, подмигнул хмурой Алесе, поискал глазами Аню, и, найдя её в паре, пошёл за женой. Он догнал её уже в спальне. Она стояла возле стола и разглядывала полку с фотографиями. Сергей не любил эту полку. Не любил именно из-за фотографий. Лишь чувствуя свою вину перед женой, он не высказывал явного неодобрения, тем более вслух. Но мука видеть лица незнакомых мужчин, обнимающих его жену, преследовала его каждое утро. Она никогда не рассказывала ему о них, отнекиваясь, или говоря, что это просто её друзья. А вы видели друзей, у которых ваша жена сидит на коленях, а они обнимают её так крепко, как любовники? Она врала, а Сергей молчал и терпел, заставляя себя вспоминать о том их разрыве, едва не закончившейся потерей Ирины. Зато сейчас они вместе, у них две дочки. Но ревность за старые грехи, в которых жена была виновата по сути своей природы, не давала покоя.
— Его звали Миша, — проговорила Ирина, беря в руки одну из рамочек, словно угадывая, что именно она не нравиться Сергею больше всего. Её глаза на этой фотографии, где она была в объятиях долговязого худого парня, были самыми счастливыми. Счастливее, чем на их свадебной фотографии, — Мы встречались с ним некоторое время. Он относился ко мне, как к младшей сестрёнке, и всё же спал со мной… Он хотел иметь от меня дочку. «Чтобы была похожа на маму, с такими же большими глазами!» У нас ничего не получилось. Я потеряла его ребёнка… Тоже…
Сергей понимал, что происходит что-то совершенно невероятно. Иначе бы он никогда не услышал этих слов.
— Ты сказала «его звали»? – спросил он осторожно. Ему захотелось вдруг обнять жену, но что-то в её позе мешало ему это сделать.
— Он умер семь лет назад. Рак печени и язва желудка. У него была великолепная жена и сынишка, — улыбка Ирины блеснула в полумраке комнаты слезами воспоминаний, — Ты не представляешь, как он его любил. Обожал просто. Очень злился, когда я говорила, что Тёмка совсем на него не похож, — она замолчала, и слегка провела пальцем по стеклу, словно лаская умершего любовника, — Он начал сильно пить, когда я вышла замуж за тебя. Требовал, чтобы мы продолжали встречаться, иначе он себя убьёт…
— И вы встречались? – какие ещё слова даются человеку так тяжело? Сергей ощущал в себе желание удавить жену, но понимал, что теперь это безосновательно.
— Да, ещё некоторое время. А потом он снова начал пить, ещё сильнее, чем раньше, и даже я не могла его остановить. Лена – его жена, много болела, переживая за него. А мы с Тёмкой ходили по улицам, разыскивая его, сначала после получек, а последние два года перед его смертью, каждый день…
Сергей вспомнил, как Ирина как раз в то время, о котором говорила, уходила по вечерам из дома, говоря, что идёт побегать, а потом зайдёт к Юльке поболтать. И потому её возвращениям около часу-двух ночи, он не удивлялся. Юлия была её давней подругой, и он на собственном опыте знал, что болтать они могут бесконечно. А вот оказывается, что было на самом деле.
— Артём уже год, как в армии, и регулярно пишет мне письма, называя «мамой Ириной», — Ирина и сама не понимала, зачем она всё это рассказывает мужу. Может быть этот чёртов сон, а потом инцидент у гадалки довели её до такого. Предчувствие неминуемых бед сводило с ума, но рассказать о них мужу почему-то не хватало сил. Казалось бы, что обратить грядущее невозможно, а значит, пусть уж будет страдать она одна. Тем более что мог сделать любой из них, в случае если голос из её сна прав? – Пишет, что скоро придёт в отпуск, и зайдёт. Совсем, как ты… — она заулыбалась, вспомнив, то, как Сергей чуть больше шестнадцати лет назад зашёл к ней в последний день своего зимнего отпуска. Улыбнулась, и тут же расплакалась. Вдруг стало так тяжело, горько и больно. А перед глазами поплыла алая вода в ванной. Вот когда нужно было умереть. В тот день, перерезав себе вены. Тогда ничего бы этого не было. Ничего из этого кошмара. Может быть другой кошмар, но в котором с позволения бога не было бы места страшному предсказанию для неё и её дочек.
— Ну, успокойся, всё будет хорошо! – попытался успокоить её Сергей, но сделал ещё хуже. Фразу «всё будет хорошо» Ирина ненавидела с самого детства. Ей всегда казалось, что именно с неё начинаются все самые страшные несчастья и злоключения.
— Не говори так! – выдохнула она, откидывая фотографию, и поворачиваясь к мужу, — Не говори так. Хорошо никогда не бывает. Это не реально! – она попыталась улыбнуться сквозь слёзы, — Юлька как-то сказала, если у вас всё хорошо, не волнуйтесь, это не надолго…
И началась истерика.

Алеся сидела в кресле и дулась. Дулась на всех и вся. На мир, на родителей, друзей, Алёшку, а сильнее всего на сестру. Эта тихоня в который раз обыграла её. Надо же ведь. Лёшка пришёл на их день рождения, но поздравил только Анютку и маму, а о ней, Алесе, словно забыл. Да, конечно, он подарил ей цветы. Но это так мало! Вот сейчас они с Анюткой танцуют медляк, а Алесю никто не приглашает. Большинство приглашенных ребят, были ровесниками Алеси и Ани, и от этого их больше интересовали алкогольные напитки, кем-то притащенные, чем девчонки, даже такие хорошенькие, как именицы.
Алеся подобрала ноги, поудобнее устраиваясь в кресле. Под ненавязчивую музыку сами собой закрывались глаза. Возникали какие-то картинки, которые исчезали, стоило кому-нибудь слишком громко что-то сказать, или чем-то звякнуть, но на место пропавших приходили новые. В какой-то момент она почти уснула, Чужие звуки по-прежнему врывались в её сознание, но они уже не мешали развёртывающему сюжету сна… Она ехала на мотоцикле…

В свете фары появлялись и исчезали в ночи деревья, безмозглая мошкара долбилась о ветровое стекло, и иногда порывом встречного ветра сносилась на Алесино лицо. Она без шлема. Её волосы свободно реют над плечами, откидываемые назад ветром.
— Мне страшно! – слышит она голос и вспоминает, что позади сидит сестра. В Алеськином шлеме, судорожно обхватив её руками, она снова и снова повторяет: «Мне страшно лисичка!». Она всегда так называется Алесю. Мама зовёт их Ньют и Леся, а они друг дружку… Впрочем, нет… Алеся зовёт сестру всегда одинаково «Анюта», ну или иногда «Анна». А сестринское прозвище «лисичка» ей нравилось, не смотря на то, что ко всяческим коверканьям имён она относилась с огромным предубеждением. Ещё больше подозрений вызывала её лояльность к наименованию «лисичка», так как Алеси вообще мало что нравилось из того, что говорила и делал сестра.
— Приехали, — сказала она, останавливая мотоцикл на берегу реки.
— Правда? – Анютка выглядела очень смешно. В шлеме её волосы сильно наэлектризовались, и сейчас стояли диковинным одуванчиком вокруг её головы.
— Правда, правда, — подтвердила Алеся, спуская к воде, попутно раздеваясь, — Ну ты идёшь или нет? – она в нетерпении оглянулась на сестру.
— Ты серьёзно решила купаться? – переспросила она, всё же начиная осторожно спускаться по песчаному откосу.
— А ты думаешь, мне была охота ехать 60 км только для того, чтобы посмотреть на своё отражение? – Алеся хихикнула. Она уже совсем разделась и стояла по колено в воде, — Мне хватит тебя в качестве отражения, — она расхохоталась и с разбегу кинулась в воду.
Анюта ещё несколько мгновений стояла на берегу, раздумывая, но смех веселящейся в воде сестры перевесил её сомнения, и она начала раздеваться…

— Поздравляем! – крикнули гости. Алеся сдержано улыбнулась им, возвращаясь в реальный мир. Сколько лет этим воспоминаниям? Меньше трёх лет…
— Горько! – крикнули гости с дальней стороны зала, — Горько! – подхватили все.
Алексей поднялся и подал руку ей. Она поднялась следом. Их поцелуй был холоден, даже несколько безразличен. Глядя на мужа, Алеся вдруг поняла, что в его глазах по-прежнему видит Анюту.
В ту ночь, когда они ездили купаться, Анюта, выходя на берег, поскользнулась, а, падая, ударилась о камень. Пробила голову. Боясь везти её в таком состоянии на мотоцикле, Алеся кинулась за помощью, а, вернувшись с людьми, поняла, что опоздала. Шевелясь в беспамятстве, Аня скинула повязку с головы и умерла от потери крови…
Потом были дикие глаза матери потерявшей голову, и похороны после которых та слегла в больницу, где пробыла больше двух месяцев. Был потерянный вид отца, с которым тот уходил на работу, приходил с неё, сидел дома в выходные. Он словно не знал, что ему теперь делать. Алеся тогда не раз заставала его доставшим с антресолей их с сестрой игрушки, и перебирающим их со слепым недоумением. Она помнила, как мама тогда попросила принести ей Мэмми, забавную игрушку-собачку шарпей. Отцу было некогда, и пришлось идти Алесе, хотя врачи и предупреждали, что её мама пока не должна с неё встречаться.
Только тогда в больнице услышав дикий вопль матери, Алеся первый и последний раз пожалела о том, что произошло с сестрой. Но возможность остаться единственным ребёнком со столь любимыми родителями, стоила непривычной тяжести в руке того камня…
— Горько! – Алексей снова поднялся. В своих движениях он напоминал автомат, запрограммированного робота. Но Алесе было на это наплевать. Она заставит его себя полюбить. Мама же привыкла к одному сложенному креслу-кровати в Алесиной спальне. И пускай, она продолжала раз в две недели менять наволочки на той подушке, Алеся больше не видела её слёз. Правда, фотографий на полочке в спальне стало гораздо больше…

— Ну, и какие новости вы хотите услышать? – молодая доктор частной гинекологической клиники сидела напротив Ирины, и рассматривала её поверх очков с задорной усмешкой.
— А какие есть? – может быть, она чем-то неизлечимо больна, всё-таки в это году ей уже тридцать девять. Правда это не возраст, учитывая, что её мама прожила значительно больше. Ей было пятьдесят девять, когда она слегла. И даже так она прожила ещё четыре года. Хотя, слава богу, что не дотянула до гибели Анюты. Её она любила больше всех. Игорь – Иринин брат – ведь своих редко привозил. Да и что. Ему самому уже сорок шесть, своих двоих внуков воспитывает, Антон давно женился, да и Оксанка готовиться. Всё-таки уже восемнадцать…
— Есть и плохие, и хорошие…
Вот интересно. Оказывается в ней есть ещё что-то, что вызывает хорошие новости. Анекдот какой-то!
— Начинайте с хорошей.
— Вы беременны, но рожать в вашем возрасте опасно…
Мир закружился и поплыл. Безмолвно застонав, Ирина поползла со стула, слыша в голове тихий голос: «у тебя будут ещё дети, оставь этих нам… не веди их на зло в этот мир…»

Артём поднял голову и осмотрелся. На кладбище было пусто и спокойно. Яркое мартовское солнце светило горячо и ласково, согревая своим теплом замёршую за зиму землю. Птицы за оградой пытаются петь, предсказывая лето. Но они ошибаются. И Артём это знает. Вот уже пять лет, он приходит сюда, один раз в году – 23 марта. На следующий день снова начнётся зима, но в это день природа словно забывает о стуже, одеваясь в весну.
— Пап, смотри! – Мишка подлетел к нему откуда-то из зарослей, что-то крепко сжимая в кулаке. Наклонившись, чтобы рассмотреть, Артем увидел голову маленькой зелёной ящерицы.
— Отпусти её, она ещё сонная. И иди к маме. Я сейчас!
Отпущенная ящерица тут же исчезла в прелой прошлогодней траве. А Мишка уже мчался к сидевшей у входа Олюшке.
Артём снова посмотрел на могилы. И даже яркое солнце не спасло его от ледяного озноба. Четыре могилы в ряд. Родители и дети. Они не были родными Артёма, тем не менее, он был с ними связан. Это началось с его отца, когда в его жизни появилась мама Ирина. Правда для него она была просто Ирина. Мамой она стала Артёму за пару лет до смерти отца. Для настоящей мамы, она была подругой с работы отца. Артём знал другую тайну, но не собирался её никому рассказывать.
И до армии, и после, он поддерживал с ней близкие отношения, и знал обо всём. О гибели одной из дочерей, Ани – её могила была в центре. О неудачном замужестве другой, Алеси, которую муж, через две недели после свадьбы зарубил топором, а потом сдался ментам. Его посадили, а Алесю похоронили. Рождение Мишутки. Гибель маминого мужа в пьяной аварии. Ещё одна могила со стороны Ани. И смерть самой Ирины. Пять лет назад на новый год её сердце не выдержало всего на неё свалившегося. Её могила разделяла могилы дочерей.
— Пап! – снова позвал Мишутка. Артём махнул ему рукой. Мишка не был ему настоящим сыном. Когда умерла Ирина, Мишутке, которому тогда было чуть больше года, оказался никому не нужен. Её брат был слишком стар, а племянники слишком озабочены своими собственными проблемами, чтобы заниматься двоюродным братом. Так же было и со стороны Мишкиного отца. После смерти Сергея ни одна из его сестёр ни разу не навестила Ирину. Её собственные похороны Артём устраивал сам, с маминой помощью, хотя она и не была этим довольна. Мишке грозил детдом, а Артём не мог этого допустить.
Олюшка, его жена, долго не понимала, почему она должна воспитывать чужого ребёнка, но после рождения Иринки всё её недовольства ушли.
— До свидания, мам, — Артём ещё раз поправил букет в вазе, и пошёл на призывные махания Мишки и Иринки. Держа мать за руки, они все вместе стояли у ворот, и что было силы махали, зовя его к себе. Торопясь к ним, Артём вдруг понял, что, в жизни не смотря на все неприятности и несчастия, хорошее всегда повторяется. Вот, например… Мама Ирина появившегося на свет белобрысого худого мальчишку назвала Миша, и Артём подозревал, что не просто так. Поэтому свою дочь назвал в её честь.
«И этим двум вряд ли грозит какое-либо предсказание» — мелькнула странная, словно чужая мысль, но Артём отмахнулся от неё, как от первой проснувшейся мухи.