Люди родного города
Ян Налепка
Летят года над тихой Садгорой…
На кладбище среди мещан окрестных
Лежит, дождем оплаканный, Герой
Советского Союза – не из местных…
Ян Налепка – словацкий капитан,
А ранее – учитель в школе сельской…
Смерть на войне гуляет по пятам…
Он, мертвый, горд: от пули пал немецкой.
И это означает, что врагу
Не шестерил, не заключал с ним сделку….
В упор убит фашистом на бегу,
Успев в последний миг планету сверху
Собой от вражьих выстрелов прикрыть…
Он до словацкой не дошел границы…
Как вы и я хотел он жить, любить,
Над ним сверкали летние зарницы…
Но выбирая, между «быть» и «бить».
Не поступился честью, сделав выбор….
Его, солдата, враг сумел убить,
Но он из строя и сейчас не выбыл…
Герой — и павший сохраняет строй,
Ведя бойцов вперед живым примером…
Летят года над тихой Садгорой.
Где плачет дождь над памятником серым…
Элиезер Штейнбарг
…Там, в Липканах над домами липы
Шепчутся о чем-то с соловьями…
А к примеру, вы, да, вы — могли бы
Передать еврейскими словами
Точно — и в понятиях конкретных
Тех бесед нешумных содержанье?
Может, в их подробностях секретных
Судьбоносное таится знанье?
По Липканам бегал босоногий
Кареглазый мальчик Элиезер…
— Не трещите надо мной, сороки —
Мне пора с ровесниками в хедер*…
Ну, я понимаю вас, положим
И займусь позднее переводом
Стрекота сорок — на мамэ лошн**…
И останутся с моим народом
Как его духовное богатство
Сказка, притча, поговорка, басня…
Молоток, пила, игла, — азарт свой
Поумерьте! В баснях и о вас я
Расскажу — и речь вещей прольется
Мудростью на каждого… Не ложен
Вывод: из священного колодца
Черпаем судьбу — из мамэ лошн.
…Невысокий, в кругленьких очечках.
Не спеша гулял… Над Черновцами
Россыпь звезд, дурман акаций… Ночка,
Как известно, дружит с мудрецами.
И под крутолобым сводом мозга
Слово к слову – нет душе покоя…
Память восприимчивее воска —
И чеканной вечною строкою
Вязка слов ложится на бумагу,
Запечатлевая в светлых душах
Грустную улыбку и отвагу…
И среди спасительных отдушин
В час, когда несчетно смерть косила
И сама история стенала —
В басенках накопленная сила
Зверству тайно противостояла.
Буквы идиш — огоньками свечек
Озаряют трудный путь еврея
Из черты оседлости — местечек —
В Иерусалим… Не властно время
Над судьбой пророческой… Не властна
Смерть над Боговдохновенным словом…
Мудрая Штейнбарговская басня
Нас уводит к доброму от злого…
*Еврейская начальная школа
** Язык идиш
Поезд
(По мотивам Элиезера Штейнбарга)
Станционный колокол — поезду сигнал.
Паровоз ответил, точно простонал.
Тишину прорезав, гул затих в степи…
И пошли вдоль рельсов белые столбы.
Двинулись жандармы, вставшие во фрунт,
Башни, и казармы, и обменный пункт,
Стрелочник у будки с фонарем в руке,
И театр «Кабуки», лодки на реке…
Все несутся, пятясь,
Все — назад, назад —
К четвергам из пятниц —
Вроде так нельзя?
Что их мчаться просит
Вспять из наших мест?
Неподвижен поезд,
Ну, а все окрест
Убежать стремится
Да все вспять и вспять…
Может, это снится?
Гасим свечку. Спать!
Музыка
(По мотивам Элиезера Штейнбарга)
Тамбурины и тимпаны,
Бубны, гонги, барабаны…
Все они полны обиды:
Были, есть и будут биты.
Палочное воспитанье,
Жизнь — сплошные испытанья.
Далеко ходить не будем:
— Жизнь — битье, тоскует бубен.
Не скрывает барабан:
— Ведь по нам, как по рабам,
Лупят бешеные палки!
Право, наши судьбы жалки!
Есть завидная судьба:
Это, например, труба.
С нами палки злобны, грубы,
А ее целует в губы
Верный друг ее — трубач…
Что же делать — плачь — не плачь —
Все неправедно и зыбко…
Есть судьба иная — скрипка.
Вот кого уж нежат, гладят…
Хоть разнообразья ради —
Палкою разок по ней!
Так обидно, ей-же-ей!
И ведь не поднимешь шума,
А куда же смотрит Дума?
Даже депутат Кобзон
Нас не защищает (стон).
Тут запели все фанфары:
— Пусть летят на вас удары,
Но без ваших тра-та-та
Песенка совсем не та.
Так что, пусть вас лупят чаще,
Пусть трубу целуют слаще,
Нежат пусть и гладят скрипку,
Пусть гитару щиплют шибко
По отдельности и вместе…
Только так родятся песни,
Зажигательные танцы…
Ну, а наши беды — тайны
Никому не интересны…
Не за жалобы — за песни
Всех нас почитают люди…
С тем вовеки и пребудем!
Радуга
(по мотивам Элиезера Штейнбарга)
Радуга у речки —
Точно мать над дочкой,
Над ее земной зеленой зыбкой…
От небесной свечки,
Заслонясь ладошкой,
Дочка маму радует улыбкой…
А под сенью зыбки —
Озорные рыбки.
Восхищают их живые краски.
Хоть обычно немы,
Разболтались:
— Все мы
В изумленье: краски, как из сказки.
Карпы и сазаны,
Щучки и гольяны
Пестрым небом рады насладиться.
Окуни и сиги,
Стерлядь и вязиги —
Повод только дай повеселиться.
Тут один гольянчик,
Отроду — смутьянчик, —
В бочку меда бросил ложку дегтя:
Мол, все это липа —
Здесь снимают клипы.
Он-то на крючок не попадется.
Кто поверил сразу,
Кто, имевший разум,
Над гольяном только посмеялся.
Но возникла ругань,
И давай — друг друга —
В хвост и гриву, чтоб не задавался.
Радуга глядела
На такоге дело,
Радуга обиженно бледнела…
Все же было честно!
И она исчезла,
Развлекать безумцев не хотела…
Брейк-данс
(По мотивам Элиезера Штейнбарга)
Лягушонок из пруда
Разошелся — хоть куда!
Он брейк-данс освоил и танцует!
Дергается, как больной,
То — на камешек спиной
И, вращаясь вкруг себя, гарцует!
И, конечно, весь народ
Собирается, идет
Посмотреть на лягушонка в танце.
Ну, а он вниманью рад,
Раз четыреста подряд,
Лапок не щадя, кружил в брейк-дансе.
Рад кружить хоть перед кем…
То — оживший манекен
В резких механических движеньях,
То он — словно акробат:
Сальто десять раз подряд
Сделает… Расчет на уваженье.
Вылез из земли червяк.
Гложет зависть. Тоже так
Танцевать, как лягушонок, хочет.
Дернулся с десяток раз,
Неуклюжестью потряс —
И над ним болотный люд хохочет.
Тут червяк сказал:
— Брейк-данс —
Очевидный декаданс
И его танцуют лишь уроды!
Ноль вниманья на него,
Лягушонок — ого-го! —
Пляшет при стечении народа…
Йозеф Шмидт
В Нью-Йорке на Бей-парквей – скверик скромный….
Осилив неприятнейший бронхит,
Я моционю по аллейке темной,
На лавочку присел… На ней сидит
Наружности кавказской человечек…
Покашливает…
— Видимо, и вас
Нью-Йорк весной простудою калечит…
Кивает…
— Оклемался лишь сейчас…
Хотите эффективное леченье?
— Конечно… – И досужий разговор
Связался – о работе, увлеченье —
И вдруг внезапно в Черновцы завел…
— Бакинский я… Певец-любитель… Тенор…
Все партии из опер перепел…
Но вот – бронхит – сиплю, как пьяный кенар…
— Все партии?
— Не верите? Корпел,
Кассеты с ними, диски собирая…
Прослушивая, вторя, заучил…
В концертах пел… Отрада – выше рая…
Бронхит замучил… Сколько ни лечил,
А кашель с хрипотой не отступают…
— Лечите теплым пивом с чесноком…
— Великие певцы не умирают,
Их слушаю с восторгом… в горле ком…
Друзья дарили записи Карузо,
Дель Монако и Ланца… Что сказать?
Недостижимы… Но певали круто
Иные… Я могу вам их назвать…
К примеру, вы слыхали имя Шмидта?
— Кто? Йозеф Шмидт? Да он же мой земляк!
Он черновчанин! Имя не забыто…
И, верю, не забудется в веках…
Вначале – кантор местной синагоги,
Берлинской академии студент,
Великий тенор… Гений… В каталоге –
Две сотни Шмидта записей… Момент
Опубликованных воспоминаний,
Свидетельство о Шмидте: Рохус Миш,
Фашист из свиты Гитлера, терзаний
Не ощущает, вспоминая, лишь
О Бухенвальде ничего «не знает»,
Освенциме, Треблинке… Но зато
О фюрере детально сообщает —
(Все помнит недобиток, где и что
Тот говорил) – с дотошностью немецкой:
— Под Винницей – (там «Волчий…» был «окоп» —
«Вольфшанце» — ставка Гитлера») – дворецкий
Однажды патефон заводит, чтоб
Расслабиться мог фюрер на мгновенье…
Звучит высокий голос… На лице
У фюрера покой и наслажденье…
Дослушав пенье, я спросил в конце:
— Кто пел-то?
— Йозеф Шмидт…
— Так он же юде!
— Зато, — ответил Гитлер, — как поет! –
Свидетельство неслабое о чуде
Божественного дара… Земляку
В тридцатые внимала вся Европа
С Америкою вместе… Пареньку
Бомонд Парижа упоенно хлопал,
Берлина и Милана… Он страдал:
Был ростом мал… Зато огромный голос,
Феноменальный, небывалый дар.
Тот голос необъятен, точно космос…
В престижнейших театрах выступал,
Снимался в кинофильмах музыкальных,
Записывал пластинки… Вечный шквал
Восторженных оваций на финальных
Ферматах… Может быть, в тот самый день,
Когда он пеньем оглашал «Вольфшанце»,
Свет жизни в нем погас и смерти тень
Легла на лик… Не оставляет шанса
Фашизм еврею… Угасал земляк
Не где-нибудь – в Швейцарии «нейтральной»,
Но за «колючкой» лагеря… А враг
Пластинку Шмидта слушает нахально…
На взлете, в тридцать восемь, был сражен —
Шесть миллионов съела Гекатомба…
«Тиритомба, Тиритомба, Тиритомба, неужели это сон?» —
Звучит по-итальянски «Тиритомба» —
Сверкает голос вспышками зарниц,
Забывшись все, кто слышит, застывают…
Поет земляк. Восторгу нет границ.
Великие певцы не умирают…
Одноклассник
В парке Шиллера — гуще кроны,
Глаже стежки, длиннее тень.
Благодарные бью поклоны
За немеркнущий давний день.
То ли зимний день, то ли летний,
То ль весенний, когда сирень…
Помню: встретился Изя Лернер —
Тем и помнится давний день.
Ни награды в нем, ни подарка…
Впрочем, это — как оценить.
Отчего-то ж сияет ярко
В ткани дней золотая нить.
Он примчал на велосипеде,
Он смеялся — душой звенел
И в незначащей той беседе
Зубоскалил, как он умел.
Кто-то щелкнул нас старой «Сменой»,
Сохранив отпечаток дня…
Жизнь — театр, где кружит над сценой
Ангел смерти, борьбой пьяня.
Ну, а Изя искрился жизнью,
Изливал ее свет на нас.
А тревоги, что грызли Изю,
Оставались — не напоказ.
В нем искринка авантюризма,
Он не раз доказал, что смел…
Эмигрировал первым Изя —
И прорвался, и все сумел.
Был он весел, и щедр, и молод,
И любил анекдот и тост…
И грустит без него наш город,
И вздыхает по Изе Томск.
…Я привычно грущу в Нью-Йорке,
Он — Израилю дарит смех.
Ставит жизнь ему две пятерки —
За веселье и за успех.
Две пятерки — такая дата!
Впрочем, — рано для «Итого:…»
Не просите у Бога: «Дай-ка
Нам, Всевышний, того-сего…!
Да восславлен Он будет всеми,
Кто когда-то на свете жил,
Хоть за то, например, что Сене
Встречу с Изей Он подарил.
…Благодарные бью поклоны
За немеркнущий давний день…
В парке Шиллера — гуще кроны,
Уже стежки, длиннее тень.
Чудо через дымоход
(Улыбка поэту-земляку Александру Шапиро)
… Ждем мы чуда на оленях
Через дымоход…
Александр Шапиро
Прелестно, Александр Шапиро!
Вот здесь затмили Вы Шекспира,
А пресловутый «Фауст» Гете
Вам не годится и в подметки.
Да Вы — Гомер эпохи новой!
Своею «веткою еловой»
Вы — эталонно-образцовый!
Сильнее скажем: просто клевый!
И это — нет, не комплименты.
Вас ждут и ордена и ленты,
Венок лавровый, как у Данте…
Щедрин досочинит анданте
И посвятит ее Шапиро…
За вами, истинным кумиром,
Толпой поклонницы помчатся,
Романы каждый день случатся,
Билл Гейтс наследников отставит —
Вам состояние оставит.
…Олень с подарками приходит…
(Но застревает в дымоходе)…
Вы ошиблись в выборе номинации! Здесь: ПРОЗА.
Ни к селу ни к городу подборка. Ни эротики, ни прозы.