Золотой ребенок


Золотой ребенок

(или философия грудного возраста)

Все дети плачут, когда появляются на свет, но не все помнят с чего бы вдруг? А я вот помню. Я плакал от счастья. Родился я в двенадцать ноль одну ночи. Видимо, этого момента все ждали, поскольку люди веселились, пели, на земле стоял сплошной грохот, а в небе рассыпались разноцветные фейерверки. Я был настолько тронут этой торжественной встречей, что не мог сдержать слез и громко расплакался. Пока маму и меня тети в белых халатах приводили в божеский вид, я орал, что есть мочи. Орал, чтобы меня слышали все, чтобы знали все, как премного я им благодарен за такое повышенное внимание к моей скромной персоне.
Из всех четырех замеченных мною в палате женщин, моя мама была самая красивая. Она такая теплая, приятно пахнет, а грудь её налита вкуснейшим молоком. Я посасываю грудь, и искоса наблюдаю за типом, что висит на подоконнике с уличной стороны. Оказывается, это мой папа. Волнуется. Шапку держит в руке, волосы взлохмачены, а так вроде бы ничего. Нормальный такой папа, симпатичный даже.
Мама рассказывает соседкам, что я желанный и долгожданный в семье ребенок. И золотой, — добавляет к маминым словам свое резюме одна из женщин. Их троих угораздило разродиться тридцать первого декабря. А вот я, родившись первого января, одним только своевременным появлением на свет обогатил свою самую любимую в жизни женщину материнским капиталом в четверть миллиона. Ведь это она целых девять месяцев носила меня внутри себя, не смотря на изжогу, токсикоз, психоз и бог знает что ещё, а теперь про все это напрочь забыла, кормит меня и улыбается. Хорошая мне попалась мама. После плотного кормления, я понял, что жизнь налаживается, и меня потянуло в сон. Чувствую, что засну по дороге из материнского бокса в палату новорожденных и на самом деле засыпаю.
Что снится мне в эту первую ночь? Прям, все с самого начала. С момента значит оплодотворения. Тут в сумасшедшие дела природы и интимные подробности родительских отношений вдаваться не стану. Не прилично это. Могу поделиться некоторыми наблюдениями, сделанными позже, когда, по сути, из ничего сформировался зародыш меня.
Мама ходила внутри со мной в женскую консультацию. Я слышал, как доктор учила маму правилам поведения беременных женщин. Я уж и не припомню всех этих советов. Говорила, как и что есть, как спать с папой, как ходить, сидеть, лежать, как устроить свою жизнь без излишней нервотрепки и много чего ещё всякого полезного. Потом маме с папой показали на экране меня. Честно признаться, и смотреть-то в ту пору было не на что, но родители мои очень обрадовались. Особенно папа. Плохо только, что они меня видели, а я их нет. А еще, мне сразу же не понравилось мое имя. Медсестру, к примеру, звали Марина, врача Вера Васильевна, маму Машенька, папу Алексей, а меня стали называть Плодом. Неблагозвучное имя какое-то, да что с родителей возьмешь? Мама филолог, папа музыкант. К чему бы я это, ведь родителей-то все равно не выбирают.
Целых десять дней страна праздновала мое рожденье, думал я тогда. Позже оказалось, что не вся страна, город, улица и даже не весь дом праздновали это знаменательное с точки зрения моих родителей и меня лично событие. Это выяснилось, когда меня везли домой, а родителей по дороге поздравляли с новорожденным и с Новым годом. Дома стояла ёлка, которая мне сразу же понравилась. Я понял, что ёлка в эти дни всегда будет главнее меня. Грустно, но справедливо. В доме хозяйничала бабушка, которую я почему-то начал уважать и любить ни за что-то, а просто так.
Не полюбил я с первого взгляда, дедушку, от которого в доме осталась только фотография на стене. Когда мне сказали, что я вылитый дедушка я просто захлебнулся от слез. Я представил себя похожим на дедушку. Лежал я в детской кроватке, с совершенно лысой головой, а одет был в белый пиджак и косоворотку. С этим можно было бы еще смириться, но окладистая борода и пышные усы привели меня в ужас. Я орал как резанный. Только мама догадалась в чем дело, и стоило бабушке уйти домой, тут же дедушкину фотографию из детской убрала. Но это между нами, не для протокола.
У бабушки была своя однокомнатная квартира и однажды моя мама подбросила меня на время к своей маме. Вторая мама возмущалась, говорила, что у неё своих дел не в проворот, но первую маму в больницу все-таки отпустила. Расстроилась, конечно, даже капли какие-то приняла.
Какие такие дела ждали мою бабушку, суждено было узнать мне. Не успела моя мама хлопнуть дверью подъезда, как в дверь бабушкиной квартиры заявился Михал Михалыч. Бабушка звала его ласково Мишель. Мишель этот был дедушкиного возраста. Усов с бородой не носил, но в отличие от покойного дедушки обладал пышной шевелюрой. Я даже не мог предположить, что Михал Михалыч пришел к бабушке, чтобы припасть губами к её груди. Но он расстегнул бабушкин халатик и припал. Почти так же, как я к маминой. Разница была только в том, что мои руки были стянуты пеленками, а руки Мишеля пользовались полной свободой. И еще не припомню, чтобы мама мою голову отстраняла от груди и стеснительно хихикала. А бабушка хихикала и отстраняла, правда, не очень-то настойчиво отстраняла. Вскоре, удовлетворенный Михал Михалыч ушел, а растрепанная бабушка, ласково напевая, стала покачивать меня в коляске. На меня бабушка не сердилась. О чем ещё можно мечтать?
Интересные эти ребята мои родители. Да и бабушка не лыком шита. Сидят втроем и обсуждают, куда бы меня пристроить, чтобы самим улизнуть на свою работу. Бабушка категорична. Ей до пенсии ещё десять лет, инженер-конструктор её призвание, а молодежь наступает на пятки. А ещё и Мишель, — думаю я. Папа, как и полагается, содержит всю семью. И речи быть не может об административном отпуске. Мама расстроена. Она разрывается между любовью ко мне и желанием поскорее выйти на работу. Проблема. Что касается меня, то я за то, чтобы рядом была мама, в крайнем случае, папа со своими нотами или бабушка с Михал Михалычем. Слова детский сад и ясли что-то не внушают мне доверия. Но кому интересно мнение человека, которому без году неделя.
Между сном и едой или как говорят взрослые, между делом, я уяснил для себя, что люди общаются посредством слов. Лежа со своими погремушками в кроватке я слышал каждое их слово. Слов было очень много, их надо было впитать, чтобы в нужный момент найти самое главное в жизни слово. А еще в ближайшее время мне предстояло научиться держать головку, сидеть, говорить, ходить…
А пока сытый, сухой и выспавшийся я, уставившись в потолок, прислушиваюсь к разговору взрослых, ловлю каждое их слово, запоминаю. Чем еще заняться человеку, у которого и прошлого-то еще никакого нет, и целая жизнь впереди?

0 комментариев

Добавить комментарий