Alekto –моему лучику
Книга судей
Вторая часть (начало)
Ракурс души
Сколько прошло времени? Год? Век? Несколько дней? Этот человек, он смотрит на себя в зеркале, смотрит себе в глаза. Видит ли он меня? Мрачное лицо – продолжение его мыслей. Зачем ты смотришь в глубину своих глаз?
Опять этот человек. Отталкивается от стола, за которым работал, отъезжает на стуле, одевается. Улица, редкие прохожие. Он смотрит на мобильник сжатый в руке, на маленьком экранчике надпись: “сервер найден, выполняется приём почты”. В сердце стучит – “Наташа, Наташа, Алекто, Наташа”. Сердце спотыкается – “нет новых сообщений”. Ему становится холодно. Наташа – просто имя. Алекто – крик его души. Озябшие руки в карманы куртки, он останавливается смотрит на небо. Облака сияние неба, в образах слияние. Он пугается, отводит взгляд, он боится моих глаз, он боится смотреть на мир моими глазами.
Окно автомобиля. Я снова вижу небо. Образы в прозрачной синеве. Он видит их тоже и боится, боится, что сходит с ума. Не бойся, смотри. Дай мне вдохнуть небесного света. Длиннобородый седой старик. В руках над головой посох, меч? Ты видишь его глаза? Куда ты едешь? Чья это земля? Что за народ живёт здесь? Лицо старухи, впалые щёки. Ты видишь её? Душа этой земли отражается в небе. Она говорит с тобой. Со мной? Он пугается, отодвигается вглубь салона, рука тянется к мобильнику. “Нет сети”. Последнее отправленное сообщение “Граница. Связь после неё пропадёт”.
Я всё чаще вижу его, слышу его мысли, биение его сердца. Он боится себя, меня. Замыкается, уходит, пытается забыться.
Какой-то город. Высокие здания, внизу улица. Он слышит пение мулы. Я слышу его мысли “Уже четвёртый раз. Он поёт чаще. Она же говорила дважды в день”. О ком ты постоянно думаешь? Она так много значит для тебя?
Биение сердца – трепет крыльев, удары птицы об окно. Тебе плохо? Я не вижу тебя. Что с тобой? Сердце бьётся, дрожит тело, мысли – спутанный клубок. Что ты слышишь? Тебя столкнули с твоим страхом. Ты не сумасшедший. Что ты слышишь? Пение, голоса. Звук воды. Ты в ванной? Вверх или вниз? “Он продержится”. Он мечется кричит в себе. Находит выход в парадоксе, в несуществующем решении. “Молодец”. Он слышит плач матери, плач по нему. Выходит. Всё кончено? Нет.
Он ест. По-прежнему его не вижу, но слышу то, что слышит он: “Если он осознает, что он делает, он умрёт”. Это о тебе? Кто же ты? Что ты делаешь?
Опустошенность. Пустота внутри него. Нет ничего. Лишь мысли и вопрос: “ты уснула я потерял все свои чувства. Ты была права ведунья. Слова твои – вещие сны. Я потерял тебя?”
“Бедный” – так сказали о тебе. Ты не хочешь осознавать кто ты. Не суди себя, пусть судит тот, кто знает всё. Мне говорили так, я говорю тебе. Твоя ведунья, твоя Алекто, вспомни её слова: “в тебе говорит разум, сердце же молчит”. Ты не хочешь чувствовать. Все люди ошибаются, не казни себя. Не знают ошибок только роботы, машины, но они, в конце концов, ломаются. Ты же живой. Суть в несовершенстве. Ошибаться нужно, это жизненно необходимо, так понимают где истина, где ложь, что правильно, что плохо. Пойми и вспомни, кто ты есть, иначе ты умрёшь.
Молишься?
Бред Разума
Небо, я помню его. Сколько мне было лет? Немного, пять, может быть шесть. Невозможное сияние. Нет таких красок. Почему эталон бесконечной глубины море? Это придумал тот кто никогда не видел неба. У него нет глубины, у него нет дна. Кто же это сказал – если нырнуть в него слишком глубоко, можно не вернуться потеряв человечность. Мне кажется я не нырял, я всегда был там. Что же меня здесь держит? Зачем я здесь? Для чего?
Образы, образы – они меня бесят. Я не псих. Хотя сам факт что я себе это твержу свидетельствует об обратном. Может просто не смотреть ввысь? Это не выход. Задача не решается бегством от неё. Сколько прошло лет? Почему это вновь повторяется? Небо – ты моё безумие. Я живу под твоим сиянием, но ты никогда не будешь мной управлять!
Она говорит чтобы я попробовал посмотреть людям в глаза. Я никогда не смотрю в глаза. Почему? Что я боюсь в них увидеть? Своё отражение. Зачем смотреть им в глаза? Она просто не знает меня, не знает о чём говорит.
Чёрт! Я не хотел. Я не хотел. Почему? Снова это происходит. Почему я волнуюсь? Мне же это понравилось. Я даже почувствовал вкус. Вкус взгляда. Как магнит. Притяжение. И что-то невероятное, идущее ко мне от них. Да, я помню эти ощущения. Как я мог их забыть? Я стал другим, совсем другим, теперь мне это нравиться.
Я весь пылаю, всё тело горит. А как я двигаюсь! Есть не хочу. Пить не хочу. Хочу лишь движения быстрого как ветер, как свет.
Что я сделал? Я не выродок. Я же знаю что с ними происходит после этого. Не смотреть в глаза? Чем же мне питаться? Я только сейчас понял как я был истощён. Зачем ты снова разбудила во мне это?! Я никому не хотел причинять вред. Никому.
Нужно ехать. Как? Как всегда, ломая себя.
Какое уродливое небо над этим городом. Странные рожи, искажённые грязью и сумасшествием лики. Как черепа, дымные небеса. Нужно лишь обогнуть его, мой путь ведёт дальше.
Тысячи людей, как муравьи, как мухи-дроздофилы. Они копошатся, копаются в мусоре свалок. Я иду как во сне среди них. Зачем вы сделали с собой такое?
Я открыл глаза, похоже я уснул. Машина на обочине. Нужно ехать. Она не пишет. Нет ничего странного, она спит. Как я? Нет. Она спит как они.
Как странно видеть сны.
Граница народов, граница людей. Теперь ты меня не услышишь. Какая напряжённая сонная тишина. В небе старик. Почему меня бьёт дрожь? Не смотри так старик, я лишь гость твоего народа не более. А ты смешон и стар. Что, живущие здесь люди не верят в тебя? Лети прочь, ты лишь одно из многих облаков, образов слияние. Старуха в небе, над этой землёй. Как ты худа. Как ты истощена. Даже я не выпиваю все соки, как пьёте вы силы земли. Мне жаль, я не могу убить тебя старуха, оборвать твою боль, но потерпи, скоро они убьют тебя сами.
Мула, ты лжёшь. Завывание твоё как взмах крыла бабочки. Да, твой бог силён, ведь у него так много рабов, что кормят его. Но ты как все, всего лишь бог рабов. Скажите мне кому он счастье подарил, любовь? Ха, ха. Твои рабы молчат, бог. Может ты скажешь им почему ты не можешь им дать любовь и радость? Да, ты всего лишь бог.
Лишь один шаг. И я узнаю ответ? Кто я?
Я убийца? Я кого-то убил? Они сказали, что я убил себя, но не сказали почему. Я не хочу смотреть на своё отражение. Зачем вы это делаете? Что со мной происходит?!
Я кричал? Я не знаю, где я нахожусь. Оно опять поглощает меня. Непреодолимое желание! Неудержимое притяжение, в котором я теряю себя, умираю! Нееет!
Я контролирую себя. Я есть закон. Я логика.
Как хочется пить. Как хочется есть. Где же вы люди? Вас нет, как жаль. Что же мне есть?
Я никому не хочу причинить зло. Слышите меня?! Я не убийца. Почему чтобы я жил должны умирать другие? Я не хотел быть таким. За что?! Почему я не такой как вы? Я хочу быть как вы! Я не хочу видеть небо! Я не хочу пить жизни!
Лишь один шаг. Я не буду его делать. Я не могу. Вот я и столкнулся с тем что не способен преодолеть. Я могу идти там, где вы не способны даже ползти, я могу видеть то, от чего вы сойдёте с ума, я живу вами, но я не могу то, что может любой из вас – посмотреть на своё отражение. Я не могу признать, кто я есть.
Аааах! Надо сбавить скорость. Нельзя спать за рулём. Как я мог уснуть? Куда я еду? Я еду домой. А где мой дом?
Странные стены. Я здесь живу?
Не есть и не пить. Жаль я не могу умереть. Ты, смерть, ждёшь меня там, куда мне не добраться – в моём отражении.
Кому мне молиться? Моим родителям. Я просто хочу увидеть вас. Ещё раз. Моя молитва – мой взгляд. Я хочу посмотреть вам в глаза. Как жили вы? Как жить мне?
Память крови
Что-то произошло, что-то изменилось в окружающей его темноте. В ней появилось то, что темнотой не было. Это был краткий миг. Мгновение озарения, когда его разума коснулся ответ, но сознание не смогло его удержать, мир продолжал изменяться. Теперь наполненная сумраком – слияньем тьмы и света – вселенная дышала, плыла, перетекала. В её неровном пульсе рождались очертания, границы, реальность оживала, застывала в формах и объёмах, мир наполнялся массой, цветом.
Сидящего на мраморном полу храма человека, предрассветный сумрак превращал в каменную статую, в осколок древней тьмы, ставший в новом мире осколком иной реальности, непознаваемой тайны вечности, прикосновение к которой изменяло саму мысль.
Х’омо открыл глаза, выплывая из полусна, полусознания. Мир смотрел на него глазами, увиденного им вчера ребёнка. Лёгкая улыбка, безгранично открытый взгляд, полный глубокого смысла, лучащегося из его глаз чем-то всеобъемлющим, каким-то невероятным осознанием мира и себя. Лучащийся тайной, которую не смог познать Х’омо. В его глаза хотелось смотреть не отрываясь. И Х’омо смотрел в небесного цвета озёра его души. Ребёнок увидел, появившуюся на лице стоящего перед ним дядьки, улыбку и понял: он, дядька тоже знает эту тайну и обрадовался, расцветая, окрашивая окружающее своим счастьем и даря свою радость миру.
Х’омо почувствовал, что начинает меняться, исчезать, умирать от взгляда дарившего ему свою тайну ребёнка. Он отшатнулся. Не чувствуя себя, с трудом успокаивая сбесившуюся, срывающуюся в хаос вселенную своего разума, попятился, развернулся и шатаясь пошёл. В никуда, дальше, как можно дальше от этого ребёнка, от его убивающего, лишающего разума взгляда.
Луч солнца коснулся крыши храма, стоящего на вершине зиккурата.
Х’омо встал с пола, выпрямился, подошёл к краю прямоугольного основания храма, замер. Он долго смотрел на яркое золотое сияние, разливающееся на востоке, затем медленно снял с головы золотую диадему с инкрустированным драгоценными камнями символом Святой Обители, чуть отвёл руку в сторону и разжал пальцы. Казалось, она падала целую вечность. Неестественно громкий звон, ударившегося о камень обруча, разлетелся по храму. Засиял весь горизонт. Разлившийся по краю неба свет собрался в одном месте. Мир вспыхнул. Х’омо слегка прищурился наблюдая как встаёт над миром, поднимается переливающийся диск солнца.
Ему говорили: ты рождён управлять. Ты рождён третьей волной Космического Разума. Ты принадлежишь касте Управляющих. Ты третье воплощение Разума Вселенной, призванный управлять умами людей двух низших каст. Ты хранитель Жизни, контролирующий людей. Сдерживая их и управляя ими, ты хранишь Жизнь и, слушая наши мысли, мысли Ведущих — четвёртой касты Вселенной, ты совершенствуешь реальность.
Они ошибались. Когда в своей мысли Х’омо смог сливаться с Великим Разумом, он увидел, что Ведущие ошиблись в его предназначении. В стремлении найти своё предназначение мысль Х’омо достигала немыслимой скорости, проникая всё глубже в свою Космическую Матрицу. Его взгляд, пронзающий вселенную, достиг четвёртой ступени эволюции мысли Космоса, ступени, воплощением которой были Ведущие, и в стремлении своём полетел дальше. Сегодня утром он закончил свою мысль. Ведущие не заметили изменения Космической Мысли, да и как они могли увидеть лежащее за пределами их сознаний. Х’омо был представителем пятой волны Космического Разума. Он первый из пятой касты. Он призван соединить в себе все предыдущие воплощения Вселенной, он призван стать Единственным – разумом соединяющим в себе все волны космической мысли. Он пятая ступень мысли.
Х’омо развернулся, прошёл к, выложенной синим мрамором, лестнице, и стал спускаться с зиккурата.
Чтобы достичь своего предназначения, он должен слиться с каждой из мыслей порожденных четырьмя волнами Великого Разума. Святая Обитель ускорила его мысль. Теперь она стала обузой.
Смотря на ясное небо, он медленно спускался вниз, в мысли своей, охватывая простирающийся перед ним мир.
Они будут его искать.
-Он покинул Святую Обитель, долину храмов.
-Преодолел Запрет?
-Да. И ты знаешь, что это означает.
-Его мысль обогнала мысль наложившего печать. Твою.
Он будет для них отступником. Покинувшим касту. Пошедшим по ошибочному пути.
-Он оставил свою диадему. Знак принадлежности к своей касте, к Великому Кругу.
-Он отказался от своего предназначения. Он должен следовать своей судьбе, иначе он начнёт искажать нашу реальность.
Они попытаются его вернуть. Это даст ему время.
-Левиты вернут его. В конце концов, он ещё слишком человек.
Даст ему время мыслить. Пока они не осознают, что он нечто большее, чем отступник.
— Самодостаточность твоё первое имя.
Мысли Х’омо рассекающей толпу искрой взлетели ввысь, над Вавилоном поднялись и лучом света в столпотворение вонзились.
— Самоорганизация твоя вторая грань.
Создания толпы проявились призрачными облаками. В пламени мыслей, мимолётными желаниями людей окутывающих, поднялись над толпой сущности – огромные, на душах всех в толпе стоящие, и небольшие, для которых опорой, столпами жизни были отдельные группы, индивиды.
Х’омо разумом их всех коснулся, пытаясь взглядом охватить создания-силы человека, которым жизнь он дал и, в рабство к которым впал.
— Самосознание твой образ Человек.
Луч-взгляд сознания Х’омо силы все созданные человеком охватил, ища суть сущностей, что разрушение человеку придавали и сущностей, что крыльями его душу наделяли.
— И безграничность твой предел великий.
Сквозь тёмный призрак над толпой волной идущий он нашёл, увидел человека – сосредоточеньем разрушения он был.
Тяжело дыша, Х‘омо к стене здания прижался. Теперь он знает одного из тех, кого найти он должен. Он нашёл воплощение разрушения, но и его нашли те, кто его искали.
Опираясь рукой о стену, он медленно пошёл прочь.
— Левиты его нашли. Он в Вавилоне.
— Пусть приведут его.
Мысленная волна приказа-поиска теперь на людей влияла, агрессией и подозрительностью проявлялась. Не подозревая, прохожие во встречных людях одного искали.
Х’омо быстро шёл, ища пути, где не было б людей, где бы никто его не смог увидеть и мыслями своими выдать.
Переулок был пустынным, тёмным. И необыкновенно тихим. Звуки улицы, толпы сюда не доносились. Х’омо прошёл вперёд, в его темноте скрываясь. Здесь он сможет отдохнуть и сбить со следа идущих за ним.
В конце улицы раздались звуки. Х‘омо замер, краем сознания коснулся мыслей на него направленных и в переулке проявились облака-сознания ищущих его людей. Он пригляделся и вскоре в полумраке смог разглядеть силуэты их фигур. С двух сторон по переулку шли семеро людей. Руевитеры – несущие смерть тени, так их называли. В начале улицы стоял левит. Его луч-взгляд мысленной волной мир сканировал, искал.
Они его не видели. Скорость мысли Х’омо слишком высока была для них. И все рождённые для его поиска мысли он молниеносно отвергал, разум его чистым оставался, все мыслеобразы его сознание мгновенно пролетали, следов не оставляя, не выдавая.
“Рождённый” контролировать сознания других, он невидимкой был среди них.
Куча мусора напротив Х’омо пошевелилась и Х’омо вдруг увидел старика. Тот на него смотрел, взгляда не отводя.
Сердце глухо стукнуло, но руевитеры его по-прежнему не видели. Мысли старика отступника не отражали, не выдавали. Х’омо вгляделся в его глубокие глаза.
Руевитеры стали удаляться. Позади всех идущий, проходя мимо старика, взмахнул мечом, чёрными каплями стену озаряя. Тело нищего с глухим звуком упало на холодный камень.
Когда улица опустела, темнота ожила, из неё протаял человек. Х’омо, вызывая быстро затухающее эхо, подошёл к куче мусора, некоторое время стоял прислушиваясь к затухающему дыханию лежащего на камне, затем присел смотря в тусклые глаза. Словно гром в его лицо ударили, последним вздохом вылетевшие в мир, слова.
— Проклинаю тебя, Вавилон…
Х’омо отшатнулся на мгновение, почувствовав чудовищную силу последней мысли старика. Он выпрямился, взглянул в потемневшие небеса. Сила, что проклятием названа была, тяжёлой мёртвой тенью на город опускалась.
— Он ушёл от них.
— Где он сейчас?
— Не знаю.
— Ты же можешь это сделать. Помоги мне.
— Ты не знаешь, о чём просишь.
— Помоги мне.
— Ты не понимаешь, чем придётся заплатить.
— Помоги…
— Ты смогла…
Печаль тихо лилась из его глаз, холодным туманом плыла по долине, серебряным светом луны окутывала далёкие скалы.
— Ах, Лин. Зачем…
Его губы искривились.
— Ты довольна?!
Его взгляд вонзился в холод ночи.
— Зачем? Зачем Ты ей позволила это сделать?! Она не знала, на что идёт! Не знала, чем придётся заплатить…
Шин замолчал, долго смотрел в ночное небо. Затем бессильно опустил голову.
— Знаешь в чём разница между нами?
Тишина молчала.
— Я все-таки когда-нибудь умру.
Предрассветный сумрак разливался по поляне, заполнял опушку леса, скапливался под пологом деревьев. Холодную тишину рассвета разбивали короткие выдохи-вскрики. Исчезающий в забвении клинок вновь проявлялся, рассекая блеском тишину. Человек в тусклых отсветах клинка с душой своею говорил. Он растворялся в сумраке, из вида пропадая, появлялся вновь, абрисом размытым сумрак разметая. Он кричал, он угрожал. Меч молчал. Он просил, он умолял. Но сталь молчала.
Шин остановился, опустил меч. На краю леса стояла Лин.
— Я хочу научиться убивать. Как ты.
Он повернулся, меча в руке уже не было. Несколько мгновений смотрел на неё, затем пошёл к биваку.
— Она приходила ночью.
Он замер, остановился.
— Я видела Её тень и чувствовала холод, такой же, как идёт от тебя.
Он двинулся дальше. Стал удаляться.
Она его догнала, схватила за рукав. Мир перевернулся, промелькнул перед глазами, она упала. От резкой боли в кисти на глазах выступили слёзы. Лин зло вытерла их. Смотря ему в, скрытое тенью, лицо, сказала.
— Я стану как ты. Я убью их. А потом, приду за тобой.
Он отвернулся, пошёл прочь.
Отряд конников чёрными тенями вырос на вершине холма. Перед ними открылась глубокая долина. У озера, в тени обрамлявших долину скал стоял замок.
Илариэль тронула коня, приближаясь к ахою.
— Мы прибыли?
— Да. Это Ландербок. Левит уже ждёт нас. Отсюда до Истуга день пути.
Магира перевела взгляд на возвышающийся над озером замок, заметила маленькую точку всадника, выезжающего из ворот.
Ахой посмотрел на виджи, хотел что-то сказать, но не сказал, отвернулся, потянул поводья, начиная спуск. Руевитеры последовали за ним. Магира приблизилась к Илариэль. Виджи смотрела на выползающую из-за горизонта черноту.
Они молча стали спускаться по пологому склону.
Шин остановился, замер, смотря на спускающийся по склону отряд. Вгляделся в их лица.
Тяжёлые острые линии. Белая кожа. Тёмные бездонные глаза. Из них светилась смерть.
Убийцы.
Её сжигающий огонь жил в их движениях, скользил по телу, сползал на чёрных лошадей, беспросветной ночью отражался в их глазах.
Они ещё были живы, но Шин уже видел Её тень. Лежащую на всех призрачную кисею Её прикосновения. Они все умрут.
Одна из лошадей заржала, взбрыкнулась, выбежала из движения отряда. Всадница успокоила лошадь, направила вслед за конниками. Её что-то заставило оглянуться.
Закрытое чёрной тканью лицо, Яркая линия губ, острые скулы. Она отвернулась, пришпорила лошадь.
Шин долго смотрел на движущуюся к замку чёрную змейку отряда.
С момента рождения на человеке лежит Её печать. Перед тем как Она берёт подошедшего к краю за руку и уводит, она дотрагивается до него своей холодной дланью, накрывает своей тенью. Шин видел погружённых в невидимый сумрак людей. Они все умрут.
Магира остановила лошадь, руевитеры въезжали в замок, подозвала стражника.
— Кто это был?
Она указала на далёкую точку всадника, поднимающуюся на холм. Стражник словно взявшись за что-то мерзкое и холодное, выплюнул.
— Наёмник, госпожа. Он сказал, что его зовут Шин Дао.
Магира выпрямилась в седле, оглянулась, смотря на замерший в красках заката силуэт на вершине холма.
Ему было двенадцать лет.
Империя не жалела никого, ни малого, ни старого. Ты подчинишься или умрёшь!
Он умирал на своей земле, на земле своих предков, в доме, в котором вырос. Пламя, заполонившее мир медленно приближалось к придавленному тяжёлой балкой мальчишке. Рядом лежали тела…
Империя уничтожает своих врагов. Присоединись или умри!
Он не чувствовал тела, поэтому не чувствовал боли. Не чувствовал жара, облизывающего балку огня, не чувствовал слёз бегущих по щекам. Перед его глазами застыла вечность. Все кого он любил, погибли, всё, во что он верил, исчезло. Пламя, порождённое, пришедшими в его земли, людьми убило всё, что он считал священным, неприкосновенным, чистым.
Империя не щадит никого, ибо империя это закон.
Она шла между взметающимися языками пламени, ступала плавно, легко. Он смотрел на неё. Окутанная призрачным ветром она шла, вглядываясь в лица умерших. Он смотрел, как она приближалась. Страха не было. Белые одежды лёгкой кисеей окутывали бледное тело, плыли ускользающими волнами. Она шла, и огонь отступал от неё, боясь её прикосновения, ибо она была Смерть.
Она смотрела на него.
— Велика Она сын и прекрасна. В каждом существе есть Она, в каждой былинке, благодаря Ей рождаются миры. Безмерна сила Её, непреодолима Её власть. Почитай и уважай Её ибо частица она твоя, Творцом в тебя вложенная.
Её глаза отражали пламя, словно озеро святилище, сверкающее на закате. В них он увидел себя.
Шин тяжело вздохнул. Закатное солнце мягким светом озаряло лог, высокий ясень, потрескивающий костёр. Он многое забыл, время поглотило его память, но в его сердце жили воспоминания, которые не исчезнут никогда.
Ливень превратил обгоревшие деревяшки в чёрные скользкие головёшки. Его вытаскивали, тащили чьи-то руки. Доносились голоса.
— Осторожно…
— Как он уцелел?..
— Чудо…
Ливень бил по щекам. Он видел серое затянутое мутью небо.
Дождь затушил пожар, огня уже не было, а он всё ещё слышал свои слова, смешивающиеся с горящим пламенем.
— …дай…силу убить…их…
Он всё ещё чувствовал её прикосновение. Её холод, проникающий в тело, растекающийся по жилам огонь.
На потемневшем небе загорались звёзды. Сквозь прикрытые веки Шин смотрел на них, вспоминал, засыпал.
Очертания, омытого мутной влагой предрассветного сумрака, гигантского ясеня сливались с фигурой сидящего у его подножия человека. Ночь превращала прислонившегося к стволу ясеня человека в один из трёх далеко расходящихся корней огромного дерева.
Шин не спал, уже давно. Рассеянным взглядом полуприкрытых глаз смотрел вдаль, растворяясь в медленно тающей темноте разбудившего его сна.
Она была такой же, как и четыре года назад. Такая же хрупкая тонкая фигура, такое же по-детски округлое, немного бледное лицо. Вот только глаза, глаза были другими. Таких глаз не должно быть у четырнадцатилетней девочки. Не должно быть светящихся в её глазах такого холода, такого равнодушия, такого отчуждения. И голос, голос был другим. Чужим. Не её. Тихий нечеловеческий шёпот, шёпот разбудившего его кошмара.
Её губы не шевелились, бледное лицо с тёмными провалами глаз медленно плыло, тонуло в темноте. А он слышал шелест её слов, тенью неощутимого ветра окутывающий его сердце.
— Я приду за тобой…
Он не спал, уже давно. Безмолвие ночи заглядывало ему в широко раскрытые глаза, проникало в его мысли, невидимой тенью окрашивало видения.
Он вспомнил встретившийся ему на кануне отряд всадников.
Вспомнил Её слова: “Я беру за руку и веду сквозь Туман”.
Вспомнил выбившуюся из движения отряда всадницу.
Темнота медленно таяла, растворялась в сером безмолвии.
Сидящий у подножия ясеня человек пошевелился, очертания ясеня взволновались. Шин посмотрел вверх. Между простирающимися над миром сучьями было видно светлеющее небо.
— Ты сказала равного по силе? Как насчёт Тебя?
Он оторвал спину от дерева, встал. Ясный взгляд клинком блеснул в сумраке.
Поднявшееся над горизонтом солнце яркими лучами осветило спешащего на север человека.
Земля была истоптана лошадьми. Те, за кем он шёл, здесь спешились, оставляя упирающихся, отшатывающихся от чёрной стены деревьев, лошадей.
Шин вгляделся в дышащую безумием бездонную глубь тёмного чертога.
Мёртвая тишина леса жила, дышала, источая яд, хищно улыбаясь, смотрела на него, приглашая в своё царство.
Шин шагнул вперёд, окунаясь в кричащее тысячами голосов безмолвие. Темнота сомкнулась за ним, заключила в объятия. Тишина окутала и тут же закричала, отскочила, спряталась, ненавистно и злобно смотря из глубины леса. Успевшие проникнуть в тело Шина кисеи омертвлёнными осколками упали на землю. Обжигающий холод, вышедший из его сердца, призрачным туманом окутал фигуру. Шин взглянул на ощерившуюся темноту, пошёл по следам.
Клинок глубоко вошёл в ствол ели, прочно застряв в нём. Уцепившись за рукоять меча, воин сидел на земле в нелепой противоестественной позе. Шин не подошёл – тишина леса уже давно окутала тело человека – осмотрелся.
Обрубленные в яростной схватке ветки, измятая трава, чёрные пятна крови на стволах деревьев.
Он взглянул на следы. Лишь один человек, отошедший от пути, видел, как умирает в кричащем безмолвии воин. Остальные безучастно шли дальше.
Тьма расступилась, выпуская его из своих чертогов, но Шин не сразу вышел из леса, присел, осматривая лежащее на земле тело. Растопыренными пальцами цепляясь за землю, умерший из последних сил полз вперёд, пытаясь вырваться из темноты леса. Остекленевший взгляд застыл, навечно устремившись к опушке, к месту, где стоял смотрящий на него человек. Шин прошёл вперёд. Следы, наблюдающего за ползущим по земле воином, рассказали ему как человек отвернулся, ушел, присоединяясь к рассматривающим долину людям.
Шин выпрямился, тёмным взглядом оглядел долину, далёкое поселение, стоящий на горе замок. Холод в его сердце медленно усиливался.
Многие годы он бродил по миру, ища способ умереть. Он устал, очень устал. Тяжесть времени невыносимым грузом давила на него, тусклым мёртвым цветом пропитывая взгляд. Но нет ничего вечного в объятиях времени. Придёт миг и груз упадёт с его плеч, дыхание застынет, остановится сердце. Как долго он этого ждёт. Сколько раз он молился об этом? Не счесть. Текли годы, летели жизни. Она сжалилась над ним. Она, подарившая ему бессмертие. Подарившая ему проклятье вечности. Она сжалилась над ним.
— Найди равного мне по силе, найди того, кого не сможет сразить твой клинок, и я отпущу тебя.
Так сказала Она. И он искал. Пролетали годы. Проплывали жизни.
Шин перевёл взгляд на сверкающий зарницами горизонт.
Освещающие кромку земли сполохи становились всё чаще, всё яростнее. Окутавшая мир тишина усиливала вспышки, наполняя их каким-то зловещим оттенком, молчаливым гневом.
Шин взглянул на уходящие вниз по склону следы, вспомнил спрятанное вуалью лицо всадницы, невидимую тень лежащую на ней.
— Я успею, успею.
Он опустился на колено, дотронулся до земли, ища следы отряда. Тишина, сковывавшая мир с ужасом смотрела на нарушившего её тревожное забвение человека.
Зачем ты пришёл сюда человек?
Прочь! Уходи!
Здесь царствует смерть. Здесь безмолвие царит.
Отвернись, обернись! Уходи человек!
Жизнь отнимут твою, унесут в темноту, растерзают душу твою.
Уходиииии…!
Шин вскинул голову, выпрямился, прислушиваясь к опускающимся на землю сумеркам.
Кажется крик вдалеке. Или птица?
Тишина заглядывала ему в глаза, кричала, толкала, умоляла.
Шин посмотрел на чёрные провалы окон, на искорёженные выстроившиеся в строгую линию стены домов, сжал зубы, внезапно догадавшись, осознав, резко развернулся и, четырхаясь сквозь зубы, бросился бежать по уходящей к замку дороге.
Магира замерла, вглядываясь в поворот, петлявшей по лесу дороги. Что-то было не так в пространстве окружающего их леса. Природа словно застыла сжавшись, замерев в напряжённом ожидании.
Давным-давно один из наставников монастыря приютившего вышедшую к ним из леса маленькую девочку спросил её: “Хлопок — звук от двух ладоней. Каков же звук от одной?”. Девочка задумалась на несколько мгновений, а затем ответила. Старик улыбнулся и пошёл дальше, словно осознав для себя что-то важное. Время от времени монах задавал ей такие вопросы. На некоторые она отвечала сразу на другие спустя несколько дней, но она всегда находила ответ. Шло время, мир изменялся, но магира, как назвали выросшую девочку монахи Иншао, никогда не забывала того состояния восприятия мира, когда к ней приходил ответ. И сейчас природа словно задавала ей тот же вопрос. Каков же ответ, магира, каков же ответ девочка?
Почти ложась на круп коня, Валта резко отклонилась в седле. Краем глаза она заметила вытянувшиеся в удивлении лица ехавших позади неё руевитеров. Вылетевшие из её рук стальные молнии исчезли в нависших над дорогой кронах. Последовавшее за этим произошло в течение нескольких секунд. Она услышала резкий вскрик, тихий железный всхлип отбитого сюрикена, на дорогу посыпались листья, ветки. Повсюду разносились, растягивались крики, над отрядом падая вниз, парила ослепительно белая верёвочная сеть, а на магиру летела смерть. Ярким солнцем блеснула стальная полоса, но вошедшая в ворота Иншао уже давно жила в другом времени. Поток мыслей неудержимым светом летел перед её сознанием. Магира не останавливала его, ни доли мгновения не сосредотачивалась ни на одном из мелькающих образов, они свободно проносились через её разум. Она смотрела сквозь летящий поток мира, и видела плывущую тень этого потока, состоявшую из частички тени каждого отдельного его мига-образа и изменяемую каждым его мгновением-мыслью. Эта тень теперь была для неё единой мыслью окружающего её мира, превратившейся в одно движение, в котором она чувствовала весь мир. Клинок падающего человека сплёлся с клинком магиры, мир запел в стальном звучании смертельного огня. Их глаза встретились. Доля мгновения растянулась в вечность и снова стала мигом. Они отлетели друга от друга, словно столкнувшиеся скалы.
Магира приземлилась на дорогу, он замер в четырёх шагах напротив, с удивлением, вниманием смотря в её глаза. Поток застыл и мир стал прежним. Снова слыша звуки, ощущая, воспринимая краски мира, Валта обернулась, быстро огляделась. На дороге никого не было – ни руевитеров, ни нападающих, никого. Дорога была пуста, лишь клочья тумана, рассеиваясь, плыли над землёй. Магира покачнулась, тело мгновенно стало ватным, тяжёлым, не её. Сквозь застилающую глаза пелену она увидела стоящего напротив воина, он не шевелился. Только сейчас она поняла, что он в маске. Мир странно качался, плыл, словно во сне. Она упала, попыталась подняться и вдруг осознала, что её рвёт. Сотрясаемое судорогами тело где-то вдалеке корчилось и молило спасти. Но это уже было не важно, потому что магира видела огонь, дымное пламя, поднимающееся над стенами монастыря. Белесый дым застилал внутренний двор, душил, сухим горячим кашлем застревая в горле. Разносящиеся над двором крики перекрыл тяжёлый низкий гул. Валта развернулась, но успела заметить лишь огромную падающую с неба тень. В следующий миг её сшибло с ног, темнотой и жуткой тяжестью наполнило мир.
Её кто-то тряс. Она открыла глаза, сквозь слёзы увидела склонившегося над ней человека. Он что-то ей говорил, кричал.
Гул в ушах стал утихать, дым развеялся, не щипал глаза.
— Очнись! Вставай! Нужно уходить! Давай же! Вставай!
Голос порождал странное эхо, раздваивался, расстраивался, но она уловила смысл, дрожа и спотыкаясь, попыталась подняться, ей помогли.
Сознание вернулось резко, словно кто-то взял и с силой бросил разум в ослабшее еле двигающее ногами тело. Валта несколько раз моргнула, поняла, что её тащат, услышала справа над ухом сопение. Магира пошевелилась, оттолкнула от себя обхватившую её тело руку, остановилась.
Некоторое время он смотрел на неё, пытаясь увидеть скрытые вуалью глаза.
— Очнулась? Как ты? Идти можешь?
Магира покачнулась, но удержалась на ногах.
— Кто ты? Что произошло? Где? Где…
Она закашлялась.
Он поддержал, потянул за собой.
— Нужно уходить. Туман сгущается. Идём!
Она уперлась, выхватила руку. Белесые полотна медленно плыли над дорогой, растекались, липли к телу, вызывая тошноту.
— Кто ты?! Где Илариэль?
Человек мгновение молчал.
— Те с кем ты сюда пришла? Вы вошли в туман. Они все умрут…
— Что?? Я тебя знаю. Ты тот наёмник…ты был в Ландербоке…Шин…
— Дао.
— Да так сказал стражник. Что ты здесь делаешь?
— Я тебя спас.
Валта окончательно пришла в себя, взглянула на дорогу, откуда они пришли.
— Где ты меня нашёл?
— У подножия горы.
Шин наблюдал за ней. Молчал. Магира подняла руки, коснулась головы. Чёрная ткань, закрывающая лицо упала. Он увидел ёе лицо. Ёе взгляд, словно меч, блеснул в сумраке. Она отвернулась, пошла обратно туда, откуда он её вынес, побежала.
Ракурс души
Он проснулся, тяжело дышит, вглядывается в ночь. Он считает эти сны кошмаром. Почему? Он думает, что теряет себя, растворяется в чужих личностях, эмоциях и мыслях. Ты просто вспоминаешь. Память крови оживает в твоих снах. Твои гены, твои предки это тоже ты. Он успокоился, дыхание выровнялось, глаза закрылись.
Снова город, серый, грязный. Это тот где тебя испытывали? Где ты искал спасение, исцеление? Нет, он другой. Зачем ты здесь?
Церковь. Тихо и спокойно. Что ты здесь ощущаешь? Ничего. Раньше всё было иначе так? Он отдыхает.
Люди, прохожие. Он снова смотрит им в глаза, он впитывает их. Ты перестаёшь себя бояться, начинаешь понимать, кто ты есть. Чтобы пить, ему уже не нужно окунаться в их глаза. Прохожие, он чувствует, как воздух тянется от них к нему. Ты стал двигаться быстрее, ты это замечаешь? Люди в транспорте, они ведь даже не понимают, что происходит, а ты просто смотришь. Лишь один человек чувствует тебя, ощущаешь его страх?
Чем ты удивлён? Ты не единственный, тебя тоже можно пить. Он оборачивается, женщина идущая за ним поворачивает в сторону, быстро переходит дорогу, исчезает. Он идёт дальше.
Сильные глаза, прямой и чёрный взгляд. Хочешь попробовать на нём? Нет? Почему?
Вокзал. Слишком много людей. Слишком много голосов. Ему плохо. Я знаю. Потерпи. Ты не сходишь с ума. Успокойся, дыши ровней. Он что-то вспоминает, не думает, отгораживается от толпы.
Почему ты ей не пишешь? Среди толпы лишь её голос спас тебя.
Он снова спит. Он снова вспоминает.
Память крови
Было очень тихо. Рассвет ещё не наступил, но сумрак был светлым, ясно очерчивающим силуэт человека странным танцем плывущий в предрассветной тишине. Его неподвижный взгляд был устремлён в одну точку. Казалось, он ничего не видит, но уверенные наполненные грацией движения говорили об обратном.
— Воины называют состояние это боевой пустотой, трансом, мудрецы – спокойной водной гладью. Душа такого человека как зеркало вещей всех. Так вот послушай, чтобы невозможного достичь, предел преодолеть ты должен умереть, стать пустотой, с творцом соединиться и в смерти своей в невозможном возродиться, — Весемир махнул рукой, и она словно исчезла, растворилась, призрачным силуэтом в воздухе растёкшись и оказалась вновь покоящейся на прежнем месте.
Свамир нахмурился.
— Ты непонятно говоришь. Как может что-то умереть и через это возродиться, новым стать?
— Смотри.
Весемир наклонился, чуть свесившись за борт лодки, окунул в воду руку, выпрямился, показывая Свамиру кусочек льда.
— Что у меня в руке?
— Лёд.
— Вода в нём умерла и в новом возродилась. Так пустота, переходя в движение, умирает, но в движение остаётся.
Свамир размышлял, пытаясь сравнить слова дядьки с тем, что он чувствовал, когда теченья мира ощущал.
— Скажи, ты дышишь постоянно, всегда?
— Конечно.
— Но всегда ли дыхание своё ты ощущаешь? Ведь иногда не обращаешь ты внимание на него, так словно нет в тот миг его, хотя на самом деле дышишь.
Свамир сощурился, внезапно начиная понимать.
Человек остановился. Некоторое время стоял неподвижно, вслушиваясь в лёгкое, едва ощутимое дуновение ветра. Такое же, как тогда, в другом месте, в другое время, в другом мире.
Над миром парила ночь. Лёгкий ветер приносил ароматы далёкой грозы. Они снова были вместе. Они стояли на балконе, вдыхали ночной воздух, молчали. Никто не хотел нарушать тишины, нарушать объятий, нарушать тот миг счастья, что дарила им ночь. Здесь, в этом замке, в этом месте были только они.
“Скоро взойдёт солнце. Нужно выдвигаться”
Свамир стал спускаться к биваку шухенов.
— Они пережили эпоху первого храма, кохены не смогли до них добраться. На севере найдёшь ты их, шухенами они зовутся, но знай, тропу к ним бог их охраняет.
Свамир повернулся в седле, посмотрел на шестерых воинов.
— Шестеро из нас помогут тебе.
Он крикнул и вскоре сорвавшиеся с места всадники растаяли в сумерках наступающего утра.
Билун вскарабкался на холм, ещё раз оглянулся и, не заметив ничего подозрительного, нырнул в заросли леса. Жара стояла необыкновенная, но под пологом деревьев было прохладно. Он очень быстро нашёл поляну, на которой его должны были ждать, вышел. Поляна была пуста, он огляделся. Никого. Прошёлся по поросшей высокой травой и яркими цветами поляне. Вытер испарину — пекло нещадно.
— Эй!?
Он внимательно осмотрел обрамляющий поляну лес.
— Эй?!
— Не ори.
Билун вздрогнул от неожиданности, голос раздался так близко, обернулся.
Светловолосый на ослепительно белом коне подъезжал к нему. Из леса выезжали ещё люди. Билун посчитал, их было шестеро.
— Узнал?
Билун посмотрел на светловолосого, вспоминая зачем он здесь.
— Он уехал, сегодня утром.
Голубые глаза светловолосого давили, прожигали насквозь. Билун кашлянул, выправляя вдруг осипший голос.
— Вчера на закате приехали люди. Все с оружием. Их главный, я слышал, как женщина его называла ахоем, сразу же как спешился пошёл к нему. Сегодня утром они все покинули замок. И я слышал, — он сглотнул, — они направились в Истуг.
Светловолосый опустил голову, вновь поднял, упираясь в него взглядом.
— С ними была женщина с вуалью, с чёрной тканью, закрывающей лицо?
Билун закивал.
— Да, господин, была. Она всё время держалась возле второй. Всё время возле неё. Я даже имя её услышал. Что-то вроде Балта или Талта.
— Валта.
— Да, да, господин, точно, Валта, а вторая…
— Илариэль.
Беловолосый молчал некоторое время, затем развернул коня. И Билуну показалось, что он сейчас уедет.
— Господин, а деньги, господин?
Беловолосый застыл. Один из чёрных пошатнулся. Билун услышал его голос. По спине пробежал холодок. Он не разобрал слов, но настаивать больше не хотел. Беловолосый и так ему уже заплатил. Не нужно было спрашивать. Не нужно.
Беловолосый медленно обернулся, на солнце блеснули монеты, упали в траву, отвернулся, крикнул, понукая коня и вскоре они все скрылись во тьме леса.
Билун вытер испарину, взглянул на солнце, жара, а холод так и пробирает, присел, ища в траве монеты. Чёртовы чужаки. Чтоб вы все там сгнили в этом Истуге. Боже пронеси и сохрани.
Наполненный злобой ветер снова и снова, словно приливная волна накидывался на стоящих над обрывом людей, пытаясь сбросить, скинуть ненавистных существ в пропасть. Ветер не мог объяснить, почему он ненавидит Человека, почему ярость и злоба захлёстывают его, оставляя лишь одно стремление – уничтожить, разорвать, раздавить. Лишь недавно появившаяся в нём ненависть ко всему живому теперь всецело владела им, заставляя уничтожать всё на своём пути.
Один из шухенов закрыв глаза, втянул в себя воздух, затем с шумом резко выдохнул.
— Воздух насыщен смрадом тумана, и ветер разносит его вонь повсюду.
— Ветер уже отравлен этой заразой, он сеет зерна бесцветья в землю.
— И зов мглы в них очень велик, — шухен повернулся к Свамиру, посмотрел в ярко голубые глаза, устремлённые в даль. – Он уже давно здесь и он стал много сильнее. — Летящий порывами ветер изо всех сил трепал одежды, развивал волосы, ярость этой земли не знала предела, — Твой брат для них всего лишь дверь и ключ они скоро подберут. Ты знаешь что произошло когда врата они открыли в Первом Храме. Сделай правильный выбор. Время на принятие решения уже не осталось.
— Дальше ты не пойдёшь. Ты не умрёшь.
Магира отступила, но не попятилась, начала движение и замерла, смотря за спину, пытающегося остановить её, наемника. На дороге стоял человек, чуть поодаль ещё стояли люди.
— Свамир?
— Уходи Валта, здесь ты бессильна. Я найду её, ты лишь помешаешь.
Ракурс души
Илья. Значит, так тебя зовут. Удивительно, я только сейчас увидел твоё имя, ты умеешь хранить тайны, некоторые прячешь даже от самого себя. От кого ты бежишь, Илья? От кого скрываешься? Ты идёшь по улицам ещё одного города. Куда ты спешишь? От себя не убежишь.
Тепло. Редкие капли дождя. Порывистый ветер. Он смотрит на небо, улыбается своим мыслям. Ей нравится дождь и серое небо, и запах мокрого асфальта после дождя. Ты хочешь разорвать связующую вас нить? Ты уже пробовал однажды. Почему ты не хочешь ей поверить?
Он закричал. Небо ответило далёким раскатом грома, он услышал ответ, но не поверил вновь.
Внутри огонь. Чьих глаз ты напился? Нет, этот огонь родился в тебе. Ты оборвал с ней связь. За окном в ночи зарево пожара, горят дома. Илья, услышь меня, пожалуйста, тебе нужно осознать, что ты делаешь, понять, кто ты есть. Посмотри в окно, твой сон рождает чудовищ.
Посмотри в глаза своему страху, прими себя таким, какой ты есть, ты же так хочешь освобождения, умиротворения. Она твой ключ к себе. Тебе не разорвать вашу связь. Она всегда будет чувствовать тебя, а ты её. Как ты не поймёшь она продолжение твоё, а ты её. Вы одно и два по одному. Найди себя в ней.
Одному тебе не справиться со своим сумашествием.
У тебя осталось мало времени, ты слишком ярок, твоя сила слишком стихийна, тебя увидели и тебя ищут.
У тебя идёт кровь, как ты мог это допустить? Он упал на траву. “как всё глупо и смешно”. Вставай! Он улыбается, думает о ней. Она бы сказала тебе вставай! Ты не умрёшь здесь. Он поднимается, ноги дрожат но идёт. “Если дойду, если выживу обязательно напишу”. Асфальт, пустые улицы. Тебя никто не увидит. Он идёт.
Он падал ещё дважды и вставал. Он шёл к ней. Он дошёл. Здесь о тебе позаботятся.
“Нет не напишу”.
День. Двигаться можешь? Тебя выследили.
— Мы его вырубили, обычный человек и ничего больше. Может они ошиблись?
Илья, они тебя не “вырубили”. Ты слышишь их голоса, их мысли, ты чувствуешь, что происходит вокруг, значит осознаёшь, значит знаешь.
— Я слышу тебя, как шелест ветра в листве, эхо пещер. Кто здесь? Темно и пусто.
Ты не видишь меня. Но ты перестал бояться, поэтому можешь слышать.
— Куда меня несут? Что это за люди? Я же не сделал ничего плохого.
Илья, помнишь свои приступы? Когда ты думал что сходишь с ума? Когда мир преображался и изменялся ты? Помнишь, что ты чувствовал, когда окунался в чужие глаза, когда их пил?
Эти люди ищут подобных тебе, они нашли тебя.
— Мне очень плохо. Помогите мне! Кто-нибудь!
Ему больно, очень больно.
Вспомни, кто ты есть. Когда ты был маленьким, помнишь? Тёмно-синее небо, но дождя ещё нет, вдалеке у горизонта сверкают молнии, доносятся раскаты грома, помнишь? Воздух сухой и жаркий ветер. Тебе хорошо, тепло, свободно, ты счастлив. Кто был тогда с тобой?
— Отец, я помню.
Вы отдыхали, кого вы ждали?
И он начал вспоминать, мне удалось открыть врата, и он увидел.
— Мама, отец?
Они стояли перед ним, смотрели на него. Он увидел тех, кто с ними был.
— Дед, это ты?
Их было много в свете крови. Тех, кто его родил, кто его любил. Он увидел своих предков, почувствовал, в какой-то миг услышал.
“Что бы ни случилось, мы никогда не оставим тебя. Даже перед лицом нашей смерти мы будем рядом, мы будем с тобой, мы будем помогать тебе всю твою жизнь, ведь ты наш сын”.
В тот миг в нём лопнула препона – он понял, что он не один.
Человек его несущий вдруг замедлил шаг, потяжелел, ослаб, упал, Илья же встал. Двое, впереди что шли, ринулись к нему, но так были медлительны, так неуклюжи. Они упали рядом, дрожа в параличе, в своих видениях. Он ушёл.
Память крови
— Серые земли. Это не место, это состояние сознания с пустотой. Со-стояние с пустотой. Убившие себя живут в нём.
Свамир бежал. Туман – белесое стекло, как линза пространство искажал, образы призрачные рождал. В нём жили призраки чужих воспоминаний, частички жизней, тени снов и боли. Где-то здесь были образы брата, его память, чувства скользили где-то рядом.
— Те от себя кто отказался, от чувств своих, желаний, жизни. Те, кто простить себя не может, других простить. Не в состоянии кто забыть, принять себя и осознать.
Их тяжесть собственной души сжигает, не отпускает.
Видения их терзают, плывут и тают, снова выплывают.
То, отказались от чего, живёт отдельно, вне их самих, они же бродят среди памяти своей, воспоминаний ища успокоения в забвении себя.
Свамир бежал, ища врата, открывшие путь призракам сюда.
Туман – разорванные ткани, полотна, отделённые от душ. Чужие образы в них, чувства, желания, воспоминания – они стремятся вновь чей-то частью стать, единым, цепляются за жизнь, не понимая, что часть они другого, а эта жизнь их не насытит и целостностью не одарит.
— Как же заблудшим душам себя вновь обрести, частички все свои вернуть, преодолеть, поверить вновь, измениться, возродиться?
— Мечта их только оживит, те, кто их любит, в сердце своём ими дорожит.
Брат я должен думать о тебе, но мысли все о ней, Илариэль!
Её строгое лицо, высокий стан, движение души. Её глаза, слова и смех. Её желание, тело, крик, вырвавшийся стон. И небо. Её тепло, близость души и в сердце притяжение её. Её прикосновение.
Туман ожил, объял Свамира, отступил. Замок возвышался впереди.
— Илариэль!
Она вбежала внутрь. В проёме врат с земли вставал кохен. Теченья мира ощущая, Движение начиная, Свамир двинулся к нему.
…………………………………….
Свамир взбежал на башню, увидел всю картину целиком, что здесь произошло.
— Брат…что ты натворил…
Он подошёл к краю. Лишь чернота небес могла сравниться с темнотой в его глазах.
Шухены окружили его.
— Ты говорил вы близнецы. Вы не похожи.
— Вы как солнце и луна.
Ракурс души
Парк был огромным, просто-таки громадным, города не было видно за деревьями. Илья стоял прислонившись к сосне, ему нравилась её мягкая сила, слушал меня.
— Они объявили охоту, на тебя.
Он поднял голову вверх, улыбнулся, потоки леса вводили его в эйфорию, это мешало.
“Ты знаешь, я считал, что у меня устойчивая психика. Я не повешался когда другие вешались. Я не спился когда другие спились, сгнили и сдохли, обколовшись в своих подвалах. Я даже построил свою жизнь, влился в общество, я стал работать и жить как все”.
Я молчал.
“Два года назад я проезжал один город. Там была свалка, огромная, я там увидел пацана, лет пять не больше. У него были голубые глаза, ясные как небо. Он жил там.
Во мне что-то надломилось тогда. Все эти годы меня не согнули, сломал взгляд того мальчишки”.
Он смотрел вверх сквозь кроны деревьев.
“И вот я разговариваю с голосом в моей голове, пью жизни, а сны мои чужие воспоминания.
Не сдаваться…я так раньше твердил себе…я устал не сдаваться. Не говори мне ничего, я не хочу знать, это тоже не моя война”.
Он оттолкнулся спиной от дерева, пошёл. Молчал. Отдыхал. Впитывал силы. В войне участвует каждый человек, ты ещё поймёшь это.
Он услышал в тишине леса музыку, пошёл на звуки, вышел на опушку, скрываясь в тени, застыл.
На траве бегал пёсик, игриво мотая хвостом, он пытался допрыгнуть до руки маленькой хозяйки забавляющейся с ним. Чуть поодаль на скамейке сидела пожилая пара, рядом на земле стоял старенький магнитофон, из его динамиков доносились хриплые звуки, что называли музыкой. Илья давно не слышал песен, давно забыл их одинаковый смысл. Магнитофончик всё кричал, захлебывался, пытаясь охрипшим от времени голосом достучаться до людей.
Мы сменили воздух на чёрную копоть и гарь,
Мы сменили хлеба на газоны с поникшей травой,
Превратили воду в вино, а солнце в фонарь,
Любовь в тоскливый собачий вой.
Ну коль устал заходи здесь живут сегодняшним днём,
Ну коль устал заходи здесь живут сегодняшним днём,
Ну коль устал заходи здесь живут сегодняшним днём,
Ну коль устал заходи…здесь живут…
Мы сменили поле на тусклые стены квартир,
Мы пустили огонь по линиям слабеющих рук,
Превратили блеск в глазах в колодцы чёрных дыр,
А музыка наша – пульсирующий стук.
Ну коль устал заходи здесь живут сегодняшним днём,
Ну коль устал заходи здесь живут сегодняшним днём,
Ну коль устал заходи здесь живут сегодняшним днём,
Ну коль устал заходи…здесь живут…
Наши ноги ушли искать счастье хотя оно здесь,
И мы меряем дружбу толщиной кошелька,
И за метал цвета солнца рвётся сердце людей,
Но всё ещё горит над нами звезда.
“Из каких времён эта песня?”
— Из твоих.
Он постоял немного, вглядываясь в пожилую пару. Явно не их магнитофон, они уже погрязли и утонули в своей жизни, привыкли к повседневности, к стабильности и к пенсии. Девчонка? Она прыгала со щенком и на музыку не обращала внимания. Она такое тоже не слушает, её внимание уже не принадлежит ей. Кому же ты поёшь магнитофон? Тебя никто не услышит. А услышит, так не поймёт. А поймет, так не сделает.
Илья отвернулся, хотел уйти, но замер, услышав новую песнь.
Пробуй терять, а потом идти,
Пробуй искать, а потом найти,
Пробуй упасть и подняться ввысь,
Пробуй на вкус жизнь.
Тёмная ночь, но вернётся свет,
Страх обесточь, улыбнись в ответ,
Осень прощай, а весну зови,
В сети попался – рви.
Своя у каждого роль, великая боль и радость весенняя
И каждый верит в любовь до последнего
И каждый ищет любовь до последнего
Важно не упасть от людской молвы,
Важно достать до своей звезды,
Страшно себя потерять в толпе,
Страшно понять где…
Можно остыть от вчерашних слов,
Можно разбить просто так любовь,
Сложно свернуть и с нуля начать,
Хуже всего ждать…
Своя у каждого роль, великая боль и радость весенняя
И каждый верит в любовь до последнего
И каждый ищет любовь до последнего
Детский сон давно забыт,
В клетках дня уже навзрыд
По счастью колокол звонит,
По счастью колокол звонит…
Образ Алекто. Он задавил в себе воспоминания. Ушёл прочь.
Ночь. Он бежит. Убегает. Он ослаб, меня не слышит. Позади мелькают тени, нагоняют. Он пытается их пить, лишь слабеет больше. Глухая боль.
— Это не те, кого ты встречал раньше, они другие! Действуй иначе, Илья! Найди парадокс!
Он пытается удары пить, вырывается.
Через квартал они снова нагоняют. Действуют иначе. Илья карабкается, падает в жёлтый круг фонаря, тусклый свет изуродованного солнца. Кровь, снова кровь его бежит.
Мысли, последние мысли.
“Алекто”!!!!!!!
Кровь, её образ, растягивается в линию сердца, соединяется с огнём внутри неё и тело вспыхивает, закипает кровь. Сила идёт, бьёт в его сердце, разливается по телу.
Их фигуры замедляются, свет фонаря синеет, зеленеет и шёпот мира гудит в ушах.
Движение как в воде. Слишком медленно. Слишком быстро для них. Уничтожение.
Еле идёт, шаркает по асфальту.
— Илья, ты уже далеко, успокойся.
Он по-прежнему меня не слышит, садится-падает у стены здания.
В ушах звон прогремевшего мобильника. Когда он звонил? Письмо? Письмо от неё. Считает, что не должен отвечать, но боль в нём – её боль. Марая клавиши, палец тычит в светящиеся буквы, печатает. “Если не напишу больше, не волнуйся и забудь”.
Асфальт никогда не был таким мягким. Очень свободно и легко.
Блаженство. Очень приятно. Звуки приносят блаженство. Прикосновение ветра. Тяжесть земли. Ощущение тела. Мысли. Чувства. Любое движение, взгляд, красота – настолько приятно что, кажется больше ничего не нужно. Расслабленность, сонливость, наслаждение.
— Илья, ты меня слышишь?
“Илия” – он произносит своё имя. Произносить слова так приятно, тем более своё имя.
— Илья, ты слышишь меня?
“Слышу”
Он не слышит.
— Ты справишься, Илья. Рай это не вечное наслаждение и ты это знаешь. Ты стремишься ни к этому. Я жду тебя, она ждёт тебя, возвращайся скорей.
Он лежит, лежит в небесах, летит.
“Трава и небо. Как хорошо. Где я?”
Он идёт мимо деревьев, но наслаждение владеет им, он получает неимоверное удовольствие от всего, что окружает его.
Приятно и хочется остаться здесь навсегда. Он не ощущает времени лишь блаженство.
Как выйти из этого состояния? Зачем из него выходить, ведь так приятно быть здесь? Здесь как-то пусто. Нет чего-то. И я здесь как пустышка.
Он переворачивается, перекатывается по траве мокрой от росы. Как приятна эта прохлада. И солнечный блеск в капле на листве.
Почему мне не нравиться, ведь здесь так хорошо? Мне больше ничего не хочется. Это плохо? Почему?
Он поднимается. Наслаждение пронизывает его, бесконечным потоком отражается от мира, от мыслей и движений блаженством одаряет.
Не знаю. Что-то не так. Всё это очень хорошо, я не отказываюсь, но я не хочу быть здесь вечно. Почему?
Он лежит на земле, раскинув руки.
Сердце плавится и жжёт.
Я не хочу быть одним наслаждением. Я не хочу быть вечным блаженством. Не знать другого. Я не против его, но я не только оно. Во мне не только оно, во мне есть многое другое. Частичкой будешь ты моей, но мной ты полностью не будешь.
— Как себя чувствуешь?
“Хорошо”.
— Понимаешь где ты находишься?
“Смутно помню, вроде выбрался из города, расскажи”.
— Тебя подвезли, попутка. До городской линии больше сотни километров. Ты в глубине леса. Это особое место. Ты же понимаешь это?
“Да…понимаю…”
— Помнишь что произошло ночью?
“На меня напали эти люди…я…я не смог…а потом…в сердце, из сердца сила шла и я…”
— Ты понимаешь у кого ты её пил?
“Я. Помню темноту. Я кричал. Алекто?!”
Он встрепенулся, соскочил, сердце бьётся, стучит.
“С ней всё в порядке?! Я не хотел!! Что с ней?!”
— Успокойся.
“Успокойся?! Сам успокойся! Я пил жизнь той кого люблю”!
— С ней всё в порядке.
Он замолчал, уселся на траву.
“Она здорова?”
— Я бы сказал тебе что любовь измерить не возможно и испить её нельзя, но ты же снова не поверишь, скажешь замолчи.
Он долго молчал.
“Расскажи”.
— Что ты решил?
“ты сказал они ищут подобных мне.”
— Да подобных тебе тех, кто в силах вырваться из суеты и взглянуть в небо на своё отражение.
Он поднял голову, коснулся взглядом небесной синевы, облака преобразились, образами стали, отражением его души. Где-то там в своей глубине он увидел её.
“Зачем?”
— Им не нужны свободные, им нужны рабы. Они находят вас, уничтожают, калечат ваши крылья.
Он медленно шёл, расправив плечи, отведя руки в стороны ладонями вперёд, он плыл сквозь воздух, и воздух следовал за ним.
— Я не прошу тебя верить мне, верь себе.
Он шёл.
— Что ты решил?
“Что решил?”
Он усмехнулся.
“Ты знаешь, верно?”
Бесчисленные пути, крупные города, множество поселений, деревень. Автобусы, попутки. Он избегал толпы. Он учился впитывать, не жизни — тяжести их душ.
“Как это происходит? Сам процесс, можешь описать то, что я делаю? Как у меня это получается?”
— Человек дышит просто, потому что умеет дышать и для этого ему не нужно знать, как молекулы кислорода усваиваются лёгкими, каким способом переходят в кровь и куда устремляются дальше. Ты пьёшь энергию их мыслей, потому что можешь. Придумать слова и описать тебе, что происходит при этом? Зачем? Ты просто можешь.
Человек, опущенная голова, пустой взгляд. Он пьёт его боль. Человек проходит мимо, вдруг поднимает голову, усмехается в глазах улыбка.
Девушка, придавленная к земле гнетущими мыслями. Он пьёт их. Её спина выпрямляется.
Старушка, плачет. Он пьёт её тяжесть, сушит слезы, и вера из пепла восстает в её глазах.
“Расскажи мне о небе? Об образах в небесной синеве.”
— Небо – зеркало душ. Посмотри в него, и ты увидишь себя, отражение своей души. Окунись в него, и ты увидишь в нём отражение земли, души народа, что живёт на ней.
— Зачем ты хочешь вернуться в тот город?
“Я хочу знать правду, я не хочу верить, я хочу знать.”
Ты почти не спишь.
“Не хочу”.
— В забвении себя другое видишь, другим становишься и чувствуешь другое. Не отказывайся от сна.
Он нахмурился, подошёл к окну, за стеклом лил дождь. Он уже не считает себя безумцем, но по-прежнему отстраняется от мира, считает себя отдельной единичкой, а не частичкой, неотъемлемой от целого.
Он всё чаще чувствует прохладу в центре лба, всё чаще замечает реакцию других на его мысли.
“Что-то не так.”
— Что?
“Хм, ничего.”
Он всё ярче ощущает ветер мыслей – белый шум чужих мышлений. Он слышит голос человека, с которым говорил, когда тот уже молчит. Его стремления соединяются, в поток сливаются с мышлением другого человека – он удивляется, как мир ему благоволит.
“Не хочешь объяснить?”
— Объяснить что?
“То, что происходит”.
— А что происходит?
“Все как будто подчиняются моим мыслям, желаниям, стремлениям”.
— Они не подчиняются, с чего ты взял?
“Когда я думаю о чём-то, происходит…другие, словно слышат мои мысли и реагируют на них так, будто я вслух их выразил, сказал им, с ними поделился”.
— Ах, вот о чём ты говоришь. Что же ты от меня услышать хочешь?
“Объяснение”.
— Ты просто можешь.
“Скажи мне как?! Почему?!”
— Скажи мне ты.
“Я сумасшедший”.
— Я это уже слышал.
“Я не могу мысленно приказывать и управлять. Это происходит неосознанно, я неосознанно влияю на других, точнее не я, а то о чём я думаю”.
— Подбери слова.
“Ассоциация мыслей. В тот миг как будто я не один, а вместе с кем-то мы одно”.
— Мысль одного в стремлении своём едина. Чему ты удивляешься? Реакции в “себе” на свои мысли?
“Реакции другого”.
— Знаешь такую поговорку: воин не ищет битвы, она ищет его.
“Никогда не слышал”.
— Долго ты будешь убегать…
“Не начинай! Я не воин, не солдат и не наёмник! И мне наплевать на эту твою войну, наплевать на людей, они сами с собой сотворили такое! Им нравится их жизнь.”
— Они не видели иного.
“Вот только не нужно мне рассказывать какие все в глубине своей добрые и чистые. Ты забыл – я пью из глубины их мыслей, нет в них красоты. И во мне тоже нет, я один из них, не забывай этого”.
— Зачем же ты смотришь в небо?
“Просто…”
— Каждый человек…
“Каждый человек сам видит, что творит и знает, чего хочет”!
— Ты похож на человека хорошо видящего в темноте, бесцельно бредущего в ночи. Рядом идут люди медленно и слепо к своим невидным целям. За ними в ночи идут другие люди не светящие, но видящие. Они кнутами подгоняют слепое стадо, ведут туда, куда им нужно. Ты видишь всё и всех, способен видеть больше, способен ты светить…
“Прекрати!! Я вижу лишь своё безумие!”
— Ты видишь небо…
“Оно у каждого над головой, кто сможет голову поднять увидит тоже”.
— Как ты не понимаешь…
“Разговор окончен”.
Их было четверо, шли за ним неумолимо и неотвратимо. Он их “видел”, вёл за собой. Они не знали, что он уже обрёл силу Ветра. Жалко ли было их? Ему точно нет. Им руководил лишь закон разума. Я наблюдал за ним. Он вёл их за собой. Стадион. Грохочет музыка, рвёт небеса. Он скользит по периметру толпы, впивается в неё, в их неудержимый бой, яростный крик их мыслей. Песня льётся, проходит сквозь людей, преобразуется в энергию ярости, неукротимый ветер мыслей. Он пьёт, обретая силу берсерка, скользит, летит, уводит в сумрак охотников или добычу.
Он замер у стены, сливаясь с темнотой, дрожит от плещущейся в нём энергии. Они проходят мимо, он сливается с их мыслями, мыслит вместе с ними, ныряет в потоки их мышлений, меняет направление, порядок их ума, путает, привносит своё видение мира, вливает в них ярость, уничтожающую всё.
Он медленно идёт назад, в глубине переулка, слепого городского тупика сражаются люди, бьются на смерть, до убийства, до смерти. Вскоре звуки стихают. Они умерли – осознать чужую ярость, кипящую в крови, было выше их сил. Их убили собственные мысли, его мысли, вдруг ставшие их миром, реальностью их жизни.
До города осталось несколько часов пути. Он сидел возле потухшего костра.
“Ты знаешь, последнее время в моих глазах пляшут какие-то искорки, как частички пыли сверкают в воздухе в лучах солнца, может у меня давление? Тебе как там в моей голове? Не давят наплывы крови”?
Я рассмеялся.
Он долго сидел, глядя вдаль. Думал о ней.
Прилетевшая издалека песня стала громче, завибрировала в воздухе.
“Я иду навстречу Солнцу, я дышу порывом ветра, в голове одни вопросы и ни одного ответа.
Наконец всё изменилось, разделилось До и После, я ловлю себя на мысли:
Кто я без тебя?!
Километры как удары в спину, шум колёс, прости, я должен быть на расстоянии звёзд, узнать, остаться, не потеряться в пути, проститься не было сил, соврал, надо идти.
Смотри, как тает за окнами лето, а помнится в мае я и не знал об этом.
Ответы в письмах, но не об этом точно, с пометкой лично доставить срочно.
Я никогда не забуду рассвет и как мы умеем, мне бы разбиться о небо бумажным змеем.
Горим, потом тлеем, надо ли скажешь мне тоже подождать ещё, а сколько ты ещё сможешь?..
Я верил, я верю, я жду только повода, когда старые кисти обретут силу золота, добавлю солода, хмель, выпишу боли, игра в поединок.
Кто я без тебя?!!
Глоток дождя попал мне в горло,
Я захлёбываю счастье, я живу, я плачу снова,
Я как роза на песке в своей тоске, в твоей любви я раскрываюсь, я вишу на волоске!
Я потеряюсь без тебя!!!
Кому молился я ночами спроси столько лет. Свет пробивал свечами в доме, если дома нет.
Не для кого не секрет, но никому непонятно и кто-то знает ответ, но не вернётся обратно.
Я снова прячу время твёрдой резиной колёс, меня северный ветер с собой унёс, я как пёс голодный бился за каждую кость, мы знакомы, но я для тебя всё же гость.
Поднят занавес, в зале заняты места, пусть старые тексты звучат на новых листах.
Оставь между огней, нет силы сильней, я выдумал сам свет всех моих дней.
Когда остынут свечи, растают голоса, и незамеченные мною небеса откажут мне во встречи, так и не дав понять, как тяжело найти и трудно потерять.
Впереди темно и страшно я сильней своей тревоги, я могу я выну сердце, чтобы осветить дороги.
Я последний или первый, я герой или убийца, что скрывают мои лица?
Кто я без тебя????!
Глоток дождя попал мне в горло,
Я захлёбываю счастье, я живу, я плачу снова,
Я как роза на песке в своей тоске, в твоей любви я раскрываюсь, я вишу на волоске!
Я потеряюсь без тебя!!!
Кто я без тебя…”
Я слишком поздно понял – песня шла не откуда-то, а хрипами вырывалась из его груди, пел он сам, вытаскивая, вырывая слова старой песни из своих воспоминаний, из сердца переплетающегося с её образом.
Я закричал, но он уже не слышал, прилетевший из небес ветер мыслей охотившихся за ним вырвал его из тела, унёс. Я не успел помочь. Он остался один против них.
Прошло восемь часов, он вышел из комы, и я сразу заметил печать Пустоты в его глазах.
“Визоры”?
— Так их называют.
“Как они меня нашли”?
— Чтоб выйти на тебя, ему нужен был лишь твой след – фотография, письмо, запись твоего голоса.
“Он держал меня в себе, в своей голове. Другие спрашивали, а он вытаскивал наружу мои мысли, мою память. Мне было больно, очень больно, я не мог вырваться. Тогда я…”
— Ты призвал Пустоту, открыл её в себе.
“Я оказался в темноте, висел в темноте и я знал, что она безгранична, я был один в ней, больше ничего не было. Не знаю сколько это длилось, мне показалось вечность, но, скорее всего несколько мгновений. Я вновь оказался в том помещении, но пустота никуда не исчезла, она была во мне и я начал пить, всех этих людей, все, на что падал мой взгляд, его взгляд. Они падали, а я не чувствовал энергии, что впитывал, она уходила в какой-то бездонный провал внутри меня, в бесконечную пустоту, я же ещё больше ощущал жажду чужих жизней”.
— Ты открыл врата в Пустоту. Дверь эта и сейчас приоткрыта в тебе. Ты чувствуешь жажду, да?
“Да. Я боюсь этого. Это как водоворот, воронка. Она забирает всё, не оставляя ничего. Что это такое?”
— Твоя память даст тебе ответ, память твоей крови.
“Память…”
Он что-то вспомнил.
“Алекто”.
— Да, они увидели её в твоих мыслях.
— Город, куда ты стремился, где ты хотел узнать правду, в другой стороне.
“Знаю. Я шёл не туда. Она – моя правда. Настоящее. И я не позволю им добраться до неё”.
Он шёл по кромке дороги, прохлада в центре лба рождала ветер, небесный ветер, течение в океане мыслей. Его догнала легковушка.
— Далеко идёшь?
— Далеко.
— Мне по пути, садись, подброшу.
Пусто. Её нет. Она здесь больше не живёт.
Вдалеке слышались раскаты грома. Воздух звенел в предгрозовом затишье. Опустевшие улицы, редкие прохожие. В ритм сердца в нём билась одна мысль: “Её нет”.
Я пришёл слишком поздно. Нет, они её не нашли, я бы почувствовал. Где же она?
Он хотел уйти, но что-то его держало, не отпускало – какое-то эфемерное ощущение её присутствия, исчезающий след. Он огляделся.
Кошка была белой, ослепительно белой с чёрно-пепельными ушками. Илья улыбнулся.
— Привет, Лапушка. Почему ты одна? Где же твоя хозяйка?
Он заметил висящую на её шее картонку. Кошка сидела неподвижно, словно сфинкс, загадочно смотрела на него. Илья снял с её шее листок, перевернул. Картинка, старая фотография. Синие цветы на фоне пожухлой травы – невозможные цветы. Он сжал её в руке, взглянул на небеса, закрыл глаза и услышал её мысли, тихий шёпот её сердца.
Одна пешком по мостовой, наверно стоит стать другой.
Осенний крик, ненужный день, в котором нет твоих идей.
Кого просить, кому писать? Кто мне поможет отыскать
Твоих минут бесценный след и глаз остывший свет?
Перекрыть небо, для тебя я всё могла сделать для тебя яяя…
Зачем я слышу этот звон, мне о тебе напомнил он.
Какое дело им до нас, до отражений наших глаз.
Пустой вокзал, немой перрон, один билет в седьмой вагон,
Не раскрывая свой маршрут, меня нигде не ждут.
Перекрыть небо для тебя яяя всё могла сделать для тебя яяя.
Для чего время без тебя яяя всё могла сделать для тебя яяя
Для тебя….
Кошка фыркнула, выгнула спину, зашипела, смотря за его спину. Илья открыл глаза. Лапушка спрыгнула со скамейки, взглянула на него словно человек, побежала прочь.
Я сделал глупость. Конечно же, ты ушла. Ведь ты знала всё с самого начала. А мне не нужно было возвращаться.
Илья медленно обернулся, вливаясь в ветер мыслей, небо раскрылось, мыслеобразами стало – отражением людским. Он в небе видел одного, но четверо их было, четыре тени, вместе слитые сознания, они шли к нему.
Илья коснулся взглядом их, но словно стряхивая его жизнепьющий взгляд, их общее сознание изменило структуру своего мыслепреобразования, мгновенно усложнило, перестроило порядок общего ума. Илья коснулся снова изменённого сознания и снова провалился в никуда. Распалось их мироосознание, перестроилось, слилось уже в новом миропонимание. Их сознание обновлялось слишком быстро, с их мышлением слиться и своим мыслям в них дать возобладать Илья не успевал.
Илья прищурился, зло за ними наблюдая, рассмеялся их уродливому бегу. Он быстрым взглядом окинул дома. Люди в окнах, далёкие спешащие прочь невольные свидетели происходящего, животные, деревья, трава, сам воздух – он пил отовсюду. Трава мгновенно посерела, побелела, кроны деревьев изменили цвет, упала без движений птица. Мысль его ускорилась настолько, что молний краткий свет стал долгой радугой в его глазах.
Они напали. Быстрые удары и слаженно плывущие тела. В одном сознании соединённые они все действовали как единый организм, как части одного, но всё же разными по сути они были. Илья увидел эту разницу, увидел слабости отдельных их сознаний, то с чем воля справиться их не могла. Он рассмеялся ещё громче, но теперь иначе. Видение что своим смехом он родил, первым ключом к разделению их сознаний оказалось – один из них видению ужаснулся, в движении провалился, нарушая связь. Илья же развернулся, возле другого оказался, своим прикосновением новое видение породил. Трое миновали его, четвёртый же споткнулся от мыслей этих. Их связь почти распалась. Илья ударил ещё раз. Они разошлись. Илья мгновенно в двоих впился. Что они видели в его глазах? Что их убило? Один упал беззвучно, другой же поседел, затрясся, пеной исходя.
Илья обернулся и увидел то, чего не ожидал. То, что в молниеносном мгновении его ума увидеть он не смог, не смог предвидеть, предсказать и рассчитать. Сознания оставшихся расплылись, растворились в образах, в неправильных и нелогичных сочетаниях мыслей. Они ударили одновременно, как щепку ураганным ветром снесли его. Илья поднялся, в ответ ударил. Их оболочка, образное тело искажённых мыслей, содрогнулась. Он снова отлетел. Привстал. Поднялся. Он не заметил нового удара, его сознание пошатнулось, погасла воля, сдерживающая врата и пустота раскрылась в нём.
В небесах гремело, сверкало. Он стоял посреди улицы, медленно обернулся. Под деревом кто-то стоял, склонив голову, смотрел, он пошёл к Илье и дерево, словно потянулось за ним. Он шёл и Илья чувствовал как вместе с человеком к нему приближается что-то огромное, громадное как небеса, невероятно чужое и бесконечное как пустота. На какой-то миг ему показалось, что гроза следовала за этим человеком. Илья отступил под тяжестью небес, но не упал, стоять остался, от напряжения дрожа.
— Привет.
Илья молчал.
— Я ищу здесь кое-кого. Ты не знаешь где она?
Даже краем сознания Илья не вспомнил её образ.
— Представления не имею о ком ты.
Чужак говорил тихо, Илья же кричал, пытаясь перекрыть грозу.
— Я Александр. Ты?
Илья не отвечал, стиснув зубы, сдерживал давящий шторм небес. Александр посмотрел в сторону, затем взглянул в его глаза.
— Ты же их убил.
— Я лишь позволил им увидеть свою суть.
— Тогда я лишь позволю тебе почувствовать себя.
Гром опустился, до земли раскрылся, затопил и потушил его сознание.
Память крови.
Море. Океан. Чудовищные волны. Они взмывают до небес, сливаются в бушующем огне. И гром не может перекрыть их крик, стон их глубин. Бушуй же ветер, рви небеса, объятые океаном, пусть кричит небо, пусть надрывается от света моих глаз. Кричи же ветер и яростью моей вливайся в океан и пусть его глубины ужаснуться, пусть они застонут от вида моей разорванной души. Будь проклят мир и свет небес и чернота земли! Будь прокляты вы все!
Самсон.
Неотличимый от грозы, объятый чёрной теменью небес стоял он на утёсе, смотря, как волны бьются в ужасе своём об скалы.
Я лишь любить хотел!!! И быть любимым!!!
Но вы забрали у меня мою любовь…
Я умереть хотел!!! Но вы не дали!!!
Мне не позволили уйти.
Я жизни ваши теперь наполню своей болью, из чаши гнева моего вы изопьёте. Пусть гнев мой вашим гневом станет, пусть боль моя душою вашей станет.
От скалы отделился он, сорвался, кинулся в пучину и взорвалась она, и вспыхнула, незатушимым пламенем горя и волны выше поднялись ища спасение в небесах. Из вод безвидных вынырнул он, над водами поднялся и нестерпимым жаром исходя в бушующее пламя бросил разорванные небеса.
Шухены к краю башни подошли. Внизу белесыми оттенками сверкал туман – останки пустоты вышедшей из врат.
— Мы обещали на пути твоём с тобою быть. Иди за братом, лишь ты способен его остановить. Мы же за ней врата пройдём.
— Проклятье призраков изменит вас, и пустота тумана выпьет вас до дна.
— Мы с нею будем, оберегать её, сопровождать. Ты нас найдёшь.
— Вы не узнаете меня. Чтоб до неё добраться мне придётся вас убить.
— Освободить от пустоты, чудовищ души? Мы тебя будем ждать.
Они шагнули вниз.
Валта вскинула голову, открыла глаза, как оказалось, она всё-таки уснула. Невероятно. Она встала, взглянула на спящего наёмника. Неверный свет ночного неба открыл его лицо. Валта на мгновение замерла, разглядывая его. Во сне он выглядел иначе. Она услышала движение, обернулась, тенью возле дерева застыл человек. Она к нему шагнула.
— Свамир?
— Я опоздал Валта. Она ушла в туман.
Наверное, Валта сама не ожидала того, что сделает – клинок широкой молнией растёкся, застыл, едва касаясь его шеи.
— С каждым твоим появлением она умирала всё больше и вот ты опять здесь, а она…она теперь там, откуда нет возврата. Я хочу убить тебя, но когда я её вытащу оттуда она мне этого не простит. Не встречайся мне больше, в следующий раз я не сдержусь.
— Ты очень отважна, но твоей отваги недостаточно чтобы её вернуть, ты лишь пожертвуешь собой.
— Ты испытываешь моё терпение. Я не могла ей дать то, что она ждала от тебя – любовь. Но я сделаю для неё то, что не можешь ты – пожертвую собой ради неё.
Свамир отстранился, будто утопая в темноте леса.
— Я найду брата и вернусь за ней.
— Как ни была она близка тебе, твой брат тебе всегда был ближе. Уходи Свамир.
Он почти ушёл.
— Этот человек с тобой…
— Уходи, Свамир. Он меня спас.
Шин проснулся. Над землёй ещё плыла ночь. Девушка, что он вырвал из тумана, сидела неподалёку, что-то шептала или пела тихо.
Она замерла.
— Что-то не так?
— Я слышал птиц, во сне.
Валта прислушалась к лесу.
— Здесь нет птиц, нет ничего живого кроме нас с тобой.
Шин встал, разжёг костёр. Они сидели молча.
— Там, на горе…туман это смерть?
Шин взглянул сквозь пламя ей в глаза.
— Нет.
— Расскажи, что ты знаешь о тумане.
……………………………………..
Ракурс души
Его сознание собралось из ткани неба, соединилось в вихре мыслей, ожило. Пробуждение его буквально подняло над землёй. Он вскочил, крича, протягивая вперёд руку, словно хотел что-то удержать, не отпустить.
Удары сердца в тишине.
Он пришёл в себя. Заметил не сразу.
“Чёрт, что с моими глазами”?!
Я молчал, он изменился. Он моргал, протирал глаза, кричал, ругался.
— Ты слепнешь. Через час ты уже ничего не будешь видеть.
“Я слепну”?!
Он вцепился руками в землю, в траву, выпивая жизнь, но теперь всё было иначе. Он не мог вернуть себе зрение. Он зарычал как дикий зверь.
“Я найду тебя тварь”!
Он лёг на спину.
— Не делай этого.
Он раскинул руки, расслабился.
— Небо как море, как голубая бездна. Если нырнёшь слишком глубоко, можешь не вернуться, потеряв человечность. Не делай этого.
Полуослепшими глазами он всмотрелся в небесную синь, в плывущие облака, охватил взглядом весь свод, нырнул в его глубину. Облака преобразились, мыслеобразами стали, слились и приняли его в свои объятия.
Он пришёл в себя, долго лежал, водя рукой по истлевшей траве, потом сел и рассмеялся, невидящими глазами смотря в небо.
“Я вижу твой след, Александр, я найду тебя”.
Он провёл руками по земле, поднялся, вглядываясь в свою слепоту. Он не знал что делать, повернулся несколько раз, вслушался и вдруг увидел. Словно маленький фонарик возле него сидела кошка, она светилась, и тусклый свет её освещал пространство.
“Лапушка”?
Кошка посмотрела на слепого.
“Лапушка, я тебя вижу”.
Он взял её на руки.
— Твоё зрение…
“Заткнись! Ты мне осточертел. Расскажешь после свои вечные истины. Я замёрз, ни хрена не вижу, и жрать хочу и она тоже”.
Он кивнул на кошку, отпустил её. Она пошла впереди словно фонарик, освещая дорогу, холм, высокую траву. Он шёл за ней.
Ветер мыслей обвивал его, изменял мысли смотрящих на него, сливался с ними. Администратор не увидела кошки, не заметила нескладной спутанной походки. Она видела реальность, рождённую ветром в его небе.
— Пожалуйста, лифт справа от вас, поднимайтесь, вас встретят.
Илья прошёл к лифту, нащупал кнопку вызова. На третьем этаже их встретил консьерж, проводил до номера. Если бы кто-нибудь спросил этих людей кто поселился в этом номере они бы не смогли даже внешность описать и уж конечно они всё забудут, когда он покинет гостиницу.
Лапушка пробежала вперёд, запрыгнула на кровать, улеглась, и свет её стал сонно мерцать.
“Эй?! Покажи хоть где здесь душ?”
Кошка не шевельнулась.
“Ну и чёрт с тобой, сам найду”.
Стояла ночь, но он её не видел, полулежал.
“Расскажи мне о нём”.
— Давай сначала о тебе.
“Обо мне?”
— Пустота в тебе всё больше. С каждым разом, когда ты пьёшь жизни других, она растёт в тебе. В конце концов, она тебя поглотит.
“Не интересно, расскажи о нём”.
— Он один из вас. Он был в одной из подопытных групп. Эксперименты с выходом на неосознанный уровень психики. Они создавали новые личности, новые способности. Во время теста зеркалом он ушёл от них, все кто при этом присутствовали, перестали существовать как личности.
“В смысле растениями стали? Что за тест зеркалом?”
— Кто из живых существ может отличить своё отражение в зеркале от себе подобных? Он должен был своё сознание отделить от создаваемых им личностей, образов иных.
“И?”
— Он ушёл от них. Они его выследили, схватили. При этом погибла одна девушка, его любовь. Он сошёл с ума, но слишком ценен был для них – его не убили. Создали специальный полигон, этакую проекцию реального мира, его поместили туда. Спустя три года его сознание вышло из сумеречного состояния, и охотники превратились в добычу.
“Кого он искал?”
— Алекто.
“Ты так сказал, будто оду пропел”.
— Ты не помнишь её?
“Помню? А почему я должен её помнить?”
— Ты к ней шёл.
“Хм”.
— Тебе неинтересно зачем?
“Нет”.
Он вышел из автобуса. Пустынная дорога, трасса.
“Чёрт, куда же он идёт? Явно не по карте движется, может, он заблудился в своих видениях? Ха, ха”.
— Тебе не кажется странным, что кошка идёт примерно в том же направление что и он?
“Нет”.
— Ты так сильно его ненавидишь?
“Я хочу его уничтожить!!!”
— Тебе неинтересно почему?
“Нет”.