КРИК!
(дневник, орденоносца капитана карательного отряда, доживавшего свой век в госритале для душевно больных.)
22 июня.
Моя мечта (капитана карательного отряда, орденоносца Владимира Борисовича) одним прекрасным летним днем…
На приятной прогулке, его поклоны исполнены достоинства и спокоиствия к встречным и знакомим.
Летнний парк, приветствуя его, шумит, как сам круговорот воспоминаний, дум и человеческой жизни.
Невзгод скоротечных не бойся,
Всего того, что непостоянно, не бойся.
Проведи в веселье данный миг, —
Не думай о пришедшем, грядущего не бойся…
22 июня. 22 ч.
…Это была собака, которая корчилась по среди дороги. Издалека, в свете луны, я принял ее за грязный клочок тряпки, шевелящийся под порывами ночного ветерка. Но, приблизившись, увидел, что это собака.
Старая собака.
Она дала себя подстрелить. Челюсти ее еще шевелились, но зад и живот был разорван.
Я почувствовал, как во мне задрожала жалость. Быстро подошёл к ней.
Увы, помочь псине было уже невозможно. Для этого требовался по меньшей мере Иисус Христос, а я, не верил в него.
Она подыхала, этот несчастная собака. Её лапы лихорадочно царапали землю, жалобные короткие хрипы вырывались из измазанной кровью пасти.
Единственное, что я смог для неё сделать, нанести последний удар и отправить бедняжку в собачий рай. Только вот под рукой ничего не, было. Разве что камень?..
Надеюсь, никто не решит, что я, капитан карательного отряда, орденоносец Владеймир Борисович вступил в общество защиты животных?
Уверяю вас, ничего общего.
Я терпеть не мог слюнявого сюсюканья. Но собакам иногда симпатизировал. Короче, я сжал зубы и стукнул ее как следует. Она коротко взвизгнула и замерла.
А я, Капитан карательного отряда, орденоносец Владеймир Борисович снова закурил и убедился, что дело сделано и подумал.
— Отмучилась!
Тут я выругался, заметив здоровенное кровавое пятно на халате. Вот к чему приводит доброта!
Лениво размышляя на эту, честно признаюсь, достаточно отвлеченную тему, я стоял и покуривал на обочине возле собачьего трупа.
Ночь была темна, как мой портянки. Слышен был лишь робкий шепот ветерка в листве (какой свежий образ, не правда ли? Как все-таки жаль, что я не стал поэтом). В небе жирная луна играла в колобок.
Я прикурил новую сигарету от окурка предыдущей, испытывая острое недовольство собственной персоной. Снова я стал жертвой своей природной доброты. Что мне стоило спокойненько проити мимо?
Собачка прекрасно бы сдохла сама по себе. А теперь вот стою и мучаюс вместо нее!
— Господи, да будь она на моем месте — разве что лапку задрала бы у ближайшего столбика! — Подумал Я, капитана карательного отряда, орденоносец Владеймир Борисович, —
Ну, может, еще мимоходом отметила бы, что подыхающий орденоносец это забавное зрелище.
23 июня.
Восход солнца для Капитана мучительно болезнен — именно для его духа подходит более всего сияющий полдень.
Время когда тень и свет ровныи, как на весах Фемиды.
Расстрел ста дезертира.
Плачущая грязь, смакуя пожирает смерть.
В этом случае стремление карателя — наивысшее здоровье.
Казнь в том месте, где собралось нечто настолько грязное, выглядит как стремление к чистоте, — или, иначе говоря, как свидетельство власти против слабости заложенной в этой чистоте.
Что же тогда означают слова о здоровье?
Зловонный ветер проносится по венам орудия убийства. Люди не обращают на это внимания…
Этому народу с порванной тенью душы всё безразлично…
Этому поколению не хватает стремления к смерти.
23 июня.
Убивать, карать — его (то есть моё) дыханье.
Карать, убивать — для него(то есть дла меня), это открыть себя.
Мостик к новому возрождению.
Как во сне — столь прекрасен убийца в своем совершенстве посреди войны — Великой и отечественной…
Убийца каратель — изнанка Соц.Совести.
Эта великая Обшность, когда Долг и Сомнение сливаются воедино…
…Теперь летняя тёмная ночь, будто чёрненый квадрат всплывает из тьмы неба.
Виден призрак луны — толстой задницы солнца…
23 июня.
Убить бабу, провокатора.
Это окружающий мир орденоносца, когда она ахнув от выстрела отпрянула, и заворожила (меня) капитана.
Ибо нет на свете мудрости сильнее, чем набюдать за чужой смертю.
Она скорее похожа на человека, радующегося тому, что его или её больше не будет;
Но перед этим какое-то странное задумчивое спокойствие появилось в ее бабьих глазах.
И взгляд карателя, убийцы, как это ни странно, будто удерживал изо всех сил её уходившую душу.
Непрёвзойденная красота и жестокая красота в том что стремишся удержать чужую душу…
23 июня…
Прощается с жизнью юноша. Его губы, подрагивают, словно тряпки на верёвке покачивающейся на ветру.
Умирающее мягкое и вялое тело. Хлынувшая тёплая кровь рисует яркие узоры в глазах карателя (в мойх глазах).
Молодой человек, сейчас на какое-то мгновение вступает в тайный сговор с капитаном, который должен принять теряемое, принять то, что тот вынужден отдать.
Орденоносец (я), сжигающий себя стремлением к совершенству, убийца (я), бросающийся в хаотичный поток отечественной воины (я), — и есть тот единственный, который непрерывно идёт к цели, стремиться к исполнению долга, и заставляет всех сжигаясь идти к победе, к совершенству в этом дымящемся от пороха потоке.
Он (я) живет, убивая, карая и двигая этим к смерти себя самого и весь мир.
«Невзгод скоротечных не бойся, всего того, что непостоянно, не бойся.
Проведи в веселье данный миг, — Не думай о прошедшем, грядущего не бойся…»
32 июня…
Поразмышляв таким образом о бренности бытия, он (я) сообразил, что в данных обстоятельствах неплохо бы оттащить покойницу или покойника на обочину.
Как видите, доброта — основное качество его (моего) характера; она всегда умеет настоять на своем, даже когда все прочие чувства кричат, что ничего хорошего из этого не выидет.
Словом, он (я) ухватил дохлую собаку за ошейник, изо всех сил стараясь не вымазать в крови еще и тапочки, и слегка прибалдел…
23 июня…
Предатель будет убит. Перед толпою женщин с комсомолскими значками и красными платками, он не подозревает что его убют, покарают. Скорее наоборот…
Выстрел.
И кровь из застывшего взгляда убитого распишет по стене таину и мудрость.
И капитану карательного отряда, орденоносцу, убийце — Владеймира Борисовичу, станет известно НЕЧТО.
Сказано: лишь убивая, способен убийца достигнуть совершенство.
23 июня…
Песня-Молитва-Эссе приговорённых на расстрел:
Припев к Песнье-Молитве-Эссе приговорённых на расстрел:
Вот ветер принес из прошлого…
Во всем мире нет народа, который не знает, что нельзя совершать убийство и лжесвидетельствова.
Также известно, что любое государство, или иное существующее общество, если в нем нет законов против таких пороков(убийство и лжесвидетельствова), придет в упадок.
Так может ли кто предположить, что так делать нельзя?
Потому, что законы, которые общеизвестны на Земле, провозглашены были таким чудесным способом, Самим БОГОМ с горы Синай.
Эти законы — не только нравственные законодательства, а еще и божественные законы…
Так что поступать против них — значит не только вредить ближнему, но и грешить против БОГА.
Очевидно, что каждая заповедь, дано для того чтобы спастись?
Или для того чтобы погубить другого, который с другой стороны смотрит на нашего БОГА?
Припев к Песнье-Молитве-Эссе приговорённых на расстрел:
Вот ветер принес из прошлого…
Солнце под ветром во всем своем сияньи закрыила глаза.
Вечер, это шаг до начала…
…Навстречу выйди — и силой на мгновение заплачь,
И скорбью этой навсегда остановись.
32 июня…
КОНСИЛИУМ В ПСИХИАТРИЧЕСКОЙ БОЛЬНИЦЕ.
(Врач, собака, орденоносец, капитан карательного отряда Владеймир Борисович (Я), и студенты.)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
КАПИТАН. — одет в больничный халат.
СОБАКА.
СТУДЕНТЫ. — молодые люди желающие стать пророками.
(Сцена проходить в большой белой аудитории.)
Врач: Здравствуйте, уважаемые! Сегодня на консилиуме мы обсудим новую тему под названием «прямой диалог»… У нас в гостях два так называемого сушества — Собака и Капитан. (Приглашенным) Здравствуйте. Первым, я, пожалуй, обращусь к Капитану. Как вас зовут.
Капитан: капитан.
Врач (пытается шутить): капитан или Капитан?
Капитан (ему совсем не смешно): можно и Капитан?
Ведущий (к Собаке): А вы?
Собака: Я Собака.
Врач: А имя?
Собака: Собака.
Врач (весело): Собака это как Собака.
Собака (ему совсем не смешно) : Да
Врач: Прежде, чем задавать вам вопросы, я передам вам так называемый микрофон, и говорите, что хотите.
Собака: О чем?
Врач: О вашей жызни, о работе, о войне. Нам очень интересно, какое напряжение возникнет между вами.
Собака: Какое напряжение? Я четырёхногое, а он — двуногое.
Врач: Это так, но есть ведь ещё различия? Вот и поговорите о них.
Капитан: Так он же сказал — он четырёхногое, я двуногое. Это различие. А общее — то, что мы так называемые сушества.
Собака: Я — Собака, он — капитан.
Капитан: Я хочу сказать. Многие, в том числе собаки и капитаны, думают — подумаешь, так называемые сушества. Одел себе кител за полчаса до выполнения долга, собрал документы, закрыл кабинет, пересчитал патроны, и пошел карать… Прежде всего, готовится нужно за час, а не за полчаса, как некоторые думают. Приготовить форму, проверить подшивку. После выполнения долга я остаюсь еще на час, чтобы посчитать гильзы, заполнить отчет, а на следующее утро — иду в штаб и сдаю отчёт. Кроме того, я должен приходить за час до первого выполнения долга и час после начала последнего выполнения долга, и всё это без перерыва. Получается от 4 утра до 12.30 часов ночи. Таким образом это получается 20.30 часов в день, а не 8, как некоторые думают. Думать так — большая ошибка и необходимо это исправить раз и навсегда. Второй очень важный аспект — некоторые думают, что мы хоть иногда смотрим кино и спектакли бесплатно, Когда? Я ведь выполнению долг все время! И это — вторая большая ошибка, подлежащая исправлению. Нет у меня времени смотреть фильмы, спектакли и отдыхать. Это вы, собаки, можете себе всё позволить.
Собака: А мы тоже не развлекаемся, как некоторые думают — кино там, и т. д. Разве останутся на это силы после 12 часов бега по улицам жарким летом?
Капитан: Я не говорю про силы, я говорю, что вы можете, если захотите. Если вы бегаете днём, так кто вам мешает пойти вечером на культурное меропрятие? Кто?
Собака: А вам — вам кто мешает спать по утрам в кабинете?
Врач: Ну и что нам с вашего бега? Бег — это же не развлечение, вроде кино и театра. Бег — это необходимость.
Собака: А я и не говорю про развлечения. Я говорю о комфорте, о том, что он это может, если только захочет.
Капитан: Но ведь и вы можете бесплатно гулять в любом месте, даже в зоопарке в нерабочее время.
Собака: А вы можете в ваш выходной сходить в кино, и в театр.
Капитан: У меня выходной в понедельник.
Собака: В понедельник тоже есть сеансы и спектакли.
Капитан: А если я — не могу не работать? Мне в кино и в театр нельзя, я не леньтяй.
Собака: А я не говорю о том, леньтяй вы или нет, я говорю, что у вас есть возможность это сделать. Кроме того, вы не должны каждый раз смотреть назад и убегать как только малость полакомились на так називаемых остановках — на этих отстойниках, а у нас без этого нелзя. Это почему-то всегда забывают, думают, что на нас только объедки, а про пенки и камни забывают. Никто не хочет думать о нашей ответственности за то, как мы очищаем город, чего уж мелочится СТРАНУ от объедков.
Капитан: Да, но за то на вас нет ответственности — выполнения государственного и идеологического долга, и всё это за несколько рублей выручки, а ведь может распространится нечесть, отобрать идеологию, убить государство — и поминай как звали. Такие случаи уже были.
Собака: Я уже не говорю о том, что когда такая маленькая зарплата у вас, вы так продуктивно работаете, что почти некому нам объедки бросать.
Капитан: Ну, ведь и у нас то же самое… Чем лучше работаю, тем менше остаётся свободного времени…
Собака: Да, но вам все-таки не нужно постоянно бодрствовать и все время стоять на готове, как караульный возле мавзолея. А при этом невозможно сосредоточиться на создание семейного очага — из за пенков и камней.. Понимаете?
Капитан: Вот! Так по этому у вас нет СОБАЧЕГО АДА. Вас не мучают сомнения!
Собака: Необходимо раз и навсегда исправить ошибку, когда нас, четыреногих, сравнивают в правах с двуногими… На самом деле у нас нету никаких лагерей и никакой зарплаты, орденов, званий.
Капитан: Ну так и у нас нет нормальной зарплаты, ну и что же?
Собака: Но у вас же нет лишных ног! А теперь вам и пенсию дали, так что… Теперь не нужно каждый день долг исполнять.
Капитан: Но и вам не надо…
Собака: Ну и что? У нас и без этого полно проблем…
Капитан: Например?
Собака: Например невозможно создать полноценную семью.
Капитан: Про семейный очаг уже говорили.
Собака: Ну и что? Кобели и суки же от этого не исчезли.
Капитан: Две ноги… Подумаешь, две ноги. Тоже мне. А если одна сломается? Лучше четыре и без ада, чем две и пенсия…
Собака: Так я же не имел в виду, если сломается, я имел в виду… ордена, звания.
Капитан: А если нет? Конечно, если у вас душы нету, так вы же от душы отдыхаете.
Собака: Когда это отдыхаем? ИМЕТЬ ЖИЗНЬ БЕЗ АДА, ЭТО ЗНАЧЕТ ИМЕТЬ ЖИЗНЬ БЕЗ РАЯ…
Капитан: А я и не говорю о рае — есть она у вас или нет, я говорю — об аде которого у вас нету. Когда его нету, вы отдыхаете. А у меня, если душа сломается, ад не отменят. И не дадут отдахнуть.
Собака: А если здоровье ломается? Тогда разве за вами не ухажывают? Тогда вы разве не отдыхаете?
Капитан: Я говорил о душе.
Собака: А я — о здоровье.
Капитан: А я не имел в виду здоровье.
Собака: Так зачем же ты говорил «про ад» Если ты говоришь «сломается душа», то я говорю «сломается нога». Если ты не хочешь, что бы душа не ломалась, не ломай мне ноги и голову.
Капитан: А вы всегда лаете, от вас никому покоя нет.
Собака: Ты лучше сравни, в каких условиях ты, а в каких я. Мы должны жыть постоянно бегая, в тряске, на свалках, на дорогах. Кто то кинет в тебя здоровенным булыжником и поминай как звали. А жыть, и без рая хочется..
Капитан: Зато вы видите пейзажи, вы свободны, а мы сидим в закрытом крохотом помещении.
Собака: Тоже мне — пейзажы. Пейзаж это еще не зарплата.
Капитан: Я же не говорю зарплата или не зарплата, но ведь вид для вас всегда меняется.
Собака: Но ведь и у вас во время исполнения долга разные люди мелькают.
Капитан: А у вас — и люди мелькают, и виды меняются.
Собака: Улица — это пейзаж? Ладно, допустим, пейзаж, но разве у меня есть время глядеть на неё? Камень-кусок-пенок.
Капитан: Но у вас нет ада.
Собака: А у вас, есть зарплата, льготы и пенсия.
Капитан: Послушайте, я же не говорю о принцыпиальной возможности не мучать душу…
Собака : Я тоже для примера сказал про принципиальную возможность. А что у нас есть? Ну что? У тебя, как будто есть какой-нибудь другой пример…
Капитан: А огромное количество сук? А, ты говоришь «пример».
Собака: А вы кофе пьёте.
Капитан: Кофе это еще не свобода, а жалкое подобие свежести!
Собака: Ну да? А пинки, а камни? От этого залаеш. А ваш ад, по крайне мере, не тресётся, не бежит, он постоянен, и стоит на месте.
Капитан: Все говорят «Человеческое счастье». Это у нас счастье?
Собака: А кто сказал «Счастье»? Разве есть что-нибудь общее между лаем и счастьем?
Капитан: «Человеческое счастье» это всего лиш кино или спектакль. Туда приходят посмеяться, отдохнуть, поглядеть на девушек. Купил билет — зашел и все. И некто не думает — откуда это «Человеческое счастье», кто его продает, кто проставляет на него места, кто дает сдачу. Думают — все так просто, на деревьях растет. Нет, господа! «Человеческое счастье» на деревьях не растёт! Его я создаю, выполняя свой долг… Но почему от этого мучаюсь и завидую собакам?
(Студенты смеются и кашляють.)
Собака: Собак тоже не в лесу собирают. Собачая жызнь — это вам не пряники кушать. Это не так просто, как вам кажется, господа! Товарищи! Нет! Жизнь не так проста, как вам кажется, это нервы, проблемы, безпорядочная интимная жызнь… Все совсем не так…
Врач: К сожалению, ваше время истекло, мы благодарим вас за интересную дискуссию…
Собака : Я только хочу сказать пару слов насчет четырёх ног. В случае трамвы…
Врач: К сожалению, ваше время истекло…
Собака (быстро, пытаясь успеть.): В случае трамвы… Люди на вас ложится вся ответственность за ад который мы вам налаем.
Капитан: Я говорю о долге и о сабачей свободе…
Врач: Время вышло! Консилиум закончен.
Капитан: Но он же сказал, дайте и мне. В кино и театрах, которое строит моё государство где показывают «Человеческое счастье» бывают пожары. А во время землетрясений и тем более войны мы, капитаны, орденоносцы — в повышенной группе риска, потому что…
Ведущий: Спасибо всем.
Капитан: (быстро, пытаясь успеть.): И все кино и театры вместе со смеющимися зрителями, и государством обрушивается, и без нас погребает всё под развалинами, а у вас собак нет ада… Это просто несправедливо…
Собака : Несправедливо? Как бы не так! Почему не задумывались, как ваш долг преврашается в наш ночной вои…
Врач: Мы закончили. До свидания.
Собака (орет): И невозможно остановится! Вот! А вы говорите!…
(Студенты смеются и ляють, по краинои мере так кажется капитану.)
23 июня…
Хватит.Сейчас пора возраждения. Исцеления от страдания, избавления от дури, спасения от всех воспоминании; Мой ум — совесть карателя, и по этому время меня не тревожит.
Но почему этот день так похож на предидущий.
Почему он длится для меня уже несколько лет?…
Мне все кажется заслуженным. Я не могу бросить свою жызнь в этом месте, потому что презираю дезертиров. Я карал тех которые убегали. Государство приказывало меня избавится от них. Я убивал не для того, чтобы мучится, я карал для победы.
Я убивал для вас… Суки…
Эти мысли, подобные порханию бабочки, едва заметно нарушают ритм моих шагов.
Жёлтый лист, печаль и страх,
Я убивал для вас… Для вас…
Парк на ленивом ветру размахивает изнанками погибающими листьев.
От всего этого мне плохо. И роща, и трава, и шелест, и шаги, и птички; Всюду, куда ни кинешь взор, — сабачий пейзаж с больнимы.
Дорожка и тучи. Все это раскрашивает образы прошлого.
Наверное, то, что вызывает боль, — все-таки не раскаяние.
То, что наполняет мозг, — не раскаяние.
Может, оно и есть моя болезнь.
Злоба — не всемогуща, сейчас я не способен убить даже этот сучий день.
Выглядить ли величественным презрение на моём лице?
А может, презрение это не уваженье к чужым страданиям?
Душа рыдает без причины, на ленивом ветру размахивает погибающими листями.
И когда для обладания самого себя начинает не хватать себя самого — я снова хочу вернутся в 23-ое июня .
32 июня. Убийство проститутки (суки) из книжников.
Чтобы наказать, надо сперва уничтожить её пошлый взгляд.
До нее самой — в сердцевине её ума, до самого сокровенного, спрятанного в её глубине, которое она называет интелектом я не могу добраться: там внутри она сама должна впустить меня. Из за этого каждую минуту она вновь ожывает.
Сотни тысяч, миллиарды смертей умирает перед её странным взглядом, но она нет… Смерть для нее — ничто кроме танца, улыбки, кроме превосходства надо мной.
С тех пор, как её взгляд вселился в меня, — мир стал адом…
Облако — дождь — листья, горение папиросы, неподвижность, стремление влечения, страсти вырваться из плотины догм — все это АД, танец слабости;
Ёё ароматами дышу, овевая взором уходящую в тень тела проститутку из книжников. Ничто не тяготит ее в этом уходе…
А я обретаю АД.
Смерт, похожа на синие чернила; она засыхает на канцелярном листе, и на время прикревает мои сомнения.
И чем больше прикревает, тем глубже и ближе к смерть. В этот миг у неё — иной смысл: она не входит внутрь караемого, она — выходит из нутра разрушая преграды.
РАЗРУШАЯ МЕНЯ.
Расскованность ранит.
Мне известны самые разнообразные вещи. В самом деле, слова «карать» — преобретает другой смысл и преврашается в слово «познавать».
Неповторимо в своей красоте поступок человека, отбросившего свое тело, не чувствуя страха и расскаяния…
Все это ад, словно змея, познавшая мой страх, знаем теперь как уничтожить капитана, орденоносца во мне.
Июнь месяц, 22 число.
Я ходил сегодня в театр.
Обращенное к свету взгляды зрителеи готовились к входу в великую иллузию. Блики прожекторов играли на украшениях и очках.
Там я увидел одного из своих друзей-однокашников. Тот провел меня в свою гримиорную на престижном как он выразился втором этаже. блестящие костюмы королей, генералов, миллионеров, увешанный орденами, позолоченными медалями — висели в его огромной гримиорной. Одевал же все это знакомый мне подлец.
— Ты не имеешь права всё это надевать! — с завистью сказал я.
— Не имею? Почему? Здесь я могу показывать вам то что вы не хотите, или не можете увидеть в реальности… Это — царство потерянное для вас, пока мы не покажем. Актёр летит над вашей реалностю. У него нет границ, нет длительности… Для нас изображать невозможное — значит страдать в место вас.
— Вы это… просто суки…
— Мы просто так видим… Переплываем моря для вас, но всегда возвращаемся именно сюда, где становымся похожими на вас… Орденоносцев. Когда мы играем, вы расцветаете как цветы, мы ищем отражение вашых дел. Сокрытое от чужых глаз. Мы вездесущи. Говорят, мы бороздим нервы и занимаемся развратом, но ведь мы без этого станем такими как вы. Уже с рождения мы ваша тень. И я знаю, что миллионы прекрасных поклонниц, захваченных нашей игрой, — неважно, видели они вас когда-нибудь или нет, — всегда будут помнить нас, потому что мы изображали вас.
Но мы не станем историей, умрём в месте с нашим зрителем.
А вы вечные создания, нечто бесконечное.
А мы это потереное.
Потому что мы ваше отражение прячущееся за развратом.
Именно сцена — и только сцена — делает нас вездесущими.
Ты некогда не поднимешся на наш борт через это ничтожное количество ступеней лестницы, что сейчас перед тобою.
Твоя власть — это хорошо. Слабые не могут бить вами. Сильные могут всё.
Вы заставляете страдать слабых.
— На мой мир ты смотреш сквозь занавес…
— Стань же актёром, орденоносец! У нас свои прекрасы. Когда молодая поклонница, этот утренный бриз трогает верхушку твоей сосны, в груди у нас словно бы раскрывается колышущийся ветер. И мы снова, зажимаем в ладонях священные, нетронутые гарящие груди небесных создании. И возводим молитвы к своим источникам вдохновения.
Стань же актёром, орденоносец!
Жизнь — очерченная догмами, безбрежна.
Когда старость бросает тень на воспоминания, на чистейший ручей нашей молодости, — мы наченаем выть.
Появившиеся вдруг из-за углов проповедники, увидев нас с тобой, в хохоте попадают на колени. Это плата за то что мы хотели изнасиловать жизнь. Сколько раз в тени сотворённых нами дел поселялась смерть — но каждый раз, налетая на неё наша чёрствость сметала ее вмиг…
А сейчас мы лишь стонем.
О чем задумался ты, капитан карательного отряда, орденоносец, Владеймир Борисович? Тебе нужно было стать актёром… Нет же — ты был актёром. И сейчас ты к этому возвращаешся. Или ты скажешь, что не играл всю жизнь, для того чтобы потом её изоброжал я, пошлый развратник?…
Он задал вопрос, но я молчал. Только слезы текли, не переставая.
Это провал. Что за жестокая милость — быть юным, и бить старым… Не говоря уже о том, что существуют, муки жизни, когда веришь, что можешь с собой что-то сделать.
И я стою на одной стороне. Апплодисменты там на другой стороне жизни лишь прикрывают тело — и всё.
И я тоскую — над каждым из уничтоженным моим долгом сердец.
— Сияние мира заключено в этом миге! — Сказал актёр, — Что есть жизнь — цветенье нервов?
С каждым днем увядающие как цветы они все больше под лучами слабеющего осеннего солнца — почему они сохраняют нашы очертания? Почему их так трудно успокоить? Почему они так наполнены вероятностью нашего увядания, и почему в своих воспоминаниях мы похожи на мёртвых?
ЧТО ДО АКТЁРОВ, ТО В ОТСУТСТВИИ ДРАМАТУРГИИ НЕТ ВЕЧНОСТИ! Ведь говорят так — а что же что дальше?
Потому и не в силах ты капитан удержать слез.
Потому что не жыли, а лишь играли чужыми страстьями…
— Актёр! Мы не имеем пристанища, иногда мы подобны буйной поросли на вершине одинокого пика, иногда мы наги и праздны среди городской суеты. Порой мы являемся как разгневанные демоны с тремя головами и шестью руками. Порой мы излучаем безмерное сострадание, как Бог. Из одного порока мы извлекает все формы мира. Мы смешиваемся с водой и грязью, чтобы спасти все во что хотим верить. И пусть явятся хоть тысячи сранных пророков — все равно они отстанут от нас на тысячи лет. ПОТОМУ ЧТО МЫ ЖЫВЁМ ЛИШЬ ЧУЖЫМИ ЧУВСТВАМИ…
Актёр рассмеялся и спросил:
— Есть ли кто-нибудь, кто похож на нас?
— Лекарство и болезнь уничтожают друг друга. Вся земля лекарство. А что такое мы?
— КАПИТАН, ДАВАЙ ПРОСТО ЖЫТЬ?
— ДАВАЙ РАДИ ЭТОГО ПРЕТВОРИМСЯ ПОМЕШАННЫМИ…
32 июня…
НЕСКЛЬКО МУДРОСТЕЙ И СОМНЕНИЙ КАПИТАНА…
1-ая МУДРОСТЬ И СОМНЕНИЕ:
Прошлое можно исправить, но его некто не простить.
2-ая МУДРОСТЬ И СОМНЕНИЕ:
Если из-за горы поднимается дым, значит там есть огонь. Если из-за забора высовываются рога, значит там есть буйвол. Понять три, когда называют одно, определить цену с одного взгляда — вот повседневная еда и питье бывшего капитана и бывшего актёра. Они пребывают там, где обрываются все потоки, всплывает здесь и погружаются там, плывут по течению и идут к потоку наперекор, по своей воле дают и отбирают — почему они стали такими?
Потому что у них есть два вопроса и два ответа:
1) Вопрос: — В чем высший смысл истины?
Ответ: В беспредельной открытости нет святости.
2) Вопрос: Кто говорит со мной?
Ответ: Неведомо.
3-ая МУДРОСТЬ И СОМНЕНИЕ:
А что если слова создают нас, а не мы их, тогда где смысл 2-ой мудрости?
4-ая МУДРОСТЬ И СОМНЕНИЕ:
Но откуда рождаются слова, если мы их не произносым?
5-ая МУДРОСТЬ И СОМНЕНИЕ:
3-ая изречение ложна, потому что созданное не создаёт своего создателя. ТОГДА ПОЧЕМУ
МЫ НЕ МОЖЕМ ПРОСТО ЖЫТЬ?
6-ая МУДРОСТЬ И СОМНЕНИЕ:
Истина это нечто иное как знание объективной реальности.
КАПИТАН: — Я хочу знать всё то что они знают?
ВРАЧ: — Я скажу тебе не одну а целых три истины.
КАПИТАН: — Говори.
ВРАЧ: — Первая истина, состоит в том, что ты бывший орденоносец, бывший капитан карательного отряда, Владеймир Борисович. Вторая — это то, что ты слушаешь меня, Третья состоит в том, что ты хочешь знать ту истину, которая будеть соответствотать твоему пониманию…
7-ая МУДРОСТЬ И СОМНЕНИЕ:
Прошлое нельзя исправить, так как его некто не простит.
Июнь месяц, 22 число.
Проходит лето, и облака разростаются на небе; Скоро осень, а немного спустя зима покажет свою холодную красоту…
Надевая больничный халат, сберегаю себя от душевных ран;
Но — лишь благодаря халату.
Что ж: бывший орденоносец, бывший капитан карательного отряда, Владеймир Борисович, пожалуй, споет:
Невзгод скоротечных бойся,
Всего того, что непостоянно, бойся.
А, Вы все — трусы.
Вы — трусы.
Вы — трусы.
Вы — трусы…
Думая о пришедшем, грядущего бойся…
А, Вы — трусы.
Вы — трусы.
Вы — трусы.
Но пророки назовут вас — храбрецами.
33 июня…
ДАВАЙ РАДИ ЖИЗНИ ПРЕТВОРИМСЯ…
КАПИТАН: И я мог бы научится, что когда капитана карательного отряда, орденоносца Владеймира Борисовича не понимают, он умирает.
АКТЁР ПРЕВРАШАЮЩИСЯ В ПСА: Сознание — это одно из слабых мест. Чтобы избавится от мельчайшей из ненавидимых в себе слабостей, — надо прекратится.
КАПИТАН: Надо, обьязятельно надо…
22 июня…
Да это была собака, которая корчилась посреди дороги в ожидании…
В ОЖИДАНИИ МЕНЯ.
