Арбатский Элвис

Это письмо появилось у меня случайно. Ну или почти, тут уж трудно сказать. В нашей жизни вообще очень часто все решает Его Величество случай, так уж повелось. В то утро этот господин Случай постучался в мой дом, одетый в дорогой смокинг и дымящий толстой сигарой, и сказал: «Парень, очнись, я даю тебе шанс!»
Ну, это если говорить образно.
Итак, было прохладное осеннее утро. После завтрака по давней уже традиции я решил проверить свою электронную почту, и нашел в ящике письмо, которое затем перевернуло всю мою жизнь. Только сейчас, глядя свысока на прошлое, я понимаю, что, может, лучше было вообще его уничтожить. И жизнь моя пошла в ином русле – хотя не так интересно, как сейчас, зато спокойней. Из-за этого письма я так до сих пор и не сумел создать семью, хотя мне в августе пошел тридцать восьмой год.
Однако я поступил иначе, не стал его удалять, и что уж теперь сокрушаться… Начну по порядку: я с детства был и остаюсь преданным поклонником Элвиса Пресли. Его голос я слышал еще тогда, когда мирно пыхтел и посасывал пальчик, лежа в колыбели. К его песням меня приучил папа. Да и сам отец стал для меня неотделим от Элвиса. Ведь он был не просто его поклонником, а подражал Королю рок-н-ролла во всем, начиная от походки, жестов и заканчивая манерой одеваться. Помню, он даже устраивал концерты в одном из городских клубов – о, это было настоящее представление с песнями и танцами. Подражал он Элвису не очень хорошо, но народу это все равно нравилось. А уж что говорить про отца – он получал несказанное удовольствие, можно сказать, этим и жил. И мама была довольна, ведь доходы от одного такого воскресного выступления были равны половине той суммы, которую отец зарабатывал на основной работе бухгалтера.
Эту любовь, повторюсь, папа привил и мне. Поэтому меня интересовало все, что связано с кумиром. В Интернете я подписался на бесплатную рассылку российского фэн-клуба Элвиса Пресли. И это письмо было как раз от них. Эх, ну почему я его не стер! Ведь мог спокойно это сделать: в этих письмах в последнее время приходила всякая чепуха, типа наконец найдены солнечные очки короля, которые он забыл в гостинице во время съемок фильма в Голливуде. Но тут было нечто другое.
Как сейчас помню: прежде чем открыть письмо, я посмотрел на плакат, висевший над компьютером. Естественно, на нем был изображен Король. Что-то было в его привычном взгляде настораживающего и предупреждающего, раньше я этого не замечал. Но вроде бы все по-прежнему: все та же чарующая улыбка и надпись внизу: «Не грусти! Элвис любит тебя!»
Я открыл письмо. Вверху светилась, подобно вывеске на казино в Лас-Вегасе, цифра 3000000 $ и более мелко: «Эти деньги достанутся тому, кто сумеет найти живого Элвиса Пресли. Вот факты, дорогие друзья, подтверждающие, что Король рок-н-ролла и наш общий кумир не скончался в 1977 году».
Я прочитал это письмо несколько раз подряд. Потом еще раз пробежался глазами. Что могу сказать: факты не очень-то убедительные и довольно старые. Первый из них – это то, что до сих пор на могиле Элвиса стоит неправильное его второе имя: Аарон вместо Арон. Все родственники, включая отца Вернона Пресли, об этом знают, но почему-то не хотят менять надгробную плиту с явной ошибкой. Это говорит о том, что Король, разыгрывая свою смерть для того, чтобы уйти тихонько на покой и спрятаться от славы, из-за суеверия (к тому же он был верующий человек) не захотел, чтобы на псевдомогиле стояло его полное настоящее имя.
Второй факт – тело, найденное в ванной в 1977 году, по освидетельствованию врачей весило 76 килограмм, хотя Элвис в то время был не из худеньких – около 150, об этом тоже все знали. Пресли ревниво относился к своей внешности и попросил указать меньший вес. К тому же у певца был черный пояс по каратэ, однако у тела, лежавшего в гробу, были мягкие пухлые руки без следа мозолей, характерных для каратистов. Более того, во время похорон у покойника чуть не отвалился один из бакенбардов, и парикмахеру пришлось приклеить его попрочнее. Получается, что труп был ряженый или восковой. Через два часа после смерти Элвиса некий мужчина, чрезвычайно на него похожий, купил билет до Буэнос-Айреса. Он назывался Джоном Бэрроузом. Элвис не раз пользовался этим псевдонимом…
Были в письме и другие, менее значительные стороны дела о гибели кумира миллионов. Все это, конечно, ничего не доказывало. Однако больно заманчивой мне показалась цифра в американской валюте, обещанная тому, кто найдет Элвиса. С другой стороны, любому нормальному, тем более здравомыслящему человеку идея начать поиски среди миллиардов жителей земли престарелого Пресли показалась бы абсурдной. Пусть это избитая фраза, но она как никогда подходит к ситуации: трудно найти черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет.
Тем не менее, я принял решение. Господа, считайте, что я спятил. Можете хоть сейчас пойти и всем об этом рассказать, пусть посмеются, но я не обижусь. Впрочем, прежде дослушайте мою историю до конца. Я не стал раздумывать слишком долго. В тот же день, когда получил письмо, я спешно продал все, чего не жаль.
Тогда я встречался с одной девушкой, ее звали Лена. Мы давно дружили и между собой, как водится, никаких секретов не имели. Естественно, она была удивлена моим странным поведением. Посмотрела так строго и проникновенно, приложила ладонь к горячему лбу и произнесла:
— Сереж, ты не заболел, что с тобой? Зачем все продаешь? Может, возникли проблемы, расскажи мне о них! Ты связался с плохими людьми и задолжал им огромную сумму?
Я только улыбнулся ей в ответ и ляпнул, не подумав о последствиях, прямо и на чистоту:
— Ленка, да все в порядке, не бойся. У меня нет долгов. Мне пришло письмо, представляешь: обещано три лимона зеленью тому, кто сумеет найти живого Элвиса Пресли.
Ее взгляд стал еще строже:
— И что?
— Вот я и решил. Мне почему-то кажется, что он сейчас должен быть где-то в Индии. Духовные и философские искания, так сказать, привели Элвиса на Восток к концу жизни. Вот я и продал несколько ненужных мне теперь вещей: автомобиль, запчасти, бытовую технику, прочую ерунду. Все для того, чтобы купить билет и отправиться в Калькутту, а потом в Дели.
— Сережа, ну скажи, что шутишь?.. Может, ты пьян?
— Я трезвый! – огрызнулся в ответ. – Дело не шуточное. Знаю, что выгляжу глупо. Но пойми: мне внутренний голос подсказывает, что сумею отыскать Пресли. Может, я и родился только для этого.
Я помолчал, затем подошел к окну и, закурив, снова обратился к Лене:
— Если хочешь, мы поедем вместе. Деньги на билет для тебя достанем: придумаю что-нибудь, постараюсь. Можно у друзей занять.
Она по-прежнему молчала.
— Соглашайся! – я повернулся к ней и подошел вплотную. Хотел уже обнять, чтобы смягчить накаленную обстановку, но она резко отвернулась и произнесла со злобой:
— Псих! – и пошла к двери. – Не можешь, что ли, сказать правду?! Решил поиздеваться!
Я понял, что Ленка вот-вот заплачет:
— Да я всегда знала, что ты меня не любишь.
Вот те раз.
— Послушай, да ты опять все неправильно поняла. В смысле… я все по правде говорю!
Она не ответила. Ушла, хлопнув дверью. В следующий раз я ее увидел только через несколько лет, когда вернулся из Америки. Скажу лишь, что разговор получился жесткий и короткий. Надеюсь, мы больше никогда не увидимся.
В тот год я заканчивал институт. Учился на пятом курсе по престижной и модной специализации «Связи с общественностью». Учащиеся кафедры, если были талантливы и хорошо усвоили полученные знания, потом могли работать в солидных фирмах и даже корпорациях, получая приличную зарплату. Я бросил обучение тогда, когда дело уже подходило к защите дипломной работы и, не сказав больше никому ни слова, отправился в Индию искать Элвиса Пресли.
Калькутта мне не понравилась. Я сразу понял, что ошибся насчет нее: Элвис никогда не выбрал бы этот гадюшник для того, чтобы спрятаться от славы и провести старость в тиши и философских раздумьях. Я узнал, что Калькутта условно делится на две неравные части: есть «белый» город, где все обстоит более-менее хорошо и чисто, и есть «черный», который гораздо больше и опасней. Там я боялся всего, даже собственной тени от покореженных стен ветхих домов. Однажды, случайно подойдя к одному мусорному баку, я увидел лежащего в нем мертвого малыша. Похоже, что новорожденный был выброшен родной матерью на корм помойным крысам. До сих пор я каждую вторую ночь просыпаюсь в холодном поту, когда в кошмарном сне опять вижу его, холодного, свернувшегося в калачик среди тухлых объедков, битого стекла и использованных гигиенических тампонов. На ум пришла история о пришествии Элвиса в этот мир. Ведь когда он родился, то пуповиной задушил своего брата-близнеца, врачи ничем не смогли помочь. Об этом Король переживал всю жизнь, считая себя убийцей. Братишка Пресли был такой же, как этот, лежащий в баке…
Я покинул город, не пробыв в нем и недели.
В Дели было гораздо интересней. Красивое местечко, только и тут Элвиса не оказалось. В этом городе со мной произошел интересный случай. Однажды, проходя мимо лавок на одном из городских базаров, я увидел брамина, сидевшего на земле в позе лотоса. Такой, знаете ли, стандартный брамин, которого обычно на картинках про Индию изображают, да они все на одно лицо. Вокруг этого индуса, одетого лишь в набедренную повязку и чалму, собралась небольшая толпа. Я хорошо знаю английский язык, на котором говорили собравшиеся, и потому сразу понял: этот старик славился тем, что предсказывал судьбу. Ему достаточно просто окинуть человека холодным взглядом своих помутневших глаз, и для него все станет ясно – и прошлое, и будущее.
Я медленно подошел к нему, толпа расступилась. Даже обезьяны, которые качались на ветках деревьев, немного приутихли. Ведь для них здесь был настоящий рай: они могли бродить и прыгать где угодно, их никто никогда не трогал и не обижал. Даже воровали у торговцев бананы, а те только улыбались. Но теперь они напоминали не шалунишек-проказников, а деток-первоклашек на уроке в школе после первого звонка.
Брамин посмотрел на меня и произнес, я еле сумел разобрать его слова:
— Это не станет для тебя главным.
Я, недоумевая, решил переспросить:
— Что «это»?
Брамин не ответил, а начал что-то шептать. Я прислушался: это были какие-то мантры на санскрите. Все, больше я от него ничего не добился.
Я покинул Индию спустя восемь дней. Вернулся домой и продал все, чего было по-настоящему жаль: квартиру, редкие вещи, семейные драгоценности и прочее, что мне осталось в наследство. Мои родители погибли, когда я еще только поступал в институт. Попали в чудовищную автокатастрофу. До сих пор с содроганием представляю, как они едут вдвоем теплым летним утром, в магнитоле неизменно поет Элвис о том, что все в порядке и не стоит переживать по пустякам. Папа в прекрасном настроении в такт красивой мелодии постукивает подушечками пальцев по гладкому рулю… И тут из-за поворота неожиданно появляется огромный грузовик. И откуда ему было взяться?.. Водитель этой махины остался жив, но сейчас он в тюрьме: на суде доказали, что он виноват в гибели моих родителей, но мне от этого не легче.
Тяжело об этом вспоминать, давайте не будем. Лучше вернемся к моему рассказу. Итак, я продал все. И задумался: куда ехать дальше? Пора на Запад – ведь Элвис все-таки американец, всю жизнь прожил там и наверняка до сих пор где-нибудь… в Лас-Вегасе, среди тысяч своих же подражателей: для полной конспирации. Это подсказывал мой разум. Но сердце шептало: нет, он все-таки на Востоке. Но не в Индии, а в Китае. В каком-нибудь красивом и богатом городе. Не в Пекине, а в… Цен-Дао!
— Ну конечно Цен-Дао! – я подскочил со стула в квартире, которой только считанные минуты оставалось быть моей. – Ну конечно он сейчас там! И как я сразу не догадался об этом?
И я отправился туда… Сейчас могу сказать только одно: неправы те, кто думает, что раз Китай – страна коммунистическая, то она чем-то похожа на нашу, бывшую при Советах. Нет, это совсем другой мир, склонный к компромиссам во имя выгоды. Цен-Дао – это огромный город с множеством небоскребов, наподобие тех, что в США. Здесь я впервые узнал о том, что редко можно услышать и прочитать: оказывается, китайцы, не отставая от русских, обожают глушить пиво литрами (у них есть даже отдельный праздник для этого), и пожирать пельмени. А мы – рис, палочки, зеленый чай. Фигня все это. Что же касается их идеологии, так красные знамена на улицах города вполне неплохо гармонировали с такого же цвета рекламными вывесками и плакатами буржуазной «Кока-колы».
Но там слишком много людей. Притом не только китайцев: это туристический край, и здесь было полно европейцев и прочих гостей со всего мира. В общем, на двадцатый день изнурительных поисков у меня закружилась голова. Бесконечное число незнакомых мне лиц мелькало перед глазами, будто кадры дьявольской киносъемки, и я потерял сознание на мостовой. Странно, но ко мне даже никто не подошел, чтобы протянуть руку и помочь подняться на ноги, спросить, все ли в порядке и не нужно ли чего. Таковы нравы.
Через пару мгновений я очухался, и кое-как поднялся с земли. Посмотрел в воду: там медленно проплывала черепаха, здесь их было вообще очень много, китайцы их любят. Я понял, что сейчас очень похож на нее: такой же маленький по сравнению с морем и пытаюсь найти среди этих необъятных просторов другого «морского обитателя», который залег где-то на глубине и прячется, будто рак-отшельник, если вообще еще жив.
«О, Элвис…» — это единственное, что я смог тогда произнесли. Как молитву, как заклинание. Именно тогда, глядя на лениво проплывающую черепаху, у меня впервые опустились руки, и появилось нестерпимое желание плюнуть на все свои поиски. Только вот плюнуть я себе мог позволить себе разве что в воду, но никак не на авантюру, в которую ввязался. Потому что отступать было поздно. У меня нет ничего: лишь немного денег, чтобы вернуться в Россию. А там у меня никого не осталось из родных… Хотя вру – один родственник в Москве все же есть – двоюродный брат. Как я мог о нем забыть!
Я опять загорелся новой идеей. Вернусь на родину, поживу в Москве у брата, ведь стеснять никого не буду – трехкомнатная квартира, братишка пока не женат, один в ней обитает. Тем более, он сам, помню, все приглашал меня приехать и погостить. Теперь, думаю, настало время.
За что я не очень люблю своего братца, так это за то, что он все время задает слишком много вопросов. Вот и на этот раз, только встретил он меня на вокзале, слегка так обнял, и началось: зачем бросил институт, как это так ты смог все продать, куда исчез?
Уж не знаю, откуда он здесь в Москве пронюхал про всю эту историю, кто-то написал или рассказал по телефону, не важно. Только Димка был в курсе всего.
— Такая сумма! – восклицал он, когда мы подходили к трамвайной остановке. – Неужели в казино все просадил? О, в Москве их много, но я ведь старше тебя, умней, и потому буду следить: ты туда не пойдешь! Лучше давай навестим психолога. Он тебе обязательно поможет. Подумай, Сережа, надо бросить эту дрянь.
Я не без улыбки выслушал весь этот монолог, не перебивая. Смешно, однако. Я его, конечно, успокоил и уверил, что в казино никогда не играл и не собираюсь. А насчет того, почему все неожиданно бросил и продал, решил соврать. Ведь Ленке по глупости все открыл, и получил в ответ обиду. Новой кислой мины на лице видеть не хотелось, тем более слышать фразу типа: «Да ты ненормальный! Тебе не к психологу нужно, а к психиатру давно пора».
С детства я страдаю пороком сердца. Именно из-за этой болезни имею «белый билет», и в армию меня не загребли даже после того, как отчислили из института (с пятого курса, вот умора). Брату своему я рассказал красивую легенду, будто бы провинциальные врачи после последнего обследования сказали мне, что дело худо и мне недолго осталось. Хотя есть вариант: очень дорогостоящая и сложная операция. Такую только за рубежом могут сделать, у нас – нет. Жизнь дороже, поэтому я и продал все, что было, лечился в Швеции. Потому, как видишь, дорогой мой брательник, я до сих пор могу ходить по земле и дышать воздухом. Только у меня теперь, как видишь, ни кола ни двора, и я приехал к тебе.
Братушка повелся на эту сказку, искреннее мне посочувствовал, а потом произнес таким проникновенным голосом: «Главное, Сережа, что ты будешь жить!» И после этих слов он на время оставил все свои дурацкие расспросы.
Оформив прописку в Москве, я сразу же взялся за дело: принялся любыми доступными способами зарабатывать деньги. Благо, что брат мой, хоть человек дотошный и надоедливый, но все-таки добрый и, как говорится, с душой: понимая мое «горе», он не брал с меня ни копейки за жилье и не требовал, чтобы я скидывал что-то в «общий котел» на продукты, оплату коммунальных услуг и прочее. Так что все, что мне удавалось заработать, целиком шло в «фонд новой поездки». За это я всегда готов сказать братку отдельное спасибо, во век не забуду про его понимание и сочувствие. Я каждому из вас желаю иметь такого брата, как мой Димка.
Правда, как выяснилось позже, я зря копил монету. Днем работал на стройке, а ночью приходилось разгружать вагоны. Банально, конечно, но ничего лучшего я не нашел. Что поделать, ведь никакого образования у меня нет, плакал диплом специалиста по связям с общественностью. Мои лечащие врачи, если бы узнали про то, как я «пахал» на тяжелой работе, противопоказанной мне, пришли бы в ужас – ведь проклятая болезнь по-прежнему меня мучила. Кстати, свою ставшую почти нестерпимой боль в груди по понятным причинам я всячески пытался скрыть от своего брата.
А по воскресеньям я пел с гитарой на Арбате – тоже неплохой заработок. Не ахти, конечно, но все же лучше, чем лежать дома на диване – за это уж точно никто монетку не кинет. Я знал, что отдыхать мне некогда. Основным аккордам меня научил еще отец, так что я дергаю струны с семи лет и к тому же вполне сносно пою. Только не Элвиса, хотя папа добивался именно этого: чтобы я потом пошел по стопам подражателей Короля и выступал на концертах. Не получилось, что ж теперь сокрушаться, у каждого своя стезя. Зато почти любые песни, только не очень сложные, я с легкостью и неплохо исполнял на Арбате. Пел жалостливо о неразделенной любви девицы с голубыми глазами к бездушному моряку, за что сердобольные граждане исправно бросали мне рублики в чемоданчик. Помню, мне вообще очень понравилось это занятие – петь для людей на улице под аккомпанемент питерской «шестиструнки», и если бы не ставшая навязчивой идея во что бы то ни стало отыскать живого Пресли, я, скорее всего, занялся бы этим по жизни.
Арбату я навечно благодарен как сын, хоть и не родился здесь. Он стал мне родным и близким за какие-то считанные дни. Ведь именно тут, как говорил прозванный «Чеховым с гитарой» Булат Окуджава, пронесший Арбат до конца дней в своем сердце, «Я вновь повстречался с надеждой». Точнее, с Элвисом Пресли.
Именно так. Я сидел и негромко завывал о том, как все та же милая девушка решила утопиться в море, потому что грубый матрос уплыл навсегда, наплевав на ее светлые чувства, как вдруг недалеко от меня с хорошей гитарой, явно не отечественного производства, пристроился старичок лет семидесяти или чуть меньше того. Слегка напомаженные седые волосы он прилежно зачесал назад. Улыбался. Я же был недоволен: ну что, этот нагловатый дедок, не мог разве сесть где-нибудь подальше, ведь он будет меня заглушать!
От расстройства я дернул слишком сильно нижнюю струну, и она лопнула, издав на прощание сухой металлический звук. Все, конец, дальше некуда, ведь запасной у меня как назло нет. А сейчас только два часа дня – домой рано и неохота. К тому же народец сегодня больно щедрый пошел – меньше десятки никто не швыряет в чемодан. И все этот старикашка, мать его. Обнаглел, одним словом, неписаных правил не знает, что ли?! Ведь на Арбате не положено так себя вести, надо с уважением друг к другу относиться: мы же уличные артисты, а не кучка лесных медведей с балалайками.
И тут он, подстроив инструмент, запел «She was me ring».
Элвис.
Элвис!
Элвис!!!
Так может петь только он! Немного хрипловато, но это ведь от старости, но голос-то его, точно. Боже, да неужели это он, не может этого быть! Откуда? И по возрасту подходит – именно таким и должен быть Король сейчас, если все-таки это не его нашли мертвым в ванной тогда, в августе 77-го. Но почему он… здесь. Это не укладывается ни в какие рамки. А я идиот – Индия, понимаешь, духовно-философские поиски, Китай, мудрый Восток, чтоб его черти! Россия, Москва, Арбат: вот выбор Элвиса Пресли!
Я не знал, что делать. Все тело задрожало, как во время лихорадки, в горле пересохло. Я отбросил гитару, будто это была уже совершенно ненужная и пустая деревяшка, а не подруга и помощница в поисках средств на поездку.
Я слушал, слушал, слушал. И боялся пошевелиться, не то что оторваться от стульчика и подойти ближе. Всем своим естеством – душой, мыслями и взглядом был погружен в живого Элвиса, который теперь пел «The next step is love». Я чуть не потерял сознание – точно также, как совсем недавно в Цен-Дао. Только теперь не от расстройства, а наоборот. У меня даже не осталось сил, чтобы удивиться: почему вокруг старого Пресли тотчас не собралась толпа? Ведь редко кто кидал ему монетку в ящичек из-под апельсинов. Ведь даже меня народ здесь жаловал лучше, чем его. Мне б за час прохожие набросали раз в пять больше.
Старика это, впрочем, совсем не беспокоило. Он пел не для денег, а для… не знаю, удовольствия, наверное. Хотя и это не совсем верное слово. Он все время чуть прикрывал глаза, и морщинки на его лице напрягались, становились еще видней, чем-то напоминая нечеткую карту дорог. Казалось, что его вовсе и нет здесь. Он в воспоминаниях. Боже, что видит арбатский Пресли сейчас, и где он? Вспоминает сцену в конце шестидесятых, танцплощадку, микрофон старого образца… Должно быть, так. Я был уверен, что чувствую в этот момент то же, что и он, и все понимаю.
Живой Элвис. Отец, если Бог дал бы ему жизнь снова, с легкостью отдал бы ее целиком, лишь бы оказаться сейчас на моем месте. Лицом к лицу с Элвисом Пресли.
Наконец-то я пришел в себя. Оказалось, что пробыл в оцепенении час: именно столько и пел старик. Теперь он бережно убрал гитару в чехол, выгреб из ящика всю мелочь, которую ему набросали, и пошел прочь. А я поднялся не сразу. Король зачаровал меня, и я долго не мог подняться с места. А когда он исчез, в голове мелькнула избитая фраза из американских фильмов про врачей: «Боже, мы его теряем!» Так и было: Элвис брел, постепенно растворяясь в толпе.
Я побежал за ним. Сердце учащенно стучало, будто в любую минуту готовое вырваться из груди, запрыгать по асфальту и биться до тех пор, пока его не затоптали прохожие. К тому же оно страшно кололо и ныло – моя болезнь напомнила о себе. Я теперь понимаю, что тогда все могло бы закончиться гораздо хуже: так, что мне уже никогда не удалось бы показать миру Элвиса. В любую минуту я мог бы свалиться, держась за грудь, а Пресли, которого я, пройдя долгий путь мучений, поисков и лишений, только-только сумел найти, медленно ушел бы восвояси. Но Бог миловал.
«Неужели, исчез? Вот идиот, что я сразу за ним не пошел!» — я ругал себя, не замечая, что все лицо покрылось потом, и капли стекали по подбородку. Я не мог дышать.
«Элвис, где ты? Пожалуйста, пожалуйста, нет, нет» — одна и та же мысль, подобно пластинке на граммофоне, крутилось в моей голове.
Наконец-то в толпе я сумел различить его немного сгорбленную спину. На душе тут же отлегло, как у зайца, понявшего, что собакам его не догнать и страх позади. Хотя в моем случае гнался я, но существенной разницы нет.
Но теперь я не знал: а что, собственно, делать дальше? Остановившись и переведя дух, крикнул:
— Элвис, постойте!
На меня обернулись все, кроме него. Я сделал неуверенный шаг. Потом еще и еще. Затем вновь побежал и через секунду, окончательно догнав, обогнул справа и встал прямо перед лицом старика.
— Вы – Элвис Пресли?
Дед расхохотался, хотя по глазам было видно, что ему вовсе не смешно:
— Сынок, ну ты даешь! Неужели я так хорошо пою эти песни, что ты поверил? Наивный, молодой. Да ты весь горишь, ничего себе завелся! А другие говорили, что непохоже. Спасибо, тронут.
Произнеся это, он опять молча пошел дальше. Я не верил своим ушам. Ни о чем не думая, как собачка на поводке, я снова побрел за ним. Но тут он вдруг так резко обернулся, что я попятился:
— Да что тебе нужно?! Сказано – не Элвис я. А теперь стой здесь!
Его слова имели гипнотическое воздействие. Он говорил по-русски, но немного с акцентом, а может, мне тогда только показалось. Я встал, будто солдат, подчиняющийся приказу, а он пошел дальше и скоро свернул, окончательно скрывшись с моих глаз.
Я никогда не забуду ту бессонную ночь после встречи с Королем. Помню, как в детстве я был очень ранимым и плаксивым ребенком, и никто не мог меня успокоить, если я начинал реветь. Отец повторял: «Сережа, ну ты что. Мужчины не плачут, они только огорчаются». Мне это особо не помогало. Но даже если собрать все слезы, который я выплакал в детстве, то они будут лишь маленькой лужицей по сравнению с тем морем, которое излилось из моих глаз в ту ночь. Стыдно сознаваться в своей слабости, но что поделать.
К утру немного успокоился, но уснуть так и не смог. Конечно, расстройство было сильное, если не сказать больше, но в народе верно говорят, что слезами горю не поможешь. Поэтому я умылся и начал думать о том, как быть дальше.
И все-таки это был Элвис, твердо решил я. Ночью мне даже казалось, что кто-то нашептывал мне, что это так. А голос такой, на папин очень сильно похожий. Будто его душа в эту нелегкую для меня минуту была где-то рядом и пыталась помочь. Конечно, я не ошибся! Мои руки дрожали, я закурил. Врачи строго-настрого запретили мне прикасаться к сигаретам, но мне было не до этого. Я погружался в размышления.
Как я сразу не понял такой очевидной истины? Раз уж Элвис решил скрыться, сбежать от своей славы, то он теперь никогда на свете и никому не признается в том, что он и есть Король, который сводил с ума весь мир как певец, как актер и личность. Это мог быть только он. Значит, остается только один вариант: найти его вновь! А что сказать тогда? Не важно, главное встретить.
С утра, естественно, я не пошел работать на стройку. Я вообще больше никогда с тех пор не занимался подобным трудом, и слава богу. Только солнце поднялось, и я после невыносимо долгой и самой тяжелой ночи в моей жизни побрел на Арбат. Боялся, что на этот раз удача не повернется ко мне лицом, и я больше никогда не встречу здесь Элвиса. Что-то мне подсказывало: если это истинный Пресли, то он из опасений ни за что не придет петь сюда, да и вообще вряд ли появится на Арбате. Если он вообще до сих пор еще в России. Я представил себе, что сразу же после нашего разговора Элвис в спешном порядке покует чемоданы, уже ругая себя за то, что решил вылезти на свет божий. От мысли, что он улетел первым же рейсом неизвестно куда, у меня все перевернулось внутри. Но я взял себя в руки.
Мои опасения оказались справедливыми – в тот день мне не удалось его встретить. Тоже самое повторилось и потом, и на третий день… Я сам не свой бродил из стороны в сторону, мимо арбатских ворот и дальше, потом обратно. Так продолжалось бы бесконечно долго, если бы на шестой день бесплодных поисков я не решил от горя и расстройства зайти в закусочную с простым и понятным намерением напиться в хлам. Один из посетителей, видя, как я машинально заглатываю одну стопку за другой с лицом человека, потерявшего все на свете, включая самого себя, решил подсесть ко мне за столик.
— Слушай, — обратился он. – Меня Семеном звать. Можно просто Сема. Я на трубе играю, тут все про меня знают, можешь доверять. Ты уж прости, что я лезу.. Ну вот взгляну на тебя разок – и пиво в горло не лезет, плакать охота. Что случилось, может, поделишься? Если нет – так и скажи, я не навязываюсь.
Поначалу я так и хотел поступить – послать его к чертовой матери и всю ту боль, что накопилась в сердце, выплеснуть на него. Но от расстройства у меня не нашлось на это сил. Вместо ругани я тихо произнес:
— Я ищу Элвиса. То есть, того старика, который здесь пел в прошлое воскресенье.
— Вот что, только и всего? – Сема засмеялся и откинулся на спинку стула. – А я-то думал, оказывается! Тебе повезло, парень. Я Арбат вдоль и поперек знаю и все, что на нем происходит. А уж тех, кто выступает здесь – тем более. Вот ты, — он оценивающе посмотрел на меня, как смотрит учитель в музыкальной школе на подростка, дерзнувшего назвать себя талантливым, — задушевные песенки воешь про матроса и его бабу, правильно говорю? Так, не ахти, банально. Сразу видно, ты не ради искусства и любви это делаешь, а все во имя пятаков и червонцев в чемодане.
Я кивнул, не желая спорить, хотя мне было очень неприятно все это выслушивать от новоявленного «эстета». Конечно, из-за циничных и хамских словечек по поводу моих песен, но больше не поэтому: очень не понравилось, что за мной, оказывается, все время кто-то следил, что-то высматривал, прислушивался. Но я закрыл на это глаза, сейчас важным было совсем другое.
— Ну, пел, — наконец ответил я.
— Эх, певцы, певцы, артисты. Много вас здесь таких, всех и не упомнишь. Вот и этот старик. Помню, конечно, но смутно… Он ведь только один раз сюда пришел. Может, угостишь пивом, говорят, очень хорошо память улучшает. Тогда попробую подсказать, как найти старикашку.
— Старикашку! Это Пресли!
— Ха-ха-угу-гу я не могу! – моего собеседника чуть не разорвало от хохота. Посетители стали на нас оборачиваться. – Ну конечно, кто бы усомнился.
Дальше он ради стеба говорил таким голосом, каким обычно детишки ночью у костра рассказывают друг другу страшилки:
— И вот с тех самых пор в ночь с субботы на воскресенье Король рок-н-ролла восстает из могилы, садиться на метлу, похожую на электрогитару и при свете полной луны летит в Россию, чтобы спеть на Арбате.
Потом он замолчал, поняв, что я не смеюсь. Это и не было смешным. Я смотрел на него пристально и холодно.
— Ну хорошо, хорошо, Элвис – значит Элвис. Вопрос в другом: что, сообразишь кружечку напитка, восстанавливающего память, или я лучше пойду, так ничего не вспомнив?
Я купил ему пиво и даже маленькую пачку сушеных кальмаров, хотя он об этом и не просил. Семен только одобрительно улыбнулся, и похвалив меня за сообразительность, принялся медленно цедить свое пиво, жевать кальмаров, похожих на длинные полоски из резины. Он будто специально тянул время и молчал, издевался, видя мое томление.
Наконец он поставил на стол пустую кружку. В этот момент в закусочную вбежали двое. По внешнему облику одного из них я сразу понял, что это скрипач: худой, длинный, с маленькой бородкой, в очках, в черном жилете от костюма-тройки и шляпе, поля которой оттопырены вверх. Почему-то я сразу решил, что это именно скрипач, но я не знаю, так ли это. Да и не важно.
— Сема, мать твою, да где тебя носит! – несмотря на свой интеллигентный вид, скрипач выражений не выбирал. – Ты хоть за часами-то следи иногда, трубадур блин, етить тебя в корень. Мы везде ищем тебя, а ты тут прохлаждаешься. Случаем инструмент свой не пропил, а?
— Обижаешь, Марк. Плохие вы ребята, вот что. Вот перестану с вами играть, тогда узнаете. Я про вас хоть кому-нибудь дурное слово сказал? А вы – «пропил». Это я ведь так, для творческого вдохновения. Это вы в стельку упиваетесь после каждого выступления.
— Хватит болтать в самом деле! – Марк торопил.
— Ладно, идем.
Он быстро поднялся и, на ходу надев кепку, быстро пошел к двери.
— А как же? – крикнул я вдогонку, когда он уже вышел из закусочной.
— Что? – он обернулся, и на лице его было неподдельное выражение, будто бы он и правда забыл, кто я такой есть.
— Элвис.
— Какой Элвис?
— Арбатский Элвис!
— Ах, этот. В общем – иди вон туда, потом на перекрестке сверни направо, два дома пройдешь, в третьем – восьмой этаж, дверь крайняя, без номера, тускло-зеленого цвета. Все, мне некогда болтать.
Семен обернулся в последний раз:
— Да, забыл. Я не знаю, зачем он тебе нужен, но вот тебе бесплатный совет: купи водки. Иначе разговора не получится. Это я тебе точно говорю.
Я кивком поблагодарил своего случайного знакомого.
— Ты приходи еще! – были последние слова Семы. – Неплохо поешь.
И он высоким голосом запел строчку из моей песни:
Они печальна, а пристань, а пристань
Вместе с ней все грустит, и ждет корабля
Только голос его удалялся, и мне послышалось, что вместо последнего слова он спел «Короля».
И все, больше с Семеном мы никогда не виделись. Вот бы сейчас хоть разок взглянуть на него. Все уверяю себя, что, как только закончу дела, то поеду в Москву, пройдусь по Арбату, встречу его. Может, и гитару с собой возьму, спою. Тогда мы уж точно одной кружкой не ограничимся.
Весь хмель из головы улетучился, как табачный дым в открытую форточку. По совету Семы, я зашел в дорогую винную лавку и на кровные деньги, заработные двухнедельным каторжным трудом на разгрузке вагонов ночью, я купил бутылку очень дорогой водки. Все-таки я шел не к кому-нибудь, а в гости к Элвису Пресли.
Не сразу, но все-таки мне удалось отыскать ту зеленую дверь, о которой рассказал Семен. Я, признаюсь, немного робел, прежде чем нажать на звонок. А вдруг его нет дома, или он, как я опасался, уже давно упаковал вещи и отправился на поиски нового прибежища. А если и до сих пор здесь, то может не открыть или, того хуже, послать в самых нелицеприятных словах и захлопнуть дверь перед носом.
«Может, может, — решил я, стыдясь своей нерешительности, — всякое может, и что? Действовать надо, раз пришел, а так и до утра без толку простою».
Нажал на звонок. И никакого гудка не услышал. Попробовал еще раз – тот же результат. Стало быть, сломан. Вот те раз, что делать? Представил себе заголовок будущей газеты: «Сенсация! Элвис Пресли жил в квартире с неисправным звонком!» Вот смех. Однако, правда.
Я нерешительно постучал указательным пальцем. Никто не ответил. Потом посмелее, и ничего. Не отдавая себе отчет, резко ударил по двери кулаком. Испугался даже, что того и гляди, все соседи соберутся на шум. Однако за зеленой дверью было тихо. Я уже собрался уходить, думая о том, что все страхи оказались оправданными, и теперь мне придется в одиночку прикончить с тоски бутылку элитной водки, как вдруг щелкнул замок и на пороге появился тот самый арбатский Элвис. Он был одет по-домашнему, притом так, как принято в России – в трико и тельняшку. Вот уж великий конспиратор, революционерам далеко до Пресли. Его волосы, слегка растрепанные, чуть поблескивали сединой. И лицо было малость опухшее – то ли со сна, то ли с перепоя. И вообще это существо передо мной скорее напоминало не Короля рок-н-ролла, а первого президента России.
— Чего нужно? – спросил он довольно грубо, пристально изучая меня взглядом своих голубых глаз. Что-то было в этом незнакомого, чужого. Я сразу не смог понять, что именно, но глаза были явно не те, что все время смотрели на меня с плаката в комнате. – Чего ты тут буянишь?
— Простите, я по делу. Очень важно, правда.
— Если ты из милиции, то можешь идти: тут до тебя уже один приходил и все выяснил. Это не у меня в квартире три ночи подряд балаган шумел, а вон, у соседей. Они мне сами, козлы, спать не давали.
— Да не из милиции я, — сказав это, понял, что Россия действительно великая страна, обладающая такой силой, что способна переделать на свой лад кого угодно. Раз уж Король рок-н-ролла здесь так сильно обрусел, то что говорить о других. Но акцент у него был, это точно. Правда, какой-то не англо-американский, а иной. Я не придал этому значения.
— По делу пришел, — повторил я. Тут перед мысленным взором снова появился Семен, говорящий: «Ты водки купи, иначе разговор не получится».
Я достал из-за пазухи бутылку:
— В общем, разговор к Вам небольшой есть.
— Раз так, проходи. С этого и начинать надо было.
Элвис подносил стакан к губам и, не морщась, тут же выпивал его до дна.
— Давно такого пойла не пробовал, — произнес он. Его лицо чуть раскраснелось. Он тут же стал довольный и сговорчивый. Похоже, что Пресли так и остался большим любителем выпить, ведь это всегда было одно из его «увлечений» наравне со стрельбой из пистолета по баснословно дорогим вещам. Впрочем, судя по его квартире – по серым, отклеивающимся обоям, грязной алюминиевой посуде, неметеному полу и прочему, он давно отказался от второго «хобби». Неужели Элвис так сильно обнищал за тридцать лет жизни в тиши от славы…
— Так зачем пришел?
— Вы – Элвис Пресли?
— Да уж, Пресли. А ты наверно Джон Леннон. Приятно встретится вновь.
— Я серьезно.
— И я тоже. С чего ты решил, что я Пресли?
— Но ведь Вы пели на Арбате.
— Там много кто поет, и что, они все Элвисы?
— Но Вы пели так же, как он, даже более того. И все сходится.
— Хорошо, я – Элвис Пресли, пусть будет так. Тебе то что нужно?
— В США объявили, что дадут три миллиона долларов тому, кто сумеет отыскать Вас живым. Никто до сих пор не верит, что Вас больше нет.
— Три миллиона, — старик сразу же преобразился. – И что ты предлагаешь?
— Отправиться со мной в Америку, расходы на все беру на себя. Я потратил все, что у меня было на то, чтобы отыскать Вас. И теперь не оставлю Вас в покое до тех пор, пока не согласитесь лететь со мной.
Пресли помедлил, он думал о чем-то. Выпив еще, с удивлением для меня произнес:
— Я согласен лететь в Штаты, хоть сейчас.
— Что? – я не верил собственным ушам.
— Именно так. И по двум причинам. Во-первых, я не умел правильно тратить деньги, и потому обеднел. Все, что я имел, давно растратил, и теперь, как видишь, живу в нищете. Я уже жалею, что решил «уйти от славы», это убийственно, мучительно, страшно. Что я такого сделал, чтобы прятаться от людей? Я снова хочу быть на виду, мне надоела жизнь крота! А во-вторых, я еще в 1977 сказал себе, что вновь воскресну тогда, когда появится кто-то, готовый отдать все на свете, лишь бы отыскать меня. И вот ты пришел.
Мы потом еще долго разговаривали. Элвис пел на гитаре для меня, я заказывал песни и был без ума от счастья. Я рассказал Пресли про своего отца, который всем сердцем любил Короля до самой последней минуты. Пресли кратко и с неохотой описал мне все свои мытарства. О том, как выучил русский язык. Старался, ведь все равно больше нечем было занять себя. О том, как открывал для себя дивный мир нашей природы и людей, живущих в стране. Ведь в Москве он совсем недавно, больше по провинции скитался. Любой тихий город становился для него пристанищем, главное, чтобы в нем был хотя бы один баптистский молельный дом. В России он с 1991 года, до этого – Бразилия, Венесуэла, Мексика, Япония, Аргентина, Австралия… Я не стал ему рассказывать, как ошибся, притом в корне: Индия и Китай в планах Элвиса вообще не значились.
— Вы точно никуда не исчезните? – спросил я, прежде чем уйти.
— В смысле?
— Ну, приду я снова, а Вас тут нет. Не обманете? Предупреждаю: у меня слабое сердце, я тогда точно не выдержу! Моя смерть окажется на Вашей совести.
— Успокойся, так не будет.
— Правда?
— Слово Элвиса Пресли.
Да, у него был акцент, теперь я знал это точно после двух часов общения. Не англо-американский, верно, другой какой-то. Но, может, я путаю или ошибаюсь. Вдруг он в каждой стране, где жил после «смерти», пытался изучить язык, и поэтому так говорит. Хотя тоже глупость.
Сначала я хотел обратиться в российский фэн-клуб Элвиса Пресли с сенсационным заявлением о своей находке, но тут же передумал. Там меня только высмеют: «Ха-ха, Элвис Пресли поет песни… на Арбате под гитару». Нет уж, спасибо, я как-нибудь сам отвезу его в Нью-Йорк.
Правда, денег на билеты у меня не было. На помощь опять пришел брат. Только ему не нравилось, что я все время уклонялся от его бесчисленных вопросов, зачем мне вдруг опять понадобились такие немалые деньги. Он сложил руки на груди, принял позу бескомпромиссного и упертого барана и заявил, что ни копейки не даст, пока я ему все не объясню. Что ж, пришлось снова врать.
— Дим, это связано с моей болезнью.
— Во-о-от оно что, а почему молчал? Так бы и объяснил сразу. Но ты же говорил, что вылечился.
— Боюсь, это неизлечимо, — произнес я.
Потом долго стоял у окна, и молча смотрел во двор. Там дети играли с опавшими листьями и веселились. Мне их забавы показались плохими. Что они, не понимают будто, что листья – это мертвые, опавшие частички чего-то общего, единого, огромного. Они послужили свое, им на смену скоро придут другие. Теперь они нуждаются лишь в покое для того, чтобы молча сгнить и уйти в никуда, оставив о себе лишь воспоминания. И не стоит над ними глумиться, опять поднимать в воздух, бросать, пинать ногами. Как можно…
Эх, с детства любил пофилософствовать.
Я купил билеты. Потом пошел к Элвису. На этот раз он был одет в белый костюм, как в старые добрые времена: без рубашки, видна грудь. Правда, волосы на ней давно поседели и теперь сливались с цветом пиджака. И сам Элвис круто изменился, хотя оделся в своем привычном стиле. Он мне почему-то напомнил старого моряка, который на праздник достал свою форму и теперь не без гордости красуется перед зеркалом.
Прежде я хотел узнать о самом главном:
— Элвис, как у Вас с загранпаспортом и прочим?
— Я не Элвис, а Иван Распутин, это надо запомнить. Понял?
— Хорошо. Значит, никаких проблем?
— С этим никаких.
— Неплохой псевдоним.
— Неважно. Ну что, в путь, my boy? – спросил он, закончив с причесыванием.
— Да.
— Я наконец-то возвращаюсь домой. К могиле мамы, к особняку и розовому «Кадиллаку-Флинфуту». А самое первое, что я хочу – это поджаренные бутерброды с арахисовым кремом и бананом.
— У, любимое блюдо Короля! Как же, слышал, знаю.
— Точно. В России его совершенно не умеют готовить.
Мы летели через океан. Элвис пил виски и спал. Иногда мы перебрасывались с ним парой-тройкой реплик, но не более того. Разговор не клеился. Пресли будто нарочно старался молчать, а мне не терпелось говорить с ним еще. Я не мог уснуть. Все время перематывал свое прошлое назад, будто пленку на магнитофоне, и не верил, что все скоро закончится.
В самолете мне неожиданно стало плохо. Ночью я еле-еле сумел издать нечленораздельный звук, который и спас мою жизнь. Сердце будто сжалось до размеров кулачка новорожденного, и продолжало еле пульсировать в груди, становясь все меньше и меньше, а глаза наоборот, выпячивались из орбит, готовые лопнуть или выскочить вон. Я еле дышал, в горле пересохло, а язык как будто распух и перестал меня слушаться.
Наконец кто-то из пассажиров услышал мои стоны и писк, позвал на помощь. Стюардесса принесла таблетки и воду, обтерла пот с лица. Мне стало легче.
Элвис во время этого не соизволил даже проснуться, несмотря на шум, который по идее должен был его разбудить. В салоне поднялись все, кроме него. Может, он и правда ничего не слышал, потому что был сильно пьян, а скорее всего, только делал вид.
Утром Нью-Йорк встретил нас прохладным дождем. Мы с Элвисом переждали, пока он закончится в ресторанчике, где Король непременно заказал свое любимое блюдо, о котором мечтал столько лет. После мы отправились в Манхеттен, где жил тот самый миллионер, обещавший деньги за Элвиса.
Нас принимали в роскошном зале. Кругом было полно людей, включая журналистов, фотографов и прочих. Мне почему-то запомнилась одна девушка – такая шустрая, в беретке и клетчатом платье, с сумочкой на плече. Она все время возле меня крутилась. Все ждали, когда миллионер Билл Тейлор спустится, чтобы встретить нас.
Наконец он появился – круглолицый, довольный, ну просто Мистер-Твистер, в смокинге и бабочке, дымил сигарой. Мой Элвис приветливо ему улыбнулся.
— Вы – Пресли? – спросил он.
— Да.
— Хорошо.
Потом миллионер обратился ко мне:
— Спасибо вам. Пока стойте здесь.
Он позвал одного из слуг:
— Размести этого парня в хорошей комнате, пусть отдохнет. Принеси все, что попросит. В общем, Джонни, ты поступаешь в распоряжение молодого господина.
Я был без ума от счастья. Ночевал в красиво обставленной комнате, курил маленькие сигары, пил бренди, слушал музыку на дорогой аппаратуре. Правда, меня не выпускали из комнаты. Очевидно, все это время, пока я ждал, эксперты тестировали моего Пресли. Я волновался, и, несмотря на бесчисленные удобства и тот факт, что не спал прошлую ночь в самолете, все равно не сомкнул глаз до рассвета.
На следующее утро я, приняв душ, спустился вниз.
Миллионер Билл Тейлор сидел в кресле с сигарой и молча пускал колечки.
— Ну что? – спросил я.
— Почему Вы еще здесь?
— То есть как, я не понимаю? Вы сами отправили меня в комнату, когда я привез Вам Элвиса. Где он?
— Сбежал.
— То есть?
— Вот так, взял и сбежал. Я же не мог его приковать наручниками и не выпускать.
— Но как же так…
— Не волнуйтесь. Все равно это был не Элвис Пресли.
У меня отвисла челюсть:
— А кто же тогда?
— Не знаю, это Вам видней. По-английски говорит, но с сильным ирландским акцентом. Должно быть, проходимец, который воспользовался Вашей доверчивостью, чтобы попасть в Америку.
— Ничего себе! Но ведь он так похож на Короля.
— То, что это не он, видно невооруженным взглядом. У Элвиса были серые глаза. У Пресли, которого Вы мне приперли – голубые. Король мог изменить многое, но уж это – вряд ли. К тому же много других несоответствий. Хотя как подражателю я б ему поставил наивысший бал.
— И что теперь?
— Да ничего… Спасибо Вам, молодой человек, за старания. Теперь я вынужден попросить Вас покинуть мой дом, ко мне скоро придут новые гости.
Я вышел прочь из шикарного особняка. И не знал, что делать дальше. У меня не осталось ни копейки. Арбатский Элвис оказался обманщиком. Он понял, что перед ним псих, за счет которого можно так легко попасть в Штаты, и он меня «разыграл». Как я мог так прогадать. Как лопух, честное слово. А теперь мне некуда идти, негде ночевать. Чужая страна, незнакомые люди. Думая об этом, я молча сидел на ступеньках и курил.
Я уже грешным делом думал поехать и утопиться в одном из Великих озер, когда ко мне подошла та самая девушка, которую я приметил еще вчера, во время приема. Она села со мной рядом.
— Курите? – спросила она по-английски.
Я молча кивнул и пробормотал нечто нечленораздельное.
— Вам плохо?
— Да.
— Меня зовут Сара. Сара Джонсон. Я корреспондент «Нью-Йорк таймс». Расскажите, пожалуйста, что привело Вас сюда, как Вы нашли этого «Элвиса»?
И я долго разговаривал с ней, во всех подробностях рассказывая о своих мытарствах, приключениях. О том, что я теперь бомж и почти покойник – болезнь сердца обострилась.
Она внимательно меня выслушала, не перебивая. Потом взяла за руку и решительно поднялась.
— Сара, что происходит? Куда Вы меня ведете? – недоумевал я.
— Сергей, не волнуйтесь. Эту ночь Вы проведете у меня дома. А завтра будет самый настоящий «бум», вот увидите.
Хорошо, все равно деваться некуда. Вообще она мне сразу очень понравилась, хорошая девчонка. Такая нагловатая, напористая, знающая себе цену. Хотя с другой стороны я понимал, что нужен я ей только как сенсация для газеты. И на том спасибо.
На следующее утро в «Нью-Йорк таймс» вышла развернутая статья с моей фотографией. В ней была описана вся моя жизнь за последние годы. О том, как я бросил институт, любимую девушку, поставил крест на будущем, лишь бы отыскать Элвиса. О том, как, несмотря на проблемы со здоровьем, работал день и ночь, чтобы заработать денег на поиски Пресли. Жизнь, похожая на ад во имя правды. И я поверил проходимцу вовсе не из-за того, что дурак. Просто верил всем сердцем, что Элвис должен быть жив.
Обо всем этом я прочитал, сидя на кухне у Сары Джонсон во время завтрака. Она готовила плоховато, и слишком поджаренные гренки с апельсиновым соком я сумел еле-еле проглотить, насильно делая вид, будто мне очень вкусно.
Сара долго разговаривала по телефону. Потом наконец повесила трубку и обратилась ко мне:
— Сергей, можно ехать.
— Куда?
— Как куда? К Биллу Тейлору. Он хочет Вас видеть.
Я снова оказался в том особняке. И меня принимал тот же миллионер. Только на этот раз он был еще более гостеприимным и улыбчивым, а на столике прямо перед ним лежал черный портфель, а рядом – свеженький номерок «Нью-Йорк таймс».
— Если бы я знал сразу про все то, о чем сегодня написали в газете, — сказал он, откупоривая бутылку старого вина. Рядом с ним стоял все тот же слуга Джонни. Он держал поднос с двумя фужерами.
— Такая захватывающая история, дорогой Сергей. Вы мне очень нравитесь!
Я молчал.
— Дело в том, что я не очень верю, что кто-нибудь найдет Элвиса. Хотя я и был инициатором поиска, но… даже в 77-м Король был уже слишком болен. Он вряд ли жив до сих пор. Итак, давайте выпьем, Сергей, и я открою Вам главный секрет.
Я принял фужер.
— Так вот, — продолжал Тейлор. – Все это я придумал лишь для того, чтобы отыскать самого преданного поклонника Короля. Что ж, я очень рад, что им оказались Вы. Я знаю про вашу беду, сердечная недостаточность… Постараюсь помочь с лечением. Ведь необходима операция?
— Должно быть, — ответил я. – Это врачи должны сказать. Я слишком давно проходил обследование, а дела обстоят все хуже и хуже… Огромное спасибо, мистер Тейлор.
— Но это еще не все, мой мальчик. Подойди к портфелю. Смелее. А теперь открой его. Да-да, щелкни вот на эти две кнопки.
Я так и сделал. Крышка плавно поднялась, и я отпрянул: там лежали доллары. Много. Зеленые пачки рядами.
— Здесь три миллиона, дорогой друг. Вы их заработали.
Я не замечал, как меня фотографируют, сотни вспышек со всех сторон. Не видел протянутых микрофонов. Не чувствовал, как Сара положила руку ко мне на плечо. Я не понимал, что все происходящее есть какая-то пиар-акция, возможно, этот Тейлор пытался сделать себе имя подобным образом перед выборами в сенат. Но это не важно… три миллиона были в моих руках, и я твердо держал портфель, крепко сжимал его ручку.
Я уходил прочь, и лица мелькали перед глазами, будто бесчисленное множество осенних листьев, сдуваемых ветром. Журналистам, которые от меня не отставали, я бросал короткие фразы, что счастлив, в шоке от радости, и потому не в состоянии отвечать на вопросы. Может потом, извините.
Меня догнала Сара.
— Вот контактный телефон, — сказала она. – Позвони. Это насчет операции. Тебе ее сделают. Здесь, за счет Билла.
— Слушай, а зачем все это? – спросил я.
— Что «это».
— Поиски Элвиса, три миллиона. Я имею ввиду для этого миллионера. Он что, поклонник Пресли?
— Нет. Это акция. Для Билли три миллиона – семечки, ерунда. О нем теперь говорят, как о благодетеле. Ты оказал услугу будущему сенатору. Тут больше трех миллионов надо просить, Сереж. Определенно.
Я не ответил и пошел прочь.
— Постой, — она догнала.
— Что?
— Странный ты какой-то. Ну, может, давай опять пойдем ко мне. Отметим вместе, как ты добился того, чего хотел.
Тут перед глазами предстал тот самый брамин, помните, в Индии на базаре. И его слова: «Это не станет для тебя главным». Так и оказалось: да что мне стоят эти три миллиона, когда я так и не сумел найти Пресли, который жив. Я знаю это точно, чувствую каждой клеткой больного сердца. Пусть в это даже не верит тот, кто организовал его поиски и назначил цену. Мне до этого нет дела.
— Сара, прощай. Спасибо тебе за все, — я пошел прочь.
Да, она, должно быть, надеялась, что у нас с ней теперь завяжутся какие-то отношения. Может быть, я останусь у них в Америке со своими тремя миллионами, мы отгрохаем большой дом, нарожаем детишек и станем образцовой американской семьей.
Что ж, я не совсем подхожу для роли главы семейства. Я пробыл в Нью-Йорке еще месяц, мне сделали операцию (не отказываться же от халявы), и я, здоровый, как бык, вновь вернулся в Россию. С одной лишь целью – отблагодарить своего брата Димку. Я дал ему сто тысяч – он был рад до смерти. А потом еще пятьдесят, при условии, если он не будет задавать вопросы. И теперь я его по правде мог уверить, что со здоровьем никаких проблем не будет.
Знаете, с тех пор уже минуло более десяти лет. От денег у меня почти ничего не осталось. Я все это время путешествовал по миру. Я был на всех континентах. К сожалению, пока не могу вам ничем похвастаться: Элвиса я так и не нашел. Но это вопрос времени.
Впрочем, дорогие друзья, мне пора закругляться. Что-то заболтался я тут с вами. Меня ждет моя уютная яхта, которая называется «Little Elvis». Экипаж уже заждался, наверное, своего командира. Мы сейчас отправляемся на один маленький остров в Тихом Океане. Это единственное место на земле, где я пока еще не искал Пресли. Я уверен, что он сейчас там.
И когда я наконец-то найду его, то мы вместе разопьем с ним бутылку чего-нибудь крепкого, поговорим о жизни, и я молча уплыву прочь. Пусть себе живет в тиши и дальше, все равно мир уже не ждет его появления. Мы весело проведем с ним время, думаю, он тоже хочет меня видеть, хоть мы никогда и не встречались. Душой чувствует меня и ждет. Ему ведь там скучновато среди аборигенов.
Так что, Элвис, я наконец-то отправляюсь к тебе!