Жданова Марина Сергеевна

Еврейка

В нашем доме жила еврейка – грузная пожилая тётя Софа. Никто её не любил. Уж не знаю почему. Женщины с ней не общались, проходили мимо, бросая в её сторону презрительные взгляды. Мужчины не обращали внимания, а для нас, ребятишек, она всегда была кем-то вроде бабы Яги, колдуньи, от которой лучше держаться подальше.

Мама говорила мне:

— Все евреи плохие. Жадные и хитрые.

И мама Костика тоже так говорила. И мама Славика. Вот у нас, мальчишек, и вошло в привычку сторониться тёти Софы, и даже бояться тяжёлого взгляда её карих глаз. А, как известно, чего боимся, над тем смеёмся. И мы смеялись. И кидали в еврейку песком и мелким щебнем.

Тётя Софа не обижалась, она будто и не замечала издёвок, шла себе в магазин или на почту, и ни на кого не смотрела.

— Еврейка! – доносилось вслед слово, ставшее ругательным.

Вечерами у подъезда собирались старики, чтобы обсудить последние новости, посетовать на молодежь и поругать правительство. Тёти Софы никогда не было на этих посиделках, она была всего лишь одной из тем для сплетен.

— И чего она всё время по магазинам ходит? – подозрительно глядя на окна еврейки вопрошал дед Савелий. – Наверняка денег куры не клюют!

— Вот именно! – поддерживали Савелия бабки.

— А в четверг-то, в четверг! Две сумки из магазина принесла! И хоть бы поздоровалась!

Женщины негодующе закивали головами, хотя сами никогда не здоровались с тётей Софой.

— И ходит, ни на кого не глядит! Будто стыдно ей людям в глаза смотреть.

— И правильно, что стыдно! Сидела бы в своём Израиле!

— Взгляд у неё нехороший какой-то. Того и гляди сглазит! Ведьма!

И женщины снова одобрительно загудели.

Мы слушали эти разговоры и ещё больше боялись тётю Софу.

Однажды к подъезду подошла молодая светловолосая женщина. Старушки проводили девушку взглядами, и снова забубнили:

— Это ещё что за дамочка?

— Кажется, это Ольга, дочка Екатерины Андреевны.

— Чья дочка?

— Парализованной женщины с пятого этажа. Она одна живёт, а дочка эта в другом городе. Наверное, приехала маму навестить.

Дед Савелий покачал головой:

— Да как же парализованная без помощи-то обходится?

Никто не ответил.

Мы с ребятами сидели на лавочке и болтали. Школьные каникулы подходили к концу, и впереди нас ждал третий класс. Славик улыбнулся.

— А давайте над еврейкой пошутим!

— Как? – спросил Костик.

— Можно ручку двери зубной пастой измазать. А можно фейерверк устроить.

— В подъезде? Все жильцы сбегутся. Давай лучше в сарае, где она картошку хранит.

— Давай. А что жечь будем?

— Газеты! – предложил я.

В это время во двор вышла молодая светловолосая женщина. Она выкатила во двор инвалидную коляску, в которой сидела Екатерина Андреевна, и села на скамейку возле песочницы. Тётя Софа встала рядом.

— Вы столько для нас делаете! – сказала молодая женщина. — И за мамой присматриваете, и продукты ей покупаете… мне никогда не отблагодарить вас за доброту и сострадание!

Тётя Софа улыбнулась и обняла сидящую на инвалидной коляске женщину

— Не нужно благодарить, — на глаза женщины навернулись слёзы.

— Не плачьте! Я теперь буду жить с мамой.

— А как же с работой? – Тётя Софа промокнула платочком глаза. — Я всё равно буду вам помогать.

Мы со Славиком переглянулись и, понурив голову, пошли в подъезд. Нам было очень стыдно

— Никакая она не ведьма, — сказал я.

Мой друг кивнул и угрюмо предложил:

— Давай всем расскажем, что она помогает Наталье Андреевне.

— Не думаю, что она будет этому рада. Если бы еврейка захотела, давно бы рассказала сама.

Я покраснел. Слово «еврейка» само сорвалось с моего языка. Я поклялся, что никогда не произнесу его как ругательство, и сдержал слово.

На карманные деньги мы с ребятами купили большой букет цветов. Позвонили в дверь тёти Софы, а когда послышались шаркающие шаги, быстро убежали. Мы думали, тётя Софа ни о чём не догадается, но она догадалась.

Вечером, когда женщина возвращалась из магазина, она посмотрела на нас и улыбнулась.

Я никогда не видел такой доброй улыбки. И никогда не встречал такой доброй женщины.