Навеяно чтением книг о конкистадорах
Очередное утро не предвещало ничего хорошего. Думаю, многие из нас уже пожалели, что ввязались в это дело.
Мысли возвращались к давешним мрачным предзнаменованиям туземца, неошиданно захотевшего переговорить с нашим предводителем – Гонсалесом. Туземец заклинал его немедленно изменить маршрут, намекая на бедствия, подстерегающие на пути.
Я шел рядом с Варгасом. Он вел наших собак, издали чуявших туземцев и гтовых разорвать их в клочья. Племена, встречавшиеся нам по пути, частенько встречали нас враждебно, и тогда без собачьей помощи было не обойтись. Аборигены боялись не только наших собак, но и лошадей.
Вскоре мы дошли до обмелевшей речушки. Как обычно, мне стало вдруг не по себе от ощущения, что меня кто-то рассматривает… Из воды на глядели грустные и пустые глаза людей-тритонов, которыми так и кишели местные водоемы.
Привычные к переправам лошади смело ступили в воду.
Неподалеку от воды мне померещился женский силуэт. Женщина сидела на берегу и расчесывала гребнем волосы. Я тронул за плечо Альвареса, чтобы убедиться, что и он видит то же самое.
— Посмотрите-ка: верно ли, что там, в воде, стоит туземка? – спросил я.
Альварес поглядел в направлении, куда я указывал, и в изумлении кивнул. Он не мог оторвать взгляда от женской фигуры. Я и сам чувствовал, что какая-то сила тянет меня приблизиться к ней и рассмотреть получше.
Туземка была совсем молоденькая. На ней была надета замшевая накидка, которую принято носить невестам в некоторых племенах.
Увидев нас, девушка не испугалась. Напротив, она улыбнулась нам, обнажив чудесные зубки. По местному обычаю, они были намазаны смолою.
С помощью переводчика мы спросили девушку, знает ли она, где находится Золотой Город. В ответ она отрицательно покачала головой.
Гонсалес велел посадить девушку на одну из лошадей и приказал никому из нас не трогать ее до поры до времени. Возможно, он боялся, что мы перессоримся из-за нее.
Мы двигались по лесным тропам. По нашим расчетам, они вели нас к цели.
Но вот все чаще и чаще нам стали попадаться искалеченные трупы белых людей. Наверняка, это были конкистадоры из какого-то другого отряда. Невольно мы задумались, не подстерегает ли подобная участь и нас.
На привале мы перекусили остатками провизии, полученными накануне от дружелюбно настроенных туземцев. Запасы съестного подходили к концу, и потому надо было изыскивать новые резервы растительной пищи.
Варгас вознамерился покормить собак. Девушка-туземка села неподалеку и принялась гладить Гектора — одного из самых красивых и породистых псов. К нашему удивлению, она нисколько не боялась его, да и пес был настроен к ней вполне дружелюбно.
Я увидел, что к девушке незаметно подбирается Лопес, славившийся своей похотливостью. Глаза у него сладострастно блестели.
— Послушайте, Лопес! Гонсалес приказал ее не трогать! – шепнул я ему.
— Да нет же! Говорите, что хотите, но я вижу, как она шлет мне зазывные улыбки! – оправдывался Лопес. – Никого не убудет, если мы немного развлечемся с ней в ближайшем овраге.
Я молча наблюдал за происходящим. Поймав недвусмысленный взгляд Лопеса, девушка с улыбкой поднялась и, покачивая бедрами, направилась в чащу леса. Довольный Лопес последовал за ней.
— Не задерживайтесь! – крикнули мы ему вслед. Мы опасались, что Гонсалес заметит исчезновение Лопеса и девушки. И, конечно, каждый из нас мечтал оказаться на его месте.
Лопес не возвращался так долго, что нам пришлось отправиться на поиски. Однако он бесследно исчез. Впрочем, нет, какие-то следы все же остались: в овраге нам удалось отыскать кожаный пояс, снятый им когда-то в бою с одного из туземцев.
В подавленном расположении духа мы двинулись дальше. А еще через час наши собаки принялись жалобно скулить. В муках они катались по траве. Потом изо рта у них пошла пена, и они сдохли одна за другой.
— Послушайте! – хлопнул себя по лбу Альварес. – Один туземец рассказывал, что подступы к Золотому Городу охраняет Хозяйка Золотой Горы, принимающая обличье девушки. Наверное, это она и была!
Мы удрученно покачали головами. Но нужно было двигаться дальше.
Через какое-то время я заметил в траве красные ягоды. Судя по всему, они были съедобные и даже весьма мясистые. Я вспомнил, что местный народ ценил их очень высоко и даже заготавливал из них соленья, которые высоко ценились в качестве трофея. Племена, селившиеся на землях с этими ягодами, не знали проблем с пропитанием.
Я задумал обследовать близлежащие поляны и оценить, много ли там ягод, и стоит ли нам останавливаться, чтобы сделать запасы. Углубившись в чащу, я вдруг услышал хруст веток. Поначалу я инстинктивно обнажил саблю, но потом понял, что на меня с огромной скоростью несется животное огромных размеров. Вероятно, это был дикий кабан. Я счел за лучшее спрятаться за ближайшим деревом. Не успел я проделать и нескольких шагов, как на меня навалилась тяжелая туша. Я услышал хруст собственных костей и потерял сознание…
Открыв глаза, я почувствовал боль. Я лежал в глиняной хижине с тростниковой крышей, а возле меня колдовал какой-то шаман. Он прикладывал что-то холодное к разным частям моего тела, делал руками пассы и шептал заклинания.
Потом я узнал, что по поверьям правильно наложенные камни забирают у больного боль, впитывая ее в себя.
Шаман исчез, а я опять провалился в сон…
Вероятно, прошло несколько дней, прежде чем я встал на ноги.
За время походов я уже научился понимать некоторые слова туземцев. Остальное мне объясняли с помощью жестов и рисунков на земле.
Я узнал, что меня покалечил Дракон, живший с туземцами и считавшийся у них божеством.
Дракона держали в огромном загоне. Практически вся жизнь племени была направлена на то, чтобы прокормить его.
Дракон питался растительной пищей. В его рационе были и мясистые черви леса, богатые белком, и листья драконова дерева, насыщенные полезные веществами.
Пережевывание пищи было невозможно без идеально крепких зубов. Каждый день проводился ритуал чистки зубов дракона. Имелся специально обученный туземец, проверявший, чтобы при чистке зубов не допускалось никаких отклонений от канона.
В арсенале шаманов использовались драконьи маски. Шаманы надевали их во время церемоний с плясками и курением трав. Выпученные глаза масок создавали необычный эффект: при вращении шаманов в танце казалось, что драконьи зрачки движутся по круговой орбите.
В определенное время суток Дракона отпускали прогуляться. Он бегал по лесу, ломая ветки и топча по пути маленьких зверьков. Это было необходимо Дракону в качестве разрядки. Во время одной из таких прогулок Дракон, с большого расстояния учуявший белого человека, свалил меня с ног.
Туземцы несказанно гордились тем, что в их племени живет Дракон. Они считали, что он соединяет их с далекими временами, когда Земля еще была девственной и когда на ней жил Бог. Когда Дракону удавалось извлечь из пасти пламя, туземцы падали на колени и неистово возносили руки к небу: так они взывали к своему Богу, нынче находившемуся на Солнце.
Туземцы не считали меня врагом. Вероятно, поначалу я был для них слишком беспомощен, и не представлял никакой опасности.
Много времени я проводил теперь с шаманами. Мы очищали тело и закаляли дух, поедая землю, а также искали камни, обладающие лечебными свойствами.
Как-то раз Главный Шаман рассказал мне, что туземцы думают о белых:
— Поначалу мы приняли вас за богов. Потом мы поняли, что вы несете нам только разрушение. Вы еще дальше от Бога, чем мы.
Вы принесли нам смерть. Ваши собаки поедают наших детей и женщин.
Но мы не боимся вас, потому что мы не боимся смерти. Для нас смерть – это счастье, это переход в лучший мир. Когда мы курим специальные травы, мы перемещаемся в этот мир только на краткое время. А когда умираем, то переходим в лучший мир надолго. К живым мы являемся потом только в виде духов.
Вскоре выяснилось, что через несколько дней у туземцев состоится особенно важная церемония. Шаманы усиленно готовились к ней, собирая травы и изготавливая маски и костюмы.
Они ждали, когда наступит День Солнцестояния. В это время туземцы собирались подняться на Золотую Гору и зайти в ворота Золотого города.
Самим золотом туземцы практически не интересовались. Они использовали его лишь для обрядов и для украшения масок и костюмов.
Накануне Дня Солнцестояния я почувствовал себя плохо. Вероятно, меня свалила лихорадка, столь частая в этих местах.
Я очнулся только вечером следующего дня, когда вся церемония, вероятно, была уже позади. Совершенно обессиленный, я почему-то лежал на траве, а не в хижине, где заснул накануне. В руке я сжимал теплую еще головешку, а неподалеку дымилось кострище.
Я стал вспоминать, как мог там оказаться, и извлек из памяти следующее.
Когда время церемонии, наконец, наступило, мне помогли подняться с ложа и мы отправились на специальную поляну. Я едва мог передвигать ноги, и потому шел с помощью шаманов.
Главный шаман надел на себя Драконью Маску и одеяние, имитирующее чешую Дракона. Он закричал, подражая крику Дракона. Мне протянули чашу с какой-то липкой массой, которую я должен был жевать.
Ингредиентами этой массы были различные травы, коренья, а также – размельченные в ступке кости вождей племени и прочих отважных воинов, погибших на поле боя.
Один за другим я отправлял в рот маленькие кусочки липкого зелья. Поначалу мне становилось все хуже: сознание затуманилось, ноги подкосились, к горлу подступила тошнота. Затем, словно одолев какой-то рубеж, я вдруг обрел легкость и унесся в видениях далеко-далеко.
Я пролетел через какой-то темный подземный ход, а затем вышел на залитую солнцем лесную поляну. Вокруг порхали бабочки необычайной красоты.
На холме высился дом, как две капли воды похожий на мое родовое поместье.
Вероятно, я превратился в младенца. Я бегал по комнатам дома, забирался на колени к своему деду. Я разбил чашку, и мать грозила мне пальцем.
Потом я увидел себя на улице незнакомого города. Город был очень древним, полуразрушенным. Лучи солнца отвесно падали на стены, и от этого город казался Золотым.
Прикоснувшись к одной из золотых стен, я попробовал ее на крепость. Стена оказалась горячая, словно раскаленная сковорода, и я инстинктивно отдернул руку. Послышался звон, словно от падения металла о камень. Нагнувшись, я поднял золотой слиток.
…Я видел еще очень многое, и при этом испытывал удивительное ощущение легкости и очищения.
Через несколько часов я очнулся на траве. Головешка у меня в руках была такой же формы и размера, как отломившийся кусок золотой стены из моего видения.
Я понял, что только в состоянии транса можно достичь древнего Золотого города и пройтись по его улицам.
Жизнь в племени продолжалась. Но все чаще я ощущал себя потерянным: я не мог полностью раствориться в жизни туземцев и позабыть о том, кто я на самом деле.
Главный Шаман заметил грусть в моих глазах. Один раз он спросил:
— Наверное, ты хотел бы вернуться к белым людям.
Я молча кивнул. Как ни порочен, как ни алчен был мир, который остался по ту сторону, но я был его частью и не мыслил себя вне его.
Главный Шаман указал мне дорогу к нашему отряду. Он показал мне следы копыт дикой козы и пообещал, что они приведут меня к своим.
Потом набил мне карманы головешками. Он насобирал их на пепелище, где обычно разжигал Священный огонь.
— Как только ты перейдешь границу между нашим миром и вашим, эти талисманы станут для тебя тем, чем ты сам пожелаешь.
Я обнаружил наш отряд существенно отступившим от места, где я его покинул несколько дней назад. Как выяснилось позже, он вынужден был повернуть назад из-за неожиданно обрушившейся болезни: лошади покрывались струпьями и хирели на глазах, люди тоже чувствовали зуд и необычную немощь.
Гонсалес приказал соорудить большой шатер. Отряд выжидал, пребывая в отчаянии и надеясь на чудо.
Когда впереди показался наш отряд, я закричал и замахал руками, чтобы привлечь к себе внимание. Меня заметили.
Приблизившись к товарищам, я почувствовал, что мои карманы потяжелели. Я извлек оттуда одну из головешек, подаренных Главным Шаманом: это был золотой слиток.