Орк

Я орк. Как бы глупо это ни звучало. Почему глупо? Вы еще спрашиваете? Да потому что нет такого слова «орк»! И никто так не говорит: «Я орк»! Говорят только – «Мы Орки!» Говорят гордо, надменно, с вызовом всему свету – Мы Орки!
А эти грязные, вшивые обезьяны – «люди» — мнят себя сильнее! И только потому, что их много, а я один! Только потому, что на Перевале они встретятся с еще двумя сотнями и все вместе войдут в Долину. Они знают, что в долине сейчас не наберется и шести десятков нашей братии! Но ничего! Мы еще посмотрим, кто на чьей могиле спляшет! Науськивают малорослых шавок на мой след! Ха-ха! Да ни одна тварь лесная не пойдет по нему! Ведь кто я? А я есть — каменные клыки, когти и мускулы! Венец божественного творения! Не то, что эти недоделанные малокровные создания! Сожрешь такого – что жабу проглотил! То ли дело у нас в деревне: зайдешь к соседу в гости, его загрызешь, а детишками с матушкой закусишь! Красота-а-а!
Вот и успокоились. Стоило ли столько шуму поднимать? Подумаешь, ну забыл я присыпать за собой, что таково-то? По тьме не разглядел, что справляюсь прямо у их тропинки – мало ли! Ишь цацы, мать их за ногу! Все равно поубиваю всех! Во славу боженьки, раздеру на лохмотья и намотаю на деревья всем во устрашение!
Эх, мечтать-то оно хорошо! Да вот только, чего обманываться? Не одолею я их сам! Слишком уж! Их много, а я один. Забросают камнями, как сволочь. Будет мне и атака, и засада, и затяжные бои с применением тяжелого вооружения. Не так, я мыслю, нужно. А нужно их всех потравить! И поскорее. А то еды дня на два. И теперь уж не поохотишься, коли они узнали, что я неподалеку. Вон, вишь, малышню в фургон согнали и вокруг детин с оглоблями наставили – охраняют! Жа-алко, ребятня-то у них, и правда, добрая. Ежели еще поджарить малость, да с чесночком! М-м-м… Объеденье!
Еще жаль, что у них бражка кончилась, уж неделю как! Так бы они, смотришь, и упились бы сегодня со страху! Стойте-ка! Бражка! Ха-ха! Потравлю я их, как щенят на Зарвиху! Благо, они не в чистом поле разбились, а, набредши на старую деревеньку, встали. Тут и думать нечего! Соскребсти всю отраву волчью, что на наконечниках стрел у меня, в листья от перехомихи завернуть и в колодец тот ухнуть! Хай жрут уродины!
Вот и все. Как же просто, бог мой! И дворняги их не пикнули, чувствуют, суки адовы, что скоро без хозяев останутся! Ждем-с теперь! Недолго уж, рассвет. Вот и водоносы с крынками. Набирайте-набирайте! Сам-то с луковиной на изготовку сижу. Схрон мой прям у них под носом, у самой кухни. Суп варят, у-у-у, с сыромятинкой! У-у-у! Не завыть бы в голос!
Солнце, шар этот проклятущий, по небу так и тащится, еле-еле, под стать их племени дневному! Стоны-хрипы поутихают, кажись. Пора вылазить, пора смотреть, что боженька в дар дала. У колодца оставляю метку для родичей, что вода мертвая. Тут они, правда, не ходят, но шут знает, как завтра будет. Пригодится!
На дальней стороне деревни, на позорный столб оперлась, стоит девонька. Рыдает. Чего это она суп их не ела-то? Вот гадина!
— Эй! — крикнул я.
Девушка обернулась, и последняя целая стрела из колчана пробила ей плечо. Вопль-визг! Беги-беги, девонька! Локтей десять пробежишь и будет с тебя. Вот и ладненько. Вот и хорошо, и порядочек. Прости меня, господи!

Владивосток
Декабрь 2006