У меня проблемы

Никто не знает, где я и что со мной.
Помню, ночью я вдруг во сне почувствовала себя плохо. ( Я и не подозревала тогда, что эта ночь окажется последней, которую я проведу дома). У меня начался жар, потом я ощутила чесотку в волосистой части головы…Этот вирус, оказывается, всегда так действует.
Сквозь сон я почувствовала, что мне стало невыносимо тяжело поворачивать голову — словно что-то мне мешало…
И потом, на рассвете… Я даже сейчас не могу еще об этом рассказывать…
Надо взять себя в руки…
В общем — я подошла к зеркалу, а там…
Вроде бы — я, вот только…Уши еще у меня ослиные!

Боже мой, наконец-то я произнесла это вслух! Мне даже легче сразу стало.

А наши бабы здесь, в больнице (а здесь в отделении — все у нас с ослиными ушами) — они прикалываются. Шутки всякие, анекдоты придумывают на эту самую «ослиную» тему. Трогают друг у дружки уши, бантики на них всякие цветастые завязывают…
Не люблю я все-таки бабские эти коллективы с их грубоватым юмором!
К тому же бабы здесь еще придумали, что они теперь будут особый почет у мужчин иметь, и именно — из-за этих своих необычных ушей.

Инфекционное это такое заболевание. С ветром переносится.
Я теперь хожу и постоянно думаю: от кого же я могла заразиться? В памяти десятки раз перебираю, по каким улицам я ходила, какие люди мне на них встречались…Крупно-крупно вижу я нынче в своей памяти взгляды этих случайных прохожих, на меня обращенные.

Лечится все это, лечится. Только — уж очень долго мне придется тут в больнице сидеть.
Вот одна женщина тут уже три недели. У нее ушки уже совсем крошечные стали — и не заметишь, если не знаешь. Её уже скоро домой выписывают.

Когда мне звонит сюда мой парень, задает мне какие-то обычные бытовые вопросы — я еле сдерживаюсь, чтоб не расплакаться. Потом вешаю трубку и долго еще вся трясусь от рыданий.

Люди — там, за больничным забором — они счастливые. Они даже сами не понимают, какие они счастливые.

Хорошо все-таки, что мы познакомились здесь с Наташей. Теперь можно не сидеть вечерами напролет, уставивши взор в телевизор с сериалами и думая тем временем о своем. Теперь можно — сидеть где-нибудь на мягким больничных креслах, потягивать заваренный кипятильником чай и болтать с Наташей о том — о сем.
В первый же день мы с ней рассказали друг дружке о своих парнях. В который уже раз я убедилась, что мой парень — лучше всех. Каждый раз, когда я о нем вспоминаю, я словно проваливаюсь в какую-то сладостную и захватывающую бездну…

В противоположность мне, Наташа по характеру — исследователь. Мне бы и в голову не пришло нарушить хоть один больничный запрет, а для нее это — дерзкая увлекательная игра.
Вот и сегодня она предлагает мне перед завтраком спуститься по лифту на цокольный этаж и прогуляться по длиннющему коридору, совершив инспекцию тамошних помещений… Честно говоря, я в этом не вижу ничего интересного… Но — Наташе одной это делать будет скучно… Надо — поддержать компанию, и я соглашаюсь.

Медсестры на своем посту как раз нет — у них сейчас пересменок. Мы успешно забегаем в лифт, несущий нас на мрачноватого вида цокольный этаж.
Там мы крадемся с ней по коридору, пытаясь минимизировать гулкое эхо от собственных шагов.
— Давай заглянем сюда! Здесь что-то интересное! — говорит Наташа, просунув голову в какой-то закуток.
Хотела бы я узнать, что такого особо интересного она там нашла…
На больничной каталке лежит какое-то странное существо… Вместо уже обычных для нас ослиных ушей ушки у него — совсем маленькие, аккуратненькие, с кисточками. Видны и когтистые лапы, и — желтые клыки. К нему подключена куча датчиков, измерительных приборов, издающих свой ритмичный писк…

— Девочки, а вы откуда? — у нас за спиной вырастает низенькая мужеподобная медсестра, преграждая путь к отступлению.
— Да мы… Мы с третьего этажа…
— Вам же нельзя сюда ходить, вредно вам это! У вас же такое заболевание необычное! Давайте я вам давление померяю. Может, таблетку какую дам или укол сделаю! Лид, иди сюда — помоги!
К нам входит еще одна медсестра, Лида — еще более низкая и еще более мужеподобная.
Они властно усаживают нас на стулья и делают нам обещанные уколы от волнения…
Чувствую, что сознание мое безвольно отключается, и я не сопротивляюсь этому…

…В полудреме я увидела хвойное дерево. Дерево упиралось корнями в песок, усеянный иглами. Я зарывалась пальцами ног в песок и чувствовала, насколько он горячий.

Песок усыпан следами птичьих лап.
Я спрашиваю Шурика: как он думает, здесь действительно ходили птицы, или это какой-то мальчуган старательно рисовал на песке очертания птичьих лап?

Стряхиваю с себя остатки сна…Палящие лучи солнца нагревают мою шерсть, но для меня это – привычно и комфортно. Пролетающие птицы замирают в воздухе, любуясь моим искрящимся в лучах солнца нарядом. Ловкими и грациозными движениями своих лап, в которых я совершенно уверена – они спасали меня не раз, я спускаюсь к горному ручью, чтобы утолить свою жажду. Всякая мелочь типа горных тушканчиков в страхе разбегается от меня.

Но как же я голодна! Сколько же времени я не ела! Кажется, я даже пропустила сегодня незатейливый больничный завтрак из овсяной каши да бутерброда с сыром!

Глаза мои наливаются кровью… Ноздри раздуваются, чуя скорую поживу…

Я проглочу свою жертву целиком, как удав…Или нет, пожалуй — я буду растягивать удовольствие, ловко орудуя лапами и раздирая мелкую еще трепещущую в жажде жизни тушку на части… Обоняние не подвело меня и на этот раз… Лапой перекрываю добыче любую возможность побега…