Волчица


Волчица

Опытная разведчица, 26-летняя Инна, по оперативному псевдониму – «Волчица», уже в шестой раз вылетала на территорию, оккупированную врагом. Но такое серьёзное задание она выполняла впервые.

Так об этом рассказывал учебник истории много лет спустя:

«…Ставка Верховного Главнокомандования назначила день и час решающего контрнаступления силами Первого и Второго Западных фронтов. Одновременно рассредоточенные в лесах партизаны должны были нанести удар по тыловым железным дорогам противника, сковав его резервы. Успех операции во многом зависел от внезапности и согласованности действий партизанских отрядов, управляемых с единого командного пункта…»

Там, на командном пункте, скрытом в гуще лесов, и должна была находиться Инна, поддерживая радиосвязь между отрядами.

Глухой дождливой августовской ночью маленький самолёт пересёк линию фронта. Час спустя Инна шагнула в непроглядную черноту открывшегося люка. Её ждали, на лесной поляне горели три костра. Инна мягко приземлилась точно в центре огненного треугольника. Она едва успела отстегнуть парашют. Несколько тёмных фигур приблизились и внезапно бросились на Инну, выкручивая ей руки, вырывая ампулу с ядом из воротника комбинезона. Инна растерялась на мгновение, но натренированное тело действовало само. Она резко отшатнулась назад, ударила коленом в пах одного из нападавших и вырвала из захвата правую руку. Выхватив пистолет из нагрудной кобуры, Инна выстрелила несколько раз, не целясь, назад и в сторону. Она услышала стонущие вскрики, и хватка её противников разжалась. Инна повернулась, прыгнула через падающее тело и побежала между двух костров. Пламя ослепляло её. Короткая автоматная очередь разбила лодыжки, земля вывернулась из-под ног и больно ударила в висок…

… Инна пришла в себя, но не торопилась открывать глаза. Первое чувство — тошнота и тупая мозжащая боль в раздробленных ногах. Тупая… значит, раны обработали и забинтовали, вероятно, вкололи обезболивающее… Не тепло и не холодно, ветра нет… не на открытом воздухе, в помещении… Запах табачного дыма… сигареты… Звук шагов, приглушённое покашливание… она не одна. Медленно напрягая мускулы, Инна прислушивалась к своим ощущениям. Она сидела, в странной напряжённой позе, на чём-то жёстком, всё тело было сдавлено твёрдыми острыми гранями.

— Ну, что с ней? – голос на чужом языке…

Как будто пчела ужалила в шею. Тёплая мягкая рука коснулась лица. Инна открыла глаза. Над ней склонился пожилой мужчина, в пенсне, в белом докторском халате. Он держал шприц в правой руке и левой ощупывал её лицо.

— Она в порядке, — произнёс он и отступил.

Инна смотрела вперёд. Она сидела в жёстком деревянном кресле, вплотную придвинутом к большому металлическому столу, так что её живот был прижат к кромке стола. Руки вытянуты вперёд, кисти зажаты в тиски, привинченные к столу. Голова и шея скованы тоже, Инна могла только двигать глазами. Она огляделась, насколько это было возможно, и увидела часть небольшой комнаты со сводчатым потолком и неоштукатуренными кирпичными стенами, железную дверь с электрической лампочкой над ней и деревянную скамейку около двери. Двое молодых парней в чёрных кожаных комбинезонах сидели на скамейке. Они курили и с любопытством разглядывали Инну.

Седой остролицый человек в форме полковника подошёл сзади и сел за стол напротив Инны. Он внимательно посмотрел ей в глаза.

— Вам больно? — спросил полковник. Он говорил на её языке, медленно и чётко выговаривая каждое слово. — Мои ребята грубо обошлись с вами. Но и вы застрелили насмерть двоих из них…

Инна молчала.

— Впрочем, как я знаю, вы в совершенстве владеете нашим языком, не правда ли? — продолжал полковник. Он помедлил несколько секунд и заговорил на своём языке, но всё так же медленно и чётко:

— Да, я знаю о вас всё. Как вы понимаете, я знал место и время вашего приземления. Я знаю, что вы офицер разведки, и ваш оперативный псевдоним – «Волчица». Я знаю, что ваше задание — координация нападения на железные дороги, которые обороняет мой полк. Я знаю, что вы радиоинструктор, и держите таблицу частот радиообмена в вашей красивой головке. Это всё, что мне нужно от вас, назовите их. Всего несколько десятков цифр, мы проверим их,… и всё будет в порядке. Мы вылечим вас, и вы будете жить. Я гарантирую вам вполне комфортабельное содержание в плену. Вы даже сможете послать письмо вашей маме и вашей маленькой дочурке… Дашеньке. Пожалуйста, не упрямьтесь, Инна…

Инна вздрогнула и опустила глаза. Никто здесь не имел права называть её настоящим именем. И только два человека во всём мире знали имя её трехмесячной дочери. Беременность была для Инны серьёзным нарушением дисциплины, но ей так хотелось ребёнка… Инна смогла обмануть медкомиссию и избежать аборта. Она скрывала своё состояние до последнего момента, беспощадно стягиваясь ремнями. Уже на восьмом месяце беременности она вылетела в тыл врага на очередное задание и родила дочку в одиночестве на строго засекреченном пункте радиообмена. При возвращении на Большую Землю Инна взяла девочку с собой, придумав наспех довольно невероятную историю — как она нашла живого ребёнка в деревне, сожжённой карателями. Впрочем, никто и не пытался копаться в этом. Отправляясь на задание, Инна оставила Дашеньку у своей матери, в деревне. Да, только два человека знали об этом, её мать и…

— Да, — полковник кивнул. — Серж… Он передаёт вам привет и надеется скоро встретиться с вами. Несколько дней назад он сидел в этом кресле, и мы разговаривали.

Инна стиснула зубы. Серж, радист одного из партизанских отрядов, был её любовником и отцом Дашеньки. Они встретились год назад в тылу врага, всего несколько дней продолжалась их незаконная и неуставная отчаянная любовь. Потом война разлучила их, но, нарушая все инструкции, Инна и Серж иногда обменивались краткими шифрованными сообщениями. Наконец, им повезло, на этот раз они должны были встретиться …

…Значит, Серж попался и рассказал им всё. На мгновение отчаяние овладело Инной. Случилось наихудшее, её предали и заманили в ловушку. Потом отчаяние сменилось холодной яростью.

«Ну что ж, ты заплатишь за свою слабость,… ты не имела права ни на что человеческое, Волчица. Это конец, но ещё есть за что побороться…»

Инна взглянула в лицо полковнику.

— Вы знаете мало, — усмехнулась она презрительно. — И никогда не узнаете больше.

Полковник нахмурился.

— Я узнаю всё, что мне нужно. У меня хорошие помощники, — он кивнул на парней в чёрном. — Они умеют спрашивать. Нынешняя боль покажется тебе удовольствием…

— Попробуйте…- Инна прикрыла глаза.

Полковник поднялся и взглянул на своих помощников. Они тоже встали и вытянулись перед ним.

— Позвоните мне, когда она начнет говорить. Делайте всё, что нужно, но она должна остаться живой. Доктор, — он повернулся к человеку в белом, — вы отвечаете за это. И, пожалуйста, пока не повреждайте ей лицо. Возможно, нам придётся его использовать.

Он вышел, и тяжёлая железная дверь захлопнулась с лязгом. Два палача подошли к Инне… Первый укус боли…

… Ей медленно вырывали ногти клещами, разбивали молотком фаланги пальцев. Инна хрипло рычала и выкрикивала грязные солдатские ругательства в лицо мучителям. Её руки превратились в кровавое месиво с торчащими обломками костей. Стальными прутьями ей раздробили предплечья и локти. Палачи освободили изуродованные кисти Инны из тисков и вывернули ей плечи, разрывая связки и мускулы. Искалеченные руки бессильно повисли.

Палачи сделали краткий перерыв. Инна смотрела сквозь опущенные ресницы, как они ели бутерброды и пили кофе за столом, забрызганным её кровью.

«Интересно, сколько времени прошло после моего приземления?» думала она. «В Центре поймут, что я пропала, если я не выйду на связь в течение двенадцати часов. Тогда они заменят таблицу частот, и я стану бесполезной для этих ублюдков. Ещё несколько часов надо прожить, …это легко, я должна молчать, ничего больше…»

— Однако, мы невежи, — проворчал один из палачей. — Мы забыли развлекать нашу гостью…

Он плеснул кипятком на голую грудь Инны. Обваренная кожа лопнула и повисла красными лоскутьями. Инна вздрогнула и скрипнула зубами, но смолчала. Мужчины рассмеялись.

— Не нравится? Это была только щекотка. Говори, сука, или мы будем жарить тебя…

Они откатили кресло от стола. Паяльной лампой они жгли Инне груди и живот. Отвратительная вонь палёного мяса наполнила комнату. Инна остановила взгляд на электрической лампочке, стиснула зубы, сдерживая рвущийся из горла звериный вой. Перед глазами плыли красно-чёрные круги, среди них она различала лицо Сержа. Даже сейчас Инна не чувствовала к нему ненависти, скорее это было похоже на жалость.

«Разве ты мог бы вынести это? Мальчик мой,… но зачем ты сказал им о нашем ребёнке?»

Боль захлестывала Инну с головой, она теряла сознание, но её приводили в чувство холодной водой и инъекциями. Сердце Инны бешено колотилось. Наконец, палачи остановились по требованию доктора. Они сняли стальные зажимы, прижимавшие к спинке кресла шею и голову Инны. Истерзанное женское тело обмякло в кресле, Инна тяжело, с хрипом дышала. Всегда она любила своё сильное и красивое тело, но теперь оно было ненавистно, как источник мучений.

«Почему я такая сильная? Столько боли,… и всё жива…»

Инна услышала лязг двери, устало подняла глаза и увидела вошедшего полковника.

— Ну и чего вы добились? — спросил он хмуро.

— Она молчит… — растерянно ответил один из палачей. — Она ведьма…

— Врёшь! — Инна прошипела злобно. — Я простая девочка. Но вашим щенкам не справиться даже со мной. Мне жаль вас, если все ваши солдаты — такие сопляки.

Полковник холодно усмехнулся.

— Не торжествуй, простая девочка. Это ещё не конец. Двигайте её сюда.

Палачи повернули кресло Инны и подкатили его к окну. Они открыли тяжёлые железные ставни. С высоты второго этажа Инна увидела освещённый хмурым туманным рассветом узкий двор, залитый асфальтом и окружённый высокими кирпичными стенами. Напротив окна в ряд у стены стояли женщины, полуодетые, босиком. Растрёпанные волосы падали им на плечи. Очевидно, несчастных вытащили прямо из постелей. Солдаты в касках и чёрных шинелях выстроились шеренгой спиной к окну, прижав к бедру автоматы, наведённые на замерших в ужасе женщин. Механически Инна пересчитала пленниц — двадцать женщин, четверо с младенцами на руках, шесть детей постарше прижались к материнским коленям.

— Сегодня ночью двое моих солдат были убиты, — сухо произнес полковник. — Ты знаешь наши военные законы. Я имею право расстрелять двадцать заложников, если убийца не найден. Сейчас я сделаю это.

— Но вы нашли меня… — прошептала Инна.

— Да, но ты молчишь. Ты можешь спасти их, если ответишь на мой вопрос. Я буду расстреливать их одну за другой, пока ты не начнёшь говорить. У тебя минута на размышление. Пожалей их, если не жалеешь себя.

Инна молчала.

Минута прошла. Полковник вздохнул.

— Так начнём…

Палачи открыли оконные рамы и подкатили кресло Инны вплотную к окну. Они отступили назад и погасили лампочку над дверью. Испуганные женщины уставились на Инну. Высокий подоконник скрывал искалеченное тело Инны, они видели только её лицо, бледное, но неповреждённое. Полковник стал рядом с Инной и вынул из кобуры длинноствольный автоматический пистолет.

— Смотри, Волчица. Это ты убиваешь их… Кто будет первой? Смотри-ка, и эта змея, учительница, здесь…

Да, учительница выделялась среди заложниц – полная, круглолицая женщина лет пятидесяти, коротко подстриженные чёрные с проседью волосы, большие металлические очки — плюсовые линзы увеличивали глаза, они казались удивлёнными. В отличие от других, видимо, ей дали время одеться — строгий, слегка поношенный тёмно-синий костюм, белый тонкий свитер…. Учительница увидела направленный на неё пистолет, коротко вскрикнула, прикрываясь протянутой вперёд ладонью. Сухо щёлкнул выстрел. Очки учительницы разлетелись стеклянными брызгами, окровавленное лицо запрокинулось, убитая наповал, она мягко осела, повалилась на бок. Стоявшие рядом женщины отшатнулись в ужасе, пронзительно взвизгнули.

— Ты видишь, я не шучу… — процедил полковник сквозь зубы. — Я буду давать тебе минуту на размышление перед каждым выстрелом. Думай, Волчица…

Инна дрожала от ужаса. Да, этот убийца не шутил, и его жертвы были обречены. Что делать? Пытки не заставили её плакать, но теперь слёзы отчаяния катились по щекам.

«Я не могу ответить…Это невозможно… тысячи наших товарищей погибнут,… я должна умереть немедленно… проклятое сердце, почему я не могу остановить его…»

Минута… и негромкий щелчок второго выстрела… Прижимаясь к стене, рядом стояли две девушки в белых ночных рубашках. Старшая, кареглазая шатенка, обнимала худенькую блондинку и шептала что-то ей на ухо, как будто пытаясь успокоить смертельно испуганную дрожащую подругу… или сестру? Пуля ударила старшую в горло, разорвав трахею и сонную артерию. Ярко-красная кровь брызнула на лицо её подруги. Раненую отбросило назад, она медленно сползала по стене, судорожно хватаясь за разорванное горло. Глаза девушки выкатились, лицо посинело от удушья, кровь хлестала между пальцев, растекаясь на камнях. Блондинка, обезумевшая от ужаса, повернулась и бросилась к солдатам с пронзительным криком. Автоматная очередь хлестнула её поперёк груди, девушка всплеснула руками и упала ничком, уткнувшись лицом в асфальт.

Женщины, парализованные ужасом, ничего не понимая, смотрели на убийцу. Слёзы ослепляли Инну, но не было сил отвести глаза.

— Как ты, Волчица? — она услышала голос полковника. — Может, хочешь сказать что-нибудь? Нет? Так смотри дальше…

Он размышлял несколько секунд, подняв ствол пистолета. В жуткой тишине вдруг раздался громкий детский плач. Проснулся младенец на руках одной из заложниц. Совсем юная, тоненькая чернобровая смуглянка, босоногая, в белой блузке и длинной синей юбке,… как и все, она стояла неподвижно, оцепенев от страха, но, услышав крик ребёнка, привычным движением расстегнула блузку и приложила его к левой груди. Младенец умолк, и лицо женщины словно оттаяло, доверчивое прикосновение маленького тёплого тельца прогнало страх, мать ласково улыбнулась, глядя на ребёнка. Таким обычным, домашним движением, правой рукой она откинула назад вьющиеся чёрные локоны, упавшие ей на лоб из-под белой косынки, потрепала младенца по щёчке, негромко говоря с ним, на понятном лишь им двоим языке. Молодая мать не видела, как медленно опустился направленный на неё пистолет…

Инна смотрела в лицо обречённой. Сама ещё девчонка, сколько ей — восемнадцать, от силы девятнадцать? Чья-то дочка, чья-то любимая… Для этого крохотного живого комочка – мама, весь его мир. Вот она улыбается первенцу, забыла обо всём, кажется бессмертной, как сама святая материнская любовь,… всемогущая, дарительница жизни, и такая беззащитная под этим наведенным на неё стволом, перед тупым обрубком свинца…

Одно только слово, и она будет спасена,… Инна мучительно стонала, до хруста стискивая зубы. Молчать…

Выстрел… Тонкая струйка крови брызнула из маленькой круглой ранки в материнской груди на сантиметр выше головы ребёнка. Короткий, жалобный, почти детский вскрик… женщина пошатнулась, вскинула голову. Искажённое болью, мгновенно побелевшее как мел лицо – распахнутые, как в изумлении, огромные чёрные глаза, приоткрытый рот, пухлые вздрагивающие губы… Девочка лет двенадцати, в белой майке и трусиках, с двумя тонкими русыми косичками, перекинутыми на грудь, вскрикнула и бросилась вперёд — успела подхватить ребёнка, падающего из рук убитой, неумело прижала к груди. Ребёнок снова пронзительно закричал. Ещё бесконечную секунду отчаянно боролась со смертью его расстрелянная юная мама – стояла, колеблясь, прижав к груди стиснутые кулачки, мягко переступая босыми ногами,… сломилась в коленях, рухнула навзничь, как срубленная молодая берёзка, раскинула тонкие смуглые руки. Из расстёгнутой блузки выпала маленькая тугая грудь, молоко сочилось, капало на асфальт. Ребёнок кричал и бился в руках девочки. Она стояла спиной к окну, безумным взглядом обводя лица взрослых. Полковник посмотрел на Инну… Выстрел… в худенькую, дочерна загорелую спину девочки, между вздрагивающих острых лопаток. На миг взметнулись в воздух светлые косички. Сражённые одной пулей навылет, упали дети. Крик младенца оборвался. Девочка свернулась комочком на асфальте, всё ещё прижимая его к груди.

— Ты не пожалела их, — вздохнул полковник, – хотя ты тоже мать… Готов поспорить, сейчас ты вспоминаешь свою Дашеньку… Жалко, что она не здесь, правда?

Инна повернула голову и взглянула на него с яростью.

— Грязный палач…- прохрипела она. – Это бесполезно. Я буду молчать…

Усилием воли Инна закрыла глаза, решив больше не открывать их до самой смерти – всё равно лица заложниц были перед ней, и сквозь закрытые веки страшнее раскалённого железа жгли эти умоляющие взгляды…

«Вечная память погибшим за Родину,… а кто вспомнит их? Невинные жертвы,… твои жертвы, Волчица… нет тебе прощения, будь проклята…»

Удары пульса отсчитывали секунды, последние мгновения чьей-то жизни. Минута, …две, но выстрела не было. Рука в тонкой кожаной перчатке коснулась мокрой щеки Инны, и она открыла глаза снова. Полковник стоял перед ней. Инна хотела вцепиться зубами в его руку, но что-то в глазах полковника остановило её.

— Да, ты права, — сказал он тихо. — Они невиновны. Моя жена и две мои внучки были невиновны тоже. Их заживо похоронило под развалинами,…ночная бомбёжка. Моя дочь слышала их крики из-под кирпичей. Она сошла с ума. Я мечтаю о мести, я хотел бы встретить моих врагов лицом к лицу, но твои лесные друзья умеют только стрелять в спину, они прячутся за женщин…. так что я должен делать? И ты права ещё раз. Это бесполезно. Я знаю, что ты будешь молчать, даже если я сдеру кожу с твоего ребёнка у тебя на глазах. Я выполняю свой долг, так же как и ты. Но ты героиня, а я грязный палач? Хорошо…

Полковник повернулся к окну и крикнул:

— Внимание!

Полные ужаса глаза заложниц уставились на него. Он улыбнулся и продолжал:

— Уважаемые дамы, сегодня ночью мы поймали эту шпионку, Волчицу. Она упрямилась вначале, но потом согласилась помогать нам, чтобы спасти свою жизнь. Она показала мне своих помощников среди вас. Теперь мы покончили с нашими врагами, и всё в порядке. Вы пойдёте домой через минуту.

Женщины стояли неподвижно, боясь перевести дыхание. Полковник наклонился над Инной.

— Это твой последний шанс, — прошептал он. — Можешь крикнуть, что я неправ. Но тогда сразу же отвечай на мой вопрос, иначе, клянусь, я расстреляю всех этих кошек, а потом поджарю их котят. Или молчи дальше, и я отпущу их. Все узнают о твоём предательстве. Думай, Волчица…

— Я согласна,… я молчу… — Инна простонала тихо. — Отпусти их…

Инна встретила взгляд одной из женщин, высокой белокурой красавицы. Две маленькие девочки в коротких ночных рубашонках прижимались к её коленям, плакали и дрожали. Видимо, молодая и сильная женщина отчаянно сопротивлялась, когда её схватили – её голубая ночная сорочка была изорвана в клочья, обнажая кровоподтёки и царапины. Длинные распущенные волосы женщины упали вниз, закрывая обнажённые груди. Мать стояла босая, опустив глаза и положив руки на головы малышек, при каждом выстреле она вздрагивала и теснее прижимала детей к себе, инстинктивно пытаясь отодвинуть их назад, прикрыть своим телом. Услышав слова полковника, женщина подняла голову и взглянула в окно. На мгновение её лицо осветилось надеждой на спасение. Потом она посмотрела на Инну. Сильные рабочие руки матери соскользнули с головёнок детей, сжались в кулаки, так что напряглись синие жилы и побелели костяшки пальцев, взгляд её больших тёмно-серых глаз обжёг такой ненавистью и отвращением, что Инна содрогнулась. Полковник заметил это. Он отступил назад.

— Это будет полезно…- проворчал он. Выстрел раздался над плечом Инны.

— Гадина… — простонала сероглазая красавица, схватившись за живот.

Тёмная комната была плохо видна с освещённого рассветом двора, и всем показалось, что стреляла сама Инна. Раненая женщина ступила вперёд, споткнулась, упала на колени. Её девочки пронзительно вскрикнули. Мать резко выгнулась и опрокинулась на спину. Она корчилась в страшных судорогах, хрипела и билась головой об асфальт. Лужа крови быстро растекалась вокруг.

— Почему ты убил её, сволочь? — тихо вскрикнула Инна. – Я согласилась…

— Это последний штрих, — сухо ответил полковник. — Эти дети запомнят смерть своей мамы навсегда. И навсегда запомнят тебя, предателя и убийцу…

Женщина перестала биться и лежала в луже крови, бессильно уронив руки. Она была ещё жива, вздрагивала и судорожно хватала воздух открытым ртом. Девочки бросились к матери и упали ей на грудь.

— Мама! — отчаянно вскрикнула одна из них. — Тебе больно? Помогите!

— Убили вашу маму…- хрипела умирающая. Она запрокинула голову, кровь брызнула из её рта.

— Добей её, свинья… — прошептала Инна. — И меня тоже…

— Если ты просишь,… пожалуйста, — улыбнулся полковник. — Помогите ей! — крикнул он.

Солдат шагнул к лежащей женщине. Пинком отшвырнув плачущих детей и наступив на грудь матери, он выстрелил короткой очередью в её открытый в муке, жарко дышащий окровавленный рот. Женщина вытянулась в длинной судороге и неподвижно распростёрлась на камнях. В луже материнской крови лежали малышки, они потеряли сознание от ужаса, но казались расстрелянными тоже.

Полковник усмехнулся:

— Теперь всё. Я благодарю вас, Волчица. Уважаемые дамы, приношу вам извинения за причинённые неудобства. Вы свободны. Пожалуйста, идите домой!

Солдаты отступили назад. Женщины бросились к воротам, но две из них остановились на мгновение, подхватили и унесли детей расстрелянной. Минуту спустя двор опустел. Только мёртвые тела остались лежать на влажном асфальте. Лужи крови отблёскивали в лучах рассвета.

Палачи откатили кресло Инны от окна, зажгли лампочку над дверью и закрыли оконные рамы и ставни. Инна невидяще смотрела вниз. Даже её боль ушла куда-то. Она чувствовала только страшный холод и пустоту.

«Да, это всё…Я уже больше чем мертва…»

Полковник подошёл и несколько секунд молча смотрел на Инну.

— Ты знаешь, что поседела? — спросил он. — Моя дочь тоже поседела у меня на глазах… Прощай, Волчица. Ты была глупой,… но смелой. И это последнее хорошее слово, сказанное о тебе…

Кулаком в кожаной перчатке он коротко ударил Инну в лицо. Кости её носа хрустнули.

Полковник повернулся к своим помощникам.

— Волчица больше не нужна мне. Можете рвать её, щенки. Наслаждайтесь,…хотя вы не заслужили этого сегодня. И не забудьте прибрать всё.

Он вышел, и железная дверь лязгнула.

Разозлённые палачи медленно убивали Инну. Инна молчала. Её глаза были закрыты, пока их не вырвали. Она была ещё жива, когда Центр сообщил о её провале и приказал сменить частоты радиообмена. Только вечером сердце Инны остановилось. Ночью её тело сожгли в паровозной топке.

Две недели спустя объединённые отряды партизан атаковали железные дороги. Мечта полковника осуществилась. Лицом к лицу он встретил своих врагов и был убит в бою. Его помощников-палачей вздёрнули на виселицу без лишних расспросов. Партизаны освободили Сержа, и он рассказал, что Инна перешла на сторону врага и предала его. Пятнадцать свидетелей подтвердили его слова. Все видели невинных женщин и детей, расстрелянных по доносу Волчицы. Страшнее всяких слов было молчание потерявшей речь шестилетней девочки, на глазах которой эта тварь зверски убила маму – уже когда их освободили, разрешили идти, ни за что, за один смелый взгляд. Вторая сестрёнка не пережила шока…

После доклада Сержа мать Инны была арестована. На первом же допросе старая женщина умерла, как записано в протоколе, от сердечного приступа. Дочери Инны дали другую фамилию и отправили в детдом. Больше о ней ничего не известно.

Трибунал приговорил Инну заочно к повешению за измену и военные преступления. Приговор не имеет срока давности и находится в силе сегодня.

Серж часто приводит этот пример, рассказывая молодёжи о войне.

0 комментариев

  1. ella_olha

    Мария, сильно, страшно, жутко… Так больно, что ком стоит под самым горлом, а сердце сжимают железные тиски…
    Даже, если это вымышленная история, я думаю, что такие случаи в жизни были. Вечная память всем тем, кто стоял насмерть.
    Страшно другое, очень страшно: уйти в забвение, быть оклеветанным, забытым Родиной, ради которой приянял нечеловеческие муки, обрёк на смерть и страдание близких.
    Меня очень беспокоит то, что человек ради Родины идёт на смерть, а Родина безразлична к судьбам своих героев. Стоит ли идти на такие жертвы?… Спасибо Вам. С уважением Элла.

Добавить комментарий