Цена нефти

«На мировых рынках стоимость барреля нефти 29 августа 2006г.
впервые за два последних месяца опустилась ниже 70 долларов»
– из новостей

Корпус вертолета завибрировал мелкой дрожью, звук работающего двигателя из медленного рокота перерос в убийственный свист Соловья-Разбойника, от которого воздух в ушах затвердел тугими пробками, а народ, рассевшийся по лавкам, превратился в аквариумных рыбешек – рты открывались совершенно беззвучно. Сосед тоже попытался что-то сказать, указывая рукой в открытый из-за жары иллюминатор, но ни одного слова, ни даже отзвука слова Антон не услышал. Повернул голову и успел поймать взглядом проваливающийся луг аэродрома, с полегшей белесыми волнами под напором искусственного ветра травой, и шиферную крышу приземистой бревенчатой избушки аэропорта.
Вертолет быстро набрал высоту, с которой проплывающая внизу тайга действительно напоминала малахитовое, тяжело перекатывающее валы разноростых крон бескрайнее море, лишь кое-где вдавленное к земле воронками-плешинами топей и прорезанное извилистыми руслами безымянных речушек. Томский нефтяной край заметно отличался от насквозь затянутой болотами Ямальской тундры. Антон настолько уже, оказывается, соскучился по настоящему лесу, что жадно впитывал глазами таежный пейзаж, плывущий понизу, а воздух, пронизанный солнцем и хвойным духом, глотал открытым ртом из распахнутого иллюминатора, словно ядреный русский квас.
В одном месте внизу, в коричнево-торфяной неглубокой воде обнаружились притопленные оранжевые останки Ми-8, пустыми круглыми глазницами навечно уставившегося в голубой омут неба. По спине Антона пробежал холодок. Картинка мелькнула и пропала – из виду и из памяти, а далеко впереди, над макушками деревьев показался сизоватый, расплывающийся в воздухе легким маревом дымок. Приближались к месту первой посадки, к одной из разведочных скважин, на которых дежурили попарно операторы нефтедобычи и дизелисты, сменяясь по вахте через месяц.
Антон летел сюда в первый раз и не знал, на какой точке ему с напарником выбрасываться из салона. «Вертушка» сделала круг, прижимаясь к самым деревьям, и зависла над застеленным бревенчатой лежневкой квадратом посадочной площадки, посреди обширной болотистой гати. К снижающейся машине по дощатым трапам, раскинутым поверх жидкого сплетения травы, уже бежали двое с рюкзаками, пригибаясь и придерживая картузы от дикого пропеллерного ветра. Антон вопросительно посмотрел на своего напарника, тот мотнул головой, не двигаясь с места, и у Антона отлегло на душе – торчать целый месяц в болотной каше и испарениях занятие малоприятное, — значит их место выгрузки дальше. Чуть коснувшись колесами шасси серых бревен, вертолет прилепился к площадке, один из летчиков открыл дверцу и выбросил наружу трехступенчатый дюралевый трап. Первая пара выпала из салона, вслед им подали коробки и мешки с продуктами, две фляги с питьевой водой, а навстречу уже забирались «отбывшие срок» ребята, заросшие небритые физиономии которых, лучились радостью отмучившихся грешников.
Через полчаса снова пошли на посадку, и легкий тычок в бок подсказал Антону, что им пора. Смена прошла в том же темпе и порядке, и через минуту рокот вертолета канул в небесной синеве за зубчатым краем леса. В уставшие уши забилась ватой тишина, подчеркнутая лишь легким стрекотом дизельной электростанции, спрятавшейся в ста метрах за невысоким лысым курганом.
Напарники перетащили свой скарб в обшарпанный голубой вагончик, вросший спущенными колесами в землю в центре лесной поляны, перекурили на лавочке возле черного сруба бани и пошли осматривать хозяйство в сопровождении веселого увальня-щенка неопределенной породы. Тропинка стелилась в зарослях высокой по пояс травы по-над обрывистым берегом речки. Пробки в ушах скоро растворились, и Антон теперь слышал кроме приближающегося звука дизеля и тихое журчанье воды, и скрипучий шелест кузнечиков, и заливистое тявканье пушистого колобка, косолапо путающегося под ногами, и «белый» шум листвы и хвои высоченных, волнующихся под ветром берез и корабельных сосен.
– Смотри-ка, на том берегу малина дикая растет, можно варенья наварить между делом, – сказал Антон своему товарищу.
– Сделаем, конечно. Только ягоду собирать осторожно надо, здесь недалеко медведь обретается, захаживает иногда, – ответил Игорь.
Они подошли к двум ржавым металлическим контейнерам, в которых находились дизельные электростанции, рабочая и резервная. Антон остался возле них, проверить двигатели, а Игорь отправился дальше к нефтяной качалке, что размеренно кивала пеликаньим клювом у самой границы тайги, словно отбивала бесконечные поклоны матушке-земле за ее донорскую помощь многострадальной неблагодарной стране. Оператор осмотрел электромотор, редуктор, узел зацепления насосных штанг, фонтанную арматуру, отметил в блокноте давление манометра на трубопроводе. Все было в норме.
Энергетическая техника у Антона тоже не вызвала никаких опасений. Старенькие советские тарахтелки при хорошем уходе работают надежно, а сменщик, судя по всему, перед отъездом сделал необходимые регламентные работы.
– Пошли ужинать, – крикнул Игорь с тропинки.
Антон обтер ветошью руки и направился вслед за ним к вагончику.
Пакеты с крупами и макаронами рассовали на подвесные полки в кухонном отсеке, ящики тушенки-сгущенки задвинули под откидные кровати, а капроновую сетку с картошкой Антон оставил возле помойного ведра и тут же уселся на табурет с ножом в руке. Игорь по ходу складских работ часть продуктов уложил в освободившийся бумажный мешок и добавил туда же несколько пачек черного чая и махорки из своего рюкзака.
– Кому это ты передачу готовишь? – заинтересовался Антон.
– Вечером Иван Седиков должен подойти, местный старожил-одиночка. Его заказы. А уж он сам с медведем поделится, замолвит за нас словечко, – с улыбкой ответил Игорь и плеснул воды из цинкового ведра в чайник. – Живет он километрах в пятнадцати отсюда в брошенном поселке геологоразведчиков, что открывали здешние месторождения в семидесятых годах.
Нехитрая еда поспела быстро и напарники, уже изрядно проголодавшиеся, дружно застучали ложками. С улицы в это время донеслось тонкое радостное тявканье, и скоро по лестничному трапу в дверь ввалился бородатый, седой как лунь человек в заношенном энцефалитном костюме и ржавых кирзовых сапогах.
– Здоровы буде, робяты! – скрипучий зычный голос резанул уши, словно напильник по стеклу прошелся. – С приехалом вас!
– Здравствуй, Иван Терентьич, проходи к столу, – Игорь поднялся, пожал заскорузлую пятерню гостя и пододвинул ему свободный табурет.
Антон тоже поздоровался, назвал имя и продолжил прерванный ужин, короткими взглядами-мазками набрасывая для памяти портрет колоритного пришельца. Обветренное, кирпичного оттенка лицо, широкие скулы и нос, толстым утиным клювом усевшийся на пышных прокопченных куревом усах, брежневские брови вразлет от шрама на переносице. Старик степенно огляделся, скинул с широких плеч полупустой рюкзак, из которого извлек зеленую, заткнутую деревянным шпеньком бутылку, и осторожно присел у торца кухонного стола.
– Давай стаканы, паря, – карие, чуть на выкате глаза уперлись в лицо Антону. – За встречу и за знакомство по пять капель принять надо. У меня продукт свой собственный, на кедровых орехах настоянный.
– Ты же знаешь, Терентьич, что мы на работе, – ответил за напарника Игорь и поставил перед Седиковым один граненый стакан.
– Так я же только для порядку, тут и самому-то пить нечего, дырявый ты насос!
Раздавшийся вслед за этими словами мелкий пронзительный смех гостя был так же неприятен, как и его голос. Он аккуратно налил себе самогона под завязку, медленно выпил, не морщась, и хрустко зажевал целой луковицей. Потом зачерпнул пару раз жареной картошки, вытер ложку кусочком хлеба, под второй стакан доел и его и встал из-за стола.
– Спасибо за угощение, – пожевал губами задумчиво и повернулся к Игорю, – сейчас мне товар выдашь, или на улице подождать?
– Вон твой мешок, забирай, Иван Терентьич. Да не уходи сразу, мы сейчас чаю глотнем и тоже выйдем, покурим вместе на лавочке.
Гость кивнул, подхватил мешок на плечо и вышел.
— Вот это кадр, – удивленно покачал головой Антон. – Он хоть не буйный?
– Да он нормальный мужик, к нему только привыкнуть надо, – понимающе улыбнулся Игорь. – Просто не знает, как себя вести с новым человеком, поэтому и за бутылку прячется. Поживи один в лесу, сам таким же станешь. Пошли, сейчас он разговорится немного, отмякнет.
Иван Терентьевич сидел на лавочке и пристально вглядывался в заходящее красноватое солнце. Сизый плотный дым от его «козьей ножки», свернутой из махры и газеты, пахнул в нос Антону вкусным, давно забытым запахом деревенского детства. В ногах гостя в позе сфинкса расположилась лохматая черная лайка. Возле нее кувыркался в траве щенок, тоненько повизгивая от счастья, хотя старшая товарка не обращала на него никакого внимания. Напарники присели рядом на отполированную временем доску, закурили по сигарете, молчали.
– Эх, ребятки! Вы настоящего-то дела не видели еще в жизни. Это разве работа, – курорт, а не работа. Оно, конечно, все лучше, чем бездельниками в магазине маяться, как те охранники-мордовороты, что в райцентре в универмаге день-деньской болтаются. Но и здесь у вас лафа, а не жизнь. Хороша махорочка, давненько я ей не баловался, дырявый ты насос!
Седиков поморгал припухшими веками, затянулся крепко, стряхнул пепел с самокрутки желтым выпуклым ногтем и повел разговор дальше.
– Вот эти скважины пока бурили в здешних местах, знаете, сколько народу да техники тут угробилось? Болота попадаются бездонные, что твоя Марианская впадина. Иной раз и мигнуть не успевали, ан и нет бульдозера или ГТТ. Хорошо, если машинист успеет на крышу выскочить, да в сторону сигануть, а то поминай, как звали. Вышки буровые только что на горбу своем не таскали. А все нефть нужна была стране, будь она неладна. И сейчас пуще прежнего нужна, я смотрю. Не люблю я ее, она, как и золото, глаза людям застит деньгами большими. Что работяге, что начальнику, по теперешнему – олигарху, что самому президенту. А ты вот попробуй без нефти прожить, как я, а?!
Хотя, ты на меня тоже не смотри. Я здесь полжизни проваландался, а окромя работы и не видел ничего. По молодости-то, конечно, все легко и весело было. Друзья-товарищи, рубль длинный, подружки-девоньки горячие, карты да пьянка на выходных, вот и вся жизнь. Где моя семья, спроси? А ведь живут где-то и жена, и детей двое. Только ни я их не знаю, ни они меня не ждут давно. Затянуло все сверху тиной болотной, да годами ушедшими.
Так что постарайтесь ребятки, про настоящую жизнь не забывать. Тем более и заработки сейчас, я знаю, совсем не те, что в советские времена были. И романтики поубавилось. Но надо, чтоб романтика из души никуда не уходила, и про любовь настоящую помнить за работой. Без этого никакие деньги не нужны.
Вот вы думаете, стоимость нефти в чем измеряется? В рублях, в долларах? Ан нет, ребятки. Цена нефти – человеческие жизни, да судьбы людские…
Ладно, пошел я к себе, а то солнышко скроется скоро совсем.
Да, батарейками «Марс» для приемника не богаты вы? А то у меня что-то сели быстро.
– Есть, конечно, – Игорь поднялся в вагончик, принес пару импортных гальванических элементов, протянул Седикову.
– Вот спасибо. Зимой я вам шкурок подкину на шапки женам, а пока бывайте.
Гость заплевал тлеющий газетный окурок, мешок с продуктами в рюкзак пристроил, закинул за спину и протянул парням руку для прощания.
– Как же вы один пойдете в такую даль? Ночь скоро навалится, – участливо спросил его Антон. – Вдруг медведь?
– А как я сорок лет тут хожу? – усмехнулся в бороду Седиков. – Да и не один я.
Он кивнул на собаку.
– А с Михайло Потапычем мы давнишние приятели. Я его не трогаю, ну и он меня сторонится, знает, что нам делить нечего. Да и старый он уже совсем, как и я на погост смотрит.
Старик махнул рукой, развернулся и размеренной походкой зашагал прямиком в темнеющий лес. Лайка бесшумно снялась с места, опередила хозяина и скрылась в высокой траве. Щенок обиженно тявкнул ей вслед, виляя тонкой свечкой хвостика, обернулся к своим, как бы спрашивая разрешения, и покатился вдогонку удаляющимся гостям.
Ночью Антон долго еще ворочался на скрипучей постели, никак не мог заснуть, перекатывая в голове простые и, казалось бы, сумбурные слова гостя. Что-то кололо из-за них душу, а что, никак он не мог понять. Получалось вроде, что работать без обычных на производстве напряга и гонок — плохо, а целиком отдаваться делу, забывая себя и семью, тоже ничего хорошего. Антон уже проходил в жизни и то и другое, когда после армии перебивался случайными заработками, и когда махнул на Север в буровую бригаду, где работа превратилась в бесконечное «давай-давай» в течение пяти лет. Трубы, долотья, глина, химреагенты, раствор и, в итоге, – тысячи метров проходки, из которых складывались десятки скважин, сочащихся черной кровью Земли. А вот здесь-то, на отшибе от больших производственных процессов, как раз и была золотая середина – хозяйство невеликое, работай в свое удовольствие, чтобы одна эта скважина выдавала свои десять тонн нефти без сбоев, и все будет в порядке. И семья довольна – муж и папа месяц через месяц дома.
Так и уснул, под хоровод мелькающих в памяти родных лиц…

Очередная вахта начиналась третьего января. Антон дожидался на автовокзале рейсового автобуса, когда к нему подошел Игорь, почему-то без сумки.
– У моей жены четвертого день рождения, – поздоровавшись, объяснил напарник. – Так что я через пару дней появлюсь. С Макарычем я договорился, он меня попутной «вертушкой» забросит. Зимника-то до сих пор нет, сам видишь, погода на морозы поворачивать никак не хочет. Справишься один?
– Куда ж я денусь, справлюсь, конечно, не маленький, – пожал плечами Антон и шагнул в открывшуюся дверь старенького «ПАЗика». – Передавай привет и поздравления супруге. Кусок торта с тебя, не забудь прихватить!
В райцентре, где находилась нефтепромысловая контора, он проверил себя в списках и вместе с остальными вахтовиками доехал на «Газели» до аэропорта. Вылетели по графику, и через полтора часа Антон остался один-одинешенек на маленьком утоптанном пятачке среди целой вселенной иссиня-белого снега.
Стемнело по-зимнему быстро, а вместе с тьмой из-за деревьев вырвался ветер и пошел гулять метельными струями, напрочь смешав небо с землею.
Круговерть продолжалась почти двое суток, и Антону пришлось все это время плавать в серой хмари от вагончика до дизельной, от дизельной к скважине и обратно. В урочные часы сдавал сводку по рации и слушал сквозь трескотню помех однообразные сообщения диспетчера, что вертолеты в такую погоду не летают, а когда она кончится – неизвестно.
Пятого числа на той стороне радиомоста объявился Игорь.
– Ну, как ты там, бедолага? – виновато спросил он.
– Все в порядке, друг, не переживай, – откликнулся Антон. – Соляра только что-то грязная пошла, дизель чихает иногда. Может, снегу намело в емкость. Так что, первым делом проси у начальства, чтобы нам топлива свежего подкинули. Сколько до нас еще зимника топтать осталось?
– Километров десять сплошной болотины. Хорошо, я переговорю с шефом, может, зарядит ГТТ с прицепом, тогда и я подсяду. В общем, держись. До связи.
К вечеру ветер улегся, окончательно запутавшись в непроходимой чаще. Разъяснилось, полная Луна желтым прожектором высветила полутораметровые шапки сугробов, укутавших все постройки на обжитом островке. Пока Антон расчищал широкой фанерной лопатой тропку от жилья к производственным объектам, мороз начал крепчать не на шутку. Выхлоп от электростанции поднимался вертикально в небо ровной фонтанной струей и незаметно рассеивался на огромной высоте под самыми звездами.
«Если так дело пойдет, завтра вертолет пустят, Игорь прилетит, вечерком Седиков наверняка заглянет на огонек, – рассуждал про себя Антон, радуя руки живым делом. – А там, глядишь, и зимник закончат, начальство начнет мотаться по точкам с проверками, скучать одному больше точно не придется».
Управившись с хозяйственными делами, он с удовольствием от пуза поужинал, сделал последний обход, чтобы лишний жирок не завязывался, и завалился на боковую.
Проснулся Антон около четырех утра и долго лежал в темноте с открытыми глазами, пытаясь сообразить, что же его разбудило. Все вроде как обычно, темнота и тишина. И тут он понял, – тишина! Она была абсолютной! Дизель молчал.
Пружиной подхватившись с полки, машинально щелкнул выключателем, да без толку, чертыхнулся про себя и на ощупь отыскал одежду и обувь. На улицу вывалился через минуту и тут же обжег горло, хватанув с разгону студеного воздуха открытым ртом. Пока бежал по тропинке к электростанции, щеки онемели, а уши, благоразумно упрятанные под развернутые клапана шапки, успели уловить несколько сухих щелчков в лесу. Это в стволах деревьев лопались замороженные капилляры, разрывая изнутри звенящую древесину.
В контейнере было еще тепло, и Антон сразу кинулся к расходному баку, гулкий ответ которого на удар костяшек пальцев сообщил ему, что топлива нет. Перебежал во вторую станцию, с ходу запустил двигатель, отрегулировал напряжение и снова выскочил на мороз.
Первым делом сгонял к качалке, включил в работу. Скважине нельзя стоять, замерзнет. Потом, чтобы ее по новой раскочегарить, сколько дней, людей и техники понадобится. Да и премией накажут махом, оглянуться не успеешь. Сейчас за одну тонну недобора нефти голову с плеч снимают, а тут целый десяток в сутки.
Вернулся к дизелям, погрелся немного. Заодно включил топливный насос, но тут же нажал «стоп», так как солярка в расходный бак не текла. Пришлось разматывать переноску и шагать вдоль трубопровода к стокубовой цистерне, в поисках замороженного места. Щеки опять прихватило и Антон, перекладывая лампочку с одной руки на другую, периодически тер немеющее лицо и прикидывал в уме, на сколько часов хватит оставшейся в баке соляры. Получалось, что часа на три, не больше.
Звезды с интересом смотрели с чистого черного неба на копошащегося в сугробе человека, Луна усмехалась прямо ему в лицо, а окружающая тайга, казалось, съежилась от накатившей лютой стужи, приникла к земле с опаской, пытаясь сохранить хоть чуточку тепла в своих обитателях, попрятавшихся под толстым слоем снега.
Ничего он, конечно, не нашел, только продрог не на шутку. Спохватился, что не сообщил по рации о случившемся, и побежал скорей в вагончик. Вышел на связь, с трудом удерживая негнущимися пальцами клавишу трубки. Диспетчер принял информацию и отбился. Антон включил чайник, решив согреться хорошенько и покумекать спокойно, в поисках выхода из сложившейся ситуации. Подходя к столу, случайно глянул на градусник за окном и не поверил своим глазам – красного столбика на шкале вообще не было. Спирт почти весь ужался в булавочную каплю, висевшую на два сантиметра ниже отметки в пятьдесят один градус.
Не мешкая, отыскал в своем шкафу вязаный «намордник» с прорезью для глаз, достал вторую пару теплого белья, свитер и тещины толстые вязаные носки. Затем, прихлебывая обжигающий кипяток, минут десять крутил в голове возможные варианты решения возникшей задачи.
«Самое верное, конечно, откупорить на цистерне верхний люк и начерпать горючее ведром на веревке. Таким способом можно без особой спешки заправить оба бака. Но ведь замучаешься мотыляться туда-сюда по вертикальной лестнице, еще навернешься с верхотуры вниз головой, чего доброго. Лучше трубу чем-нибудь отогреть, только вот чем? Была бы передвижная паровая установка… или специальный электрокабель нагревательный. Если бы, да кабы! Ну, а самое простое – это плюнуть на все, затопить печку в бане и греться, пока подмога не приедет. Только, как-то будет это… неправильно, что ли».
Антон обул валенки, натянул на голову шерстяной чулок и, не теряя больше времени, отправился снова к электростанциям. Захватил ведро, веревку и гаечные ключи и взобрался по тоннельной металлической лестнице на покатую крышу цистерны. Привесил на ограждение переноску и уселся верхом на стальную круглую крышку, принайтованную четыремя болтами к бортику наливного горла. На отвинчивание каждой гайки ушло по пять минут. Резьба проржавела, и на ключ приходилось налегать всем телом, что оказалось даже полезным, – помогало мерзнуть не так сильно.
Последнее соединение Антон не стал раскручивать до конца, а просто сдвинул крышку в сторону. В нос ударил резкий запах нефтепродуктов. «Намордник» весь покрылся слоем инея и примерзал к губам и носу, пальцы на руках отказывались сгибаться, но Антон пересилил себя и сумел таки зачерпнуть со дна треть ведра тягучего месива. Кое-как доковыляв до контейнера работающей электростанции, он с огорчением убедился, что солярка не просто загустела на морозе, а смешана с какой-то желеобразной химией, льдом и ржавчиной.
Видимо, запас, залитый еще прошлой зимой и рассчитанный до нового года, с небольшим довеском, все же подошел к концу. Отстой, собравшийся на дне емкости, назвать топливом можно было лишь с большой натяжкой, да и то только в горячем виде. Оставался один выход – запалить костер, нагреть огнем и трубу и емкость, – тогда можно продержаться на этой дряни еще сутки или дольше.
За час Антон натаскал из бани сухих дров, каждый раз забегая в теплый контейнер, чтобы немного согреться, и разложил их небольшими кучками под топливопроводом и цистерной.
И тут дизель заглох.
Тишина снова зазвенела в ушах. Антон в кромешной темноте отыскал оттаявшее в тепле ведро, плеснул в нескольких местах на дровяную укладку и лихорадочно начал искать по карманам робы коробок спичек. Голая кисть руки на воздухе тут же превратилась в клешню, и пальцы кое-как захватили щепоть рассыпающихся древесных палочек. Огонь нехотя перебрался со спичечных головок на мокрые от соляры поленья и завел свою первобытную пляску, брызгая искрами и черной копотью прямо в лицо Антону.
«Вот и славно, пошло дело, – радостно бормотал про себя Антон, не чуя под собой ног. – Сейчас пойду, растоплю баньку, согреюсь хорошенько, а потом можно будет и дизель снова запустить и скважину, и все будет в порядке».
Не отрывая завороженного взгляда от яркого рыжего пламени, он уселся на перевернутое ведро, упрятал руки в меховых рукавицах под тулуп и, сгорбившись, так и замер на месте. Ему казалось, что мороз отвалился куда-то за черту темноты, и тепло, выливаясь из костра ласковыми мягкими волнами, подкатило к ступням и взбирается выше и выше, обволакивая и согревая уставшее тело, вглубь до самой озябшей души…

Седиков тоже проснулся рано, по старой деревенской привычке – подниматься ни свет, ни заря и подтапливать остывшую за ночь печку двумя-тремя полешками, пока воздух в избе не переставал вышибать пар изо рта. Первым делом он зажег свечу, прилепленную к самодельной стеклянной полочке на стене, прикурил от нее беломорину, откашлялся надсадно, почесывая свалявшуюся бороду, и, шаркая стоптанными валенками по некрашеным половицам, вышел в сени. Собаки, свернувшиеся в клубок у стены, навострили уши на его шаги, но голов не подняли.
Старик вышел на крыльцо, потянул ноздрями обжигающий льдистый воздух, прикидывая температуру, разворошил под снегом высокую поленницу за перилами и поскорее вернулся в дом. Подкинул сразу пяток чурочек, приоткрыл заслонку в трубе, нашарил рукой лавку у окна и прислушался, как загудел огонь в топке, разбрасывая во тьму раннего утра дрожащие оранжевые блики. Долго так сидел старик, задумчиво глядя на стылые звезды за мутным стеклом, ждал, пока закипит наполненный с вечера чайник. Первым делом плеснул кипятку в собачью миску, чтоб размокли заскорузлые хлебные корки, бросил туда же тоненькие косточки куропатки, оставшиеся от ужина, и потом только залил водой заварник.
Собаки, учуяв распаренный дух из миски, встретили хозяина на пороге радостным визгом. Особо старался подластиться кудлатый щенок, приблудившийся в июне от нефтяников и вымахавший за полгода в настоящего теленка-волкодава, но бывший до сих пор бестолковым и добрым увальнем. Седиков поставил чашку на пол в сенях, а сам снова вышел на крыльцо. Посмотрел внимательно в черное небо, прислушался к затаившейся вокруг тишине, ощущая неясную тревогу в душе.
«Как-то там пацаны на скважине? – подумалось ему. – Мороз, однако, крепкий, как бы не случилось чего».
Тут в его беспокойство «подлил масла» еще и щенок. Отвалившись разом от миски, ни с того, ни с сего, пес выбежал из сеней на улицу и, задрав нос к серебристой луне, запричитал тонким тоскливым воем. Старик не стал больше раздумывать, вернулся в дом, насдевал на себя всего, что нашел из теплой одежды, прихватил в рюкзак бутылку самогона, ружье, широкие охотничьи лыжи и вышел на хрустящий рассыпчатый снег. Собаки пустились за ним вдогонку, обогнали прыжками, проваливаясь на первозданной белой целине по самые хвосты, и унеслись по тропинке-улице между заброшенными нежилыми балкáми и вагончиками, черными провалами окон провожающими одинокую человеческую фигуру.
В лесу, изредка поглядывая на алмазные россыпи звезд над головой, Седиков привычно размерил шаги и дыхание и неторопливо, чтобы не застудить легкие, но не останавливаясь ни на минуту, заскользил по сугробам между призрачными тенями деревьев. Собаки оставили игры, почуяв тревогу хозяина и мертвую стылость окружающей тьмы, и беззвучно бежали рядом, след в след, склонив заиндевевшие морды к самой поверхности снежного покрывала.
За три километра до обжитого островка нефтяников старик немного ускорил шаг, тщетно пытаясь уловить в смерзшейся ватным комом тишине отзвук работающего дизеля. На Антона его вывели собаки, снова умчавшиеся вперед на подходе к человеческому жилью и громким лаем привлекшие внимание хозяина к неподвижной черной фигуре, освещенной неярким пламенем затухающего костра.
Седиков сходу сгреб в охапку одеревеневшее тело парня, развернулся и, с хрипом втягивая сквозь зубы обжигающий горло воздух, потащил его прямиком в холодную баню. Осторожно опустил Антона на полок и тут же вернулся за тлеющей головешкой, которой распалил заправленную сухими поленьями печку. После, не давая себе роздыху, непослушными руками скорей раздел его до трусов, и начал растирать ноги и кисти рук поочередно снегом и самогонкой. А когда Антон наконец очнулся и замигал глазами, пытаясь разглядеть в темноте своего спасителя, Седиков влил ему в рот несколько глотков первача и приложился к бутылке сам, зажевав спиртное подтаявшими сосульками с усов.
– Ну что, оклемался, паря, дырявый ты насос?! – старик рассмеялся скрипуче, но тут же зашелся в кашле, отдышался немного и потянул губами папиросу из мятой пачки. – Лежи, давай, герой хренов, руки-ноги лишние у тебя, наверно?
Антон ничего не ответил, облизал потрескавшиеся губы и взглядом тоже попросил закурить.
В маленьком окошке начинал сереть рассвет. Печь быстро прогорела, не успев толком разогреть стыстылое помещение парной из-за открытой в предбанник двери, что Седиков сделал специально, не давая подмерзшему Антону согреваться слишком быстро. Сам старик уже давно дрожал от холода, но, в беспокойстве за чужую жизнь, не замечал этого. Докурив, он вышел на улицу за дровами, а нашел только три полешка, которые Антон уронил ночью возле тропинки в сугроб.
Седиков пошуровал кочергой малиновые угли в топке, подбросил оставшиеся чурочки и, прихватив в предбаннике ножовку, отправился за сухостоем в лес. Собаки неотступно следовали за ним.
Подходящее дерево старик углядел только в километре от жилья. Начал пилить звонкую стеклянную древесину, не отдышавшись толком от спорой, не по годам, ходьбы по сугробам, да так и замер, упав вдруг на колени и привалившись головой к березовому стволу. Левую половину груди обожгло внезапной болью, в глазах потемнело, и не было никаких сил вздохнуть. Собаки обеспокоено запрыгали вокруг хозяина, звонким лаем призывая его обернуться, но он так и не пошевелился больше.

Антон лежал на полкé, прислушивался с радостью к нестерпимо ноющим ступням и пальцам рук, и заснул под пульсирующие толчки боли, которые кровь разгоняла по всему телу вместе с волнами живительного тепла. Мирно похрапывающим сквозь почерневшие ноздри, с вымученной улыбкой-гримасой на покрытых коркой губах, его и нашли прибывшие на ГТТ сослуживцы и Игорь.
А тело Седикова отыскали через час, по глубоким следам в снегу, услыхав далекий вой собак…

Моложавый олигарх вальяжной походкой прошел в кабинет президента нефтяной компании, своего ставленника и лучшего друга, неслышно ступая по пробковому воровскому полу, уютно устроился в черном зеве кресла для посетителей и придвинул к себе листок с колонками цифр. Следом за ним вошла секретарша, аккуратно составила с подноса две микроскопические чашечки черного кофе, приоткрыла жалюзи на окне и удалилась, отточено покачивая крутыми бедрами. Хозяин кабинета, отхлебнув глоток ароматного напитка, выпростал из-за стола свое округлое сытое тело и начал кататься по периметру бильярдным шаром, молча ожидая реакции своего гостя.
– Где моя нефть? – олигарх был немногословен.
– Проблемы возникли небольшие, – глазки закадычного корешка забегали по сторонам, но отмалчиваться было не с руки. – По всей Сибири морозы стоят под шестьдесят градусов, а тут еще энергетики помогли, несколько раз мигнули линией 500 киловольт, от которой все наши месторождения питаются. В итоге заморозили несколько сотен скважин.
– Чихать я хотел на морозы, у нас в Москве тоже холодно и в Лондоне вон опять туман. Ты лучше скажи, кто мне вернет деньги, которые я каждый день теряю?! – нефтяного магната прорвало. – Десять тысяч тонн в сутки корова языком слизнула и продолжает слизывать. Какая сегодня цена на бирже?
– Шестьдесят пять долларов баррель, за тонну получается около четырех сотен. Итого, за сутки…
– Считать я и сам умею, грамотный. Звони генеральному и главному инженеру, пусть быстро разбираются со своими безмозглыми идиотами, которые не могут нормально работу организовать. Чтоб добычу восстановили за неделю!
– Хорошо, не беспокойся, – президент мелко переступил на месте, собираясь вернуться за стол, но приостановился еще на пару слов. – Там на промысле один парень обморозился сильно, и бомж местный замерз насмерть, что его спас.
– Тебя это волнует?! – удивленно вскинул брови олигарх и скучающе почесал начинавшее круглиться под рубашкой брюшко.
– Нет.
– Ну и не забивай мне голову лишней дребеденью. Садись, поработай немного, и двинем на самолет. Завтра же игра с «Арсеналом», или ты забыл?…