Тропинка начиналась у самого основания стоящего на вершине сопки дома. Лишь гаражи и открытые, ободранные, стоящие на высоких опорах толстые трубы теплотрассы отделяли лес от дома. Редкий, с истоптанной землей, без травы и подлеска, он очень скоро, через несколько десятков метров набирал силу, все более и более скрывал следы человеческой жизни все более высокой, сейчас желтой и жесткой травой, кустарником с еще не облетевшими листьями, первой, еще не сморщенной, красивой, опавшей листвой. Чуть спустившись, тропинка обегала занятый человеком гребень сопки, и отсюда, снизу, следы его жизни проявлялись упавшей сверху бетонной балкой, сброшенным под откос остовом автомобиля. И мощными каменными осыпями со слоистыми, почти ровно прямоугольными валунами — последствиями взрывных работ при строительстве этого, последнего городского дома.
Когда-то, во времена незапамятные, детские для города, здесь была тайга. Судя по размытым фотографиям конца 19-го века — плотная, всегда сумрачная, с высокими мощными, тесно стоящими деревьями. Лишь на берегах, подступая к чистому морскому песку, росли березы и липы, акации, клены и дубы. Лес нужен был городу, и сопки вокруг бухты Золотой Рог, других окрестных бухточек и заливов быстро оголились. Но там, где место не было занято человеком, природа за прошедшие десятилетия взяла свое, заменив хвойник на поднявшиеся сплошной стеной дубовые леса с вкраплениями кленов, азалий, акаций, дальневосточных лиан. И теперь, исподволь, незаметно, но постоянно и упорно этот лес отстаивал себя, поглощал выбросы города, подступал все ближе к жилью.
Тропинка же, перебежав через небольшой холм, бывший в прошлом отрогом покинутой вершины, расставшись, наконец, с занятой, заселенной сопкой, устремилась вниз. Когда-то это было самое узкое место долины, продолжающейся к морю до бухты Тихой. В противоположной стороне этот узкий створ открывался в поперечную долину, названную долиной Смерти. Очень недалеко, в пределах километра от тропинки, через узкое место была насыпана дорога. И ущелье меж сопок превратилось в глубокий, страшный в ненастную пору овраг. Подступы к нему, особенно сейчас, на солнце, ясным осенним днем были живописны. Старые дубы перемежались молодыми тонкими кленами. Стелился начинающий желтеть подлесок. По склонам, с еще зеленых кочек, свисала длинными прядями трава. Темно-коричневая, почти черная земля была раскрашена пока немногочисленной опавшей листвой. Тропинка обрывалась на дно оврага крутым, скользким на сырой земле, спуском. Широкое ложе зигзагами вилось дальше, было заполнено нанесенной летними дождями землей, перемешанной с мелкими камнями, с останками ветвей. На большей части стен вода смыла дерн, обнажив камень сопок, разъев его, сделав похожим на старую выщербленную кладку. В самом низу, то и дело пропадая в камнях и земле, неслышно тек маленький ручеек. Глубина каменных стен иногда превышала человеческий рост, но еще выше, уже на земляных скатах оврага, виднелись следы летних бурных ливневых потоков.
Противоположный склон, где, чуть в стороне от спуска, появлялась тропинка, был более пологий. Чуть заворачивая влево, беря подъем наискось, тропка ровно, почти без извивов вела на юго-восток.
Лес, по мере удаления от оврага, становился более пышным, выглядел ярко, уже украшенным осенью, с еще почти не облетевшей листвой. Подступая иногда вплотную к тропинке, он нигде не нарушал ее бег. Земля под ногами изредка сменялась выступами каменного подножия, мягкими ковриками короткого темно-зеленого мха, пятнами серого лишайника. Заросли вокруг изменялись — то становились густыми, оплетенными лианами, с большим количеством невысокой молоди, то свободными, светлыми, состоящими из старых, относительно редко стоящих деревьев. По мере подъема становилось суше, и даже легкий ветерок прорывался сквозь кроны.
В одном из светлых, относительно открытых, мест тропинка подошла к сооружению старому, явно рукотворному, но забытому. Широкий, метра два в диаметре, добротно сложенный из природного камня круглый толи остов колодца, толи какой-то фундамент. Кладка лишь кое-где была нарушена временем. Но с внешней стороны земля поднялась до самого верха, да и внутри подзаполнила пространство, забив глубокие щели, покрывшись мхом, сросшись с камнями. Меж камней, местами вытолкнув, сломав связку, прошли многочисленные корни. Остов этот, замшелый, потрепанный временем, тем не менее вполне гармонировал с лесом.
Иногда тропинку пересекали глубокие, заполненные лесным мусором — обломками веток и молодых стволов, обрывками травы, камнями и листвой, борозды. Шрамы, оставленные августовскими тайфунами, когда неудержимые потоки воды устремлялись по чуть более низким местам, сметая и таща за собой все на своем пути. Некоторые, более глубокие, врезались в склон сопки не один год, и даже сейчас, пустые и сухие, передавали впечатление от силы стихии.
В нескольких сырых ложбинках давным-давно были сделаны мостки. Настеленные по большей части из березовых стволов, они, не смотря на годы, на изъеденные тлением поверхности, на прогнившие лаги, подломившиеся и подвязанные перильца, еще вполне служили. И круглые, не отесанные топором, аккуратные бревнышки как нельзя более кстати были среди леса, не нарушая его вид гладкими, выпиленными на станках, досками.
Поднявшись к вершине на три четверти, тропинка побежала по склону, обходя сопку. Сам склон становился более пологим. И чуть впереди окружающий лес изменился, насторожил чувства, заставил внимательно осмотреться. Тропинка вывела на просеку. Но просеку столь старую и заросшую, что только несоответствие возраста деревьев и большее количество кустов, тянущееся полосой, снизу вверх, показывало, что когда-то здесь была вырубка.
Тропинка пересекла просеку и, чуть поднявшись, вывела на пологий восточный склон. Уже плохо различимая, она раздваивалась и одной частью поворачивала вниз, теряясь среди деревьев. Старые, раскидистые кроны здесь были густы, и лучи солнечного света пробивались сквозь них выше, у гребня сопки. Второе ответвление тропинки бежало меж деревьев туда.
На пологом, почти ровном склоне возвышались среди деревьев несколько невысоких холмиков. Одни из них в большей степени, другие в меньшей создавали впечатление искусственного происхождения. Здесь тоже были каменные кладки, сложенные кольцом или полукругом, но гораздо более разрушенные, почти бесформенные, заваленные землей и заросшие.
Тропинка же, минуя холмы, уверенно поднималась к вершине. Все больше становилось света, все реже росли деревья. И вот, наконец, рубеж. Вершина была плоская и широкая, и от границы леса не был виден ее противоположный край. Сама граница была резко и четко очерчена — среди травы, пропадая началом в месте, куда должна была выйти заросшая просека, пролегла старая дорога. Уверенно можно было сказать, что тут давно никто не ездил. Но ходили. Толи специально вымощенная хорошо сохранившимся камнем, толи укатанная в свое время до скального основания сопки, она могла дать фору иным современным проселкам. Коротким извивом она выводила к очередному, только более высокому, заросшему кустарником и колючкой, расположенному прямо в центре вершины, холму. И, огибая его, дальше, по гребню, минуя неглубокий распадок, вела к соседней сопке. Ступив с дороги в сторону, продравшись через заросли, чуть поднявшись по склону холма, можно было увидеть, что холм этот, хоть и без следов камня и кладки, — остатки толи крепостного люнета, толи стрелковое укрепление охраны. И дальше, уже явные, хорошо сохранившиеся, эти холмы-укрепления — валы и рвы — тянулись с небольшими перерывами вдоль всей дороги, прикрывая ее со стороны далекого моря, через ложбину, к самой высокой среди окружающих вершине. Выделяясь серопесчаным цветом среди густо-желтой, с редкими остатками зелени, травы, где более ясная, где узкая, сжимаемая кустарником, дорога вилась по гребню-водоразделу от одного холма к другому. И каждый из них скрывал старые укрепления. Перевалив за главную вершину, уже спускаясь, дорога снова вступала в лес, прячась в нем пересекала заросший деревьями и кустарником, внешне не приметный вал, скрывающий подземные коммуникации. И заканчивалась у высокого обрыва, открывающего вид на бухту Горностай.
С тыльной, противоположной от моря стороны главной вершины, лес подобрался почти к водоразделу, скрывая едва приметное ответвление дороги и также хорошо укрепленные казематы. И развалины кирпичных домов гораздо более поздней постройки.
Весь этот комплекс укреплений и центральные, расположенные на самом верху, среди многих следов базировавшейся здесь когда-то воинской части, по прежнему господствовали над живописными, видимыми вдалеке бухтами, над лесистыми долинами, над соседними сопками, над видимой отсюда частью города. Запущенный, забытый, захламленный, но по-прежнему величественный Форт Суворова. Заросшие, по большей части замурованные, казематы по-прежнему были прикрыты мощными валами и рвами. Ливневые стоки, созданные век назад по-прежнему надежно отводили воду, оставляя подходы сухими. Глубокий ров, вырубленный в скале, окружающий центральные укрепления и выходы потерн, с мощными, не смотря на следы дождей и ветров излучающими силу даже сейчас кофрами, по-прежнему поражал воображение.
Форт последней в мире морской крепости…
Старые дороги всегда куда-то ведут…
———
Люнет — открытое с тыла укрепление, состоявшее обычно из одного-двух валов, со рвом впереди и прикрытое с фланга.
Каземат — защищенное от попадания снарядов и бомб помещение в крепости, предназначенное для укрытия гарнизона.
Кофр — мощное угловое укрепление (постройка) для флангового обстрела рвов, с несколькими амбразурами для орудий.
Потерна — подземный ход сообщения, тоннель в фортификации.