Когда позапрошлым вечером к Людке Хоминой наведались гости, никто не придал этому особого значения. Кроме, разве что, старух перед подъездом, зорко отслеживающих, кто, с кем, когда вошел или вышел. Впрочем, чем еще заняться старухам, ожидающим, в зависимости от политической ситуации в стране, то очередного повышения цен, то конца света, то собственной смерти…. Что за гости приходили в тот вечер к Людке? Два мужика, не то, чтобы очень уж старых, но и не молодых. Обычно к ней такие и ходили. К тридцатилетней женщине, вдове, периодически ходили мужики, ну, а что немолодые, так ведь, как говорится, на вкус и цвет товарищей нет. Вот и в этот раз перед домом остановился черный «Мерс», а из него важно, как королева, вышла Хомина в сопровождении двух, слегка пидстаркуватых пажей в черных костюмах.
— Нет, вы только посмотрите. Мужа в Чечне убили, а она здесь, с чернозадыми развлекается, шалава – злобно прошипела одна из старух, очевидно, вспомнив собственную молодость, изрядно подкорректированную войной, коллективизацией и еще бог знает, чем.
Эти ребята, и впрямь, внешне здорово напоминали кавказцев, торгующих на базаре цветами и фруктами. Но, в отличие от подавляющего большинства южан, держались они черезчур сдержанно, даже, можно сказать сурово. Словно приехали не развлекаться, а решать какие-то важные дела.
Впрочем, кавказцами этих ребят можно было назвать лишь с очень большой натяжкой. Периодически они бывали и на Кавказе. Москвичи? Да, нет, в прошлый раз они посещали Москву в 1380 году….
В тот вечер я как раз проходил мимо, возвращаясь из кабака домой. И, как оказалось впоследствии, видел Людку в последний раз. На следующее утро мать сказала, что ночью в соседнем подъезде случился пожар. Хомина сгорела, заснув в постели с зажженной сигаретой. Думаю, боли она не чувствовала…
— И снова буду с ним? Да, Виевальд?
— Да, мы это уже обсуждали – сухо кивнул один из них.
— А нельзя его вернуть сюда, в наш мир?
Надежда, заключенная в этом вопросе, кажется, была способна тронуть даже каменную глыбу, покрытую многовековым льдом. Глыбу, но не сердце. Да и, кто знает, есть ли сердца у них, у этих. Ответ прозвучал, словно приговор суда. Приговор окончательный и не подлежащий обжалованию. Или, как подтверждение страшного диагноза.
— Нет, нельзя. Это невозможно.
— Что ж. (Она тяжело вздохнула) Раз он не может прийти ко мне, значит, я отправлюсь к нему.
— Условия ты знаешь – напомнил один из них.
— Знаю – вздохнула она. Самым страшным выглядело условие, оговоренное пунктом 7. Она покидала этот мир безвозвратно и навсегда.
— Ты согласна? – спросил Виевальд.
— Да – тихо промолвила она и на несколько секунд закрыла глаза – Давайте сюда Договор.
Виевальд подал знак своему напарнику, тот раскрыл дипломат и извлек оттуда документ, который предстояло подписать. Сев на диван, Людмила, не торопясь, стала читать.
— Давайте, где я должна поставить подпись? – спросила она, желая побыстрее покончить с этой процедурой.
— Вот здесь – ответил один из них, протягивая ей кинжал.
— Ах, да….
Капля крови, упала точно в правом нижнем углу, трансформировавшись в ее подпись. Вопреки ожиданиям, пока ничего не происходило.
— Все будет хорошо – одобряюще произнес Виевальд – тебе Там понравится. Кем был твой сын в этом мире? Несчастный, неизлечимо больной ребенок, не нужный никому, кроме матери…. А Там он – принц, один из наиболее влиятельных людей в Империи.
— Я пошла бы к нему, даже, если бы он был нищим калекой или разбойником – промолвила Людмила и стала готовиться. Достав из серванта альбом с фотографиями, она раскрыла его, чтобы просмотреть в последний раз. Вот она с мужем вскоре после свадьбы. Вот они все втроем. Тогда она еще ничего не знала про страшный диагноз. Вот муж перед последней, той самой, командировкой на Кавказ….
— Ну, я готова – сказала она, откладывая альбом в сторону.
— Тогда, пошли – ответил Виевальд, протягивая руку. Его пальцы была на удивление цепкие и холодные, словно у мертвеца, пролежавшего в толще льда много веков.
Когда во втором часу ночи соседка по коммуналке вышла на кухню, чтобы принять лекарство от бессонницы, то явственно почувствовала идущий от комнаты Хоминой запах дыма. Дыма и чего-то еще, серы, что-ли? Старуха перекрестилась. Из-под двери пробивалась яркая полоска света. Евдокия Никитична постучала.
— Люда!
В ответ – могильная тишина. Она машинально дернула дверную ручку и – в ужасе отпрянула назад. Диван полыхал ярким пламенем. Вместе с той, что лежала на нем. А ей, казалось, не было до этого абсолютно никакого дела. Спасать ее было уже бесполезно….. В поднявшейся суматохе на черного кота, выскользнувшего из квартиры, никто не обратил внимания. И уж тем более никто не обратил внимания на черного ворона, слетевшего с балкона.
«Она была, как курица-гриль» — сказал на следующее утро наш сантехник.
