Эдит Пиаф
С каким–то упоительным страданием
Моё шальное сердце бьётся в унисон,
Теряя самообладание,
Когда она поёт шансон.
В особенном каком–то возбуждении
Она срывается на плач, на обертон
И в акустическом падении
Теряет звук аккордеон.
Мне кажется, к трагедии причастна я
И здесь, сейчас и на моих глазах она
К подмосткам эшафотным счастия
На сцене приговорена.
Я становлюсь в её судьбе поверенной,
Сочувствуя, смахну случайную слезу,
Но сожалеть и не намерена:
И — не хочу, и — ни к чему.
И сладости бывают, будто горести,
«Vin gai, vin triste»,— французы говорят.
И пью без всякой бутафории
До дна любовь, как сладкий яд.
Виновная в любви не ждёт прощения, —
Таков мой не дословный, личный перевод
С французского. И нет спасения,
Когда Эдит Пиаф поёт.
Vin gai, vin triste—фр. Вино веселья, вино грусти.
Иосифу Бродскому
«Поэты всегда возвращаются: во плоти, или на бумаге».
И. Бродский
Всегда возвращаются— верно, мой милый,
Поэты в Отечестве незаменимы.
(Эх, «милый» и «мой»
Не простят мне зоилы,
И женские рифмы, что делать мне с ними?)
Легко уезжать заслужившим немилость,
Страдая от сладкого отчего дыма,
От бывших, от проч.,
Кстати, в «проч.» я входила
И верила в цели, считая святыми.
Другим дымом–ладаном пахло кадило
Потом, много позже, уже не в России:
Каналы, мосты,
Гондольеры—как диво—
Венеция мокнуть умеет красиво.
Там воздухом южным спасаясь от гнили,
Знакомые вздохи до слёз, до прожилок
До детских припухших желёз,
До могилы
Витают, знакомые всем старожилам.
Как будто летают без перьев и пуху,
Повальную участь людей предвещая,
И сеют в умах
Ту похвальную скуку,
Которую любят душою, не чая.
Спасибо кириллице, что не забылась.
За тягу к бумаге—перу и чернилам.
Что нежность приливом во мне
Проявилась,
Что нет ей отлива— спасибо, мой милый!
В Венеции есть «Мост вздохов». Это вздохи осужденных, которые проходя по мосту, в последний раз бросали печальный взгляд на Венецию.
Использованы слова из произведений А. Пушкина, О. Мандельштама, И. Бродского