Meчтой

Мечтой

Ветер сдувал все тепло, но мальчик, который привлек ее внимание, казалось, не замечал этого. Расслабившись, он в одиночестве сидел на скамье, позволив холодному воздуху играть расстегнутой одеждой. Короткие черные волосы топорщились взъерошенной прической, серебряное колечко блестело в ухе. Мальчик лениво посмотрел в сторону девочки, и равнодушные глаза скользнули куда-то мимо ее фигуры. Он закинул ногу на ногу и на мгновение глянул ей в лицо – его лицо, которое сразу ее очаровало, – тонкое, злое, холодное…
Сама девочка не была злой, только рассерженной, но сердила ее жизнь, одинаковая и бесконечная, в которой часто не хватало денег, друзей и интересных моментов, которые стоило бы запечатлить. Не колеблясь, она направилась к мальчику:
– Не подскажите, сколько сейчас времени?
Мальчик, следивший за ее движениями, чуть-чуть поддался вперед, и она успела заметить легкие очертания его тела, просвечивавшие сквозь тонкую рубашку.
– Что? – переспросил он, и от этого слабого движения осеннее пальто упало, спрятав его рубашку и тело.
– Сколько сейчас времени?
Мальчик чему-то улыбнулся, а потом кошачьим движением вытянул вперед левую руку, натянув рукав пальто, обнажив кисть и предплечье. Глядя прямо в глаза, чаруя хитрой улыбкой, он вывернул руку тыльной стороной навстречу взгляду девочки. Она автоматически посмотрела на часы и отшатнулась.
Желтая сукровица затекла за рукав и пропитала манжет. Черный тромб словно губы впился во вживленный циферблат. Нержавеющая сталь и стекло были заляпаны и наскоро протерты. Стрелки равнодушно двигались по бесконечному кругу.
– Прости, – прошептал мальчик. – Я недавно менял батарейки.
Девочка сделала два шага назад. Ее губы задрожали. Она отчаянно попыталась осознать увиденное.
Снятые с кожаного ремешка часы продолжали идти, пересчитывая секунды, и, хирургически внедренные в запястье, они внутренней стороной плотно прилегали к венам и сухожилиям, а боковыми гранями были намертво стянуты с кожей запекшейся кровью.
Девочка словно оттолкнулась от мальчика и, как во сне, поплыла прочь, сохраняя твердым выражение лица. Сзади раздался издевательский смех, но она проглотила его.

Их новая встреча произошла следующей осенью, и девочка сразу же узнала мальчика. Она сидела в маленькой кофейне со знакомыми и полдничала. Перед ней стояли кружка с «Арабиком» и блюдце с лимонными пирожными. Девочка слушала болтовню подружек и не знала, куда деть руки. Она то клала их на стол, то прятала в карманы, сжимала-разжимала пальцы и вертела в руках мелкие предметы. Когда появился мальчик, она как будто уже ждала его прихода, потому что все это время непрерывно смотрела на дверь.
Он объявился с хлопком двери и своей прошлогодней улыбкой. Черные волосы на этот раз были приглажены, а макушка выкрашена в зеленый цвет. Он не стал задерживаться в проходе, а уверенно направился к девочке и остановился рядом, засунув руки в пальто и оттопырив карманы. Только она, не двигаясь, осталась сидеть, исподлобья следя за ним.
– Привет, – сказал он и наклонился к ней.
– Привет, – ответила она, даже не заметив, что ее больше не волнуют его движения.
– Привет, – с любопытством сказали знакомые, но мальчик не заметил их.
– Как у тебя дела? – спросил он у девочки, только она не ответила, предпочитая просто смотреть на него. Но потом вдруг резко встала, оставив подружек и недопитый кофе, и вышла, не закрывая двери. Девочка знала, что мальчик пойдет за ней.
Но он не торопился, как будто на самом деле ничего не хотел. Она уже начала надеяться, что все обойдется, когда мальчик появился откуда-то сзади. Он слегка прикоснулся, положив ей руку на бедро, легонько потянул, прижимая к себе…
Но девочке это не понравилось – она оттолкнула его резко, спихнув руку, и не оглядываясь, поспешила по улице, но он, как хотелось бы, не отстал, а зашагал рядом, не давая расслабиться – она чувствовала его учащенное дыхание…
Девочка увеличила скорость, ей показалось, что теперь она летит над этой улицей, мимо этих ларьков, афиш, не замечающих ничего людей, но если эта метафора была верной, то мальчик тоже летел, только его полет не был фантасмагорией чувств, его резкие движения скорее напоминали движения хищника: черного коршуна, желтого тигра, красного дракона.
И уже через несколько секунд он сорвался со своей диспозиции и напал стремительно – мальчик грубо схватил девочку за руку и потащил куда-то в подворотню. Она вскрикнула – тонкий голос добычи, увидевшей когти и зубы хищника, – забилась в истеричном прозрении, почти потеряла равновесие и едва не упала. Мальчик удержал ее. Вывернув руку, он затолкал девочку в один из открытых подъездов и потащил вверх по лестнице.
Она едва не сошла с ума – от страха, боли, неизвестности. Плача, плача, она, плача, ненавидела мальчика, желала ему только смерти, мучительной и неотвратимой смерти… А он улыбался, как будто читал все те образы, которые мелькали у нее в голове. Возможно, так оно и было, потому что в какой-то момент он не выдержался, прижал ее к холодной стене и приласкал, поцелуями, своими прикосновениями…
Она сопротивлялась, выкручивалась, отнекивалась…
Но он не давал ей шанса уйти.
Сорвал, как афишку со стены, и потащил дальше – вверх, туда, где собирается горячий воздух…
Придерживая одной рукой, он другой достал из кармана ключи, и, улыбаясь ей во всю ширь, открыл замок, отворил дверь и затолкал ее в темный проем. Девочка обо что-то споткнулась, упала на пол, ударилась головой.
Она, ничего не соображая, закрылась руками, и уткнулась носом в пол, не понимая… Мальчик не стал утруждать себя, поднимать ее, он просто схватил ее и волоком потащил через всю прихожую в зал. Она поцарапалась о порог и ударилась об дверь.
В полутемной гостиной чьей-то квартиры, наверно, точно такой же, как и та, в которой Раскольников убил Лизавету, мальчик удовлетворил свои желания.
Сорвав свои-ее одежды, он заставил ее кричать, прикасаясь только губами… вылизывать гениталии, расстирать на теле органы, играть с ягодицами, кричать от отвращения и улыбаться, не боясь подавиться…
Все сложные буквы рассыпались, образовав простые слова. Все метафоры скукожились, опустившись до первобытного состояния. Все мысли оказались заняты ушами и волосами, распущенными по телу, как непотребные желанья. Девочки плачут, мальчики смеются.
В конце сексуальной игры, он принес из кухни нож. Холодный отсвет против ожидания оставил ее равнодушной. Голый, он склонился над ней голой.
– Разрешишшшшшшь? – спросил он.
«Удивления хочешшшшшшшшшь?» – услышала девочка.
Все еще находясь трансе, она протянула руку и прикоснулась к металлу, а мальчик слегка повернул лезвие и потянул на себя, рассекая режущей поверхностью ее кожу, но девочка даже не вздрогнула, вяло наблюдая за темной струей.
– Ну? – напомнил он.
Она промолчала…
Тогда он прижался к ней, вздрагивая, словно в первый раз, весь такой неуверенный и недопонимающий:
– Пожалуйста…
«Добежим, – в голове проносились какие-то слова… – До фонтана…»
– ПОЖАЛУЙСТА.
– Добежим, – пробормотала она в ответ своим мыслям, но он понял ее по-своему.
– Больно, – спустя секунду пробормотала она. – Больно.
Он не ответил. Занятый операцией-пародией, мальчик упер кончик ножа в живот девочки, и чуть-чуть надавил, раздирая кожу, а потом вспорол, и быстрее, чем скорость света, опережая последние девочкины секунды, которые кровавым кашлем выходили у нее из груди, склонился над умирающим телом. Снова возбуждаясь… теперь мгновенно, прижимая эрогенными зонами кровь, теплую, хлещущую и ласкающую, он, уже не успевая за ее жизнью, занялся садистской любовью, проникая в нее через ножевое отверстие. Сквозь серебристую дымку, девочка чувствовала прикосновения к внутренним органам – толчки и глубинные взрывы боли, раздирающие нервные окончания, уносящие последние мысли. Но еще она чувствовала его руки, массирующие ее тело, его запах и его мысли… А он в ее глубине чувствовал затухающие судороги, слизь и жесткую эластичность органов, испытывал смесь вагинальных и оральных ощущений и погружался в море гремучих взрывов сумасбродного, расходящегося веселья.
Девочка закричала прежде, чем мальчик испытал оргазм.
А прежде чем она умерла, он сорвался. Обхватив ее руками и ногами, покатился по полу, со всех сил вжимаясь в ее дырку на животе. Но уже через несколько секунд замер, оставив переплетенные тела, склеенные кровью, распростертыми – прижавшимися покрепче, растворявшимися… ослабевая…

Ручеек крови просочился под дверью, и, оказавшись на лестничной площадке, густыми каплями стек по ступенькам, собравшись в скользкую лужицу возле перил.