Бойся усталости – матери злобного бунта,
Бегай голодности – не до чего натощак.
Ведь и желудок бывает согласен, как будто,
Жить поспокойней, а все же мечтает о щах.
В пост людоеду так лакомы косточки близких,
Перемолоть их – удел настоящих мужчин.
А на далеких вкус менее строг и изыскан,
Могут ответить, поэтому ближних ищи.
Глупому ясно, что хочется больше и больше,
Соус и пиво обильно стекают с усов.
И на Гаити, в Париже, Москве или Польше
Рабствуют чреву и бомж, и высокий посол.
Холит, лелеет послушливых правильный пастырь,
И добродетель легка тем, кто к ласке привык.
Ну, а лягнется овца, или что-то не так с ней –
Враз из строптивой умело сготовят шашлык.
В этом тотально-прожорливом дарвинском мире,
Не вырастающем из первобытных штанов,
Всяк норовит наименьшего выбрать по силе,
И посолив, поперчив закусить им готов.
Внуки питаются бабушкой, бабушка – прошлым,
Пестик тычинку в цветочке готов проглотить.
Время съедает пространство, и скоро, возможно,
Будет господствовать голый один аппетит.
Вы ж не скупитесь на милости, дочери Евы,
Яблочным соком питаясь от древа стиха.
Будьте со всеми холодными, как королевы,
Только голодных поэтов любите… Вот так!