Кресло


Кресло

Ночью первые снежинки заметались в воздухе. Это знак того, что пришла Зима.
А уже поутру все было укрыто белым пушистым одеялом.
— Зима!! Зима пришла! – радостно кричали дети во дворе, доставая из пыльных чуланов свои санки.
Пришла Зима. Инеем. Игольчатыми узорами на мутных стёклах. Теплыми вещами и насморком. Рассказыванием сказок за самоварным чаепитием, рядом с теплой печью.
Вьюга за окном через узкую щель просочилась в ветхий дом, сквозняком потянула на одинокую Розу в горшке. Роза зябко поежилась и тихо чихнула. Упал первый лепесток. Он лег неподвижно – беспомощный кусочек алого бархата на белом холоде подоконника. Это недобрый знак чужого равнодушия — давно всем известно, как быстро гибнут Розы без заботы и любви.
Простуженным эхом отозвалась древняя Кукушка с облупленным клювом из часов, что висят на стене в розовый цветочек. Они испугались и свернулись бутонами, как и всегда в моменты опасности. Уж очень не хотелось им терять свою красоту. Да и где бумажным цветам понять, что бояться нечего!
Вспыхнув на мгновение, погасли уголья в Камине.
Камин старинный. Хоть и без подсветки, зато инкрустированный орхидеями. Стильно. Маленькая кованая Кочерга хотела было поворошить уголья, но передумала и легким стуком улеглась спать тут же, на полу у Камина.
В темном чулане, в дальнем углу, увенчанном огромной паутиной, дремлет старое Кресло…
Когда — то, давным- давно, Сказочник с седыми локонами садился в это Кресло и под его поскрипывание рассказывал детям свои сказки. Унылое поскрипывание было знаком грустной сказки. И наоборот: бодрое поскрипывание – знаком веселой!
Сказочника с седыми локонами уже давно нет, а вот старое плетеное Кресло осталось. Ах, часто бывает так, что вещи переживают своих хозяев!
Оно, старое Кресло, знало все сказки наизусть, которые рассказывал детям Сказочник.
Грустная история про Русалочку, и про маленькую Девочку, выросшую в цветочном горшке. Сказку про незадачливого Солдата и хитрую Ведьму, про Воротничок и Ножницы. Про Девочку и ее красные Башмачки. Про Гадкого Утенка и еще много – много других, самых разных. Стоило только усесться в старое Кресло и немного покачаться, облокотившись на его плетеную спинку, тут же рождалась сказка!
На столе в гостиной красовался начищенный до блеска медный Самовар. Его только вчера, вслед за старым Креслом, принесли из темного чулана. Забавно подбоченясь, медный Самовар глухо пыхтел: «Пы –х-х, пп-ых! Не желаете ли чайку испить? Пы – х, пы – х, пых!».
Бабушка заботливо вывязывала узор на детских варежках, сидя в старом Кресле – качалке, то и дело поправляла съезжавшие на Нос Очки. За окном мело.
Выстиранный Воротничок стал совсем ажурным от времени и дыр, но по прежнему оставался честолюбивым и гордым. Не догадывался, наивный, что о его знаменитой «храбрости» всем давно известно. Поэтому и поселился на бабушкиной шее, подальше от острых Ножниц, которых до смерти боялся!
Ножницы затаились в старом Комоде, выжидая нужного момента, чтобы накинуться на Воротничок и разрезать его на лоскутки.
В Комоде было тесно и душно. Ножницы громко вздыхали и ворочались, мешая своим бряцанием другим обитателям. Рядом лежало солдатское Огниво. Кремень весь стерся и был никому не нужен. Огниво старчески ворчало, и мешало отдыхать великолепной Блестке с груди Танцовщицы. Несмотря на то, что Блестка уже не молода, все же она не утратила былого великолепия по — прежнему переливалась всеми цветами радуги. Ведь сказочные герои не ведают старости!
А сама Танцовщица давно не танцует, так как у нее пропало желание и она открыла танцевальную школу. Вовсе недорого. И теперь учит высокому мастерству юных барышень. Они прехорошенькие, всегда милы и приветливы.
Неподалеку от великолепной Блестки вальяжно разлеглась чёртова Трубка. Она постоянно грубо чертыхалась, и по привычке злобно пыхтела. Но табака в ней уж не осталось, и всем своим чумазым видом она напоминала Трубочиста. Хотя все прекрасно знали, что отвергнутый очаровательной Танцовщицей несчастный Трубочист с разбитым сердцем уехал за тридевять земель искать свое счастье. Многим на чужбине везло гораздо больше, чем дома!
Словом, обитателям Комода приходилось туго. А сам Комод угрюмо кряхтел и угрожал обитателям — непоседам выдворением: «Вот выставлю вас всех! Куда вам деваться без документов? Паспортов- то у вас, как мне известно, нету?». Чем и напоминал стойкому оловянному Солдатику старую вредную Крысу. Солдатик (вернее тот маленький кусочек олова, что остался после огня в печи), проживал по соседству с Муфточкой Герды и чернильницей самого Оле — Лукойе, ящиком выше. Но вредная Крыса прогрызла дыру в стене Комода и утащила с собой известную чернильницу. Уверяя, что та аппетитно пахнет черничным вареньем — ее излюбленным лакомством.
А Муфточка от горя и одиночества стала терять мех и теперь похожа на обычный лоскут шубки. Еще бы! Всем известно, как трудно пережить потерю близких.
Именно так все и было – начищенный медный Самовар пыхтел, а расшалившееся старое Кресло так раскачало Бабушку, что она отложила в сторону вязание и, вцепившись руками в деревянные подлокотники, некоторое время сидела притихнув, боясь вывалиться на пол, застланный Дорожкой.
Полосатая холщовая Дорожка под старым Креслом притихла, с интересом наблюдая за происходящим вокруг. Надо отметить, что Дорожка отличалась наблюдательностью. Оно и понятно, ведь иной раз снизу даже самые невероятные вещи выглядят вполне обыденно.
А вместе с Бабушкой и Очки на Носу перестали подскакивать и сидели, как вкопанные на положенном месте. А само положенное место – Нос – обиженно повис, обещая захлюпать.
В гостиной все замерло до тех пор, пока в Лампе не закончился Керосин. Дело в том, что еще утром они поспорили между собой: кто быстрее уснет – Бабушка или Нос? Итак, как до сих пор Бабушка с Носом продолжали бодрствовать, Лампа предложила ввести чрезвычайное положение и перекрыть доступ света в гостиную. Но соперники все не сдавались — Бабушка продолжала вязать, а Нос поддерживал Очки.
Когда скорые зимние сумерки закончились и в гостиной стало темно из- за потухшей Лампы (но мы- то с вами знаем, что это не совсем так!), то Кукушка с облупленным клювом, все же решила выпорхнуть из своего гнездышка в часах, висевших высоко на стене в розовый цветочек. Цветочкам снова стало страшно в темноте, и они свернулись в уютные розовые бутоны. А Кукушка, выпорхнув, только и успела прокуковать ровно половину положенного ей слова: «Ку – у!», — и быстренько вернулась обратно, в свое уютное гнездышко.
Гнездышко из глины и веточек ей помогла свить Ласточка, когда в последний раз прилетала погостить с Дюймовочкой на каникулы. Теперь Дюймовочка уже не летает, а нянчит своих внуков. Они прелестны с золотыми витками волос и вздернутыми носиками! А вот Ласточки давно уже нет в этом мире.
Бедной озябшей Розе на подоконнике стало совсем грустно, и она позавидовала своим сородичам на стене. Еще бы! Их было великое множество, и держались они всегда вместе. Простывшая Роза огорченно вздохнула и тихо заплакала, опадая оставшимися лепестками. Ах, как часто равнодушие окружающих заставляет нас плакать!
Бабушка, разморенная тишиной задремала в старом Кресле у Камина. А Нос клевал, клевал и медленно вместе с подбородком и головой, сполз на грудь. То- то развеселились Лампа и Керосин! От такой радости счастливцы, не сговариваясь, одновременно шумно пшикнули, чем и разбудили клевавшую Носом Бабушку. «Ничья!» – прошипели оба и, вздохнув, быстро угомонились. А Бабушка поднялась с кресла и подкрутила фитилек у Лампы. Робкий неясный лучик пробился сквозь закопченное стекло огорченной Лампы. В гостиной посветлело. Бабушка, аккуратно поддерживая подол клетчатого передника, вернулась в Кресло.
Когда Бабушка садилась, то Очки плавно съехали в подол клетчатого передника, и едва успели задержаться у самого края – Каемки передника в синюю полоску. Каемка была задавакой! Возомнила себя родной сестрой холщовой напольной Дорожки, чем и гордилась при всяком удобном случае. Даже когда бабушка садилась пить чай в своем клетчатом переднике, а с ними и Каемка в синюю полоску, она, эта Каемка, играя на родственных чувствах, заставляла Дорожку сбориться под Креслом. Конечно же, Дорожке это не нравилось, ведь так ничего толком и не разглядишь в мятом виде, но спорить с Каемкой она не хотела. Известно, что кто много спорит, тот мало стоит!
Начищенный медный Самовар пыхтел, а вместе с ним и бабушка раздувала щеки, остужая чай в синей чашке. Синяя чашка была очень доброй и любила поить Бабушку вкусным чаем с ароматными луговыми травами. Травы Бабушка собирала еще летом, когда бабочки и пчелы кружась над лугом, помогали ей выбрать наиболее полезные растения.
Чай из этих растений получался отменным на вкус: с запахом меда и солнца. Особенно вкусным он был, когда мело за окном!
Обычно, когда бабушка пила чай, Очки ждали ее в своем домике без окон – очешнике, и без умолку спорили: которое из стекол старше? Чаще такой спор заканчивался потасовкой, травмами. Оттого- то, Очки так часто и бьются, а иногда их и вовсе не оказывается на своем месте. Но именно в этот раз Бабушка, как это часто бывает у старых людей, забыла убрать их в очешник.
Итак, Бабушка уснула в старом Кресле, уронив натруженные жизнью руки на колени. Очки, словно в детской колыбельке, притихли и легонько покачивались в подоле передника с синей Каемкой. Холщовая Дорожка разгладилась и натянулась. Как и подобает воспитанным домашним вещам.
А мысли Бабушки были далеко- далеко от стен этого дома. Они переплывали на лодке через бурлящие речные воды вместе с Гердой, бродили по дорожкам фееного сада, помогали пробираться сквозь метели Лапландии, к чертогам Снежной Королевы, спасали Кая.
Нагая Роза на подоконнике стыдливо притаилась, боясь быть обнаруженной. Она не была приверженницей ню.
Вокруг одинокого горшка с цветком лежала кучка алых лепестков – зловещий Знак скорой гибели.
За окном по- прежнему мело.

Добавить комментарий

Кресло

Слышите, как за окном бушует вьюга? Садитесь рядышком, укутайте ноги теплым пледом и слушайте…
… Когда-то, давным-давно, точно таким же зимним, морозным вечером, когда ветер ни на минуту не унимал свой дикий плач за стенами большого дома… в ночь, на Рождество, произошла сказка. Сказка необычная. Рождественская…
…. В самом дальнем углу большой комнаты огромного дома, стоял платяной шкаф из красного дерева ручной работы. Там, в шкафу, на массивных полках, жили старые детские вещички. На верхней полке жили вещи девочки, ведь она на целых два года была старше своего братца! А внизу была полка для одежды мальчика, который был на целых два года младше своей сестрицы…
Все вещи девочки были нарядными и, несмотря на юный возраст хозяйки, оставались аккуратными и красивыми. Здесь, среди мягких и теплых, как пух цыпленка, кофточек, носочков и кружевных штанишек, жили велюровые платья – яркие фантики, все в кружевах, рюшах и оборках. Они будто созданы были для торжественных приемов, светских раутов. А также жили и шифоновые, воздушные платьица, такие невесомые, что, казалось, стоит только открыться окошку и подуть легкому ветерку, как эти облачные создания улетят далеко, за тридевять земель. Шифоновые платья хороши на балах с зажженными свечами в массивных позолоченных канделябрах и … в загородных прогулках.
Вещи мальчика не отличались опрятностью и на многих штанишках рядом с пятнами и дырами на коленях поселились веселые кармашки в виде фруктов, игрушек, забавных мордочек животных. Среди целого вороха рубашек, кофточек и штанишек, в шкафу оказался и желтый, как цыпленок, велюровый костюмчик – свитерок с длинными рукавами и штанишки на лямках с грудкой – Мишкой. Мишка был озорной и часто подзадоривал другие вещички перебраться на полку выше, чтобы как следует проучить платьица девочки за их высокомерный и гордый вид. Мишка на штанишках то принимался урчать, как лесной медведь, то ухать филином. Платьица на верху трепетали от страха и прятались вглубь шкафа. А Мишка на штанишках оставался очень доволен своими проделками.
Однажды, точно таким же зимним вечером, много лет тому назад, когда снежинки пушистым роем вились за окнами большого дома, дети ждали в гости доброго Волшебника.
Платье синим, вечерним сугробом поблескивало на девочке, обволакивая ее худенькие плечики велюровым теплом. А бант воздушным безе закрывал всю ее маленькую головку и часть лица. Голубые глаза ожидали чуда, мерцая в полумраке комнаты.
Стройная ель благоухала в своем великолепии, будто всем видом показывая, что она готова к приему гостей. Недаром множество орешек в разноцветной фольге монотонно покачивались, чуть касаясь больших блестящих шаров — вместе они звонко издавали: «Дзи-инь!»… Совсем, как близняшки чайные блюдца в бабушкином буфете, куда дети любили заглядывать перед сном.
Хитрый Заяц с оранжевой морковью так озорно улыбался из темной глубины, что висевшая в одиночестве кукла из папье-маше совсем скуксилась и готова была расплакаться кукольными слезами.
Внизу, на пушистом ковре под елью сидел мальчик с игрушечной машинкой в руках и подражал звуку ревущего машинного мотора… Синее, как вечерний сугроб, платьице девочки решило, что Мишка на велюровых штанишках снова превратился в лесного зверя, неожиданно проснувшегося посреди холодной зимы и еще теснее прижалось к девочке. Стало жарко.
Когда в гостиной часы грохнули свое: «Бум-м! Бу-ум!» ровно двенадцать раз, указывая детям на позднее время, в комнату вошла мама и сказала, что из-за снежной бури добрый Волшебник вряд ли придет. Видимо, он сбился с пути, и ждать его нет смысла. Потом строгим голосом добавила, что сейчас благоразумнее лечь спать.
Когда мама вышла, то безе воздушным облаком качнулось на голове девочки и закрыло остальную часть лица. Платье рыхлым, мягким сугробом вобрало в себя худенькие детские плечики и оттуда, из синей глубины, послышался тихий плач, обещавший перерасти в грозный рев несправедливо обиженного ребенка. Платье испугалось и съежилось.
Хитрый Заяц хихикнул и скрылся в темных ветвях вместе с морковью. Шары и орешки в разноцветной фольге звонко дзинькнули на прощанье и стихли. А одинокая кукла охнула от досады и беспомощно растопырила свои папье-машевские ручки.
Мальчик с обидой оттолкнул игрушку от себя, и она закатилась дальше под ель, а сам он растянулся на ковре, угрожающе шумно сопя.
Мишка на штанишках состроил глупую рожицу игрушкам на елке, а тапочки – собачки ощетинились всеми усиками на туфельки маленькой девочки с серебряными пряжками.
Через некоторое время в комнате воцарилась тишина. А еще через мгновенье вся большая комната озарилась светом и наполнилась тишиной.
Дети оторвались от важных дел — обид и слез и огляделись. Стало ясно, что свет в комнату поступает из окна. Они подбежали и через узорчатое стекло глянули на заснеженную улицу, было видно, что бешеная пляска снежинок сменилась легким парением в воздухе.
А там, наверху, за далеким горизонтом, над темными зубчиками леса появилась маленькая, мерцающая точка. Неуклонно поднимаясь все выше и выше, она лишь ярче возгоралась, озаряя дивным сиянием ночное небо. «Звезда!», — вскрикнули дети, ослепленные ее яркостью и зажмурили глаза.
Дети узнали Вифлеемскую звезду. Когда – то, множество зим тому назад, она привела волхвов на поклонение к новорожденному Богу. Теперь же она заставила умолкнуть вьюгу, бушевавшую целый день и уняла пляски снежинок. Своим сиянием она указала путь заплутавшим людям, спасая им жизнь. Дала возможность радостно встретить праздник.
А еще через некоторое время мальчик и девочка, стоя под наряженной елью, читали стихи.
Шары и орешки торжественно дзинькали, хитрый Заяц показался из-за ветвей и дразнил гостей оранжевой морковью, а кукла сделала попытку улыбнуться, и ей это понравилось.
Девочка воодушевленно читала Бальмонта: «Снежинка». Платье переливалось синим сугробом, весело подбадривая маленькие туфельки с серебряными пряжками. Безе на изящной головке девочки воздушным облаком аппетитно покачивалось в такт стихотворению.
А мальчик читал Воронько «Хатка». Мишка на штанишках был горд тем, что про него уже и стихи пишут. От радости он заставлял мальчика притоптывать тапочками – собачками, которые озорно топорщили усики во все стороны.
Всем было весело…

Добавить комментарий