«Джентльмены предпочитают блондинок» — кажется, именно так утверждала самая знаменитая блондинка прошлого века. Я – тоже блондинка. Натуральная. С самого рождения. Сколько себя помню, все подружки, их матушки, тетушки и бабушки умилялись: какие волосы! Золото! Шелк! Лен! Сияние! И т.д. и т.п. Надоело – сил нет. Все девушки как девушки – русявенькие, рыженькие, иногда — чернявенькие. А я – золото и шелк. Мой бойфренд Гоша, однако, ехидно уверяет, что я белая мыша. Именно так, не мышь, а МЫША. Он очень гордится своими чернущими лохмами. Утверждает, что его прабабушка была цыганкой, или дедушка грузином. В зависимости от погоды и настроения. Отпустил «хвостик», которым любуется в витринах магазинов.
В общем, после очередной бурной дискуссии с Гошей о смысле жизни, в конце которой он опять перешел на мою личность, я решила: меняю облик! А вместе с ним – начинаю новую жизнь: гордая, сильная, рыжая.
В магазине я долго перебирала коробочки с краской и вчитывалась в инструкции к ним. Радикальные варианты типа «ночная фиалка» и «спелая вишня» я отмела сразу же. После некоторых раздумий решила воздержаться от «баклажана» и «бордо».
— Вам помочь? — Сжалилась надо мной девушка-консультант. – Вот, например, платиновый блондин. Очень стойкая краска, французская.
— Нет, блондинка мне надоела. Я хочу порыжеть немного.
— А какой ваш натуральный цвет? – милая девушка усиленно отрабатывала зарплату.
— Вот он – оттянула я прядь волос.
— И вы хотите закрасить такой редкий оттенок? – на лице консультанта был написан откровенный ужас.
— Именно, — рявкнула я, схватила с полки первую подвернувшуюся коробку и помчалась в кассу.
По дороге домой я прочла название оттенка: махагон. Слово вызывало ассоциации с большими яркими бабочками. А также с зелеными лугами. Энтузиазм мой несколько поутих.
Дома я заперлась в ванной, расчесала волосы, еще раз внимательно прочла инструкцию к краске – и позвала маму.
— Мам, я хочу изменить свой имидж. Вот, краску для волос купила. Намажь меня.
Мама потеряла дар речи. Оправившись от шока, она изрекла: Своими руками? Я? Никогда!
Мы дискутировали часа два. Мама доказывала мне, что А) такой редкий природный цвет закрашивать — преступление, Б) она вообще не умеет накладывать краску и лучше пойти в парикмахерскую к Люсе и В) я выбрала неудачный оттенок, так как могу стать просто красной. Я согласилась только с последним заявлением. К тому же в ходе наших пререканий мама успела дожарить котлеты, и мы отправились в магазин вместе.
Уже вдвоем, мы долго перебирали коробочки и инструкции и, наконец, выбрали нечто, что обещало золотисто-рыжий тон. Называется «медный тициан». Барышня на этикетке была похожа на героиню моего любимого мистического сериала, что сыграло решающую роль.
Разумеется, мама уступила моим увещеваниям. Мы устроились в кухне. Просто потому, что в ванной слишком тесно для двоих, а кафель все же проще отмыть от капель краски, чем отчистить ковер. Почему-то мама решила, что краска будет разбрызгиваться во все стороны.
С видом заправского маляра мама нацепила перчатки, достала старую зубную щетку и расческу и «процесс пошел». Переносного зеркала у нас нет, поэтому мне пришлось полностью доверить себя ее рукам.
— Знаешь, — задумчиво произнесла матушка спустя какое-то время, у тебя так много волос…
— На что ты намекаешь? – похолодела я.
— Наверное, одного тюбика маловато будет…
Повторяю, я себя не видела, но одной стороной головы ощущала влагу. То есть, справа я уже была накрашена. С левой стороны – еще нет. Крохотной лужицы на донышке мисочки вряд ли хватит на оставшуюся половину головы…
— Ты не волнуйся, — успокоила меня мама.- Я размажу все как следует.
Почему-то уверенности в ее голосе я не слышала. Но не бежать же в магазин, когда половина головы уже накрашена! Мама колдовала над моей гривой, что-то бормотала себе под нос. Кончиками моих волос тщательно вытерла мисочку из-под краски.
— Все! – наконец заявила она. — Теперь – ждать.
Через положенные полчаса я смыла краску, высушила голову феном. Несколько минут мы молча перед зеркалом в прихожей созерцали полученный результат.
— А что, — подала голос мама. — Довольно оригинально. Похоже на мелирование. Можно считать смелым цветовым решением.
Красные и светло-рыжие пряди чередовались с завидной регулярностью. На макушке чудом остался совершенно нетронутый островок, как вихор индейца, да и кончики были явно на три тона светлее, чем корни. Я представила себя с плакатом на груди: « Все это — смелое цветовое решение!» В носу защипало. Показаться Гоше было равносильно самоубийству. Да и в институте у нас «юмористов» достаточно…
Я выудила из мусорного ведра коробочку из-под злосчастной краски и позвонила папе на работу.
— Па, сделай доброе дело, заскочи по дороге в магазин, купи мне…- я продиктовала ему название фирмы и краски. – Только, пожалуйста, ничего не перепутай.
— А что случилось?
— Да мы тут… ну надо нам… Увидишь сам.
Папа умница. Спаситель. Он не только заехал в магазин. ОН НИЧЕГО НЕ ПЕРЕПУТАЛ! Купил именно ту краску, которая была нужна. Увидев меня, он только и сказал: интересный эффект. Остап Бендер умрет от зависти.
— При чем тут Остап? – возмутилась я.
— Сцена покраски Кисы Воробьянинова в современной трактовке… Хорошо, что у тебя усов нет.
— Подобными инсинуациями просто пренебрегаю, — бросила я отцу через плечо по дороге в кухню.
Мы даже не стали ужинать. Приступили ко второму акту драмы. Теперь маме надо было раскрасить более светлые полосы и постараться не тронуть уже яркие. Утешало только одно: инструкция утверждала, что краска среднестойкая. Значит, через двадцать «помывок» смоется. То есть, примерно через два месяца.
Назавтра в институт я не пошла. Гоше злобно ответила по телефону, что у меня сильная простуда и никого к себе не пускаю. В такой засаде я просидела три дня. Голову мыла раз десять. Постепенно цвет приобрел более-менее равномерное « наполнение». Я решилась показаться Гоше.
Он обошел меня со всех сторон, отошел на три шага. Нацепил на нос темные очки, снял. Изрек: Белка полосатая.- Подумал и добавил: морковка. Сорт каротелька.
И где он только этих слов набирается?
Через две недели стали заметны отросшие корни волос. Теперь сквозь красно-полосатые заросли просвечивали миленькие золотистые лужайки и тропинки. Мечта художника-абстракциониста.
Я обратилась за помощью к специалисту. А именно к верной подруге Ритке. Подруга изменила свой природный мышастый цвет первый раз в тринадцать лет. Ее мама, тетя Зоя, чуть сознание не потеряла. С тех пор Ритка разве что только зеленой не была – все перепробовала! Даже пресловутый «баклажан»! Остатками краски обычно раскрашивалась белая болонка Муся. Наверное, поэтому у Муси такой склочный собачий характер.
— Данка, классно! – уверила меня Ритка. — Очень стильно.
Я оставалась безутешной.
— Ладно. Придется тебя осветлить полностью, а затем перекрасить снова. Тогда будет равномерно. Когда твои предки на дачу уезжают?
Операцию «Киса Воробьянинов-2» мы назначили на ближайшие выходные, чтобы не травмировать психику моих родителей. Для пущей уверенности пригласили еще одного «спеца»: Лидусю, Риткину старшую сестру. На военном совете было решено сделать меня снова блондинкой, а затем средне-русой.
Мы запаслись краской, сварили кофе – и приступили.
Подруги колдовали надо мной около часу.
— Все, — сказала, наконец, Ритка и отставила в сторону мисочку с остатками краски. – Засекаем время.
И вот я опять стою перед зеркалом, уже с подругами, втроем мы изучаем достигнутый эффект. Таинственный «медный тициан» в осветленном варианте на моих волосах с добавкой средне-русого превратился в ярко-желтый. Таким цветом маленькие дети рисуют цыплят или солнышко. А волос таких не бывает. Ни в природе, ни в кино. Даже у инопланетян. Ни у кого, кроме меня.
— Если тебе выкрасить несколько прядей в синий цвет, ты будешь выглядеть очень патриотично – хихикнула Лидуся.
— Еще одно слово – убью, — меланхолично пообещала я.
— Может, заплести косу, не так заметно будет – предложила Ритка. – Через неделю все привыкнут. Схожу-ка я за мороженым. Надо снять стресс.
Вместе с мороженным Ритка привела Гошу, которого встретила под нашим домом. Предусмотрительно предупрежденный Гоша ничего не сказал, только тихонько напевал: «Кокое все зеленое. Кокое небо синее. Ко-ко-коро-ко-ко». Намекал на цыпленка из известного мультика.
— Побреюсь наголо, – прошипела я. Гоша смирился. Подумаешь, желтый – не зеленый!
Мы погрузились в созерцание того, как Анжелина Джоли соблазняет Антонио Бандераса. На экране бушевали страсти, мы смаковали мороженное и запивали его легким белым вином.
— Послушайте, а где Гоша? – спросила Лидуся, когда бутылка уже опустела, а герой, наконец, понял, что его обманывали. Со стороны ванной доносилось подозрительное жужжание. Затем наступила тишина.
— А вот и я! – возник на пороге гостиной Гоша. Тишина стала еще глубже.
— Ты… что… где…- промычала я.
— Ты же чистокровный грузин, — прошептала Ритка. – У грузинов блондинов не бывает.
— Ты где краску взял, идиот? – я обрела способность изъясняться членораздельно.
— В кухне, в миске. Маловато было, но мне хватило. – Он подтащил меня к зеркалу: Мы хорошо смотримся вместе. Ты вся такая желтенькая, а я… тоже ничего… оригинально. Немножко неровно.
— А где твой хвостик? – растерянно спросила Лидуся.
— Я же говорю: краски было маловато. Пришлось обрезать. Кстати, ножницы ваши никуда не годятся, совершенно тупые.
Я смотрела на это лохматое пегое чудище и никак не могла понять: плакать или смеяться. Гоша довольно улыбался. Подруги вдруг засобирались домой.
Ночью ко мне пришло решение: пусть этот цвет смоется, попробую все же порыжеть. Или… Интересно, а что это за оттенок такой – «ночная фиалка»? Главное, не бросать остатки краски у Гошки на виду!
Быть всю жизнь блондинкой – это же скукотища!
