Парус чертит небо красным. Пляж — синяя плоскость песка. Море — яблочные отливы переменности. Сорок пять волн как размер. От причала до пристани, сорок пять шагов. Кто мерял жизнь пустынями? Возможно есть ответ, который не получат. Где? Где и невозможно ли, если правда.
Седеющий обморок заката. Молочные сумерки бессонницы. Лежу, ожидая, что будет. Зачем идти куда-то, спать, закрывая глаза, опять и снова просыпаться, на рассвете отбоя. От боя часов за парусом, за красным, за солцем на палубе, за штурвалом, который колесо, крутится, отсчитывая сорок пять часов до заката.
Лежу, думаю, мыслей нет, как и времени, но есть свобода, как покой, покой от жизни вечной и преходящей, как исход без выхода, как ответ без отрицания, как уже, когда нет решения, когда. Лежу, впитываю сорок пять волн мелким бисером по брущатому песку дождем, каплями совести и смеха. Весело жить, слушая. Музыка, тонкое сито, сорок пять звуков до ответа. Сорок пять струн у палача и одна для меня, время. Музыка мягко кусает уши, льет яблочный уксус в губы, вода соленая как море, ее отец, нет матери смерти, если музыка, которая не даст спать.
Лежу, мерно плещется пламя в камине воспоминаний, сорок пять лет не помню дня рождения века, в котором живу сорок пять раз, реинкарнируясь в пространство, сорок пять соток у пляжа континета, которого не будет на карте, когда я проснусь через сорок пять минут, узнав.
Лежу, трудно петь стоя, погребенной в песке по плечи соленой воды, полное море не будет пресным для жизни, как жизнь которая здесь останется на сорок пять секунд, еще. И восходит.