Лаура делла Скала. Роман в сонетах.

Фламметта

Велик эфес двуручного меча!
Блестит клинок волною рукотворной,
Храня палящее дыханье горна,
Как Божий свет – венчальная свеча!

Так и любовь – светла и горяча!
Ты боль и кровь, наполнившая горло,
Ты факел маяка, над бездной чёрной
Вознёсший в небо лезвие луча!

Моим рукам не удержать фламметты!
Моим глазам не одолеть орлиных,
Бессилен перед бурей голос мой…

Из всех оружий – только сталь сонета,
Преодолевшая веков пучины,
Покорна мне, и навсегда – со мной!

Arena di Verona

Моей Вероны древняя арена!
Ты знала поступь легионов Рима,
И алеманнов, что неумолимо
Громили храмы, сокрушали стены!

Ты помнишь всё – и тлен чумного дыма,
И ласку расцветающей вербены,
И рыцарей железные колена,
И образ Девы, мастером творимый!

Но незнаком тебе могучий воин,
Возлюбленный Лауры делла Скала,
По ком сгораю полночью бездонной!

Да порастешь ты сорною травою,
Пока его броня не засверкала
Передо мной, дрожащей и смущённой…

Свидание

У монумента грозного Кангранде
Стою перед тобою, мой любимый,
И, сквозь туманы слёз неукротимых
Всё кружится, как тени в сарабанде…

Алеют розы ярче аликанте,
Плывут гробницы, словно клубы дыма,
И кипарисы ввысь необоримо
Взлетают, словно копья по команде…

Как ласков ты! Какою добротой
Твои глаза лазурные сияют!
Как сладко мне клониться пред тобой…

Я трепещу… я в обмороке… знаю –
Моё сердечко проиграло бой,
И твой огонь покорно принимает…

Кузнечик

Проказник, ты всё видел и подслушал
Наш разговор, и наши поцелуи,
Пока фонтана шёлковые струи
Не поднялись до ветви старой груши…

Спасался ты, и выпрыгнул на сушу,
Мою ладонь опасливо минуя,
Уселся на дорожку земляную,
Застрекотал, и растревожил душу!

Твой век – лишь миг, мой маленький кузнечик,
Мой милый несмышлёныш лупоглазый,
Слезинка, растворённая в крови…

Когда тебя у Ахерона встречу,
Ты подивишься моему рассказу,
А мне напомнишь о садах любви…

Катулл

С тобою мы Веронца прочитали,
Слезу и счастье сочетая словом –
Цветок любви и горести былого
Открыл и нам блаженные печали…

И сердце, словно факел на причале,
Горит и бьётся, повторяя снова –
Да не сорвётся у коня подкова!
Да ржавчина не тронет верной стали!

Прости, любимый, трепет рук моих –
Покой и веру я уже вернула,
И Дева замерцала кораблю…

И, восхищённо завершая стих,
От несравненной формулы Катулла
Лишь половину я беру – люблю!

Повилика

Любимый, видишь – вьётся повилика
По изголовью мраморных колонн…
Нетленный камень нежно покорён
Её цветов улыбкой солнцеликой…

Но будет сладок их любовный сон
Лишь до зимы, бесчувственной и дикой,
Где милый, призывая Эвридику,
Поёт и плачет, сдерживая стон…

Обрывки листьев унесут метели!
На мне – лишь пепел, на тебе – броня,
Сияние могучей капители!

Но на закате ласкового дня
Канцону, что мы только что допели,
Сыграй на лютне – вспомни про меня…

Обручение

Как тяжело твое кольцо, Этторе,
Как жарко пламенеет звёздный камень
На бархатном отливе чёрной ткани,
Что солнце, погрузившееся в море!

В нём переплавлены мечта и горе!
Их выпьет сердце робкими глотками,
И, умирая, порастёт цветами,
Подобно саду в праздничном уборе…

Так берег и река неразделимы,
Так труд влечёт насилие и смерть,
И нежность пальцев льётся каплей яда…

Но я приемлю навсегда, любимый,
Всё то, что одинокой – не посметь!
Что для любви – и кара, и награда…

Бабочка

На пальчике моём ты отдыхала
Живым цветочком солнца и лазури,
Пока порывы налетевшей бури
Тревожили платанов опахала…

Вспорхнула – и на мраморном Амуре
Красавица моя затрепетала!
Теперь тебе известно всё с начала!
Лети – и помни о своей Лауре…

А я – что знаю о тебе, Сильфида?!
Как создан был твой образ незабвенный,
Каким восторгом дивного Творца?..

Скитания, сомнения, обиды –
Всё преходяще в нашей жизни тленной,
Лишь ты, Любовь, не ведаешь конца…

Вестник

Вином весны был вечер напоён…
Сиянье платьев, кубков перезвоны,
Дыханье роз, сонеты и канцоны,
Любви и солнца пестротканый трон…

И юные глаза — со всех сторон,
И нежный шёпот светлых и влюблённых,
И лоджии изящные колонны –
Всё дрогнуло, лишь появился он!

Изломы шрама, ранние седины,
Тяжёлая рука вознесена
Крылом орла над стаей лебединой,

И голоса кимвальная волна
Летит, подобно грому над пучиной,
Безжалостно и пламенно – война!!

Разлука

Вот и ко мне ты подошла, разлука!
Бессмысленно, и, как весь мир, старо…
Расщеплено адамово ребро,
И Андромаху опалила мука…

Да не коснутся ни стрела из лука,
Ни фальконета смертное ядро
Тебя, Этторе! Белое перо
Султана твоего – побед порука!

И да укроет омофором Дева
Твой чистый лик от боли и страданий,
Оберегая от слепого гнева!

Да будешь ты звездой во мраке битвы,
И да услышу я среди рыданий
Далёкие слова твоей молитвы…

Лихорадка

Всю ночь меня терзала лихорадка,
Лишь утро подарило мне покой…
Я не встаю, и слабою рукой
Бессонницы напев пишу украдкой…

Так море после шторма зыбью гладкой
Вздымает кораблей разбитый строй,
И вёсла режут ломаной строкой
Холодную волну… О, как мне сладко!

В мелодии лазури я тону,
Все чувства растеряв, одно – лелея,
Всё забывая у любви в плену…

Наверное, лишь тяжело болея,
Светлеет сердце, слыша тишину
Рассвета, что плывёт в окно, алея…

Вечнозелёное

Цветы помяло конское копыто,
Но день пройдёт — расправятся былинки,
Падёт роса – не станет и пылинки
На стебельке, подковой перебитом…

И порастут забытые тропинки,
Взойдут нарциссы, отцветут ланиты,
Не выдержат и каменные плиты
Движенья оживающей травинки!..

И розы угасающего лета,
И золото упавшего листа
Соединит волной беззвучной Лета…

Но вековечная земля чиста,
Как будущая рукопись поэта,
Когда любовью рождена мечта…

В минуту боли

От глаз твоих я ничего не прячу –
Ни опалённых лихорадкой щёк,
Ни смятый окровавленный платок,
Ни то, как часто по ночам я плачу!..

Ты лучше всех познал, что это значит:
Что жизнь уходит, как вода в песок,
Что вянут листья нерождённых строк,
Что я горю – и не могу иначе!

Ты держишь смерть на скальпеле ума,
Касанием одолевая хвори,
Смиряя сердце сонною травой…

Неумолима тёмная зима,
Неодолимо штормовое море,
Но я живу, спасённая тобой…

Образ

Пусть говорят – он стар и некрасив!
Обманна внешность, неподкупна вера!
Посмею ли войти во мрак пещеры,
Чужого мненья факел погасив?

Иной красавец как павлин, спесив,
Распустит перья, и, не зная меры,
Изобразит изящные манеры,
Очередную глупость возгласив…

Как часто вы, поэты, воспевали
Любовь, слагая гимны красоте
И в золочёном, и в простом овале!

Вы посвящали образы мечте,
Не узнавая, что они скрывали –
Но я люблю – и вижу в темноте…

Осень

Как детский запах молока и мёда,
Как утренняя тихая истома,
Как теплота родительского дома,
И вечер совершённого исхода, –

Так ты светла, прозрачна и знакома,
Смиренная увядшая природа!
Слезами и улыбкой небосвода
Душе моей ты шепчешь невесомо:

Прости мою печаль о уходящем,
Лови мой ветер, веющий с востока
Дыханьем левантийского прибоя!

Спасибо, осень! Я пою с тобою
На караване журавлей, высоко
Навстречу солнцу и любви летящем…

Подруга

Подруга сердца, милая Франческа!
Не уходи – теперь уже не спрятать
Твоих ресниц, дрожанием объятых,
Твоих очей заплаканного блеска!

Когда волна вздымается крылато,
То неужели не услышу плеска?
Когда сквозняк срывает занавеску,
Не только осень в этом виновата!..

Нас породнили общие печали:
Чем больше любишь, тем больней и ближе
Родной души невинная слезинка…

Вернулась ты — и вот мы замолчали,
Прислушиваясь, как разлука нижет
Усталых слёз подтаявшие льдинки…

Письмо

За пятнами расплывшихся чернил
Твой голос я неутолимо слышу,
И тихий дождь на черепицу крыши
Моей печали капли уронил…

Чередованье солнца и светил –
За облаками, все больней и выше
Мерцает, растворяется и дышит,
Как жизнь моя, уже почти без сил…

А далеко, у побережья Крита
Сияет море, и смеются волны,
И солнечно дыхание само!

И, долгожданной радости открыта,
Я улыбнусь, и душу переполню,
Роняя слёзы на твое письмо…

Поклонник

Мой юный друг, от шляпы до чулок
Всё ладно на тебе и соразмерно
Твоим стихам – и солнечным, и верным,
Как золото петраркианских строк!

Ты дорог мне, но не ищи предлог
Томиться и вздыхать в саду вечернем,
Вино и слёзы сочетать в таверне,
Своей надежде продлевая срок…

Недолго ты проплачешь одиноко –
На крыльях цикламеновой весны
Тебя, мой светлый, ждёт иная Дама…

Лауры сердце! Улетай далёко,
На громоносные поля войны,
Где на ветру трепещет орифламма!

Тревоги

Как одиноко, холодно, тревожно
В ночной тиши и в сутолоке дня…
Увядшие надежды хороня,
Не вижу я, что истинно, что ложно…

Какое зло крадется осторожно,
Подстерегая на пути меня,
Я не пойму, но дыма без огня
Столь явного – представить невозможно…

Предчувствия дурманят и томят,
Собой переплетая быль и небыль,
Бездушных слов отцеживая яд.

Остался только лоскуточек неба,
Что облаками зимними измят,
Подобно корке брошенного хлеба…

Клевета

Всё явственнее чую клевету
В покое лоджий, в пекле площадей,
В глазах знакомых и чужих людей,
Как запах крови, тающей во рту…

Недвижен, словно стражник на посту,
Мой город в ожидании вестей,
Неотличимы царь и лицедей,
Прикованные к одному кресту!

Как стаи рыбок, прячутся на дне
Расколотые отголоски снов,
Сдаваясь чувству боли и утраты…

Одна Любовь со мной наедине,
Непобежденная отравой слов,
Нетронута, свободна и крылата!

Верность

Подруги верность, как ты дорога
В часы, когда неправда торжествует,
Распахивая темень грозовую
На радость потаённого врага!

Ни водопадов ледяные струи,
Ни Альп неодолимые снега,
Ни Индий золотые берега
Не в силах заменить слезу живую…

Сочувствия невидимую малость
Как лучший дар, готова я принять –
Душа свободна, только сердце сжалось…

Не скрыть, не опорочить, не отнять
Невыразимую словами жалость,
Какую чувствует к ребёнку мать…

Заступник

Смири самоубийственный порыв,
Сдержи свою наивную отвагу,
Заступник мой! Всё сбудется ко благу,
К источнику неправду обратив!

Какому чернокнижнику и магу
Под силу одолеть морской прилив?
Не исцелить белилами нарыв,
Чернилами не выбелить бумагу!

Ни громы слов, ни выпады мечей
Не защитят от сорняков и терний –
Их уничтожит лишь огонь пожара!

Создатель, не смыкающий очей,
Злодея видит, и годами терпит,
Но тем ужаснее Господня кара!

Шахматы

Мой добрый лекарь, мудрый альбионец!
Я рада в шахматы играть с тобой,
Я заплачу забавою любой
За головную боль твоих бессонниц!

Начнём движенье чёрно-белых конниц
В прорыв, на приступ, в безнадёжный бой!
Любовь оспорю с ведьмою-судьбой,
Как некогда свирепый Македонец!

Я скоро проиграю в этой спешке,
Но лучше буря стали и огня,
Чем дотлевать калекой на тележке!

Любуйся, доктор! По щиту звеня,
Я смело отдаю тебе три пешки
Гамбитом королевского коня!!

Орёл

Твоих галер косые паруса
Белеют возле стен Святого Марка, —
Так движется, мучительно и жарко,
В полнеба распростёртая гроза!

Но шепчут горе злые голоса,
И вороньё всё продолжает каркать,
И смерть лежит на куполах и арках,
Седея, как вечерняя роса…

Но я не верю слухам и наветам,
Я вижу только смутный ореол —
Зарницу отдалённого ответа!

Кто полюбил, тот навсегда обрёл
Воздушное предчувствие рассвета,
Как со скалы взлетающий орёл!..

Преображение

Кольнуло сердце, дрогнули колени
Так неосознанно и откровенно,
Что и решётки, и замки, и стены
Ослабли, и осыпались во тлене,

И перекрестием упали тени,
Двух тонких рук, своей свободой пленных,
И набежали волны белопенно
Рыдающим цветением сирени…

Ты подхватил меня, соединив
Размах крыла и томный стон клавира
В одно касанье и один призыв!

И, обретая зрение и слух,
Нам улыбался лучезарный дух
Преображенного любовью мира…

Возмездие

Прости – я не желаю торжества
Над тем, кто сыт и страхом, и позором,
Кто стал отныне уличённым вором,
Чья жизнь, что пыль да сорная трава.

Прости, мой друг, я знаю, что права!
Ни плетью, ни жестоким приговором,
Ни покаянием, слепым и скорым,
Не познаётся неба синева…

Его душа насилию и злобе
На вечные страданья отдана,
На чёрный сон во глубине могилы…

Палач и жертва – всё в одной утробе,
И ужас пьёт, не достигая дна,
Казнимый дух, бесплодный и бескрылый!

Воскресение

Христово золотое воскресенье!
Венец любви, лелеемый весною!
Возвышенное, светлое, родное
Церквей Вероны праздничное пенье!

И прошлого расколотые звенья
Сокрыты подвенечной тишиною,
Что набежала свежестью лесною
И радостью пришедшего спасенья…

Как долго мы надеялись и ждали
Полёта пчёл у моего крыльца
И мёда, наполняющего соты!

Какое счастье – угасить печали,
Забыть обиды и затмить заботы
Огнём рубина твоего кольца…

Прощание с Вероной

Прощай, моя любимая Верона,
Прощайте, подвенечные сады,
Прощай, мерцанье утренней звезды,
И замка иззубрённая корона!

Улыбкой избавленья от беды
Цветы и слёзы падают с балконов;
Смиряется, храпя разгоряченно,
Скакун по мановению узды!

Благословенны дали и дороги,
Что нам пройти и полюбить дано
Как тайну слова, как мечту о Боге…

Мы встретим ветер, и допьём вино,
И к повести любви не будем строги —
Да совершится всё, что суждено!

Венчание

Заутреню поют колокола…
Тяжёлый возглас древнего металла
Восславил то, о чём душа мечтала,
И ныне в одночасье обрела!

Разлука невесома, как зола
На плитах веницейского причала,
Где первый раз любовь моя звучала,
И первый поцелуй тебе дала!

Улыбками лазурного залива
О новой жизни говори, сонет,
Волною набежав нетерпеливо!

Глаза и море – тот же самый цвет,
И облака – сады цветущей сливы,
И поцелуи – больше не секрет…

Цветок

Перед тобой – нетронутый цветок.
Возьми его, он не боится боли,
Он только шелохнётся – и не боле…
Всё остальное слушай между строк…

Пока живу – не будешь одинок,
Как этот вяз посередине поля,
Покорствующий ветру поневоле,
Что обрывает за листом листок!

Я не сумею отразить удары,
Не защищу от зависти и зла,
Своей слезой не потушу пожара…

Но лет нерассуждающая сила
Пройдёт как сон, в котором я была
Твоею утешительницей, милый…

Вечер

Прекрасен день, а ночь ещё милее!
Я жду её, и в облаках косматых
Пылают губы тихого заката,
По занавеси отсветом алея…

Вокруг темно, а в сердце всё светлее,
И кровь зардела спелостью граната…
Всё, чем судьба пред нами виновата,
С тобою в эту полночь одолею!

Свечой души сияет красота,
Чьё пенье только птицы разучили,
Чьё одеянье – только темнота!

И ни одной неусмирённой силе
Не взять ни дня, когда мы полюбили,
Ни поцелуев – тысячи до ста!

Ночь

Счастливые соединяя доли,
Поочерёдно темноту вдыхая,
Горим, то пламенея, то стихая,
Не чувствуя, легко ли, тяжело ли…

Секиры грома тучу раскололи,
И капли неба пьёт земля сухая,
Бутоны заалели, набухая
Предчувствиями благодарной боли!

И вот оно, мгновение весны,
Где первый плач омыт последним стоном,
Где свет и тьма в одно воплощены!

Где смех детей, и колебанье трона,
И сон зерна, и ураган войны,
И благовест, и слёзы, и поклоны –

Соединило таинство влюблённых…

Утро

Я просыпаюсь на твоей груди
Неслышное шептание роняя –
Оборотись ко мне, душа родная,
И предрассветной лаской награди!

И слово неразменное найди,
Мою свечу от ветра охраняя,
Да не растрачу попусту ни дня я
Пред тем, что ожидает впереди…

Дохнул покой на вспаханную ниву,
И движутся туманы от земли
До облаков, нагих и златогривых…

Всё, что постичь любовью мы смогли,
Предстало невесомым и счастливым,
Как соты солнца в утренней дали!

Серебро и золото

Твоё ли серебро, моё ли злато
Бегут волною по моей руке,
Как два потока, но в одной реке,
Как цепи янтаря на светлых латах…

Любовь неутолимая! Была ты
Росинкою, уснувшей на цветке,
Слезою, умирающей в песке,
Водой, текущей по рукам Пилата!

И плач дождя, и радуга фонтана,
И тысячи иных метаморфоз
Соединятся в сердце океана…

Как нежное прикосновенье роз,
И на ладони — ласковая рана…
И тёплое слияние волос…

Нимфа

По солнечной дорожке я плыву
К тебе, любимый – будь же наготове!
Всё, узнанное в музыке и слове,
Я обратиться формою зову!

Как темпера и мрамор – наяву!
Как Галатея, что навеки внове
Для каждого касания любови,
Вдыхающей огонь и синеву…

Ты скажешь – это ласковая нимфа,
Резвящаяся в молоке и мёде,
Как море виноцветное, свежа…

Твоей судьбы угаданная рифма —
Ликующая в золотом восходе,
Тобой преображённая душа!

Творчество

Объятия прохлады и покоя
Сомкнутся над кольцом седого дожа —
Волна возьмёт, но возвратить не сможет
Подаренное сердцем и рукою.

Я знаю наваждение такое,
Что не любовь – но на неё похоже,
Что, как она, и манит, и тревожит
Надеждой, озарением, тоскою…

Доверенное заберёт оно,
И лучшее расплавит без пощады –
Так растворяет жемчуга вино!

Как поцелуй, само себе награда,
Развяжет всё, что рифмой сплетено,
И вновь совьёт лозою винограда…

Бремя жизни

Ни серебро таинственной луны,
Ни золото ликующего Феба,
Ни диаманты бархатного неба,
Ни глубина сапфировой волны,

Ни белизна цветущего побега,
Ни пчёлы, лепестками пленены,
Не отвратят ни крови, ни войны,
Ни поругания воды и хлеба…

В глубинах сердца слышу – отпусти,
В заоблачную даль я улетаю,
Но бремя жизни на моём пути,

И только невесомые листы
Кружат и плачут лебединой стаей,
Любви даруя нежное – «Прости…»

В небо

Я за тобой последую, Этторе,
В любые города, любые дали,
Дорогой, о которой мы мечтали,
Как паруса о ветре и просторе…

Любовь сложила тысячи историй,
Что сердцу очарованному стали
Нежнее шёлка и острее стали
В переплетеньях ласки и укора.

Скитаюсь по бесплодию пустыни,
Глаза смыкаю тихо, без усилий,
Встречая ночь, где боль моя остынет…

Пока мою надежду не спросили
Словами, неразгаданно простыми,
И, словно птичку, в небо отпустили…

Отплытие

Уходят корабли путём Креста,
Где свет зари, что блюдо Саломеи,
Где утреннее солнце пламенеет,
Как золотая буква в пол-листа!

Лишь истина безгрешна и проста,
Её тепло – законченность камеи,
Где, каплей самоцвета каменея,
Смиряют вечность жизнь и красота…

Так совершенство розе не дано,
Пока она живёт и увядает,
Пока она бесплотною не стала!

Не виноград, но древнее вино,
Не слёзы мая, но вода святая
Доверены Лауре делла Скала!

Кручина

Стеснённое цепями островов,
Помолодело море, засыпая…
Наверно, вознеслась душа святая,
И тишиною лёг её покров…

Но ты тревожен, милый, и суров…
Всё ждёшь, чем поразит судьба слепая,
Всё меришь время, медленно ступая,
И я не слышу ни шагов, ни слов.

Ты юность отдавал морской пучине,
Вбирая штормовую седину,
И бурю видишь, кажется, и ныне…

Как якорь, опускается ко дну
Свинцовое молчание кручины…
Вели – и я с тобою утону…

Богатство

Спасибо, милый, за причал Рагузы
И солнечные площади Спалато,
И всё, чем ослепительно богаты
Земля и море в поцелуях музы…

Змеиной кожей сбрасывая узы,
Роняет сердце ветхие заплаты,
В небытие уносятся утраты,
Как лепестки теченьем Аретусы…

Пусть говорят, что красоте природы
Не превзойти сокровища души –
Щедра любовь и благодарна память!

Прекрасен храм, где небо вместо свода,
И свечи звёзд в молитвенной тиши,
И светлячков доверчивое пламя…

Мыс Акций

Останки флота скрыты глубиной
Веков и вод, объединивших силы,
Чтоб сохранить нетронутой могилу
Орлиной славы и любви земной.

Так череду грехов души больной
От мира память со стыдом укрыла,
Да не найдут ни солнце, ни светила,
Ни на земле её, ни под водой!

Но сердце обращается к былому,
И ветер полусонную пучину
Колышет, словно занавес театра.

А солнце золотит дорогу к дому
Тем светом, что вовеки не покину –
Я не Медея, и не Клеопатра…

Эллада

По берегам с упорством канонады
Размеренно гремит хорал прибоя:
Гекзаметры текут без перебоя,
Обрушивая пенные громады –

И я не попрошу иной награды,
Мой Гектор, возвратившийся из боя,
Любуясь, как сияют за тобою
Утёсы беломраморной Эллады!

Не сон ли громозвучие Гомера
В накате закипающих валов,
В пенорождённой музыке свободы?

Не хаос, но гармония и мера
Одушевляют вереницы слов,
Преодолевшие века и воды!

Утро Крита

Таким он был – рассвет шестого дня
Творения. Туманным одеялом
Укутывалось море и смеялось,
Плеща волной и брызгами звеня.

А впереди – сполохами огня
Вершины Крита утро одевало,
И солнечные образы ваяло,
Резцами света мраморы граня.

Торжественными строфами поэмы,
Колоннами сияющего храма
Предвечная гармония цвела.

Так оживали берега Эдема,
Достойны взора юного Адама,
Нетронутого ожиданьем зла…

Ида

Простые краски выбирал Творец –
Скупую умбру по сухому мелу
Кладя штрихом настойчиво и смело,
Он создавал твой каменный венец.

Вершиною до звёздного предела
Встаёшь ты, Ида, и зари багрец
Течёт, подобно крови двух сердец
Твоей скалы окрашивая тело.

Единство первородной красоты,
Не признавая украшений пышных,
Одето светлой чистотою кожи…

И потому так сдержанно просты
Твои цвета, и оттого не слышно
Ни об одной земле, с Элладой схожей.

Пчела

Простая жизнь работницы-пчелы
Среди простора солнечного луга
Не знает ни печали, ни досуга –
Лишь звон полёта золотой стрелы.

А все цветы по-разному милы –
И тем, как собирают сладость юга,
И тем, как наклоняются упруго,
Взойдя из камня, глины и золы.

Как будто растворился без остатка
Надрывный голос душных городов,
Где в небе тесно и луне-облатке…

Но взор мечтателя поверх голов
Летит за мной, и на пути к разгадке
Искать мой мёд по-прежнему готов!

Вино

Кора лозы, как высохшая глина,
Таит укромное движенье соков,
А листья расстилаются высоко,
Окутывая ветхие руины…

В долине захлебнулся крик ослиный
Нетерпеливым ожиданьем срока,
Когда огнём, не знающим порока,
Наполнятся пузатые кувшины.

Истоки совершаемого чуда
Сокрыты, словно водяные жилы,
Пластами гипса на холмах песка.

Так, стиснутое стенками сосуда,
Вино молчит и сдерживает силы,
Как завязь полусонного цветка.

Два сердца

Я чувствую то жгучий запах перца,
То горького лимона холодок,
А пальцы мнут надушенный платок
Мучительным усильем страстотерпца…

Как шумно всё – и скрипнувшая дверца,
И рвущийся измаранный листок,
А солнца жар неистово жесток —
Оно не знает, что во мне два сердца…

Несносен день, и ночью не до сна,
Но не зови врача – пока не надо…
Твоей любовью, милый, я больна.

Твоя улыбка – лучшая прохлада,
Ты счастлив – и ложится тишина,
И тяжелеют гроздья винограда…

В саду

Росток любви, проснувшийся во мне,
Таится от завистливого взгляда,
Как первоцветы от слепого града
В тенистой многоствольной тишине.

Ослабевая, как свеча в огне,
От солнца ухожу в аллеи сада…
Забыться в одиночестве я рада,
И помечтать о будущей весне.

И нежностью вечернего покоя
Колышется дыханье родника,
Задумчивое, тихое, простое…

Приходит ночь, прохладна и легка…
За днём ли день, строка ли за строкою –
На полпути и сердце, и рука.

Шиповник

В моём саду всё ярче и краснее:
Плющи плетут пунцовые венки,
Шиповник, обронивши лепестки,
Алеет сердоликовой камеей,

И облетают поздние космеи
На сумрачное зеркало реки,
Томит роса поникшие ростки,
И темнота приходит всё скорее…

Дотронешься до ягоды слегка –
Она теплеет, мягкая, как тесто,
И морщится, как щёки старика.

Подружка милая, признаюсь честно –
Уже устала от письма рука,
И это платье, кажется, мне тесно…

Ожидание

Наш милый дом, что чистотою светел,
Весной дождётся первой колыбели,
И трепета наивной птичьей трели
В дыхании проснувшихся соцветий.

Нет ничего желаннее на свете,
Чем эта нежность на пороге цели,
И цвет лимонов, что почти созрели,
С оливами беседуя о лете…

Волнуюсь ли? Наверное, чуть-чуть
Меня задела страха паутина –
Не бойся, я смогу её стряхнуть.

Так, сбрасывая снега пелерины,
Пестреют горы, и, окончив путь,
Молчит река, стеснённая плотиной.

Улыбка

Я рада улыбаться каждый час,
Налюбовавшись на цветы и травы
Не ради отдыха, не для забавы,
Но потому, что будет сын у нас.

И для его непробуждённых глаз
Сияет самоцветною оправой
Весеннее сокровище агавы,
Цветущей в первый и последний раз!

Свершённое – уже невозвратимо,
Грядущее – безмерно и темно,
А настоящее – неумолимо!

Одной любви по-прежнему дано,
Как бабочке, порхать неутомимо,
И солнышком глядеть в моё окно…

Колыбельная

Улыбнувшись колыбельной,
засыпай, сыночек мой.

Сердоликом на ладошке,
первоцветом под сосною,
ясным лучиком в окошке,
невесомой синевою
мир уснул в объятьях зноя,
только море, мальчик мой,
за кормою корабельной
чуть колышется волной.

Твой отец на бастионах
в чёрном зареве осады,
там, где сабельные звоны
заглушили плач цикады,
а над нашим виноградом
только небо, мальчик мой,
улыбнулось беспредельной
златоокой вышиной.

В час, когда он возвратится,
будет ясный лунный вечер,
будут спать цветы и птицы,
у окна заплачут свечи…
парусам его навстречу
наше счастье, мальчик мой,
льётся песенкой свирельной,
очаровано весной…

Первое Рождество

Ещё невнятен этот нежный лепет,
А слух мой ищет пробужденья слов,
И каждый звук так несказанно нов,
Что в сердце тает благодарный трепет.

А ночь фигурки сказочные лепит,
Раскрашивая их палитрой снов,
Что в колыбели отыскали кров,
Как пастухи в рождественском вертепе.

Цветные стёклышки, папье-маше,
Фонарики – такая благодать,
Что даже глина светится, как мрамор…

И нетерпенье – музыкой в душе!
Я знаю, что придется подождать,
Но хочется скорей услышать – мама…

Скорбный путь

Не царству фей, не розам пасторали
Я отдаю тебя, сыночек мой,
Но в горький мир, за нищенской сумой,
Где собраны утраты и печали.

Так путники на горном перевале,
Овеянные снеговой зимой,
Во мгле и ветре ищут путь домой,
Забыв приют, где ночью пировали.

И дверь скрипит, и стесанный порог
Рвёт из под ног метельная пучина,
И воет буря, как Роландов рог!

Но в сердце – опалённая долина,
Где Чистая узнала смертный рок,
На крест и муку провожая Сына…

Над колыбелью

Склонившийся над колыбелью сына,
Ты мне ещё милее и дороже,
Чем был в минуты близости. И всё же
Свой дух не в силах обуздать мужчина.

Так образ боли принимает глина
Под пальцами ваятеля. Похоже,
Незавершённое тебя тревожит,
Грозя сорваться каменной лавиной.

И горечь долга – следом за тобой
Во всеоружии грозит жестоко,
Двулезвийный клинок подняв меж нами…

Но сталь его любимыми глазами
В мои глядит, сияя без порока
Пред молотом, горнилом и водой!

Предрассветное

Мой маленький, во сне ли улыбаясь,
Ты отвечаешь взору моему?
Ещё чуть-чуть, и, кажется, пойму,
О чём ты грезишь, пальчики сгибая…

Ты как полоска моря голубая,
Родная сердцу, ясная уму,
Как радость, что, покорная, приму,
Лишь только прикоснётся весть благая.

Мне дорог час рассветной немоты,
Которую своим внезапным плачем,
Как паутину, разрываешь ты.

И петушиный крик, и лай собачий
Сворачивают сумерек листы…
Вот и заря – не может быть иначе.

Неведомый

Тебя я вижу книгой нераскрытой,
До времени нетронутой струной,
Душою слова, что резец стальной
Ещё не высек на груди гранитной.

Кометой, что неведомой орбитой
Несётся к солнцу, чтобы сединой
Сиянья своего над всей страной
Быть по небу полночному разлитой!

Но что высокопарные слова?
Все образы любви сквозь них текут
Водою, кровью, пролитым вином…

И, словно одинокая вдова,
Моя надежда теребит лоскут
Печали слёзной – о тебе одном…

Умиление

Я чувствую, что ты вот-вот заплачешь,
Что сжались губки – сердцем узнаю,
И прогоняю тишину мою
От языка, и от души – тем паче!

И каждый миг она звучит иначе –
Струна любви, которой я пою,
Почувствовав кровиночку свою,
Что на груди от солнышка я прячу…

Как туго натянулась эта связь
Шестого чувства – тонкой пуповиной,
Эфирным трепетанием струясь.

Так две неразделимых половины
В одной скорлупке, плача и смеясь,
Обнялись, пролетая над пучиной…

Иконописец

Иконописец мудрый, не тебе ли
Затрепетавшим золотом лучин
Сквозь темноту пределов и причин
Сияют ликов нежные пастели?

Твои ли губы от любви немели
Предчувствием страданий и кончин?
Твоя ли слава – иноческий чин
И терние монашеской постели?

Но, силой духа поражая страх,
Мазки ложатся, тонкие, как листья,
Что разбудила дождиком весна.

И Матерь Божья с Чадом на руках
Всё явственнее смотрит из-под кисти,
Премудростью твоей удивлена…

Отражение

Когда с тобою мы разлучены,
Твои черты ищу в лице ребёнка,
И отзываюсь, ласково и тонко,
Текучей трелью трепетной струны.

И голоса, друг другом пленены,
Сливаются, серебряно и звонко,
И взмах крыла колышет пух орлёнка,
Как тёплый бриз — соцветия весны.

Уже открыты чистые страницы,
И будущее, тихо проступая,
Мои глаза встречает, чуть дыша.

И, раздвигая времени границы,
Течёт навстречу, как вода живая,
Любовью воплощенная душа.

Возвращение

Не в силах обратить к истокам реки,
Покорная течению минут,
Мелодия покинула приют
Дыханием затрепетавшей деки.

И я послушно опускаю веки,
И слушаю, как ангелы поют,
И сердце вырывается из пут
Не на мгновенье, не на год – навеки…

Вот так дорога, повернув назад,
Вдоль по долине убегает к дому,
Где на веранде вьётся виноград.

Так и меня к порогу дорогому
Ты возвращаешь – никому другому
Не повторить печаль твоих наград…

Блуждание духа

Звезда скитаний, Одиссея плот,
И марево над берегом Итаки,
И прорицаний сумрачные знаки,
И страхи ночи, и холодный пот…

Безлюдная дорога, поворот,
Селенья терпкий дым, и лай собаки,
Зерно к земле склоняющие злаки,
Родник, чей нежный сон чинара пьёт…

Блуждая незапамятными снами
По строчкам незаписанной судьбы,
Любовь покорно следует за нами.

И угасают свечи ворожбы,
Когда зари сияющее знамя
Горит, как медь архангельской трубы…

Дорога в Рим

Как паруса, колышутся поля,
Поют колосья тёплыми волнами,
И небо разгорелось перед нами,
Вином рассвета жажду утоля…

А впереди, дорогою пыля,
Несётся всадник – скоро за холмами
Он скроется, и солнечными снами
В его глазах окрасится земля.

Пути соединяя воедино
На замкнутом просторе площадей
Сойдёмся золотою серединой,

Где время расплело свои седины,
И прошептало Городу – владей
Молчаньем статуй, суетой людей…

Камо грядеши?

Паломники, увидевшие Рим,
Склоняя обессиленные спины,
Касаются то мрамора, то глины,
Что осветилась именем твоим…

«Куда идешь?» — спросил Господь, незрим,
И путь, что пройден был до половины,
Не нужен стал, и пепел Палестины
На губы лёг причастием вторым.

И богословы, занятые спором
О погребальной пелене Христа,
Смолкают перед будущим собором,

И спят на глади белого листа
В рассвете чувства, вдохновенно скором,
Расчёт колонн и куполов мечта…

Суетность

Ни роскоши святейшего двора,
Ни пурпуру балов и карнавалов
Не утаить парчовым покрывалом
Ту кровь, что проливают вечера

За всё, что не сегодня, не вчера,
Но в будущем – по скалам и провалам
Взовьётся к небу чёрно-алым валом,
Огнями исполинского костра…

Безжалостного времени трофеи –
Те яхонты, что вынут из оправы,
То золото, что в слитки переплавят.

И вечности дары – улыбка феи,
Гармонии невинные забавы,
И свет любви в её воздушной славе…

Размолвка

Когда мы узнаем тебя впервые,
Ты кажешься, любовь, неуловимым
Видением, небесным серафимом,
Слетающим сквозь тучи грозовые.

Но в темноту ведут пути кривые,
И вместо пламени мы дышим дымом,
И камни памяти, в душе хранимы,
Латают нашей жизни мостовые…

Коня ужалит ненасытный овод
На узенькой тропе по-над горой —
Скользят копыта, и натянут повод!

Не отвечай, не спрашивай, укрой
В подвал сознания – малейший повод
Покинуть посреди сраженья строй…

Примирение

Когда любовь, уставшая от мук,
Поверит злу и припадёт к отраве,
И, гневная, безжалостно оплавит
Молчанием слепого сердца стук,

То за одно касанье милых рук
И танец мая в солнечной дубраве
В душе смятенной ангел всё поправит,
И новая струна обнимет лук…

Но неужели надо так немного —
Движение улыбки, тёплый взор,
И пеплом осыпается тревога,

И неба холодеющий простор
Пересекает звёздная дорога,
Внимая тишине уснувших гор…

Фреска

Смотрю, и, неожиданно прозрев,
В недвижном постигаю бег пожара,
В безмолвии ловлю раскат удара,
И в тесноте зрачка растущий гнев…

И плачу, повторяя нараспев –
Что пред тобой спасение и кара,
Когда творишь, прикосновеньем дара
Неповторимый миг запечатлев?

По сумеркам ведя любовь и разум,
Твоя судьба, проснувшись, отдала
Тепло – руке, сияние – алмазу,

И ветер – взмаху вольного крыла,
И дивный свет, чья сила тяжела,
Как пламя солнца – слепнущему глазу.

Акварель

Мы нарисуем солнышко в окне,
И под его лучами – крышу дома,
И старый город по прозванью Roma,
Умывшийся в лазоревом огне.

Какое утро! Нежатся во сне
Стволы платанов – им давно знакома
Рассвета акварельная истома,
Настоянная в мёде и вине.

Сыночек милый, кисточками света
Раскрасим обелиски и колонны,
Позолотим соборов силуэты,

И пиний пробудившиеся кроны,
И колокольный звон, и цокот конный
Нам зазвучат – как рифмы у поэта…

Страшный Суд

О матушка моя! Ты говорила
О скорби мира, и о Дне Суда,
Когда покроют пеплом города
Вулканов пробуждённые горнила,

И пошатнутся солнце и светила,
Когда взойдёт Полынная Звезда,
И обратится горечью вода,
И по земле разверзнутся могилы…

Но слово утешения текло
Рекою жизни, что светлей кристалла,
И прорастало солнечным зерном.

И было сердцу больно и тепло,
Когда твоя любовь меня ласкала,
И плакал вечер огневым вином…

Микеланджело

Как дуб Мамврийский, эти формы стары…
Разбросаны, и собраны опять,
Они влекут воображенье вспять,
Ко рваной ране на груди Каррары!

На ней сошлись, не уступив и пядь,
Сиянье неба и глубин кошмары;
И молота жестокие удары
Освобождают, чтобы вновь распять…

И сердца кровь на грани тьмы и света
Взывает серебром карандаша,
Штрихом резца и рифмами сонета,

И, скорбный путь во мраморе верша,
Творит, небесным пламенем одета,
Твоя неукротимая душа!

Моление о Чаше

Не гордым аркам акведуков Рима,
Но скромному колодцу Вифлеема,
Не пышным перьям рыцарского шлема,
Но вдовьей лепте, что звенит, незрима,

В который раз ты явишься, творима
Свечой и словом, дивная поэма,
И будет ночь, и роковая тема
Масличной рощи Иерусалима

Свершится, как века запечатлели,
По их канону, не смягчая доли,
И не скрывая ни бича, ни стали,

Ни дрожи, ни слезы – у самой цели,
Где немощь тела покорилась боли,
А дух не в силах одолеть печали…

Венецианский день

Венеции весенние сады
Волна адриатического бриза
Беспечно гладит – опадают ризы
Цветущей вишни в переплеск воды.

Здесь память от улыбки до каприза
Перемежает лёгкие следы
По бликам счастья и теням беды,
Летящим с неба и зовущим снизу.

Здесь прошлое не хочет быть минувшим —
Среди румян и пестроты лоскутной
Стучат его суставов кастаньеты.

А будущее, на причал плеснувши,
Со щедростью рассыпало минуты
И солнца неразменные монеты.

Молитва

Колена пред тобою преклонив,
Не о себе я плачу, Приснодева,
Но о зерне забытого посева
На мёртвой глине вытоптанных нив…

Я приношу молитвенный порыв
Сквозь горький мир насилия и гнева
Тебе, стоящей у Христова древа,
Голгофы прах слезами опалив.

Молю за тех, кто слаб и безответен,
Как тонкий воск в объятиях огня,
Как невесомый иней в лунном свете…

А ты, любви сокровища храня,
Моли Отца о нашем бренном свете,
Мою судьбу не пряча от меня.

Разговор

Поговори со мной о быстрине
Реки стихов, танцующей по скалам,
О стали совершенного закала,
О музыке, летящей по струне,

О ликах, вознесённых в тишине
Под купола, о силах и началах,
О мысли, что свободно зазвучала,
Открывшись разом и тебе, и мне!

Любимый! Расплывутся акварели,
И задохнутся ноты и слова,
Как розы, что раскрыться не успели…

А в сердце – золотые острова,
Где жала стрел не достигают цели,
Где время гаснет – но любовь жива…

Карнавал

Весна, веселье, юность, карнавал,
Вздыхают лепестками эфемеры,
А рядом ночь и пустота — без меры,
Без образов, без звуков, без зеркал.

И дух, что воплощал и воспевал
Врата, мосты, скрещения, барьеры,
Замкнул печаль тысячелетней веры,
И наложил печать, и замолчал.

Скитается неузнанное слово
По праздным лабиринтам суеты
И хаосу сознания больного,

И ты не вспомнишь имя сироты,
Но, ощутив дыхание былого,
Не мне! Моей любви ответишь ты!

Маска

Уже не слышно шума карнавала,
Алеет на стене закатный блик,
И лепестки роняет базилик
С балкона в сумрак сонного канала,

И в колыхании волны усталой
Всплывает маска… сдерживаю крик,
В мои глаза глядит холодный лик…
Непрошенная… я тебя узнала!

Ты ловишь мир зиянием глазниц,
Вбирая свет и похищая слово,
И пряча слёзы в инее ресниц…

Я отвернусь – ты возникаешь снова
В зеркальной глуби, в немоте страниц…
Мне страшно!.. подожди… я не готова…

Перед уходом

Тюльпанам на снегу слепяще-белом,
Реке, пересыхающей в песках,
Заре вечерней в алых облаках
Подобна кровь, покинувшая тело…

Лишь первый плач услышать я успела,
Моя малютка! На своих руках
Тебя мне не баюкать… Ночь и страх
Сгущаются… свеча моя сгорела.

Но ты жива… журчанье родника,
Ловя росу поникшего листа,
Бежит ручьём по краешку пустыни…

А мне пора. Дорога далека,
Косым дождём томится темнота,
И плачут вязы кронами густыми…

Последний рассвет

Светает. Юный месяц побледнел,
И сети звёзд погасли спозаране,
Чуть померцав забытыми дарами
В бездушном хаосе долгов и дел…

И, ощутив достигнутый предел,
Стирая цвет и расщепляя грани,
Внезапно, словно боль в открытой ране,
Вдыхаю мир, что разом обеднел…

Как будто леденеющие волны,
Над головой смыкаясь тяжело,
Крадут по капле зрение и слух…

Бесшумно, как огонь далёких молний,
Прозрачно, как холодное стекло,
Свои крыла освобождает дух…

Прощай!

Твоей любви, ни ищущей совета,
Не требующей клятвы и залога,
Не верящей, что кончится дорога
Аккордами последнего сонета,

Печали угасающего света
Отдам, остановившись у порога,
И тихо припаду к ладони Бога,
Твоей прощальной ласкою согрета…

Прости, мой милый! Камень из оправы
Бессильно выпал… золотым овалом
Замкнулась холодеющая мгла…

Тебе, любимый — долгих лет и славы,
И не горюй о том, что миновало,
Но радуйся тому, что я – была…

Неоконченная канцона

Жизнь моя! Зарёю огнекрылой
Ты всходила и любовь дарила,
Оставляя вехи на пути –
Полудрему старого платана,
Лютни плач, хоралы океана,
Детский лепет у моей груди…
Жизнь моя! Тебя не перейти
Заново, как золотые нивы,
Заново, как вешние разливы
Талым снегом опьянённых рек…
Так останься – юными дарами,
Струнами стиха, свечой во храме –
Мой короткий век…

Жизнь моя! За всё благодарю я,
За огонь и нежность поцелуя
В серебристой музыке луны,
За тугие грозди винограда,
И каррарских мраморов каскады,
И седую прядь морской волны!
За напевы славной старины,
И героев гордые могилы,
И слова неукротимой силы,
Вверенные моему перу,
И за то, что на руках любимых,
Узнавая лики серафимов,
Я сейчас умру…

Мне уже не страшно и не больно…
Дальний голос бронзы колокольной
Не успеет надо мной допеть…
Пеленая душу облаками,
Приголубит нежными руками
Та, чьё имя…

Венок

***

Строки стихов безыскусных, словно цветы полевые,
Тихо взойдут и увянут, солнце же – вечно сияет…

***

Дар твой прощальный, Лаура, приму как последнюю милость,
Как поцелуй перед казнью, как луч сквозь решётку темницы…
Долгие-долгие годы пройду я, к тебе приближаясь
С каждой весною и новой луной, народившейся в небе…
Вырастут дети, и в них повторится твой образ прекрасный,
Будут белеть первоцветы в садах, так любимых тобою,
Будут гореть, осыпаясь, траурно-алые маки,
Словно соцветия песен, сплетенных тобою, Лаура,
Что пронесёт моё сердце сквозь долгие-долгие годы…

***

Ты ли, Лаура, одета мрамором этой гробницы?
Ты ли, прекрасная, спишь, не отвечая на зов?
Сколько высоких мечтаний ты подарила влюблённым,
Сколько во мрак унесла нежных напевов любви!
Не прикасаясь к оружию, ты обретала победу,
Несокрушима была, одолевая беду.
Славою светлого слова ты стала достойна величья
Предков могучих твоих, гордых искусством войны…
Что ты оставила миру? Дочку и сына, хранящих
Лики твоей красоты, факелы песен твоих…

***

Нежные ирисы я положу на могилу подруги,
Слёзы весенней земли, светлой печали дары.
Пусть за тобою, Лаура, летящей по небу ночному,
Светятся их лепестки, падая звёздным дождём…

***

Лаура, ты ли?! Не хочу поверить,
Не в силах крикнуть, не могу вздохнуть…
В невидимых слезах томится грудь,
Охваченная холодом потери…

И звёздами в безлунной полусфере
Твои сонеты продолжают путь,
Но без тебя – уже не повернуть
Судьбы, дающей каждому по мере…

Одним – неторопливый ход реки
К извилинам болотистого устья,
Что словно жилы старческой руки…

Другим – одно мгновение отпустит,
Достаточное только для строки
О памяти, мелодии, и грусти…

***

Ты воскрешала сердца юный пыл,
Что воспевали Данте и Петрарка,
Полетом слова по прохладе парка,
И вольной силой лебединых крыл.

Твой голос колокольной славой плыл
Сквозь колоннады, галереи, арки,
То нежно, то восторженно и жарко
Ласкал цветами и огнём палил.

И этих песен солнечное чудо,
Явленное неведомо откуда,
Слезами наполняло грани льда,

И вторили весенние капели
Тебе, склонившейся у колыбели,
Любимой и влюблённой – навсегда!

Жизнь Лауры Веронской

LAURAE VERONENSIS VITA

И спасся только я один, чтобы возвестить тебе (Иов, 1, 16)

Я, грешный брат Бартоломео, из бездны ничтожества своего возвышаю голос не потому, что способен одарить мир красой слова – это мне не подвластно, и не потому, что хочу поделиться мудростью прожитых лет – нет её во мне. Я пишу это лишь по одной причине – потому, что я последний из всех, кто знал и любил незабвенную Лауру делла Скала, и потому, что, когда я уйду, не останется на свете никого, кто смог бы рассказать по своей памяти историю её короткой жизни.

Я родился в Вероне, там прошли мое детство и начало юности, и там меня знали под забытым ныне именем Витторио Граппа. Лишь на год был я старше Лауры, и жизни наши текли, как две реки, которым не суждено было соединиться. Она была одной из Скалигеров – а этот род некогда был могущественен и славен. Полтора столетия правили они Вероной, и когда самый могущественный из династии, Кангранде делла Скала, расширил свои владения, став наместником императора – именно к нему, в Верону, отправился из Флоренции великий изгнанник Данте Алигьери, и нашел приют, и завершил здесь свою «Божественную Комедию»…

Промыслу Божьему угодно было, чтобы через двести лет после этого род делла Скала, славный некогда воинскими доблестями, но уже давно утративший свою власть и могущество, был увенчан лавром поэзии – и таким лавром стала девушка, рано потерявшая своих близких. Казалось, Господь возжелал не только воскресить прекрасную авиньонку, но и одарить её голосом, достойным для ответа великому певцу, создателю «Канцоньере»…

Равно одаренная красой и мудростью, Лаура могла осчастливить любого из молодых людей Вероны, да и не только этого города… Но её избранником стал человек, много старший летами и не раз отмеченный и доблестями и горестями. Всю свою жизнь Лаура любила одного, и этим единственным был Этторе Фальери, сенатор Республики Святого Марка, прославившийся своими победами на море.

Как случается, что два сердца угадывают друг друга среди тысяч и тысяч? Кто может объяснить этот удивительный дар узнавания, и можно ли следить далее за этой историей, не видя тут перста Божьего? Для сверстников моих, да и для меня самого, неожиданным и невероятным были как обручение Лауры, так и то, что случилось потом. Разразилась новая война, и решением Сената Венеции адмирал Фальери был назначен командовать флотом у берегов острова Крит. Наступило время разлуки и испытаний.

Тяжело больной Лауре пришлось пережить трудные месяцы. И если искусство врачебное помогает залечить раны тела, то кто может исцелить страдания души? Вести приходили смутные, и неспокойно было в Вероне, и неизвестность томила. Немало было недоброжелателей у адмирала Фальери – пользуясь его отсутствием, они направили против него острие клеветы. Для Лауры это было всего больней – и нашлись люди, способные в этот час издеваться над чувством бедной девушки!

Я же был молод и горяч, любовь и отвага окрыляли меня, и смерть за Лауру представлялась мне, грешному, лучшим из всех возможных и доступных мне решений. Я готов был поднять свой меч и отдать свою кровь. Но мой порыв принес мне лишь единственный в жизни разговор с ней… она уговорила меня отказаться от своих намерений, и тем сохранила мою жизнь. Каким непостижимым чувством была она одарена, что словно знала всё наперёд – что настанет, что будет, всё казалось подвластно её духу. И ложные вести, и клевета рассеялись с приходом флота к стенам Венеции…

Я помню тот день, когда Лаура покинула свой родной город – ей предстояло венчание в Венеции, в соборе Сан Марко, а затем – странствия вместе с возлюбленным. Сенатор Фальери стал наместником Республики на Крите – туда должна была отправиться и Лаура. Я же, грешный, хотел быть ближе к ней – и мне все равно пришлось обнажить оружие, но не в поединке, а на войне. Морские валы, стены твердынь на берегах Кипра и Малой Азии предстояли мне, Лаура же узнала материнство и подарила своему мужу сына-первенца.
Шло время – и я лишь радовался счастливому возвращению Лауры на родину, мне же суждено было тогда оставаться на дальних островах, на службе Республике, ибо войны с турками разгорались все сильнее. Издалека, и поздно, и случайно, доходили до меня вести о Лауре, о её пребывании в Вечном Городе, о её восхищении сокровищами искусства, о её собственном творчестве, о её счастье…

Счастье, радость – как вы недолговечны, цветам полевым подобные… И как же безмерно существование горя – никогда не меняющегося, всегда одинакового, словно пыльная зелень кипариса… Внезапно, словно коварный удар в спину, пришла весть о смерти Лауры. Она умерла весной в дни карнавальных торжеств, даровав жизнь своему второму ребёнку – дочери…

Сознаюсь, я искал смерти в те дни, я в грехе гордыни безумно жаждал её, но не нашёл нигде – даже в страшном абордажном бою у мыса Акротири я не получил ни царапины, словно светлый гений Лауры умолил Всевышнего – и Он отвратил от меня клинки сабель и острия стрел. И было так много раз – и понял я, что бессильны и грешны мои устремления, что Вседержителю угодно, чтобы я жил, и что сокрыто в этом некое предназначение, которое станет известно мне позже.

И тогда смирился дух мой – и, по слову древнего поэта, был я снова подхвачен бурями новых войн, словно волнами моря. И прошли многие годы, и стал я стар и неспособен больше служить Республике – и тогда я сам избрал место, где провожу свои последние годы. Ибо здесь, в Вероне, в монастыре Святого Франциска, я совсем близко от мраморного надгробия Лауры, стоящего в сени древних гробниц Скалигеров, и потому могу бывать там и ухаживать за могилой.

И старость моя нарастает, как седой вал моря, смывающий камни и песок, и я с ужасом осознаю, как в моей обессиленной памяти стираются прекрасные черты, стираются и угасают чувства, образы, слова, некогда сиявшие как розы весенние, как звезды в летнюю ночь. Все уходит – только стихи остаются жить – но мне уже не помнить и их. И потому приношу тебе, прекрасная Лаура, последний свой поклон…

REQUESCAT IN PACE LAURA
IN NOMINE PATRIS ET FILII ET SPIRITUS SANCTI
AMEN