1 СЕНТЯБРЯ
Двор школы обнесен забором,
а в остальном все так же, как при нас,
когда еще гремел по коридорам
наш самый шумный, самый лучший класс.
Когда мы и не думали, наверно,
что школа с грустью вспомнится потом.
Когда казалось необыкновенным
той девочки потертое пальто.
Когда еще прямой была дорога
и я летел, как бабочка на свет…
Я постою
и подышу немного
дыханием четырнадцати лет.
УЗОРЫ НА СТЕКЛЕ
Как были благостны и сладки
восторги наших первых зим!..
Там простодушные лошадки
возили тару в магазин.
И вился пар от губ до холки.
Всепонимающе на нас
сквозь снег смотрела из-под челки
(немного грустно) пара глаз.
Навозом пахло, свежей смолкой
и черным дегтем – от колес…
Вот на такой лошадке елку
привозит Дедушка Мороз!
Мы постигали по порошам,
по песням славным и лихим,
как это славно – быть хорошим,
как это скверно – быть плохим.
Что зол буржуй, фашисты – злее,
что наши всех их победят!
Что в нашем славном Мавзолее
рядком два «дедушки» лежат.
Там, под стеклом, в тяжелой раме.
На них сияют ордена.
Их больше нет. Но оба – с нами!
И с ними вместе – вся страна.
…Ночь, подоконник. Мне не спится.
Лед продышав, смотрю на двор.
Мороз. Все плавится, троится –
узор, узор, еще узор…
* * *
В костяном переплавили тигле,
что еще не успели забыть…
Сколько лет как мы с вами притихли
над вопросом – что делать? как быть?
А давно ли огульно и дерзко
мы неслись закусив удила,
понимали в колбасных обрезках
и совались в морские дела?
Был ли, бабушка, девичий вечер?
Был ли мальчик? Была ли любовь?
Ампутирован мозг, изувечен.
А на черепе нет и следов…
СТАРЫЙ ДОМ
Никого навстречу, ни души.
Сумерки, подсиненная высь.
Под ногой похрустывает лед…
(Здесь давно никто тебя не ждет).
Высоко деревья поднялись.
Покури немного, не спеши.
Не спеши, вот здесь остановись.
Может, вспомнишь тех, кого забыл.
На балконе сушится белье.
Здесь чужое в общем-то жилье.
И с тех пор, как жил ты здесь и был,
высоко деревья поднялись.
Подойди поближе, не спеша
каблуком окурок придави.
Посмотри, ты видишь? – три окна:
никому как будто не слышна,
голосом восторга и любви
здесь осталась я, твоя душа.
ПОСЛЕ ПОЛУНОЧИ
Посуда – на полке, дочитан «Мальчиш Кибальчиш»,
и сохнут пеленки, и дочки уснули давно…
Скажи мне, мой друг, отчего ты не спишь? и молчишь,
и – как в мирозданье – задумчиво смотришь в окно.
И скоро будильник сорвется внезапно, – а ты
все думаешь думу, все грезишь о чем-то, мой друг,
пытаясь вглядеться в холодный узор темноты,
пытаясь постичь фонаря ослепительный круг…
ВОСПОМИНАНИЕ О КРОКОДИЛАХ
Бушлат матросский, кортик на ремне,
и под столом – подводная каюта…
А на четвертом – девочка Анюта…
Лучок зеленый – в банке, на окне…
И воробьи… И день такой хороший!
И мы еще уверены вполне,
что крокодилы кушают калоши.
МАРИНА
В ту по-летнему яркую осень
(в привилегию длинных волос)
та девчонка, что нравилась очень,
изберет себе имя – Атос…
Дамы Сердца мне не хватило
в этом новом раскладе ролей.
И сказал я соседке:
– Марина!
ты возлюбленной будешь моей.
Не Кошунская ты, для начала,
будешь просто – Мари де Кошу!
– Хорошо, – она мне отвечала, –
я у бабушки только спрошу.
Я со школы бежал что есть силы
(я едва не попал под трамвай!)
– Ну, спросила, Марина?
– Спросила…
только слушай, не перебивай.
И – вздохнула:
– Рыцари, дамы…
Кто такой этот твой д`Артаньян?!
Ведь дворяне – они феодалы,
угнетали несчастных крестьян!
Что же, нету достойней примера?
Все от партии ты получил!
Вы позорите честь пионера!
Не тому ведь вас Ленин учил!
– Но, Марина! Ты книгу читала?
Есть и фильм… Не сходи же с ума!
– Это… бабушка мне сказала…
Но хочу я добавить сама:
если хочешь дружить в самом деле,
то порви с этим – прямо сейчас!
Не такими вас видеть хотели
те, что кровь проливали за вас!
Вы – к дворянам, а мы – из народа.
Не могу я – как внучка и дочь…
И поджала она подбородок.
Ну, как бабушка, прямо точь-в-точь…
Отвалило и тронулось детство.
Что же дальше? – пока я не знал.
…Словно верх одержали гвардейцы,
усмехнулся седой кардинал.
* * *
Ну конечно, ветер пахнет детством!
Я один стою на сквозняке.
И могу глядеть – не наглядеться,
как буксир проходит по реке,
как за баржей тянется дорожка…
Высоко, почти у ранних звезд,
метропоезд, как сороконожка,
медленно ползет на метромост.
Так стою – и словно ветром сдуло
мусор дрязг и мелочных проблем.
– Память! ты опять меня кольнула
огненным зигзагом буквы «М».
И пока еще не отдышался,
в ста шагах от речки в стороне,
в лунном ореоле показался
дом знакомый – девочка в окне.
Вот она – уже стоит у пирса.
Только взгляд осмелился поднять.
И в перила черные вцепился,
так и не посмев ее обнять.
Вот их двое – девочка и мальчик.
С ними ветер. Кончился апрель.
И увозит их речной трамвайчик
далеко… за тридевять земель.
