1.
Вам, тем, кого заинтересуют эти строки, с радостью поведаю событие, всколыхнувшее душу до самого дна, которое никогда не забудется.
Душа моя, в юности особенно, всегда стремилась к необычайному, желала видеть новое, чудесное, познать все чудеса света. Отец поощрял эту мою страсть, и я часто отправлялась в дальние путешествия, верхом или пешком, с ним или без него.
У нас перебывали люди самых разных сословий и профессий, но, так как город был портовым, наиболее частыми гостями были морские офицеры, молодые люди, любящие веселиться и веселить. Среди них был товарищ моего детства, доброжелательный ко всем и не по годам мудрый, с ним можно было говорить на самые разные темы, он был моим близким другом, а я — его.
В нашем тесном кругу неизменно присутствовал молодой человек, любящий меня и не скрывающий этого. Чувства были взаимными, все знали о наших планах, в глазах других мы были супружеской парой.
Однажды в его доме собрались гости. Никто из приглашенных не стеснялся в словах и манерах, все прекрасно друг друга знали. Тут наш хозяин, ненадолго задержавшись в дверях, легонько втолкнул в комнату совершенно не известного никому человека.
— Прошу любить и жаловать – Миллеран, лейтенант морского флота, мой друг и собрат по учебе! Я стал, как видите, сухопутной крысой, а он – морским волком, но мы давние приятели. Ну, заходи же, мы ждем!
Это была фамилия «маринов», семьи потомственных моряков, а значит, известна многим. Но ее представителей мало кто знал в лицо, тем более – младших ее членов, поэтому все с интересом разглядывали незнакомца. Судя по словам, он был мне почти ровесником, но выглядел совсем как мальчик. Невинное лицо с тонкими чертами странно было видеть у человека в военной форме, но им нельзя было не залюбоваться. Чуть выдающиеся скулы и зеленые глаза формы миндальных орехов добавляли ему толику пикантности. Словом, дамы остались довольны, мужчины – не слишком. Ответив на приветствия, он присел, потупившись, и сначала показался растерянным и не понимающим, как попал сюда.
Когда все разошлись по комнате, новый гость встал у окна, не обращая ни на кого внимания. Настроение мое было веселым, захотелось ради шутки расшевелить «робкого юнца»:
— Добрый вечер! Разрешите с вами познакомиться?
— Миллеран, если не помните. Моя фамилия Миллеран.
— А я Энни! Для вас — просто Энни!
— Хорошо, Энни.
Он посмотрел на меня внимательно и снова замкнулся, глядя куда-то сквозь.
Я была озадачена. Что сказать на этот раз? Сдаваться я не желала.
— Почему вы не с гостями, а скучаете в одиночестве?
— Я не скучаю, отчего вы так решили? Я смотрю на звезды и думаю о многом…
Немного встрепенувшись, он произнес тихо:
— Я покажу их на небе, если вы желаете.
Мы вышли на балкон. Молодой человек показывал небесные светила и созвездия, называя их со знанием дела. Я почти ничего разобрать не могла, но радовалась, что разговорила гостя.
— Как вы различаете их?
— Координаты и ориентиры нужно знать, чтобы в море не затеряться.
— Море — какое оно?
— Море нельзя описать словами, его можно познать, только сроднившись с ним, отдав ему душу. Это наша мать, первородная стихия, в которой зародилась жизнь и куда мы все возвращаемся когда-то…
Он говорил словно сам с собой, не обращаясь ко мне. Теперь это был уже не ребенок, сбежавший с занятий, сказанные слова были не юношескими. «Парнишка себе на уме», решила я, но сделала еще попытку.
— Человек вы образованный, молодой и привлекательный! Должно быть, вы не чужды веселых забав, любите развлекаться с друзьями?
— Меня все это интересовало раньше. Но не теперь. Сейчас только с морем я дружен, лишь оно мне и осталось…
— Пойдемте к гостям, нас уже, наверное, заждались!
— Что ж, раз вы этого хотите – идем.
И покорно пошел за мною.
Да, он был миловиден и на других не походил, но по нраву мне не пришелся. Взгляд его был отсутствующим, сам он казался то равнодушным, то высокомерным. Друзья мои были людьми открытыми, искренними, я не привыкла к тем, кто прячется внутри себя, не понимала их и не любила.
Однако полностью скрыть чувства и ему не получилось. Несколько мужчин, по неписаному обычаю помучить новичка, сразу пустили в ход тяжелую артиллерию:
— Оказывается, в вашем семействе такие красивые барышни! Позвольте поцеловать ручку?
— Как это вы решились выйти замуж за одного из этих мрачных нелюдимов?
С первого же вопроса молодой человек вспыхнул до корней волос, но не ответил ничего. На его детском личике были написаны стыд и обида, даже не за себя, а за свой древний клан, но он не знал, как поступить именно сейчас и именно здесь. Ответь он в том же духе, все вошло бы в свою колею, но в этом-то искушен он и не был. «Он еще мальчик», мстительно поджала я губы. «И как смешны его потуги казаться взрослым!».
Наконец, терпение его лопнуло, лицо помрачнело, он готов был уже приступить к массированной атаке, — но этому, к счастью, помешал приход частого здешнего посетителя, адмирала эскадры, где он нес службу. Юный лейтенант, видимо, не был обойден вниманием адмирала и ходил у него в любимцах, так как тот признал его сразу. Остановив взор на молодом человеке, он удивленно вскрикнул:
— Ба, и ты здесь! Как вам удалось вытащить его в свет?
— С большим трудом, адмирал.
— Не сомневаюсь. Впрочем, рад тебя видеть. Ты поглядишь на людей и покажешь себя, может, это пойдет тебе впрок.
Тот сейчас же перебазировался поближе к адмиралу, словно ища у него защиты.
С юношей пытались заигрывать, он отвечал метко и порою неожиданно. Видимо, женские штучки ему были привычны; все попытки разбивались о лед.
— У вас взгляд хладнокровного убийцы, готового без сожаления уничтожить жертву.
— Вы правы, так оно и есть.
Все затихли, пораженные.
Затем вступила другая:
— Если бы у меня был корабль, согласились бы вы стать его капитаном?
— Вряд ли. Женщина на корабле – плохая примета.
И снова все поразились такому ответу. Но тут уже взорвался адмирал:
— Миллеран, оставьте эти выходки! Немедленно убирайтесь и на досуге подумайте о своем поведении! Вы всем здесь надоели вашими глупыми шуточками!
Тот не моргнул глазом и довольно усмехнулся. С готовностью отдав честь, он откланялся. Адмирала просили простить и оставить шалунишку, особенно «пострадавшая», но он был непреклонен.
— — Мальчик и сам не верит в предрассудки, но словно ищет случая нарваться на подобные слова. Он совсем не таков, каким хочет казаться, строго его не судите.
Когда все ушли, я спросила:
— Зачем ты его привел? Он невесть кого из себя строит и в гостях, видно, бывать не любит.
— Мы знакомы давно, дорогая, я пытаюсь помочь ему хоть как-то. Это личность незаурядная. Пока он не на службе, то живет затворником, хотя легко бы мог стать сердцеедом и весельчаком. Он словно не решается жить и радоваться жизни, а жаль.
В этот же день я уговорила адмирала взять себя в плавание, решив не упускать случая. В день отбытия эскадры я с радостным удивлением встретила на корабле старого своего знакомого, и с неприятным — недавнего, не полюбившегося мне. Теперь у него были отличия в форме и нашивках. Подойдя для приветствия, он бесстрастно произнес:
— Вы Энни, правда ведь? Думаю, мне заново представляться ни к чему?
Чего угодно я могла ожидать от этого странного человека, только не этих слов. Я решила не спускать подобного обращения и ответила в тон:
— Разумеется, нет, я прекрасно вас помню, лейтенант Мильеран (я чуть исказила фамилию, чтобы это заметили все), — и с насмешкою ему подмигнула. И точно, разве такого чертенка забудешь!
У «чертенка» брови немного поднялись вверх от удивления.
— Миллеран, Энни, и капитан-лейтенант, — поправил он меня с видом оскорбленной добродетели. Значит, этого малыша повысили в звании? Чудеса!..
Всех это поддразнивание привело в восторг: «Так его, дайте ему жару!». Слышались фразы и не такие беззлобные, хотя тогда на них никто не обратил внимания.
Нельзя было не заметить — его приказания беспрекословно выполняли даже недавно равные по званию, не споря и не ослушиваясь. Сам он также исполнял приказы в точности, но выслушивал их без подобострастия и иногда позволял себе высказывать мнение. И, что удивительно, — с ним считались! Порой его приглашали к командиру судна вместе со старшими по званию. Словом, несмотря на юный возраст, его здесь ценили.
В свободные же часы на палубе, в шатре, или «скинии», он со всеми держался на равных, ничем не показывая превосходства, однако предпочитал молчать, не делая резких движений, не смеясь, будто ото всех отрешенный. Не всем такое приходилось по вкусу; впрочем, я обращала внимание на эти детали потому только, что все мы были в одном помещении. Мне вполне было достаточно общества моего любимого собеседника, с ним было уютно и весело, мы понимали друга с полуслова и прекрасно проводили время.
Однажды произошел удивительный казус. Все шло своим чередом, каждый занимался, чем хотел. Я, как обычно, разговаривала, остальные играли в карты, Миллеран стоя беседовал с одним из сослуживцев. Вдруг некто, сидевший поодаль, внезапно вскочил с места:
— Миллеран, зазнайка, выскочка! Думаешь, если тебя из-за смазливой мордочки повысили в звании, ты можешь задирать перед нами нос! Так я еще больше разукрашу тебе ее! – и бросился в его сторону. Его удерживали, хватали за руки, но он вырывался, точно раненый зверь, и, казалось, уже мог нанести удар, ведь рядом с ним Миллеран казался таким худеньким и тонким! Но тот, не пошевелив и пальцем, не повышая голос ни на полтона, произнес:
— Сейчас отправляйтесь к себе в каюту. Приступайте через полчаса к своим обязанностям.
Сразу сменив и голос, и позу, забияка вытянулся в струнку и спросил:
— Разрешите идти?
— Идите.
Метнув злобный взгляд, офицер побрел к себе, тихо бормоча:
— Черт бы его побрал! Как он это проделал? А с виду такой сопляк…
У всех на лицах было изумление, раздались восхищенные возгласы, но молодой человек словно ничего не слышал. Лицо его побледнело и казалось огорченным. Тут я впервые почувствовала к нему симпатию, подумалось, что похвал он и верно достоин.
Вечером было еще светло, и я, захватив рукоделие, вышла полюбоваться морскими пейзажами. Послышались шаги, к шатру направлялись Миллеран с одним из своих товарищей. Первый был спокоен, как прежде, второй – взволнован. Зайдя в шатер, они начали разговор.
— Ну, что ты скажешь на этот раз? Ждал ты такого от знакомого и сослуживца?
— Нет, я не ждал этого.
— Сегодня тебя спасли мужество и хладнокровие, а что завтра? Если тебе нравится носить личину безразличия ко всем и вся, будь хоть осторожным, никому не доверяй!
— Ты преувеличиваешь. Таким пустякам не стоит придавать значения.
— Да тебе-то, безумец, почем знать, что пустяки, а что нет! Если ты не ставишь ни в грош свою жизнь, то разве она тебе одному принадлежит? Если погибать, то в бою с неприятелем, а не от рук завистника!
— Завистника? В чем, по-твоему, мне можно завидовать?
— Не кажись глупцом! Разве место тебе среди нас, — в свои года ты всех превзошел! Я кое-что смыслю в морской службе, а понимаю, что с тобой не стою и рядом! Ты рожден командовать, и этот талант непростительно закапывать!
— Ты меня оцениваешь не по заслугам. К тому же я не стремлюсь сделать карьеру.
— Да карьера здесь причем? В тебе горит Божья искра, недавно твой взгляд все вокруг освещал! Зачем винить себя и казнить? Люди погибли, так уж вышло, но ведь виноват не ты один! Их не воскресить — так что из этого! Забудь о прошлом, расправь крылья! Душа твоя рвется к опасному, сложному, ты об этом мечтаешь!
— Может, в чем-то ты и прав. Но теперь, думается, уже поздно что-то изменить…
И затем:
— Уже поздно. Пора.
Было уже действительно поздно, стемнело; подождав их ухода, я пошла к себе.
В следующие дни общества Миллерана, казалось, даже избегали, чему он был только рад.
2.
Немного времени спустя на нас напали, корабль пошел ко дну. Все пришло в замешательство, я не смогла попасть ни в одну лодку, хотя пытались помочь многие, и отчаянно барахталась в волнах. Увидев днище старой лодки, я ухватилась за него, как за последнее спасение, и пыталась вынырнуть. Затем подбросило на гребень волны, что было дальше – уже не помню. Последнее, что осталось в памяти – удар обо что-то твердое.
Память возвращалась не скоро и с трудом. Где я, в мире живых или мертвых? Почувствовав резкую боль, я догадалась, что жива и на суше. Потом услышала слова: «Прошу вас, откройте глаза, очнитесь!» — голос точно вздрагивал и умолял. С трудом разжав глаза, я увидела человека, заботливо склонившегося надо мной . Это был почти мальчик; щеки его были в крови, волосы слиплись от морской воды. Глаза его распухли, лицо было измученным. Почему он здесь, кто это?
Вглядевшись, я смутно стала припоминать его. Такой странный разрез глаз, скулы немножко выдаются… Эти черты забыть невозможно!
— Миллеран!
— Да! Вы пришли в себя, какое счастье!
Правда, это был действительно он. Но теперь в его взгляде попеременно читались отчаяние, ужас, тревога и радость, он был переполнен чувствами. Верилось в это с трудом, хотя не было еще понятно, кто я сама и кто такой он.
— Просто молча полежите, — погладил он мои волосы.
Немного отдохнув, я смогла сесть и заговорить.
— Как мы здесь оказались? Кажется, мы плыли на корабле?
— Мы выжили с трудом. Я схватил лодку и поймал вас, но нас все же смыло волнами. Они трепали нас долго, я и сейчас дрожу от холода. Плаваю я хорошо, но еще немного – все было бы кончено.
— Так вы меня спасли! Но вы сами чуть не погибли!
— Нам повезло, и здесь моей заслуги нет. Но я мог надеяться на жизнь, а у вас шанса не было вовсе, но вы так не хотели умирать!.. Нас выбросило на берег и раскидало в стороны. Я долго искал вас, а потом… так долго пытался привести в чувство! — и отвернулся, зачем-то сильно потерев глаза.
Затем он произнес озабоченно:
— Нужно отойти подальше от берега – скоро снова будет прилив.
Мы с большим трудом встали. Молодой человек тоже полностью не пришел в сознание и, хотя старался это скрыть, чуть не падал на землю. Словом, обоим было невмоготу. Но все же он отвел меня далеко в сторону.
— Провести ночь придется здесь. Я ненадолго отлучусь.
Через некоторое время он пришел, что-то неся с собою.
— Вот ракушки и морская капуста, подкрепите силы. Их немного, но это съедобно.
— А вы есть не станете?
Миллеран только отмахнулся.
Открыв глаза после забытья, полного ужасных видений, я увидела, что он сидит в той же позе, видимо, не смыкая глаз всю ночь.
— Где мы, что делать будем?
— Судя по звездам, мы на одном из маленьких островов. Видите, впереди горы, а возле них обычно есть деревушки. А невдалеке тропинка – вероятно, протоптанная людьми. Пойдемте по ней – горы недалеко.
Мы побрели по дороге. Местность была холмистой, идти было трудно. Моя нога неловко подвернулась и я чуть не упала.
— Это вывих. Я смогу вправить его, потерпите немного. Ложитесь.
Я вскрикнула от резкой боли.
— Пока идти будет трудно, но путь нужно продолжить. Я вас на руки возьму.
— Вы?! Меня?!
— Не беспокойтесь, сил у меня достаточно.
И юноша, недавно столько перенесший, легко и быстро поднял меня и крепко прижал к себе.
Наконец я оказалась на земле.
— Вот деревня. Я знаю язык этих людей и попросил о помощи. Пищу и ночлег они дадут, пока этого хватит. Позже я еще кое о чем попрошу.
Нас привели в одну из хижин, там были только лежанка, скамья и циновка на полу, но мы были рады и тому, что под крышей дома и рядом с людьми.
Принесли еду. Я набросилась на нее, все подряд поглощая, но вдруг заметила, что ем одна.
— А что же вы?..
— Мне приятно видеть, как вы утоляете голод! — добродушно улыбнулся молодой человек.
Мне стало стыдно. Я отошла, и тут уже было видно, что он проголодался гораздо больше меня.
— Теперь спите, а у меня в деревне кое-какие дела. Я попозже приду.
С наслаждением потянувшись, я быстро уснула.
Открыв глаза, я увидела, что мой спутник не спит. Он сказал довольно:
— Я упросил дать нам припасы и одежду. В горах есть река, а внизу рыбацкие селения, из нашей страны тоже. Возможно, нас согласятся отвезти на остров, где есть порт.
— Так вы почти не спали? Даже духа не перевели — вид у вас такой утомленный!
— Я мужчина.
Больше он не ответил ничего.
Поблагодарив жителей, мы ушли. Путь лежал вверх; наконец, показалась горная речушка.
— Приведем теперь себя немного в порядок.
О каком порядке может идти речь, если оба мы – воплощенный беспорядок? Однако реку было видеть приятно. Я с удовольствием пила чистую воду и плавала, пытаясь помыться и отчистить волосы и тело.
***
Выйдя из воды, я почувствовала прикосновение. Мой спутник теперь напоминал мальчишку, уличенного в шалости – щеки его пылали.
— Вы свободны? Вы не заняты?
Я важно ответила, все же припомнив его прошлое обращение:
— Да, я свободна, Миллеран.
— Мне нужно вам что-то сказать, послушайте меня, прошу вас, умоляю!
Что мешает ему говорить? Какой все-таки он странный, этот парень! Я сказала подбодряюще:
— Я выслушаю вас с радостью! Зачем же спрашивать разрешения? О чем вы хотите мне поведать, Миллеран?
— Со мной такое впервые… я и от себя скрывал. Я видел вас боровшейся с морем, нес на руках… мне стыдно… не смею сказать… думаю, вы поймете… ударьте, убейте меня, — а молчать я не в силах!
Он отошел в сторону и упал на землю в изнеможении.
Я отшатнулась в ужасе.
Ах, негодяй! Бесстыдник! Как он смеет! Что себе позволяет! – на моем лице было все красноречиво написано.
— Да, вы правы. Я противен сам себе…
Не зная, что делать еще, я, чуть не плача, повторяла, как недавно мне он:
— Опомнитесь, наконец! Придите же в себя! Миллеран, Миллеран!!!
Ответом было молчание.
И тут до меня, наконец, дошло, с головы до ног пронзило меня осознание! Тот, которого я бранила сейчас, такой смешной и молоденький, — был и остается моей единственной надеждой остаться в живых… Стал моим – и останется!
Я робко коснулась его плеча. Он весь дрожал, был слышен стук сердца. Тут я затрепетала тоже, сердце забилось быстрее, нахлынули непонятные ощущения, новые, неизведанные, к ним сейчас стремилось все мое естество. На волне страсти и желания я уже не владела собой, губы словно сами прошептали:
— Чего же вы ждете? Я рядом… Миллеран…
***
Думаю, такого исхода не ожидал никто из нас. Но никто и не жалел – это был настоящий праздник! В нас бился фонтан, доныне скрытый; боль и сладость, яркость и нежность, союз и сражение — то, что порой нельзя ощутить ни разу в жизни – свершилось здесь и сейчас, за это недолгое время. Оба словно испивали из живого источника, черпая драгоценную влагу и щедро ее отдавая. Что это было, как произошло – неважно, никто из нас до сих подобного не познал. Поведать все словами не получится, это можно лишь испытать.
Затем мы лежали на земле, тихо разговаривая ни о чем:
— Я снова могу жить.
— Теперь ваше имя — мой талисман!
— Имя? Но ведь это моя фамилия – Миллеран?
— Для меня она будет именем.
И мы весело рассмеялись.
— Теперь уже вам надо поспать, — сказала я. Впрочем, этого можно было не делать.
3.
Перевалило за полдень; пришлось долго идти, пока не показались жилища. Было видно несколько кораблей – и ветхие лодки, и довольно большие парусные судна.
— Нужно узнать, куда они отплывают и кто их хозяева, может, они не рыбу, а невольников, ловят.
У меня промелькнула неожиданная чисто женская мысль, как помочь делу, о ней мой спутник бы не подумал.
— Есть там, внизу, другая тропа?
— Должно быть, есть, ведь люди ходят не только по горам.
— Может быть, дождаться утра и сделать вид, что мы шли по ней?
— Зачем? Вы что-то задумали, я прав?
— Я предлагаю нам переодеться в женское: я – в деревенское платье, а вы в мое.
Его было не обмануть:
— Не много ли мне чести стать вашей хозяйкой? Может, все-таки – наоборот?
— Делайте так, как сказала вам я!
— Только ради вас.
Для полноты образа я растрепала волосы и испачкала лицо грязью.
— Помогите мне справиться с платьем, со всеми этими крючками и застежками.
В женском платье он, со своей миниатюрной фигуркой и густыми волосами, казался девушкой, изящной и нежной, что, конечно, большого удовольствия не могло ему доставить. С нескрываемым отвращением оглядел он себя:
— Браво, Энни. Я не сомневаюсь, что изменился полностью. Но что же все-таки за мысли в вашей головке?
— Надо в любом случае остаться живыми. Давайте покажемся женщинами, попавшими в беду. Если хозяин судна порядочный человек, то поможет; а если работорговец – женщин сразу не убивают. Вас заставят просить о выкупе, я буду за вами ухаживать. За прислугой следят меньше, если что, я выручу нас обоих.
— Так-так. Я догадывался о ваших хитроумных замыслах, и снова вам предлагаю быть собою. Выручить нас, скорее, у меня лучше получится. Ну, а я тоже собой останусь — думаю, защитить вас сумею.
— И сами погибнете. А что вы прислуга, никто не поверит — слишком вы для этого хороши.
— Право, моя внешность доставляет мне одни неприятности! Я себя изуродую, – он безнадежно вздохнул.
— Только посмейте! Теперь подождем, пока все уснут, пойдем по дороге и покажемся как можно более жалкими.
Наутро владельцы и капитаны суден с удивлением заметили на берегу двух полумертвых женщин, даму со служанкой. Одна была молода и хороша собою. Другая тоже утомилась, но была бодрее и показалась рыболовам даже краше хозяйки.
Их еле привели в чувство; первой очнулась служанка:
— Прошу вас, помогите нам! Мы так измучились!
— Да откуда вы взялись?
— Мы шли по дороге, госпожа упала без чувств, потом и я. Мы ехали в порт, корабль затонул… Не знаю, как осталась в живых госпожа, я-то всего натерпелась, а она!..
— Как же вас повезли, видя погоду?
— Сама не знаю. Капитан сразу мне не понравился, очень уж на пирата смахивал.
— Твоя госпожа концы скоро отдаст, откачаем ее, чтобы потом не отвечать за вас.
Женщина простонала:
— Какая боль!
— Вы, наконец, очнулись! Эти добрые люди нам помогут.
Когда обе оправились, то стали просить перевезти их в портовый город. Наконец, один рыбак из жалости согласился помочь.
— Только ради твоих румяных щечек! — шутя, ущипнул он служанку за одну из них.
Прибыв на остров, мы собрались переодеться. Впереди, однако, ждало испытание, пожалуй, самое тяжкое. Нас окружили люди с оружием; силы были неравны, я едва удержала друга от ответного нападения. Вскоре пришел их хозяин, и здесь туго пришлось!
— Милая девушка, не откажитесь погостить у меня! Сколько, зависит от вас! Ну, а ты кто такая?
— Я бедная служанка моей госпожи! Не разлучайте нас, мы пойдем, куда хотите!
— Как ваши имена?
— Я Анна, а ее зовут… чертовски сложная фамилия, вы уж спросите ее.
— Позвольте узнать?
— Моя фамилия Миллеран, — от слов ему явно хотелось перейти к действию.
Как можно так рисковать? Пришлось снова вмешаться:
— Да, она звучит похоже на прозвище одной моряцкой семьи.
— Идемте за мною, решим, что делать.
Когда мы пришли в усадьбу, нам объявили:
— С вами мы сейчас же поговорим, а ты оставайся пока здесь. Я закую тебя в цепи, если не будешь послушной. Прочь с глаз моих!
Это уже что-то! Нас оставили вместе, я могу увидеть многое. Главное, чтобы вел себя, как надо, Миллеран. Надо добиться с ним встречи… «Нужно обоим спастись», повторяла я, как заклинание.
Через день, бросившись на колени, я зарыдала:
— Прошу, скажите, что с госпожою?
— Она рабыня, как ты, только цена ее дороже. Она взаперти, но молчит – тем хуже, будет продана.
— А если ее приодеть, причесать, так не узнать будет! Кто, как не я, умеет это проделывать!
— Ты, такая грязная и рваная? Тебе и в кухне не место – все запачкаешь.
— И я раньше щеголяла в кружевных наколках! А как в беду мы попали, – нешто не измениться. Разрешите за ней ухаживать!
— Будь по-твоему.
И это была победа! Не зря я с детства знала народный диалект! У Миллерана так бы не получилось…
Вечером меня привели в комнату, где были наряды, скорее всего, с чужого плеча, и женские принадлежности. Поразмыслив, я взяла кое-что и вошла туда, где сидел, печально повесив голову, мой товарищ.
— Я вас не надеялся встретить! — обрадовался он
— Вы меня недооцениваете. Мы будем видеться чаще; я узнала — конюх любит выпить, по ночам спит крепко. У сторожа ружье, но где пониже, лошадка перепрыгнет.
— Все это сведения полезные! Бегите одна, не обременяя себя мною!
— Нет, только вместе!
— Я не потерплю, чтобы меня вызволяли вы! Нет, этого не будет! Мне до смерти надоели эти нелепые тряпки! Я мужчина, офицер флота, моя фамилия Миллеран!!! Это мне должно оберегать вас! Это так и никак иначе!
Он вскочил в ярости, полный непреклонности и решимости. Его глаза пылали пожаром, он был способен совершить что угодно, чтобы на деле доказать сказанное.
Вот она — настоящая, подлинная его суть! До сих пор этого я не видела! В душе юноши горел огонь всегда и вырвался, наконец, наружу! Неугасимое невозможно погасить!
Но именно сейчас нужно было это скрыть. И я кинулась к нему на грудь, как на костер, умоляя:
— Прошу вас, подождите, успокойтесь! Ради нас… ради меня!
Он с трудом сел на место и ответил, задыхаясь:
— Я не прощу себе, что мои цепи сбиваю не сам, мне легче умереть, чем терпеть это. Но ради вас я готов на все. Чего вы хотите от меня?
— Просто сидите вот так, выпрямив спину. Я сделаю из вас настоящую красавицу.
Моими трудами остались довольны. Моего друга придирчиво осмотрели и ухмыльнулись:
— Пожалуй, покупателей будет немало! Куколка, как вы смотрите на завтрашнюю смену хозяина?
Вдруг, неожиданно для всех, тот, с ловкостью пантеры, с ненавистью бросился на своего мучителя и, наконец, сделал, что хотел.
Подхватив меня на руки, он кинулся вниз по лестнице, разбил окно, и мы выскочили.
— Где кони?
Я показала на конюшню, где крепко спал выпивший конюх. Развязав узел на одной из лошадей, мы пошли туда, где стена была ниже.
— Вы умеете управлять лошадью?
— Умею.
— Я в этом не смыслю. Правьте вы, а я сяду сзади.
— Но это опасно!
Но меня уже посадили вперед.
Лошади удалось перескочить сквозь стену, и мы поскакали. Наш побег заметили, послышались крики, лай собак, раздались выстрелы. Несколько пуль попало в спину того, кто был сзади, голова его упала на мои плечи – и я помчалась во весь опор, хлеща лошадь кнутом. Куда, в каком направлении, я не знала, понимая только, что его голова — на моем плече! Он может погибнуть! Нет, этого не будет! Мы или умрем, или выживем – но вместе! Но мы выживем, мы должны остаться живы! Он снова спас меня, этот неукротимый дух не стерпел унижения! А я не потерплю его боли и стонов! И я неслась, как амазонка, помня лишь одно – его голова на моем плече! Его кровь — на моей душе!..
Лошадь упала, не выдержав быстрой езды. Что делать? Я стала звать на помощь, и этих криков нельзя было не услышать. Подошли двое мужчин:
— Что стряслось, девочка?
Я показала на Миллерана.
Один из них, вглядевшись, поднял того с земли, и мы пошли к небольшому домику. На стук выглянула пожилая женщина, сонная и недовольная.
— Что у вас, бездельники? – проворчала она. Но, взглянув на раненого, всполошилась:
— Заносите ко мне ее и уходите, а ты, девушка, останься здесь.
Из последних сил я выдавила:
— Спасите его!
— А, так это – он!
Женщина разглядывала раны, обрабатывая их и перевязывая. Встав, она проговорила:
— Дело плохо, он и умереть может, надо ждать до завтра, — если выживет, может, и выздоровеет, но ему долго худо будет.
Меня трясло, я услышала только: «Может умереть» и упала головой о стол в отчаянии. Хозяйка подала чашку с травяным настоем и с неожиданной ласкою сказала: «Не плачь, девушка. Парень он крепкий, все образуется».
Здоровье, выносливость и молодая кровь не пустили смерть на порог, но некоторое время юноша лежал, не приходя в себя, преследуемый болью, и порою, казалось, готовый проститься с жизнью.
Я поправляла отросшие пряди, разбросанные по подушке. Гладила кроткое лицо, такое исхудавшее и исстрадавшееся. Болела душой за друга моего, такого отважного, доброго, такого благородного, — и горячо молилась об его выздоровлении.
— Сколько бед и горя я вам принесла! Каково было вам спасать меня, самому погибая и изнемогая! Я принимала это как должное! Сможете ли вы простить меня? Мальчик мой, мой светлый ангел, Миллеран! Вы стали мне так дороги, Миллеран!
Я знала и чувствовала, что будущий муж ждет меня, всей душою тоскует, а, может быть, скорбит обо мне. Но он был где-то далеко, а кто со мною, — тот рядом. Мы части одного целого – пока далекое не станет близким…
Когда он пошел на поправку и встал на ноги, то узнал, что до порта есть дорога, идти по ней нужно дня два. «Если желаете, можно нанять повозку, я и денег дам – очень вы мне по нраву пришлись».
— Благодарим вас, добрая фея, спасшая нам жизни, — мы сами в силах пройти этот путь.
4.
За время пути мы почти не разговаривали — души и тела были слиты, каждый думал то, что думал другой, и чувствовал то же, мы понимали с полувзгляда то, на что обычно тратят кучу слов. Нас нельзя было разлучить или отлучить друг от друга.
Придя к начальнику порта, Миллеран назвал имя и звание, но тот никак не мог этому поверить.
— Но адмирал говорил, этот офицер погиб при нападении! И девушка не может быть пассажиркой того судна, она бы тысячу раз утонула! Вы говорите неслыханное!
— Вы можете убедиться в моих словах, сообщив адмиралу наши приметы.
— Эскадра прибудет через день, тогда и увидим, кто прав.
— Не могли бы вы предоставить нам приют до этого времени? Если не мне, то девушке? А, может, тут есть люди, знавшие меня раньше?
Начальник порта неохотно произнес:
— Пока я позволю вам быть здесь, а если вас не опознают – берегитесь!
— Благодарим вас. Разрешите идти?
Тот недовольно поморщился.
Эскадра пришла, все сбежались ее встречать, и мы, конечно, тоже. За нами следили, видимо, чтобы мы не скрылись, но мы этого делать и не думали! С возбуждением и ликованием предвкушали мы встречу с теми, для которых уже, наверное, потеряны.
Адмирал зашел к начальнику порта, тот выложил неотложные дела, и нас ввели для опознания. Взгляд адмирала был таков, словно он встретился с привидением; но, быстро опомнившись, он сказал, будто ничего не произошло:
— А, Миллеран, это вы!
Выдержка ему, однако, скоро изменила, он не смог справиться с чувствами:
— Мальчик мой! Ты здесь, передо мною! Я всегда верил в тебя — и не ошибся!
Тот, с почтением отдав честь, показал на меня.
— Энни, дорогая! Все так горюют о вас, там, на суше! Не сомневаюсь, что спаслись вы не без участия этого хитрого молодого человека!
— Мы оба друг друга спасали, — тихо произнес мой верный друг.
Начальник порта удивленно моргал глазами, но все же подошел к нам с извинениями.
— Вы все делали правильно. Вы исполняли свой долг.
Когда мы взошли на корабль, где были наши знакомые, адмирал прошептал:
— Постойте тут, чтобы вас не заметили, а вам все было видно. Это занимательная картина!
Мой товарищ, просияв, шагнул в шатер и немного дрожащим голосом произнес:
— Добрый день, друзья мои! Рад видеть всех вас в добром здравии!
Ответом было недоумевающее молчание. Все смотрели на него, как на химеру или воскресшего из мертвых, но никто не мог отвести глаз – так знаком был им этот облик.
Первым подал голос тот, кто поднял на него руку:
— Голову даю на отсечение, что это Миллеран.
Мой старый приятель шагнул тому навстречу, взял за руку и подвел к остальным:
— Добро пожаловать! Нам всем, всем не хватало тебя.
Еще ничего не поняв, все окружили его и разглядывали. Наконец раздались крики, перебивающие один другой:
— Миллеран!
— Да, это он, он, точно, он!
— Каким ветром тебя сюда занесло?
— Как посмел ты исчезнуть от нас?
— Мы так тосковали о тебе!
Возгласы были, несомненно, искренними, никто не остался равнодушным или раздосадованным. На этот раз восторг наполнял всех, доходя и до нас.
Бывший его обидчик, волнуясь, спросил:
— У тебя на лице шрамы… Почему?
— Не ты ли говорил, что у меня смазливая мордашка? Теперь меня в этом нельзя обвинить!
— Ты и сейчас красавчик… — и оба обнялись.
— Пойдемте, не будем мешать им радоваться. Они и сейчас толком не поняли, что это их Миллеран. Они и раньше грелись в лучах его света, как бы он ни пытался потушить его в себе.
Эскадра направлялась в наш город. Конечно, со всеми хотелось встретиться, но я в то же время предчувствовала – часть души моей скоро уйдет, неотвратимо и невозвратимо…
За день до прибытия ко мне зашел мой друг. Он пытался казаться спокойным, но все выдавало обратное. Я знала наперед, о чем разговор, и сердце наполняли горечь и печаль.
— Мне нужно вернуться на службу, Энни.
— Да, да, нужно…
— Ведь это мой долг, мое призвание!
— Да, да… знаю… понимаю…
— Нам нужно расстаться, Энни.
— Да… — я еле-еле сдерживала рыдания.
— Поверьте, мне расставаться ничуть не легче. Дни, проведенные с вами, несмотря на боль, тревоги и печали, — лучшие дни моей жизни, потому что это была действительно жизнь!
— Не покидайте меня, Миллеран! – безнадежно вскрикнула я.
— Мы друг друга уже не покинем. Такое нельзя выбросить из памяти. У вас жизнь расцвечена радужным ореолом, я вас в нем словно вижу. Моя жизнь – сплошная опасность. Не тоскуйте по старику Миллерану! Мне горьки ваши страдания и слезы! Мы встретимся вновь – если я останусь в живых…
И, нежно прижав меня к груди, тихо вышел.
В родном городе мне устроили овацию; но ждало объяснение с отцом и будущим мужем.
Отец, внимательно выслушав меня и не задав ни одного вопроса, просто сказал:
— Ты все сделала правильно, дочка.
Когда я, с трепетом и испугом, поведала все моему суженому, он помолчал, словно что-то припоминая, и задумчиво ответил:
— Вправе ли я тебя осуждать? Он себя не щадил, мой жертвенный друг, он по-другому не смог бы! Таких, как он, редко можно встретить. Нет, ты мне не изменила, я люблю тебя еще крепче.
Прошел год семейной жизни. Я, как и раньше, любила познавать новое, знакомиться с интересными людьми. Жизнь была и верно радужной! Но сердце порой невыносимо щемило…
Однажды ко мне забежал матрос эскадры с запиской, и я поспешила к морю. Не объясняя ничего, меня провели в каюту, где при смерти лежал самый близкий мне человек. Ему оставались считанные минуты, он с трудом произнес:
— Мне не страшно умереть. Вы счастливы, знаю. Но прошу, помните – моя фамилия Миллеран…
И навеки закрыл глаза.
