ЛЮБОВЬ, КАК ПЕРФОРМАНС (часть 2)

Часть вторая.

У Исчислителя каждая ресничка – курсор, что можно навести на меня. При этом я краснею, как активная гиперссылка, готовая открыться и изукрасить экран бисером черных букв, и вынести знамена баннеров, и смущенно подставить еще множество новых ссылочек под курсоры ресниц Исчислителя…

— Скажи мне, — раздумчиво произносит он, — скажи, откуда ты берешь слова, Женщина. Я долго смотрел в тебя сквозь неровный глазок метки между лопатками. Внутри тебя нет слов. Там – молчание.
— Молчание? Молчание это слова со знаком «минус» – непроизнесенные слова.
— Нет. Молчание внутри тебя – отказ вынашивать слова. Мысли свободно проходят сквозь тебя, не окрашиваясь ложным цветом суждения.
— Я устала, — говорю я, — можно поговорить об этом позже?

Откуда я беру слова?
Когда-то — давно – во мне жили колонии слов. Полнили моё нутро. Но однажды поднялся сильный ветер. Ветер с севера. Одновременно у меня появился стигмат – о, совсем неканонический! – та самая метка между лопаток. Появился в том месте, откуда бы мог выйти кончик копья – того, что вошло под ребра Искупителю — случись стражнику ударить сильнее.

Мой стигмат открылся — так открывает проход отжатая клавиша саксофона — и сильный ветер вывел колонии слов из меня, как мальчик вывел из города крыс…
Внутри стало тихо. Я осталась без штаммов готовых штампов. Стало нечем говорить. Молчание.

С тех пор не хочу впускать в себя слова. И розово-желтый ветер во мне создает обратную тягу. Я — больше не воронка, засасывающая знания в корпускулах слов. Мой ветер стремит равнообратную спираль, творя тишину и молчание. Ноль. Ноль слов внутри, ноль.

Я бы хотела промолчать на вопрос Исчислителя, но не могу. Без него не было бы меня, как без Пифагора не было бы Платона.
Иногда я расчленяю слова по привидевшимся мне ложным суставчикам. «Пи-figure» неловко рассекаю я «Пифагор», но Исчислитель забирает у меня топорик – «не отвлекайся».

— Откуда ты берешь слова? – напоминает он вопрос, и поправляет мне жетон метки между лопаток чуткими пальцами шамана.
— Снаружи постоянно творятся мистерии, слышишь? – спрашиваю я Исчислителя.
— Продолжай, – не отвечает он, расширяя зрачок.
— Мистерии слов, желающих быть сказанными, совершаются беспрерывно. Я просто высвобождаю их от побегов плюща, от напластований глины, от удушения арфовой струной… Освобожденное слово живет совсем недолго. Оно распадается в доли секунды, и потому велик искус поглотить его, как Кронос сжирает своих детей…. Но искуса нет: ветер во мне не позволит ни одному слову войти в меня. Он толкает меня на перформанс со словом. Я устраиваю ритуал, ведомая наитием ветра. А реальность сама творит мгновенный слепок с этого действа. Так получается текст.

Но само слово свободно повести себя дальше как угодно ему, понимаешь? Оно свободно мутировать и отречься от получившегося у меня текста. Как свободно и прильнуть к занимаемому промежутку, оставшись в нем навек. И я не могу ничего с этим поделать, и никто не может…

До сих пор слова предпочитали оставаться в моих текстах – видимо, в благодарность за то, что я чту их священную свободу…

— Я поцелую следы слов на твоих губах, — говорит Исчислитель, и творит свой перформанс.

Мой рот полнится волнами.
«Лемниската», — проникает в голову слово, но я выпускаю его на волю, оставляя себе сладость волн от произнесения: лем-ни-ска-та.
Лемниската — бантик, которым закрепляю лавровый венок победителя на голове Исчислителя.
Ибо любить победителя сладко. Неважно, что в роли побежденного – я. Таков мерцательный перформанс этого мига времени.

Часть третья.
Еще пока не поймана в слова. Продолжение следует.