Асмодей Соловкитцер
ШАШКИ НАГОЛО!
-То время не было совсем уж ненормальным, — объявил дядя Миша. — Хотя, как всякое время, оно имело свои закидоны. А здесь и сейчас, скажите, нет закидонов? Их ведь так и назовут через несколько лет…
Очень интересно он трактует слово «закидоны», подумал я.
-В наши дни, — продолжал развивать мысль старик, — модно хаять недавнее прошлое. Как будто не было времени хуже. Но давайте вернем ему его справедливость. Вот она. Тогда, если кто-то был инженером, он им оставался всю жизнь. Учитель был учителем до пенсии. Врач – врачом, и в старости уважаемым человеком. Электрик – электриком. И так далее. И это было хорошо. Потому что менять профессию на средине жизни очень трудно.
Пришло в ту страну другое время… Как его назвать? Я не знаю. Пусть выскажется какой-нибудь умный историк. Может быть, он назовет его Смутным, как у них принято. На мой взгляд, все времена смутные. Я именую тот период Кораблекрушением. Можно еще сказать: раскардаш…
Слушая дядю Мишу, я пока что кивал. Интересно, что будет дальше.
-Итак, раскардаш. Инженер потерял работу, потому что не стало сырья и завод закрылся. Учителям перестали выдавать зарплату. К врачам перестали ходить больные, потому что за лекарства, которые он выписывал и которые раньше выдавали бесплатно или брали копейки, теперь надо было платить большие деньги. А «больничные» на службе уже не признавались. Электрику стало не хватать денег на большую семью, хотя он работал в двух местах. Что делать?
Надо срочно менять профессию.
Инженер вспомнил, что в молодости он играл на саксофоне, и втесался в оркестрик, который играл на свадьбах и похоронах. На похоронах он выводил такие трагические ноты на трубе, что у всех хватало за сердце. Учитель стал «челноком» и начал ездить в Китай и обратно за дрянными шмотками, рассчитанными на совков. Врач-пенсионер пошел в посудомойки в ресторан, откуда можно было принести еще и ужин. Электрик взял еще одну работу…
Дядя Миша передохнул. Я пытался осмыслить сказанное.
-А мой герой, — сообщил наконец ожидаемое старик, — мой герой вообще попал в историю…
Я пошевелился, настраиваясь на слушание; в парке Кольберта было уже холодно, но слава богу, не ветрено.
-Это был вполне мирный гражданин – инженер-хозяйственник и… мастер спорта СССР по шашкам. Днем он «хозяйствова», а по вечерам тренировал юных шашистов. Время от времени он, далеко еще не старый человек, выступал в разных чемпионатах, и дома у него полнилась коллекция призов и грамот. Все так бы и продолжалось… но Корабль – у каждого судна есть срок службы, у нашего социализма срок жизни оказался чисто человеческим: 1917-1990, — Корабль потек по всем швам и пошел ко дну. Игорь Семенович потерял работу, шашки оказались никому не нужны, кроме пенсионеров, но те не любят, когда их чему-то учат. Чем зарабатывать деньги?
Наш безработный стал обивать чужие пороги, но везде получал отказ. Физиономия у него обвисла, глаза потухли, он сгорбился (сюда так и просится словечко «Горби»), и таким-то увидел его на улице бывший ученик.
-Что с вами, Игорь Семенович? — остановил он бедолагу. – Не дай бог…
Тренер по шашкам был уже в таком состоянии, что храбриться ему было не под силу, да и не к чему, и он коротко рассказал ученику о своем крушении.
Ученик – это был молодой человек, «перспективный», как принято говорить у тренеров, спортсмен, кандидат в мастера… сейчас он выглядел сногсшибательно: кожаная куртка, джинсы от Версаче, туфли от Баланини, килограммовый золотой перстень с печаткой на среднем пальце… Чуть позади него стоял парень, в котором легко можно было узнать по шрамам на бровях и смятому носу боксера, должно быть, сопровождение… босса?
Нашего молодого человека (босса?) звали Зиновием, Зиной, в секции — Змеем (в шашках был хитер и коварен) и, как следствие – Горынычем. Последнее прозвище за ним закрепилось. Игорь же Семенович называл его ласково – Зиной: за быстрый и хваткий ум.
Зина-Горыныч, услыхав исповедь бывшего тренера, задумался. Потом зачем-то оглядел его — так бросают в магазине последний взгляд на костюм, прежде чем отправиться к кассе.
Тут надо сказать наконец о том, как выглядел Игорь Семенович. Под обвисшим лицом и потухшим взглядом находились: могучая шея и широченные плечи штангиста (хотя к штанге он никогда не подходил), а бесполезные сейчас руки созданы были для армрестлинга, а не для шашек. И это вот нагромождение мышц, безработную эту мощь, оглядывал, прищурившись, человек в кожаной куртке, джинсах от Версаче и туфлях от Баланини.
-Знаете, Игорь Семенович… – протянул он минуту погодя. – Я, кажется, могу вам помочь… Предложение покажется вам странным, но вы ведь сможете сделать скидку на время… Сможете вы, скажите мне, сделать скидку на время? – настойчиво повторил вопрос Зиновий-Горыныч.
-Смогу, наверно, — чуть ожив, сказал шашист, — я сейчас все могу.
-Тогда, Игорь Семенович, вид у вас — тьфу.тьфу! – все еще спортивный – шашки наголо! Приготовьтесь к тому, чтобы стать силуэтом. У этого слова появилось новое значение…
Тут дядя Миша тронул мой рукав.
-Вам еще интересно? Ведь это все уже в прошлом.
-Я уже думаю, чем закончится ваша история, — ответил я. – Вы так умеете завернуть…
-Ни за что не догадаетесь, — сказал старик. – Хоть и будете думать трое суток.
Я опять кивнул.
-Через несколько дней Игоря Семеновича можно было увидеть в «Мерсе», на сидении рядом с водительским – он был в широченной кожаной куртке, волосы его были аккуратно укорочены и вид он имел то сконфуженный, то зачем-то надувался и расправлял плечи. Машину вел крепкий чернявый парень, тоже в кожаной куртке, сзади сидел Зина-Горыныч и неотлучное «сопровождение» со смятым в лепешку носом.
«Мерс» остановился возле многоэтажки в престижном районе города. Зиновий, шофер и боксер, мотающий уже головой, чтобы размять шею, и по-боевому поводивший плечами, вышли. Игорь Семенович — внушительный его силуэт — остался на переднем сидении.
-Так и сидите, Игорь Семенович, — распорядился босс. – Время от времени можете выходить размяться, но не забывайте делать руками всякие наши штучки: джеб, крюк, апперкот – ну, вы уже знаете… Зовут вас, ради конспирации, — Гоша.
Новоявленный Гоша кивнул и попытался надуться; босс глянул на него и покачал головой.
Чтобы не томить вас понапрасну, открою секрет: «бригада» Зины-Горыныча занималась выбиванием долгов – такая появилась новая работа у молодых предпримчивых людей. Заказов у них было много, и проценты они получали с каждого «клиента». И сейчас свой «процент» имел и наш герой, небольшой процент, потому что был пока что лишь силуэтом. Брать его на саму разборку босс не спешил. Игорь Семенович до нее еще не дозрел.
Потом боксер исчез – куда, я не знаю, все я не могу знать – и Зина перед очередной «акцией» обратился к бывшему тренеру с такими словами:
-Придется вам, Игорь Семенович, тряхнуть стариной. Силуэт — это хорошо и даже слегка прибыльно, но не век же вам сидеть в этом звании! И на этих бабках! Вы человек честолюбивый – так что давайте брать следующую турнирную высоту!
-Лучше тебя никто бы не выразился, — ответил И.С., – ты умеешь попадать в самую точку. Кто бы еще сейчас вспомнил о моем честолюбии?!
Короче говоря, на следующий день бригада в полном составе поднималась на лифте на пятый этаж престижной восьмиэтажки. Боксера в бригаде – он всегда шел за шефом — заменял могучеплечий И.С.
В квартире, куда позвонил босс, Игорь Семенович — хозяин сразу побледнел, увидав его — засел в кухне. Зиновий прошел для «толковища» в гостиную, оттуда сразу же послышались громкие голоса. Шофер остался снаружи, заняв место на подоконнике между четвертым и пятым этажами.
Как чувствовал себя мастер бескровных боев на 64-клеточной доске, сидя в кухне и глядя в окно на балконы соседнего дома? Это, верно, дело уже литературы, я же простой скамеечный болтун и не мне гнать художественные строчки. От себя я могу сказать лишь то, что он тяжело вздыхал, растирал лоб, и на рэкетира походил только запахом кожаной куртки. И думал, наверно, о том, что быть только силуэтом в машине это еще куда ни шло… это еще простительно… это еще можно понять… а вот для таких «турниров» ни его нервов, ни чего-то такого, что есть у других, явно недостает…
И тут раздался – вы уже ждете этой фразы? Так я ее повторю: и тут раздался… чей-то шепоток:
-Игорь Семенович, вы в шашки еще играете или только «быком» теперь работаете?
Рэкэтир оторопел. Вернее сказать, его ошарашило слово «бык» по своему адресу. Оно весило никак не меньше настоящего быка. Он глянул в сторону шепотка и увидел… знакомого по секции пацана-шашиста-вундеркинда. Еще один удар. Пацан стоял в дверях кухни и прикладывал палец к губам. Потом поманил его к себе.
На цыпочках они прошли в детскую комнату, там бывший тренер увидел разложенную на табуретке доску и семь шашек на ней, расположенных в рисунке шашечного этюда. Наметанным глазом он узнал в нем свою собственную задачку из опубликованной несколько лет назад книжке о шашках.
Пацан, не обращая внимания на разгоравшиеся за стенкой голоса, сказал:
-Игорь Семенович, пока я решал вашу задачку – смотрите, как, — придумал свою. Может, проверите?
-Интересно, интересно…
-Вот она… – мальчишка быстро переставил шашки. – Белые начинают…
-Даешь!.. Ты вон у нас, какой, оказывается, умница!. – Рэкетир качал головой. – Вот ведь какие таятся чудеса в решете*… А что ты думаешь насчет вот этого этюда?..
Тренер и ученик нависли над шашечной доской…
Наверное, минут через 35-40 – никто из шашистов не смотрел на часы – в комнату заглянул Горыныч.
-Гоша! – Игорь Семенович (и мальчишка тоже) подняли недоумевающие глаза на босса. – Можно идти домой. Всё ништяк. Я зайду в кухню попить воды. И отнесу стакан хозяину. Он оказался покладистым человеком.
Тренер встал.
-Ты будешь настоящий шашист, Юра! – сказал он. – У тебя большое будущее!
Мальчик расплылся в улыбке. За стеной снова послышались голоса, но уже не такие громкие. Он прислушался к ним и повернулся к своему тренеру.
-А у вас, Игорь Семенович?
На нашей скамейке наступило долгое молчание. Парк Кольберта жил обычной для декабрьского, но солнечного дня жизнью. Застыла над шахматной доской пара упрямцев, принесших, правда, с собой подушечки — подстелить на холодную скамейку. Картежники подсовывали битых королей под черную резинку, крест-накрест, охватывающую каменный столик, — от ветра. Доминошники растирали свободной от костяшек рукой покрасневшие носы.
Сидели на скамейках бабушки, укутанные в привезенное из Союза тряпье, бабушки заглядывали время от времени в детские коляски и делились жалобами на нездоровье и кухонными рецептами. В стороне устроили свалку толстоватые черные подростки. Бухали на спортивной площадке баскетбольные мячи – там мальчишки творили с ними чудеса…
-Ну и что было дальше с вашим Игорем Семеновичем? – нарушил наконец я молчание.
Старик пожал плечами, да так и оставил их – почти на уровне ушей.
-Человек все же очень сложное творение природы… Где-то я то ли читал, то ли слышал, что он на 90 с лишним процентов состоит из воды, в ней растворена горстка сухих веществ, обеспечиваюших самомнение даной личности. Короче, мы с вами всего лишь растворы на двух ногах, хотя и считаем себя чем-то иным. Когда говорят о «последней капле в чаше», я понимаю это выражение…
-Вы всё о вашем шашисте или уже на другую тему?
-О нем, о себе, о вас, извиняюсь, если что не так. Но я сказал вам о «последней капле»… И вот: встреча с тем пацаном-вундеркиндом была последней каплей в том растворе, какой представлял собой Игорь Семенович ко времени «турнира». Она… не то, что переполнила чашу, она произвела в растворе кардинальные изменения. Он стал другого цвета, он попрозрачнел – он стал совсем иным, с другими свойствами.
Придя домой, рэкетир стянул с широких плеч куртку и швырнул ее в угол. Вымыл руки. Пошел на кухню и сварил кофе. Пил он его, почти так же глядя в окно, как два часа назад. Потом он вернулся в прихожую, поднял куртку и аккуратно повесил ее.
А через два дня Игоря Семеновича можно было видеть в только что открывшемся офисе, где он беседовал с вертким молодым человеком, возглавлявшим контору. Шеф был в костюме и при галстуке, но последний стеснял его и молодой человек во время разговора крутил головой, как, может быть, приговоренный к казни, на чью шею надели слишком жесткую веревку. Шашист же был в той самой кожаной куртке, от которой за версту пахло рэкетом.
Во взгляде И.С. — в глубине его глаз — проглядывал цвет того раствора, из которого он сейчас состоял, которым был, скажем так, налит (цвет раствора у каждого свой и зависит от настроения, настроя и.т.д.); вертлявый молодой человек заметил его и, скорее всего, полностью не осознав, доверился спокойной и прочной его прозрачности.
Игорь (отчество он оставил дома, вместе со старой курткой) договаривался с шефом фирмы об… охране, которую он, опытный в этих делах человек, в прошлом спортсмен и даже мастер спорта (кожаные плечи это подтверждали), организует и будет осуществлять…
-Вот и все, — сказал дядя Миша, — вот и все, что я знаю об Игоре Семеновиче в тот период его жизни. Я уехал сюда, и что был дальше, мне не известно.
Дальше была пауза; я искал какие-то слова оценки рассказа, но все не находил их.
-Вам нравится эта история? – прервал мое молчание старик, — Если да, можете расставлять в ней свои запятые и точки с запятой, а мне в них нет надобности.
*Чудеса в решете – термин в шашечной игре.
