Журфак-16-2. Я, Семен…
Идея! Вправе попросить
Командировку для диплома
Со сверхзадачей погостить,
С Димуркой пообщавшись, дома…
Декан бумагу подписал,
В высотке выдали деньжата.
Спешу на аэровокзал…
Деньжат, конечно, небогато,
Но обеспечат перелет,
Прокорм и скромные гостинцы
Ребеночку… Судьба дает
Мне добрый шанс переместиться
В те города, где партизан
Словацких отыщу известных…
Вот Киев… Дал по тормозам
Пилот… Здесь я не хуже местных
Ориентируюсь… Подол,
Печерск и Дарница – родные.
Здесь, мамин отпустив подол,
В часы холодные, ночные,
Крутил я гайки по ТО,
Уставшим за день автокранам…
А днем бродил… Не до того,
Чтоб спать… Дивился старым храмам…
В общаге на Киквидзе жил…
Пешком по Леси Украинки
До Бессарабки доходил –
И сохранил в душе картинки
И песни киевской поры…
Мой Киев… Здесь я ростом выше,
Здесь духа звездные пиры…
Иду привычно к Зое, Мише,
Где раскладушечку всегда
Мне предоставят и накормят…
Так было в прежние года…
Хрущевочка их тесных комнат
Гостеприимна и светла…
Меня порою заносили
В нее попутные ветра –
И Зое, трепетной кузине,
Я благодарен вообще.
Она в тупом провинциале,
Искавшем выхода вотще
Из бездуховности – дремали
В нем силы и метался дух,
Не видя выхода из плена, —
К ученью пробудила слух
И зренье… Это незабвенно…
Я из Борисполя качу
В автобусе до Ленинградской,
Где с чемоданом соскочу…
Воспоминание украдкой
Былые чувства всколыхнет:
«Гранатовый браслет» смотрели
Здесь в «Ленинграде» с Зоей… В тот
Как раз момент к душе взлетели
Стремленья поумнеть, дозреть…
О Куприне на равных с Зоей
Беседовать… Решил корпеть,
Учиться, насидев мозоли
На заднице, но прочитать
О Куприне и прочих разных
Писателях… Ну что сказать?
Ученье – не веселый праздник,
А тяжкий повседневный труд
Для изначально туповатых.
Пути учения ведут
Умнеющих и головатых
Лишь к постижению того
Неутешительного факта,
Что мы не знаем ничего –
И надо дальше без антракта
Учиться, изучать, учить,
В гранит познания вгрызаться,
Все зубы о него сточить –
И снова с болью убеждаться:
Круг знаний мал, за ним лежит
Безмерный океан незнанья –
И бесконечно надлежит,
Все те же испытав терзанья,
Круг света знаний расширять,
Не забывая о духовном…
От Ленинградки нам шагать
До мебельного, здесь во двор нам
Свернуть… Резиновый завод,…
Хрущевка… Бок промазан желтым,
(Весной стена насквозь течет)…
Звоню на этаже четвертом
В задерматиненную дверь…
Открыда Зоя… Ну, порядок!
— Откуда и куда теперь? –
Рассказываю без загадок –
И к телефону… Партизан
Черкун зовет немедля в гости…
В охапку «Репортер» — и сам
Себя собрав – хрустели кости:
Бегом в трамвай и – на метро.
Там – прямиком до политеха.
Мне важно, коль дано добро,
Добиться в записях успеха —
И партизан разговорить,
Задать сто правильных вопросов,
Потом уже писать, творить…
Черкун – боец, спортсмен, философ,
Словацкий бывший партизан,
А прежде, ясно, — украинский
Повспоминать поди и сам
Хотел, как он в чащобе пинской
Скрывался, перейдя туда
Из окруженья на Волыни…
Сверкает Красная звезда
На пиджаке его… Поныне
Он ясно помнит каждый день,
И так рассказывает сочно,
Как тень хотели на плетень
Фашисты навести – и срочно
Сформировали свой отряд
Под видом партизан советских.
Чтоб грабить местных… Некий гад
Из слишком подлых бонз немецких
Так замышлял нарушить связь
Советских партизан с народом.
Попытка та не удалась.
— Лже-партизанским вражьим ордам,
Разоблаченным, был конец
Один всегда…
— Что, плен?
— Могила!
Подобных в плен не брал боец.
С такими и меня сводила
Судьба – и мигом отличал
Лже-партизан: им панцерфауст
Враг в оснащение давал…
Уничтожали эту пакость… –
День первый вышел не пустой.
Я распрощался — и в подземке
Качу в раздумье на постой,
По сторонам не пялю зенки.
Вдруг чувствую сверлящий взгляд:
Уже на выходе мужчина,
Кивнул мне, посмотрев назад…
Знакомый? Средних лет и чина
Рабочего скорей всего…
Один из тех, с кем на Киквидзе
Делил общагу? Никого
В лицо не помню… Не по визе
Восходит в юность память, нет…
Возможно с ним встречался где-то.
С кем лишь меня за столько лет
Судьба не сталкивала… Эта
Оказия в метро меня
На миг от мысли отвлекает
О главном… Ладно, все фигня.
Диплом уже сильней толкает
К финальной стадии… Вояж,
Надеюсь, качественно двинет
Вперед и вверх…Всевышний наш
В час испытаний не покинет…
Интеллигентный разговор
У Зои с Мишей, ужин царский…
Назавтра новых дел затор:
Днем – Беренштейн, потом Швейцарский…
Два партизана рандеву
Мне назначают для беседы.
Потом я отвезу в Москву
С воспоминаньями кассеты…
А Беренштейн-то Леонид
Из Шпикова! Он, тихий Шпиков,
Не будет мною позабыт.
Тот городок – один из пиков
В строительстве моей судьбы,
В нем жил мой дед, дядья и мама.
Отсюда детские мольбы
Мои взмывали к небу, прямо
К Тому, Кто Судьбы всех вершит…
Он в двадцать первом там родился,
Геройский Леня, Леонид,
Голодомор терпел, учился.
Вначале в школе, а потом
Еще в училище военном.
И командирским кубарем
Увенчан… С пылом дерзновенным
Мчит к месту службы в Перемышль…
Май сорок первого, надежды:
Здесь не проникнет даже мышь…
Июнь… Страна смежила вежды,
Враг до рассвета разбудил
Границу страшной канонадой…
— Что делать? Юный командир
Велит бойцам:
— Сражаться надо…
Сражается до сентября.
Под артогнем не отступает.
И, раненого в плен беря,
Фриц полицаям поручает
Пустить «товарища» в расход.
Темнеет… Весь конвой «под мухой»…
И Леонид момента ждет –
Не зря военною наукой
Себя три года набивал…
— Дай закурить! – один конвойный
Другому…
— На… –
Он их вповал
Столкнул – и убежал… Нет, войны
Выигрывают не числом,
А исключительно уменьем…
Победа мужества над злом,
Конечно, не была везеньем.
Терновка… Детский был приют
В селе в года Голодомора…
И Лене справочку дают:
Он из приюта… Так спроворя,
Сумел и паспорт приобресть.
Отныне он Васильев Вова.
Он красный командир – и честь
Для Лени — не пустое слово.
Шевченково… Он создает
Отряд подпольный на «чугунке»,
Врагу покоя не дает –
И сокрушительны и гулки
Подрывы самодельных мин
Под эшелонами с оружьем.
— Теперь мы фрица победим:
Оснащены теперь не хуже
Врага оружием его.
— Теперь-то повоюем, друже.
Пусть враг шалеет оттого,
Что бьем его его оружьем! –
Был послан из Москвы десант
На связь с Шевченковским подпольем.
Признав Васильевский талант,
Берут его в отряд…
Поспорим,
Не угадаете пароль? —
«Пожарский».
Отзыв, ясно, — «Минин».
Васильеву досталась роль
Начштаба. Он же – спец по минам.
На рельсах побеждать врага
Способней – ясно понимает.
— Оружье партизан – фугас! –
Взрывному делу обучает
Васильев каждого бойца.
А для наглядности взрывает
Составы сам…
— Здесь хитреца
Нужна… Пусть мина ожидает
Под рельсом жертву пару дней.
Потом себя готовит к схватке.
Состав с фашистами на ней
Взорвется – значит, все в порядке:
На фронте нашим воевать
Полегче будет с супостатом.
Бензохранилище? Взрывать!
Мосты? Взрывать! Пусть станет адом
Тыл для фашистов. –
К ноябрю
Четырнадцать составов вражьих,
Украсив сполохом зарю,
Слетело с рельсов. Для отважных –
Полно трофеев. И врагов
Четыре сотни погубили –
Идет война без дураков.
Не то б на фронте те убили,
Возможно, тысячи бойцов
В пилотках с красною звездою…
Вдобавок к поездам – мостов
Взорвали пару… Стороною
Теперь врагам искать объезд,
А там другие партизаны
Бьют немцев… Нет спокойных мест.
Пока зализывают раны,
Кто выжил в битых поездах,
Васильев новые взрывает,
Внушая недобиткам страх.
Пусть знают, что их ожидает.
Спецдонесения летят
От партизан разведке фронта.
Там, в штабе, точно знать хотят
О немцах…
— А какой урон-то
Отряд Пожарского нанес
Врагу? Ну, так держать. Дерзайте…
И на днепровском берегу
Плацдарм для наших отбивайте…
Приказ понятен. Был налет
Отряда на село Свидинка.
Враг двадцать танков не пошлет
На фронт: танкисты как скотинка
Порезаны, а сверх того
Две вражьих взяты батареи,
От батальона ничего
Не остается…
— В бой! Скорее
Отбить береговой плацдарм…
Три дня держали оборону
На берегу – и командарм
В «опартизаненную» зону
Плоты и лодки шлет и шлет,
Плацдарм надежно расширяя…
Отряд в немецкий тыл идет –
Работа у него такая:
В тылу фашистов побеждать…
Отныне во главе отряда –
Васильев.
— Немцев убеждать
Решительней, мощнее надо,
Что затянувшийся блицкриг
Их пораженьем завершится.
Пусть каждый час и каждый миг
Возмездия фашист страшится…
В святом врагу отмщенье — зол,
Фашистов бить и бить стремится…
Потом Васильев перевел
Отряд за польскую границу,
У коей принял первый бой
Под Перемышлем в сорок первом.
Ведя поляков за собой,
Бьет взрывами по вражьим нервам.
Война – не легкий променад.
Но год уже сорок четвертый.
Где Беренштейн – фашистам ад.
Он командир алмазно твердый
По отношению к врагу,
Стратег из самых вдохновенных –
И перед павшими в долгу…
Освободив советских пленных,
Тех, что покрепче, взял в отряд,
Больных отправил на подкормку.
Война на рельсах – точно ад.
Втемяшил командир в подкорку –
И двадцать с лишним поездов
Столкнул в сорок четвертом с рельсов,
Расколошматил – и готов
Фашистов на клочки разрезав,
Всех до последнего казнить…
Освобожден француз отрядом.
И командиру сообщить
Желает тайну…
— Где-то рядом,
В районе Дембица, враги
Испытывают сверхоружье.
— Найти то место помоги
Нам, мон ами, французский друже… –
Задача: полигон найти…
Однажды двух парней разведка,
Голодных, сбившихся с пути,
Приводит в штаб Перепроверка
Французских данных подтвердит:
Есть сверхоружие. Колонна
Взмывает, стартовав, в зенит –
И мчится к цели неуклонно
По радиолучу… Отряд
Шлет двух лазутчиков. Платонов
С Ширяевым сумели взгляд
На «Фау» бросить… Их. Шпионов
Сумели фрицы углядеть,
Казнили… Но отряду парни
Сумели все же порадеть,
Засунув возле места казни
В дупло от парашюта шелк,
На нем – рисунок полигона,
Координаты…
— Будет толк! –
В Москву радирует бессонно
Лунева Шура результат
Разведывательной работы.
Все данные в Москву отряд
Отправил… Авианалеты
Штурмовиков на полигон
Всю стартплощадку разметали.
Враг сверхоружия лишен…
Отстроит полигон? Едва ли –
Ему бы ноги унести…
А предосеннею порою
Приказ: в Словакию войти.
И здесь отважному герою
Фашистов выпало громить.
Смог Старинов найвысшим баллом
Его заслуги оценить:
— Герой! Заминка лишь за малым:
Еврей. Не то бы точно был
Звездой геройскою отмечен…
Но о еврее вождь забыл… –
По счастью, жив, не изувечен,
Завидно молод: двадцать три,
Трех стран украшен орденами,
Вошел в жизнь мирную… Смотри,
Какими славными делами
Еще отметиться успел:
Окончил два серьезных вуза –
Над книгами всерьез корпел:
Герою знанья – не обуза.
На швейной фабрике теперь
Директорствовал в Киев-граде.
А бремя горькое потерь,
А то, что помнил об отряде
Вошло в бесхитростный рассказ,
Которым он со мной делился…
— Куда теперь пойдешь?
— От Вас –
К Швейцарскому… –
Я прокатился
От площади Победы две
По направлению к Жулянам
Коротких остановки…
— Где
Узнали обо мне? Престранным
Мне представляется сюжет,
Что о «словаках» кто-то помнит…
Выходит, не забыли?
— Нет… –
Уверенно шагал меж комнат
Полуослепший партизан –
Следы контузии сказались,
Последствия словацких ран…
Беседовали… Заменялись
Мной батареечки не раз
С кассеточками в «Репортере»…
Трагичным был его рассказ.
Война несет утраты, горе…
Непросто выживать потом
Увечному… Что шаг – то подвиг….
Поговорили обо всем…
О главном: как фашистов подлых
Уничтожали на корню…
— Когда эфир?
— Пока не знаю…
— Темнишь?
— Нет, вовсе не темню.
Я на маршруте. Побываю
Во Львове… Позже – в Черновцах
Искать «словаков»…
— Там – Кудельский…
Дать телефон?
— Конечно! Ах,
Удача! Верю: босс отдельский,
Плевако, будет побежден…
Во Львове я у Седненкова.
Сперва рассказывает он.
Потом по переулкам Львова
Ведет к Багинскому меня.
Герой Зиновий – к Мечиславу.
Он – жертва вражьего огня –
Без ног… В другой стране по праву
Он был бы почитаем, но
У нас – почти что презираем…
А мне почтить его дано…
Судьбину мы не выбираем…
И мой отец был в двадцать лет
Лишен ноги – судьбы опоры.
Вся жизнь – преодоленье бед.
У власть имущих точно шоры.
Усугубляют груз беды,
Что честным воинам досталась.
На мой вхгляд – Золотой Звезды
Достоин каждый, чем бы малость
Была б боль раны смягчена…
Багинский нес свою судьбину
С достоинством… Была война.
С друзьями послан на чужбину
Спасать словаков от беды.
Сам от беды не уберегся…
Не дали Золотой Звезды.
Он с бюрократией боролся
За право жить, как человек…
Но мне не жаловался вовсе.
Достоин поклоненья всех,
А власть – бесчеловечно-волчье
Бесстыдно хамское нутро
Во Львове воину являет.
Еще неявственно, хитро,
Сквозь экивоки восхваляет
Фашистских прихвостней, бандюг
Бандеровских, убийц кровавых…
— Об этом кто позволит, друг,
В эфире рассказать?…
За правых,
Я верую, всегда Господь!
Я расскажу, как воевали,
Что испытали…
— Верховодь
Тобой Всевышний! Пусть бы знали
В Словакии, что жив еще
По воле Господа Багинский… –
Я Мечиславом восхищен.
Жить в агрессивно украинской
Среде поляку нелегко.
Живет не жалуясь на ближних.
Укоренилась глубоко
Вражда к полякам… Даже книжник-
Интеллигент обосновать
Рад, почему гнобить поляков
Уместно, нечего скрывать…
Я западник и сам и знаков
Антагонизма несть числа…
Вот вам еще одна причина,
Что беды воину несла
Увечному… Но он – мужчина
С достоинством…
Я уезжал…
Из Львова ходит местный поезд…
Меня Зиновий провожал…
— Людская жизнь – не в книжке повесть, —
Сложней и ярче во сто крат…
Спасибо, что приехал, парень…
Я нашей встрече, правда, рад –
Ты честен…
— Я вам благодарен:
Ваш содержательный рассказ
Глаза на многое открыл мне…
— Ты все увидел без прикрас –
И в очерках не место кривде… —
Вагон похож на самолет:
В высоких креслах пассажиры.
Поездка в поезде займет,
Наверное, часа четыре.
Могу немного подремать,
Переварить в душе, что знаю…
Пока не стану выжимать
Слова – бессловно начинаю
Творить – выстраивать в душе
Героев четкие портреты.
Они – не из папье-маше –
И их реальные сюжеты
Богаче Верна и Дюма…
Моя задача – быть не ниже
Сюжетов, в коих жизнь сама,
А не придумки бойких книжек.
Зал ожидания… Сижу,
Подремываю, жду рассвета…
Приеду рано – разбужу
Мальца звонком – зачем мне это?
Мужчина ходит меж рядов,
Расталкивая грубо спящих,
Выспрашивая: кто таков?
Чей чемодан, авоська, ящик?
Меня разглядывал в упор,
По украински вопрошая,
Куда я еду… Разговор
С ним «по-московски» продолжая,
Невольный ивызвал пиэтет.
Разобъясняю, что приехал,
Да жду, когда придет рассвет…
— Следите за вещами… –
Эхо
Совета мудрого вокзал
Мне многократно повторяет,
Напоминая, чтоб не спал.
Здесь спящий многое теряет,
А я бы потерял судьбу
С кассетками и «Репортером»…
Услышав страстную мольбу,
На витражах, открытых взорам,
Невозвратимо тает ночь…
Рассвет зовет меня на площадь…
— Такси?! —
Спасибо, дядя, прочь –
Не баре: выгодней и проще
Мне на троллейбусе… Домой!
Туда, где под опекой близких
Любимый человечек мой…
Мой город – на холмах не низких,
Троллейбус ввысь и ввысь ползет,
Минуя танк на пьедестале,
Костел и площадь, где встает
Вождь в кепке, где когда-то Сталин
На той же тумбочке стоял…
Пассаж,… Шевченко,… парк культуры,…
Бассейн… Я тихо ликовал:
Знакомые дома, скульптуры
Мне дарят радостный настрой…
Мой город! Я опять приехал!
Неразделимые с тобой!
Твоих чудесных песен эхо
Всегда в моей душе звенит,
Здесь сердцу дорог каждый камень,
Здесь поднялась мечта в зенит –
И увлекла над облаками
В Москву, где скромно город мой
В душе восторженной таится.
Он тоже в мире знаменит,
Не меньше, чем сама столица…
Напротив бани выхожу –
И поднимаюсь по проспекту
До Стасюка… Уже спешу…
Уже я отдал дань респекту
Родному городу… Теперь
Хочу быстрее на Гайдара
В родную посигналить дверь…
Эх, жалко, что со мной Тамара
Сюда приехать не смогла!
Звоню… Мне открывает мама…
— Приехал, отложив дела…
Димурка спит наверно…
— Прямо!
Баюкает твою сестру… –
Я слышу:
— Димочка, не надо.
Я спать хочу! —
Сейчас умру:
Мой маленький, моя отрада,
У раскладушечки стоит…
На ней постанывает Соня,
Малыш трясет ее, кряхтит.
Та просит малого спросонья
Ее оставить… Он в ответ:
— Так я баюкаю зе, Фофа! –
Ведь и полутора же нет
Парнишке, а любое слово
Понятно, что произносил…
— Ну, здравствуй, мой сыночек сладкий! –
Мальчонку на руки схватил.
В глазах у мальчика догадки:
Приехал некто, чья любовь
Умножит круг любви и ласки.
Мой маленький, родная кровь,
Нодные ножки, ручки, глазки…
Он просит на пол опустить –
И тащит за руку на кухню.
— Чем хочешь папку удивить? —
От новой выходки ликую:
С огромной ложкою под стол
Шагает парень деревянной.
Там банка, в коей сквозь рассол
Видны пикули… Из стеклянной
Их добывает, подает
Мне: угостись, мол, вкусным, папа.
Себе умело достает,
Хрустит пикулями… Ну, лапа!
Гурманствуешь? А, может, зря?
Я не уверен, что мальчонке
Нужны, по правде говоря,
Соленья… Маме при ребенке
О том не стану говорить,
Позднее выскажу сомненья…
Такое чудо сотворить
Смогли с Тамарой – воплощенье
Любви – чудесный наш сынок…
Рассказываю все детально,
Как я поездку выбить смог,
Что, скажем прямо, уникально…
— Поездка в Киев и во Львов
Наполнила мне три кассеты…
— Большой материал…
— Нет слов –
Отличные везу беседы.
Еще одну заполню здесь:
Назначу встречу с партизаном.
В Москве перелопачу весь
Материал… Фрагментам самым
Значительным найду места
В радиоочерках толкоовыхб
Глядишь – и сбудется мечта –
И из страничек очерковых
Сложу свой творческий диплом… –
Сыночек слушает как взрослый.
Видна работа мысли в нем…
— Чем кормят, маленький-хороший? –
По взмаху-всплескиванью рук
Я вижу: он готов ответить:
— Тотока, леб, мамука, лук! –
Глазенками лукаво светит:?
Вот, мол, какой я Цицерон…
— Да, ты прекрасный собеседник,
Мой маленький, а как умен!
Я горд тобою, мой наследник… –
Звоню Кудельскому с утра.
Решили: навещу под вечер.
Дневная, стало быть, пора –
Для сына…
— Коль заняться нечем,
Поедем, маленький, гулять… –
Коляску скатываю книзу,
Берусь мальчонку одевать…
— Пойдем, малыш, поищем кисю…
Он понял.
— Кику, .. – повторил.
Несу на улицу мальчонку.
Он вскинулся, заговорил:
— Помотлим кику! –
Сын кошонку
В сторонке заприметил – и
К ней потянул меня – погладить.
Потом по улице пошли…
Я рад, что смог с Димком поладить.
Качу коляску, он пешком
Усердно ковыляет рядом…
Устал… Колясочку с Димком
Качу… Окидывает вззглядом
Дома, троллейбусы, авто…
Гуляем далеко и долго…
Причем, не встретился никто
Из тех, с кем был знаком я – только
Чужие лица… Вроде я
Не так давно живу в столице,
А вся компания моя
Куда-то испарилась… Лица
Друзей по Киевской, ребят
Из техникума, сослуживцев
В толпе не обнаружил взгляд…
Иду, Счастливцев-Несчастливцев
По городу с сынком Димком
И медитирую на каждый
Каштан могучий, старый дом…
Ужель из города однажды
Уеду навсегда? Сынок
Чего-то про себя мурлычет…
Домой, покуда не подмок…
Никто по имени не кличет.
Я чужд мелькающей толпе.
К душе грустинка подкатила…
Уехал? Поделом тебе!…
Прогулка Димку усыпила.
Я сонного принес домой.
Раздели — не проснулся даже.
Спи, маленький сыночек мой!
Что у меня в программе дальше?
Кудельский… Новых батарей
Шесть ставлю в корпус «Репортера».
— Пошел!
— Давай. Вернись скорей.
— Как выйдет. Может быть – не скоро…
Мне до Чапаева шагать
С Гайдара не особо долго…
Немного начал уставать
От встреч-бесед, но чувство долга
Велит добрать материал.
Его цена – судьба диплома…
Иван Иваныч принимал
С сибирским хлебосольством дома:
Грибы, картошечка, салат…
— Иван Иваныч, я непьющий…
— Так дело не пойдет на лад…
Ну, гость, традиции не чтущий,
Давай хотя бы поедим –
Я только что пришел с работы,
Голодный… Дальше поглядим.
Ешь! А потом расскажешь, кто ты,
Зачем из матушки-Москвы
По нашу заявился душу…
За здравие!
— Не пили б вы!
— Не трусь!
— Я в общем-то не трушу.
Мне нужен трезвый разговор…
— От стопки я не опьянею…
Грибочки – наш с супругой сбор…
— А я, признаться, не умею
И различать и собирать
Грибы…
— Ну, мы с супругой – асы.
Центнеры замариновать
Способны… Можем мастер-классы
Устраивать… Коль нет грибов,
Я даже и за стол не сяду…
Хлебнешь? Ну, ладно, будь здоров!
— Иван Иваныч! —
Я досаду
Уже и не пытаюсь скрыть…
— Не подведу, увидишь, парень…
— Наелся? Чай с вареньем пить!
Я человек простой, не барин.
Здесь рядом в телеателье
Чиню «Рекорды», «Электроны»,
Не голоден и не в тряпье,
Я в партии и чту законы.
Жизнь, полагаю, удалась.
Ко мне вон даже из столицы
Прислала репортера власть,
Мне есть, что вспомнить, чем гордиться…
Я по рожденью сибиряк.
Повоевал в строю, контужен,
Оглох почти и шум в ушах –
И строю был уже не нужен,
А партизанам подошел.
Полуглухого на радиста
Военкоматовский осел
Шлет издевательски учиться…
С теорией куда ни шло,
А вот с морзянкой дело глухо,
Плохое уцхо подвело:
Мне проста не хватает слуха,
Чтоб «тики-таки» различать.
Коммисовать не коммисуют,
А вот в штрафбат меня послать,
Конечно, могут… «Нарисуют»
Мне саботаж – и будь здоров! –
И искупай вину раненьем.
Я побывал у докторов –
Не помогают мне леченьем…
Что делать? Долгие часы
Товарищи «морзят» мне… Тщетно.
Хоть вой, рви на башке власы –
Не слышу. Вовсе незаметно,
Чтоб слух улучшился хоть чуть….
Отчаиваюсь – коль экзамен
Не сдам – в штрафбат мне только путь…
Я — к девушкам, способным самым:
Прошу еще тренировать…
Они поочередно ночью
«Морзят» я должен принимать…
Так убедился я воочью:
Терпенье, труд – все перетрут:
Внезапно слышать стал прилично –
В штрафбат, выходит, не пошлют.
Я сдал все нормы на «отлично» —
И десантируюсь в отряд
Петра Величко, капитана.
Теперь-то не пошлют в штрафбат.
Величко славу хулигана –
Ее он в юности носил
Сменил на славу командира.
Он был боксер. Избыток сил
Кипел в нем. Им руководило
Стремленье покарать врага.
С таким не надо и штрафбата –
Он сам мог обломать рога
Любому. Было страшновато
Встать виноватым перед ним:
Был скор Батяня на расправу –
Ударом сваливал одним
Любого. Но лупил по праву.
Зато все знали: никого
НКВД- шникам не выдаст.
В отряде каждый за него
Казнит любого… Нам – «на вырост»
Шлет амуницию Москва.
И верно: как дошло до драки,
Запахло жареным едва —
К нам сотнями пошли словаки.
Вот я в отряде, погляди… –
На снимках – худенький парнишка.
Немецкий «шмайсер» на груди,
Кубанка набекрень… Мыслишка:
Совсем ведь дети, пацаны
Врага геройски побеждали…
Подумалось, что нет цены,
Что мне изустно передали,
Той строгой правде о войне
И о себе… Коплю детали…
— В одном бою достался мне
Немецкий мотоцикл… Желали
Его начальники отнять.
Я не отдал – и поплатился:
Как сумасшедший стал гонять –
И надо ж – с мостика свалился.
Двух ног закрытый перелом.
Загисовали. Я калека.
О нраве Батином крутом
Наслышан…
— Вот – как человека
Берем Кудельского отряд,
А он теперь нам стал обузой.
Так что ж ты нас подводишь, гад?
Чесать рассчитываешь пузо,
А мы тебя корми, носи?
Не выйдет. Сам пойдешь в колонне.
Поблажек даже не проси.
Отстанешь – расстреляю. Понял?
На загипсованных ногах
Я ковылял, роняя слезы.
Никто не помогал – был страх,
Что Батя углядит… Угрозы
Свои он четко исполнял.
А нас фашисты взяли в клещи.
Отряд с боями отступал.
— В штрафбате было бы не легче.
— Величко, верно, был жесток,
Но особистам на расправу
Не отдал – это был урок
И мне и пришлую ораву
Дисциплинировавший вмиг
И смоноличивавший войско.
Теперь ты знаешь не из книг
Об эпопее той геройской… –
Явился вечером домой…
Сынок лепечет возле деда.
Я «Репортер» вскрываю мой.
Гляжу: закончилась кассета.
Решил ее перемотать
Удобства ради на начало…
Сынок в восторге стал визжать:
— Колесики клутить! – Кричало,
Выплескивалось чувство в нем.
Он:
— Папа, киска! – восторгался.
— Клутить колесики! – сынком
Спектр восхищенья выражался
Словами искренней любви,
Которую ему дарили.
И вот он, с чудом виз—а-ви,
Мне говорил, что говорили
Ему, хорошему, в семье…
Неизгладимо впечатленье
Сынком подаренное мне…
Лечу в Москву, где ждет теченье
Дипломных неотложных дел.
Наполненный материалом,
Я над машинкою корпел,
Тамаре рассказав о малом…
Несу все очнрки в отдел,
Переживаю: там Плевако…
Ура! Поганец улетел.
Сдаю Петровой…. Есть! Однако
Господь, я вижу, за меня…
Прошу Петрову дать мне отзыв,
Мол практику прошел… Звеня
Душою, не боясь морозов,
Шел нараспашку по Москве…
Долблю на переменку с Томой…
В теоретической главе
Разобъясню, чем связан с темой…
На переменку с ней «Москву»
Мы занимаем для работы.
Мне, собственно, одну главу
И нужно сочинить для квоты,
Да очерки перебелить
В формализованном формате
Дипломном… Важно отдолбить
Без опечаток… Сделал… Нате!
— Три копии «Москва» пробьет?
— Да. Третья малость бледновата… –
— Теперь красивый переплет
Мне сделайте… На нем богато
Оттиснуть…
— В золоте?
— Ну, да –
Название моей работы –
И предзащиты чехарда:
Петровой подпись…
— Отчего ты
Разволновался? Подпишу… –
Пока она выводит росчерк,
Я с перерывами дышу…
— А как тут мой последний очерк?
— В порядке. Проскользнул в эфир…
— Благодарю!
— Иди… Удачи… –
Иду… Весь окружавший мир
Пестрее засиял и ярче…
Уже московская весна
Зазеленела меж ветвями.
Опять она лишает сна,
Дурманит смелыми мечтами…
Сдаю Панфилову диплом
Уже подписанный Петровой.
Теперь-то я уверен в том,
Что должен мэтру трехлитровый
Контейнер с лучшим коньяком…
Но это так – ведь я непьющий,
А он? Я ведаю о том:
Как оппонент он – наилучший,
Ученика не подведет…
Семестр космическим манером
Уже летит, а не идет…
И испытанье нашим нервам –
Защита – ближе с каждым днем…
На Первомай – святое дело –
К ребенку… С думою о нем
Все это время пролетело…
И вот мы с Томой – в Черновцах…
Был Первомай на редкость стылый,
Дождливый – хлюпал каждый шаг –
И по осеннему унылый.
Но нам все это нипочем.
Сынок в зеленой кацавейке
И в шапке вязаной… Втроем
Гуляем… Радостной семейке
Дивится мокнущий народ…
Сынок ведет нас на площадку
С качелями… Плетемся вброд…
Асфальтовую стежку-кладку
До дома проложило СМУ,
С которым воевал когда-то.
А до качелей почему
Не проложило? Плоховато
Заботилась о детях власть:
Качели побросала в лужи –
И на партсъезды отвлеклась?
Да ладно, ведь бывало хуже…
В качелях милого сынка,
Качаем… Он поет чего-то,
Мурлычет… Маленький пока,
Но выпевает чисто ноты
Тех песен, что ему поем
Поочередно все в семейке.
А накануне вечерком
Тому, кто ныне в кацавейке,
Показывал «театр теней»,
Собачку, кошечку на стенке,
Учил его – мол, сам сумей!
Запомнил – и сегодня «сценки»
Из пальцев хочет повторить –
Умен парнишка, переимчив…
Успел я «Смену» зарядить…
— Снимаю! Улыбнись-ка, Димче!
Потом Наталье отдадим
Кравчучке напечатать снимки…
Все праздники мы рядом с ним,
Но вновь нам уезжать от Димки…
Еще последние штрихи –
Слагаю умную речугу –
Ответственнее, чем стихи:
Пусть речь польется не в натугу,
Да чтоб комиссию увлечь
Буквально с самой первой фразы.
Должна быть лаконичной речь,
Без стилистической проказы.
Но я ведь лектор, и поэт,
И журналист вполне умелый.
Ареопажный госсовет
Оценит и заходик смелый
И дикцию – вот здесь я ас…
А очерки – само собою.
В них – партизанство без прикрас,
Геройство, ставшее судьбою.
Вначале Томин был черед.
Ее работа крепко сшита.
Конечно, много сил берет
Публичная трудов защита.
Я – на «камчатке»… Поддержать
Пришли со мной дружок Аяльнех,
Кравчук Наталья… Ей снимать
Охота… Добрых, величальных
Услышала Тамара слов
Немало – щедры оппоненты,
Работу хвалят – от основ
До выводов… Свой путь студенты,
Мы – одолели до конца…
Пришел и мой черед.
— К Защите! –
Расчетливая хитреца –
Взят в оппоненты сам Учитель,
Панфилов, — оправдалась. Он
Мою работу сильно хвалит…
— Я поздравляю вас, Семен, —
Отлично! —
Котелок-то варит –
Я ныне далеко не тот
Провинциал на первом курсе.
Пять курсов вывели вперед –
Чему-то научился в «бурсе».
Чего-то в жизни испытал
В студенческом высоком ранге.
И за границей побывал –
Теперь живу с любовью к Праге –
И что-то сотворить сумел…
Нет. Не ошибся с альма матер.
Теперь и знающ я и смел –
Готов на жизненный фарватер
Вступать… Большому кораблю –
А я – большой, что несомненно, —
Большое плаванье!…
Долблю,
Готовлюсь к госам вдохновенно.
Лишь после них считай ликбез
Журфака пройденным до точки…
История КПСС…
В башку вбиваю заморочки
Про съезды, прочую муру…
Ну, Козочкина нас не жучит…
Сдаю отлично… Кто мне «Тпру!»
Сказать посмеет? Тот, кто учит,
Едва ли хочет нас на мель
Толкнуть в последнюю минуту.
У нас и профессуры цель:
Продемонстрировать, что круто
Готовил к жизни нас журфак…
Последний гос. Он все объемлет
Предметы. Словом, не пустяк…
Ответствую. Панфилов внемлет.
А Любосветов задает
Вопрос простой, но с подковыркой…
О «серой» пропаганде… Ждет,
Не поскользнусь ли… Ждет с ухмылкой
Панфилов.. Он-то в нас вдолбил
Все о ьрехцветной пропаганде…
Я не подвел и не сглупил…
Смеется Любосветов: нам –де,
Понятно: крепко «подковал»
Наставник избранную банду
Международников… Кивал,
Потом:
— Какую пропаганду
Репрезентует АПН? –
Как должно, отвечаю строго,
Что, дескать, здесь не КВН –
И с антиподами дорога
У нас различна, и не след
Прилаживать «три цвета» к нашим…
Панфилов хмывкает. Ответ —
Его словами выдан…
— Скажем,
Условно: параллель с каким
Пропагандистским цветом все же
Для АПН определим?
— Условно – с серым… Все!
Итожа
Пять трудных лет, в зачетку мне
Панфилов написал «Отлично» —
И расписался…
— Рад?
— Вполне… –
Он держится демократично.
А я его благодарю –
И жму протянутую руку…
Учитель! Я боготворю
Того, кто ввел меня в науку
И в жизнь мне отворил врата…
Но у меня еще экзамен
И в УМЛ –е… Маета…
Уста в ответе отверзаем –
И дипломатию сдаем –
Историю и современность…
— Билет берите! –
Взял – а в нем —
Сюрприза необыкновенность,
Я изумлен – давнишний мой —
О дипломатии советской
Перед второю мировой
Вопрос… Стою с улыбкой детской:
Пять лет назад я на него
Ответил, на журфак вступая…
Что повторяюсь – ничего?…
Я в позе мудрого Чапая
Под Ломоносовым стою.
Наташка щелкает «Зенитом».
За далью – что? Судьбу свою
Не угадаешь… Незабытым
Пусть сохранится каждый час,
Что нами на журфаке прожит.
Отныне он навеки в нас.
В судьбе и выше и дороже
Не будет больше ничего…
Ну, что ж, хорошего – помалу.
Дай Бог другим хоть горсть того
Во всем стремленья к идеалу,
Что в нас выковывал журфак…
Мы – МГУ-шной расы люди –
Фундамент тверд, высок «чердак» –
И представление о чуде
Господнем светится в глазах…
В нас свыще воля к свету влита.
Мы – сила. МГУ – в сердцах.
Мы – золотые. Мы – элита!
