СЛАДКАЯ ЖИЗНЬ КОМБАТА
«Неужели у офицера могла быть такая жизнь? – голос в трубке звучал удивленно. – Помилуйте, я прослужил в советской армии более тридцати лет, и не припомню что-то, чтобы кому-нибудь из наших ребят жилось вольготно. Может быть, вы имели в виду какого-нибудь высокопоставленного военачальника?..». Эта была реакция нашего читателя А.Р. на опубликованное поздравление с юбилеем, адресованное новому канадцу Анатолию Верченко и на анонс интервью.
— Нет, как раз имели в виду меня, бывшего советского подполковника, но слово «сладкая», вероятно, относилось к теперешней моей профессии, к моей новой жизни в Канаде. Правильно я понял Вашу задумку, Геннадий?
— Как-то неожиданнно началось наше с Вами интервью – вопросы задаете Вы. Но, впрочем, это не столь важно. Так вот, отвечаю: в принципе, верно. Но давайте все же поясним читателям что конкретно подразумевалось. Речь идет о вас, теперешнем хозяине «сладкого бизнеса» — популярной торонтской кондитерской «Napoleon Bakery».
— Я хозяйничаю не один, у меня есть преданный «партнер» — моя супруга Ева Волоконская…
— У вас фамилии созвучны известным литературным – Болконский… Аверченко. Кстати, у Вас, Анатолий, никогда не было тяги к сочинительству?
— Вот чего не умею, так не умею. А пирожные научился печь еще в Ташкенте, где служил последние годы, вплоть до самой эмиграции.
— Так кто Вы больше – военный или кондитер?
— В Союзе был только военным. Закончив Саратовское высшее военно-командное училище и Военно-политическую академию имени Ленина, готовил офицерские кадры.
— Некоторые наши внимательные читатели заметили на Ваших петлицах знаки отличия МВД. Готовили новое пополнение для милиции?
— Училище было создано именно для этого. Но в начале восьмидесятых нас обязали срочно «перепрофилироваться» и выпускать офицеров для вновь создаваемой Афганской армии, которая должна была стать опорой пришедшего к власти в результате военного переворота режима, возглавленного Нуром Мухаммедом Тараки.
— А потом были очередные «вожди» — Хафизулла Амин, Бабрак Кармаль, Наджибулла – «товарищ Наджиб» — так, кажется, звали очередного советского ставленника, которого потом повесили сами афганцы?
— Именно так. Нас уверяли, что мы готовим защитников нового, прогрессивного Афганистана, избравшего «социалистический путь развития». Но горькая ирония заключалась в том, что подготовленные нами афганские офицеры по приезде на родину тут же переходили на сторону душманов, как мы тогда называли повстанцев, и стреляли в наших, советских ребят, пришедших в чужую страну, чтобы навязать свою волю. Кстати, через пару месяцев, в конце декабря, — очередная годовщина со дня «ввода ограниченного контигента советских войск» в Афганистан, начало тяжелой и никому не нужной войны. …
— Это Вы сейчас так говорите. А тогда?
— Мы и тогда знали то, что не было доступно многим. Когда из Афгана стали сотнями привозить цинковые гробы с телами наших содат, я ушел из этого спецучилища и стал обыкновенным комбатом.
— Стало спокойнее?
— Ненадолго. Последовала Фергана, потом — Карабах. Было такое впечатление, что грязная война в Афганистане нас ничему не научила, хотя мы, солдаты, искренне хотели стать миротворцами.
— Получалось?
— Вроде, да. Я лично не припомню, чтобы местное население – будь то армяне, или азербайджанцы относились к нам враждебно. Но однажды случилось так, что моя жизнь оказалась в опасности.
— Что, ввязались в бой?
— Да нет, какой там бой! Просто ночью меня… похитили боевики, даже не знаю к какой этнической группе они принадлежали, все свободно говорили по-русски. Они потребовали за меня выкуп.
— Прямо, как в Чечне…
— Похоже. Только чеченцы требуют крупные суммы долларов, а за меня попросили … стадо баранов.
— Недорого же они оценили Вашу голову!
— Как раз дорого. Двести баранов по тем временам было целое состояние…
— Так кто же Ваш спаситель?
— Те же самые армяне с азербайджанцами – только из соседнего села.
— Чудеса какие-то… Для чего было Вас похищать?
— Я думаю, чтобы показать всем, что мы не такие уж неуязвимые да и что нежеланные мы гости на их земле…
— А что было потом?
— Потом я подал рапорт об увольнении и одновременно вместе с семьей — заявление на выезд в Израиль.
— И сразу отпустили?
— Не сразу, помурыжили несколько месяцев, конечно, но все же отпустили. Время настало совсем другое — 1992 год. Правда, пришлось отдать приватизированную квартиру, наше единственное богатство.
— Что-то часто за Вас выкуп требуют…
— Ну, да Бог с ними. Мы в Израиле трудились, не покладая рук. Так что на жилье заработали.
— А что делали там?
— Жена, преподаватель русского языка и литературы, учительствовала (правда, потом переквалифицировалась в кондитера), я работал на металлозаводе, «гнул железо» с утра до ночи, надо было дать возможность Еве обрести новую специальность, да и сыновей не обделить, жизнь в новой стране была полной соблазнов. Выдержал – сказалась спортивная закалка пятиборца.
— Так что, не такая сладкая жизнь у Вас, комбат?
— Только теперь ее можно наградить таким эпитетом. Судьбой своей довольны. Хотя также упорно трудимся, вот открыли свой бизнес…
— И что справляетесь вдвоем?
— В основном, да. Потому что работаем с полной самоотдачей. И те, кто трудится с нами, — тоже. Вот взять, к примеру, нашего техника Алика Двойрина, бывшего одессита, отвечающего за исправность оборудования. Позови его хоть ночью, — вмиг приедет. Помогает нам наш старший сын Евгений, но это случается только в свободное от его серьезной учебы время.
— На кого же он так «серьезно» учится?
— На полицейского.
— Здорово! По-моему это будет первый полицейский из наших. Так, что: рождается своя династия?
— А почему бы нет? Я думаю, в нашей с ним профессии заложен благородный принцип – охранять спокойствие людей.
— И младший сынок — туда же?
— Нет, у Владика совсем другие запросы. Он – человек искусства и добился в Канаде уже первого крупного успеха – стал чемпионом страны по бальным и спортивным танцам.
— Поздравляю! И его, и Вас, Анатолий, с успехом!
— Спасибо огромное! Я согласен с Вашей газетой, с ее интересной рубрикой «Живой звук»: прошлое – часть нашей жизни, и если мы ее прожили достойно, то можем честно смотреть людям в глаза и вспомнить ее добрым словом. Насколько она «сладкая», та жизнь? Молодость, она всегда прекрасна…
