Хранитель времени

Мне хотелось бы, чтобы эта история произошла в один из зимних вечеров, когда я подолгу останавливаюсь возле каждого лотка с новогодней утварью. Это та самая пора, когда темнота делает окружающее пространство особенно холодным и гротескным. Я упорно стараюсь не замечать всепроникающего приземленно-скептического отношения неуклюжих войлочных продавщиц к своему товару, который, будучи вдруг помещен на торговый лоток летом, вызывал бы только смех и злую иронию.

Блеск и мишура огоньков, затаившихся тут и там, внушают мне неизбежное волнение, слитое с предвкушением каких то неопределенных, но, несомненно, сладостных удовольствий. Это волнение, я знаю, благополучно излечивается только лишь с похмельем предстоящего утра, когда мы как дети радуемся, что остались в живых и даже способны еще передвигаться на ногах.

И все же – эта история случилась в погожий сентябрьский денек, когда по Городу радостно и легкомысленно шествовало бабье лето. А я, вторя его походке, довольно резвым шагом двигалась от своего дома к метро, чтобы купить в одном проверенном киоске альбом для фотографий.

Вся прелесть фотографий – в том, что запечатленное на них мгновение благополучно ушло в прошлое. Теперь, в настоящем, мы с удовольствием смотрим на красивую картинку, успев позабыть о том, что когда все это снималось, нас кусали мухи, у нас были месячные, мы боялись отстать от группы путешественников, ботинки натерли нам ноги, мы все кипели от гнева на нашего благоверного.

По дороге я принуждена миновать наш маленький парк.
В парке, среди разросшихся крапивных и прочих кустов со слоем индустриальной пыли на листьях, среди брошенных бумажек, меня неожиданно подстерегают соцветия гроздьев жасмина, испускающие запах, перед которым не смогли устоять парфюмеры мира. И я вспоминаю: ах да, вероятно: именно об эту пору всегда цветет жасмин.

Мой мир – это всегда мир асфальта. И мир парка, в котором всегда долгожданно и неожиданно сменяются времена года.
Когда-то мне объяснили, что трава может пробиться через асфальт, что это что-то да означает.
Моему детскому удивлению, как всегда, немного подыграли, Почти с такой же усталостью взрослых, с какой теперь я подыгрываю своим детям.
И потому, каждый раз, когда я иду по улице моего детства, мне разом вспоминается:
— моя детская решимость поскорее вступить во взрослую жизнь;
— вечное ожидание звонка от того, кто все же не позвонит;
— желание идти с кем-то в обнимку по чистому летнему асфальту Центра Города;
— стремление быть не менее сексуальной, чем кто-то.

Хорошо бы шагнуть сейчас в пространство какого-нибудь жизнерадостного видеоклипа, где все движется и все красиво. Там можно идти по улицам, чувствуя на себе ласковый ветер, и искренне улыбаться прохожим. При этом хорошо бы знать, что являешься неотъемлемой частью этих приветливых улиц для всех тех, кто смотрит на тебя со стороны.
Мгновенно нахожу понимание с незнакомцами. Мои шутки без всякого напряжения попадают точно в цель, взгляд тоже бьет без промаха.
Понимаю, что все, что я вижу вокруг себя на лотках уличных торговцев – это как раз то, что мне сейчас нужно.
Именно в эти шелка с окраской все познавших роз я хочу нарядить свое тело. Вот здесь будет волнующая полупрозрачность, а здесь – бархатистая упругость ткани обтянет дразнящий изгиб…
Именно эти изысканные сладости хочу я сейчас отведать, чувствуя, как по моему колену ползет мужская рука.
В чем-то это зовущее уличное пространство напоминает движущиеся тени в дискотечном танц-поле: скачущая ритмичная картинка света-и-тени с зазывно извивающимися телами… Что сделать, чтобы переместиться туда, к ним? Сколько нужно опрокинуть в себя граммов-градусов чистого спирта? И принесет ли мне это радость?

…В какой-то момент я обнаружила, что в голове у меня вертится некая фраза, которую я повторяю на все лады, словно давно выученное стихотворение, не особенно вникая в ее смысл.
Не знаю, не могу сказать точно, кто именно это сказал, скорее всего – какой-то пенсионер, розовощекий любитель пеших прогулок по парку, а кто же еще? Думаю, что в те моменты, когда он попадается мне на глаза (а происходит это, наверняка, довольно часто), он всегда в шляпе и при улыбке. А может – это сказал разговорчивый бомж, распространяющий вокруг себя мгновенно въедающийся в соседнее пространство запах мочи. Вот вам еще вариант – это все-таки был обычный алкоголик, сначала в течение какого-то времени заглядывающий ко мне через плечо, пока я делала покупки в киоске (фотоальбом, на обложке которого красуется фотография старорежимного мальчика, который с подсвечником в руках входит в какую-то залу), и вставлявший свои одобрительные реплики в мой разговор с продавщицей, а затем, как водится, попросивший-таки у меня несколько рублей на бутылку.
А может – я услышала эту фразу несколько дней назад в фильме Кроненберга «Паук»:
— А один человек вот так все ходил по улице, ходил, а потом обнаружил, что у него в ботинке сидит скорпион. И все – летальный исход!

В общем, кто-то сказал мне сегодня эти или какие-то другие слова. И вот, приблизительно к моменту окончания моих покупок в киоске, в душе у меня стало нарастать смутное беспокойство, иначе сказать — какое-то раздражение на весь этот мир, вечно готовящий мне сюрпризы, по большей части – не особенно-то и приятные.

Все началось еще утром.
Слушая радио, я обратила внимание на то, что в сводке текущей погоды несут какую-то чепуху, не соответствующую действительности и реальной температуре за окном… Тогда меня неожиданно осенило, ну – поначалу в качестве просто игры (мы порой любим придумывать сами себе игры, не так ли?), что за «прямой эфир» нам выдают здесь старую архивную запись… А это может означать, что произошло нечто из ряда вон выходящее… Опыт из старых доперестроечных времен, так сказать…
С этой мыслью в голове я важно ходила некоторое время по квартире, чуть ли не надув щеки от собственной значительности.

Дальше – больше.
Я сажусь за компьютер и вхожу в свой любимый Живой Журнал.
Каждый раз, когда я это проделываю, я заранее замираю от предвкушения: мне есть куда вперить глаза, мне есть куда погрузиться. И, главное: это написали люди, которые сейчас живы. И написали – совсем недавно, может – вчера. В этом вся прелесть ЖЖ в отличие от самой лучшей книги. Ведь таким образом ты словно держишь руку на пульсе страны.
Что-то – пробегаю по диагонали, что-то – просматриваю внимательно, подолгу вчитываясь, чтобы уловить идею, которая обещает быть завораживающей, если ее осмыслишь.

На этот раз на мониторе моего компьютера в Живом Журнале красовались старые записи… аж от 9 июля! Как будто бы он работает в автономном режиме с того самого дня, как мы оказались безвозвратно отрезаны от сети, приехав в загородный дом.
Но сейчас-то мы вроде бы уже давно в Городе, и благополучно подключены к сети… Тем не менее новые записи отсутствуют.

Вновь и вновь я вглядываюсь в старые записи, пытаясь отыскать в них какой-то новый смысл. Словно – отыскиваю новые смыслы в Книге либо перебираю все возможные имена бога…

Из всех давным-давно знакомых записей в ленте друзей Живого Журнала сегодня особенно привлекла меня лишь одна… Там повествовалось о том, что, проснувшись утром, человек обнаружил во всем окружающем признаки того, что мир был заново воссоздан за одну ночь. И в итоге мир этот оказался совершенно новеньким, без ржавчины или щетины, и именно по этим признакам-то и обнаружилось, что мир не настоящий…

«Какие-то сбои со временем», — крутится у меня в голове.

В раздумьях автоматически захлопываю я дверь холодильника… И немедленно слышу жуткий и противный писк. Не иначе как я прищемила некий орган какому-то живому существу! Делаю несколько шагов и соображаю: слава богу, крик принадлежал герою мультфильма из телевизора над холодильником.
«Не слишком ли много мультиков ты смотришь?» — рассеянно бормочу я скорее себе, чем Саньке, чтобы снять напряжение.

Для разъяснений обратимся же к соответствующему месту в Книге.
Но Книга… Она куда-то делась.
Лист лучше всего прятать в лесу, а Книгу – среди корешков других книг, т.е – в библиотеке. Но в Турции никаких библиотек нет, а мы сейчас находимся, без всякого сомнения, именно в Турции.

По прибытию в страну отдыха поначалу всегда испытываешь чувство, что на самом деле никакого перемещения в пространстве не произошло, а все, что ты видишь перед глазами – это результат чьей-то мистификации с непонятными целями… (Больше всего разум тревожит именно непонятность этих целей.) Это приблизительно так же, как – если вы никогда не были в Америке, то с какого-то момента начинаете смутно подозревать, что на самом деле такой страны как Америка вообще не существует – это просто умело созданный виртуальный телевизионный фантом. Еще одно сравнение: если предварительно много слышишь о каком-то фильме, то в тот самый момент, когда наконец усаживаешься поудобней, чтобы его посмотреть, и вбираешь в себя движущуюся картинку, то тебя охватывают неодолимые и серьезные сомнения по поводу того, что это, действительно, и есть предмет всех слышанных тобою до этого разговоров.

— Вы не видели здесь случайно нашу книгу? – И, чтобы уж наверняка: — Do you see a book? We lost a book! A red book! – объясняемся мы на ломаном английском с официантами в баре у бассейна.
Все наши беды – нестыковки – неправильные ответвления сюжета происходят, как известно, оттого, что где-то в нашей жизни повисают недочитанные до конца книги и недосмотренные фильмы. Ребенок в кроватке сначала сопит, потом переворачивается с одного бока на другой и в завершение всего – вдруг заходится в крике… Телевизор немедленно выключается до лучших времен, и фильм так и остается недосмотренным.

Тем временем поиск нужной Книги продолжается.
Швейцара мимо мы стрелой… В два прыжка мы достигаем лифта, с вежливыми, но настойчивыми улыбками торопим медлительных томных дам, в тягучее вечернее месиво которых постоянно попадаешь то там то тут, бесшумно и плавно взлетаем на несколько этажей вверх. Словно за спину Тома Круза в «Vanila Sky», инстинктивно заглядываю я за спину мужа и сквозь прозрачную стенку лифта любуюсь на зимний сад с царственными неуклюже-грациозными павлинами и с кустарниками, унизанными россыпью розовых соцветий.

Вот стойка портье, вот апатичные совковые менеджеры, которым все глубоко до фени и которые время от времени совершают над собой титанические усилия, дабы выныривать из монотонности своих мыслей к назойливому озабоченному человеку напротив стойки.
— We met a man from pool bar. And he told us that he found our book and brought it to the reception, — в волнении выдавливаем мы из себя, перебивая друг друга.
Менеджеры удивленно переглядываются между собой:
— Maybe it’s a joke?
Хороши шутки! Дать человеку неожиданную Надежду с тем, чтобы тут же вновь отнять ее!
Вот появляется в поле зрения еще один смекалистый портье.
— Book? – переспрашивает он. Из комодика извлечено нечто кожаное небольших размеров типа записной книжки.
Нет, это не наше. Это совсем не то, что мы ищем.
Поиск Книги придется пока оставить до лучших времен.

Когда я возвращаюсь домой от киоска у метро, то… В общем, так, излагаю без излишних прелюдий: мой магнитный ключ оказывается бессилен отпереть дверь подъезда.
Сначала я довольно уверенно делаю одну попытку за другой, не дрогнув ни единым мускулом и не позволяя проходящим мимо любопытствующим заметить ничего необычного в моей неправдоподобно долгой возне с дверью. Вот наконец кто-то незнакомый открывает передо мной дверь, заходя в подъезд и впуская туда меня. Подарив улыбку благодарности, нарочито недовольно оглядываю моего спасителя с головы до ног – понаехали тут всякие, состав жильцов постоянно находится в динамике, а я вот живу в одной и той же квартире бог знает сколько лет, и мое старожительство дает мне право иногда бросать на новых жильцов вот такие недоверчивые взгляды.

Мой ключ не подошел к входной двери моей квартиры, а когда я в гневе позвонила в звонок, мне с неудовольствием открыл дверь кто-то чужой и поставил меня в глупое положение. Или нет: мне так никто и не открыл, сколько бы я ни звонила, но зато мимо меня гордо прошествовал вышедший из квартиры напротив негр с далматинцем на поводке, как в подобном же розыгрыше польского фильма «Ва-банк».

Итак: весь подлунный мир превратился для нас в отсутствие книги.
В кромешной тьме мы увидели предметы, так хорошо знакомые мне при дневном свете… Как водится, они жили какой-то своей самодостаточной жизнью.
Кстати: мы чуть не забыли пройти в сторону моря. Надо отметить, что море здесь существует лишь чисто номинально – как свадебный генерал. И – как источник угрозы для кожи.
Надо бы узнать, сколько сейчас времени.
Мир вещей вокруг, не ожидавший неожиданного вторжения человека, замер. В отсутствие людей пространство не нуждается в понятии времени.

Руки шарят по пластмассовым столикам, по шезлонгам, давно усыпанным росой. Мы прикасаемся к таинству ночной жизни, к отдыху предметов от шумного суетливого присутствия людей.

А вот еще одна точка возврата. Может – сгодится.
За нашей игрой в дурачка в баре у бассейна давно уже демонстративно наблюдает какой-то светловолосый человек с раскрепощенным взглядом.
— Возьмете меня в компанию? – спрашивает он после окончания нашей очередной партии.
Мы незаметно переглядываемся. Отказывать ему явно неудобно.
Он придвигает свой стул к нашему столику.
— Сергей, — сует он нам по очереди свою руку. Когда очередь доходит до меня, вместо рукопожатия он мою руку галантно лобызает.
С ним карточная колода иссякает гораздо быстрее. Зато у нас есть возможность поиграть в дурачка парами: Сергей – с Санькой, а я – с мужем. Иногда Санька радостно визжит от восторга.
В какой-то момент Сергей принимается так заливисто смеяться моим шуткам, что я уже начинаю себя ругать за излишнюю активность. В следующий раз я уже старательно сдерживаю свой порыв чего-нибудь сказать.
Муж ведет себя с ним немного отстраненно, на «ты» с ним переходит не сразу, тянет до последнего, ну и я тоже вроде держу дистанцию.
— Я сегодня расслабляюсь. Работа у меня тяжелая. Т.е., скорее – нудная… Опаздывать, например, мне совсем нельзя… И вот – сдали у меня нервы, решил отдохнуть немного, — рассказывает Сергей.
— Что за работа-то такая? – интересуюсь.
— Да со временем связана… Лучше замнем для ясности, — как всегда, беззаботно говорит Сергей.
В какой-то момент муж заявляет, что нам пора идти – и правда, Санька уже клюет носом.
Пока Сергей демонстрирует бармену за стойкой, как он умеет шпрехен зи дойч, мы сматываемся.
— Во нажрался мужик! – говорит мне муж.

Хихикая, мы вдруг неожиданно наблюдаем со своего балкона, как Сергей входит в какое-то нелюдимое здание. Трансформаторная будка? Нет, все намного интереснее и символичнее: он каким-то образом зашел в неправдоподобно высокий, высотой с Эйфелеву башню, параллелепипед, на каждой их четырех граней которого расположены часы со стрелкой. Таким образом, в какой бы точке Земли вы не находились, вы всегда, оборотив голову куда следует, видите показания одного из этих четырех циферблатов.

Мы все стояли на своем балконе, глаза наши уже слезились от напряжения, а Сергей… Сергей все никак не выходил из взметнувшегося к небу параллелепипеда с четырьмя циферблатами.
Вот так! Как говорится, был человек – и нет человека… Проблема, однако!

Теперь я понимаю: это была его работа, он — Хранитель Времени, но с ним наверняка что-то случилось. Он хотел что-то еще сказать нам, но не сказал, потому что мы слишком быстро от него убежали. Мы не захотели тогда выслушивать его бесконечные пьяные откровения, — а кто же, позвольте узнать, согласится такое слушать?

А теперь, когда в моем мозгу все это прояснилось, я задаю реальности такой вот вопрос:
— Где ты, о Сергей? Хорошо ли тебе сейчас?

И немедленно чуткое пространство рисует передо мной следующую картину.
Еще когда я шла в ту сторону – за покупками к киоску у метро, я краем глаза заметила, что на земле кто-то лежит – пенсионер, бомж или алкоголик? В общем-то, я всегда ускоряю шаги, чтобы пройти мимо, когда вижу такое: сам виноват, меньше надо пить, тем более в такую жару.
Но, может, на этот раз мне стоит указать на него перстом какой-нибудь сердобольной пышногрудой матроне, которая тут же всплеснет руками, как всегда делают такие матроны? Просто – указать перстом, и пойти себе дальше своей дорогой, дорогой, которая теперь уж точно приведет меня к дому, к моему дому, и это будет равнозначно звонку в службу 911, либо в службу Ночного дозора, хотя история эта, я уверена, случилась со мной не ночью, а именно днем, в погожий денек бабьего лета.
И потому – даже не важно, зовут ли Сергеем того, кто бессильно лежит сейчас на земле.

…Картинку можно поймать в фотоаппарат, а можно – попробовать описать словами, что я сейчас и попытаюсь сделать. Ведь если вокруг темно, то с фотоаппаратом могут быть проблемы (ну, установка диафрагмы-выдержки и прочих параметров). Особенно дело осложняется в том случае, если за фотоаппаратом еще нужно тащиться неведомо сколько по холодной темноте.
Кромешная ночь тут и там прерывается огнями цивилизации. К огням цивилизации несмело присоседилась также и Луна. Зонтики из соломы-бамбука-тростника обрамляют пирс, по периметру обвешанный модерновыми лампочками. Сочетание камыша-тростника и изящных угодливых изгибов пластмассы (венца цивилизации), как всегда, завораживает. Пирс усеян каплями – росы либо морской волны. С пирса ступеньки гостеприимно ведут вниз, в пугающую толщу темной неласковой воды. Море, как всегда, слегка штормит.
В нескольких десятках метров от нас по полосе берега шагают двое людей и о чем-то говорят, возбужденно жестикулируя.

Да, действительно. Кажется, получилось!
Посмотри-ка: когда под покровом ночи мы выходим с тобой, покачиваясь от нашего веселья, из тростниковой беседки на берегу моря (значит — после стольких лет совместной жизни ты уже не хочешь взволнованно сжимать мою коленку и целоваться?), то взгляд наш падает на заветный прямоугольник, обозначившийся на стойке для раздачи пляжных полотенец. Рука и глаз ощупывают зернистость обложки и тисненое золото названия: ура, это наша Книга.

Мы найдем Книгу, возьмемся с тобой за руки и пойдем при свете луны качаться на деревянных качелях под многовековыми дубами. Тени листьев будут мягко обволакивать наши тела в унисон с порывами ветра. Глаза будут инстинктивно вглядываться в замеревшие далеко вдали огни Города с его индустриальными нуждами. И ты, поигрывая Книгой в руках, поведаешь мне о хитроумном сплетении в один паззл всех загадок Цивилизации.