Старина Гарри

Промозглым октябрьским вечером Гарри вышел из паба, шатаясь. Нетвердой походкой он направился прямиком в госпиталь – там сегодня рожала его жена. Руку в кармане согревала недопитая бутылка виски, а за голенищем сапога терлись друг о дружку две дешевенькие сигары, украденные им днем из табачной лавки. Он, конечно, мог бы и купить их – в другом кармане приятно позвякивали медяки, но сегодня…. Ему хотелось куража и риска, ему хотелось петь, танцевать и обниматься со всеми подряд!
Сегодня они с друзьями неплохо покутили, оч-чень неплохо. Он платил за всех; скверный, но крепкий виски лился рекой — весь его недельный заработок был оставлен в этой грязной забегаловке, на радость ее хозяину. Хотя в ближайшее время денег не предвиделось – ну и что? А-а, плевать! Сегодня ему можно было все – даже воровать сигары, напиваться и спускать всю свою скудную наличность – одним словом, кутить почти по-ковбойски. Вот только до потасовки дело почему-то не дошло, и это несмотря на то, что у него так и чесались кулаки набить морду какому-нибудь мерзкому типу, каких в этом пабе было как тараканов. Но сегодня он не захотел ни с кем связываться.
Почему же сегодня? А все дело в том, что именно сегодня у него должен был родиться сын. Сын!!! Если ты мужчина и хоть немного разбираешься в этой жизни, то сын для тебя – все равно, что Бог! Ты почти миллионер, почти звезда, ты – бессмертный!
«Сынок, я так ждал тебя! Ты даже не представляешь, как я ждал! Сначала, конечно, я не очень обрадовался – когда ты еле сводишь концы с концами, радости мало… Твоя глупая мать дотянула до последнего — когда ты был готов уже почти наполовину. Было слишком поздно. Да она и сама была напугана, как курица. К-хе, ну куда мне было деваться? Я ведь не женщина, и ничего не смыслю в женском деле. Хотя я ничего не имею против твоей матери – знаешь, быть женой такого бедняка, как я – горе для любой женщины, даже святой. Но ничего, сынок, к черту все – когда ты родишься, все будет по-другому! Да!»
Впереди слабо светился бледный фонарь – ночное солнце. Споткнувшись, Гарри едва не налетел на него прокуренной грудью. Зачем-то обошел его кругом: «Так, так, какие проблемы?» Закинув голову, долго смотрел на него, словно надеясь на что-то. Одно из окошечек фонаря было выбито, и из него беспристрастно вырывался яркий свет. У Гарри перед глазами поплыли белые круги. Чертыхнувшись, он помотал головой и поплелся дальше. Стоп! Вытащил из кармана бутылку, сделал несколько больших глотков: «Хорош-шо!»
«Ну вот, сколько раз я говорил, что виски – это лучшее лекарство от болезней и несчастий! А жена моя сколько раз называла меня алкоголиком и неудачником? За то, что я просто люблю выпить? Идиотка! Сынок, ты знаешь, я очень скоро брошу пить. Прямо сегодня! Но не сейчас. Не выбрасывать же то, за что я заплатил своими кровными! Вот допью и брошу! Ради тебя я готов на все! Я брошу даже свою мерзкую работу и найду себе кое-что получше, например, устроюсь таксистом. Из грузчиков – в таксисты, неплохо, а? Как это там у них? А, вот: добрый вечер, мистер! Куда прикажете вас доставить? Без проблем, мистер! Приехали, мистер! С вас сто долларов, мистер! Удачи, мистер!» — Гарри вдруг приосанился, как солдат, отдал честь своему отражению в пыльной витрине магазина и безобразно оскалился гнилыми зубами.
«Сынок, я все сделаю для тебя. Я буду расти вместе с тобой. Мы вместе будем учиться говорить. Ходить. Читать. Писать. А когда я в последний раз брал в руки газету?» — пораженно остановился Гарри. Качнувшись вперед, махнул рукой: «А, черт с ними, с газетами. Я всю свою жизнь зарабатывал на хлеб вот этими руками, а не дурацкими газетами. Но ты будешь у меня образованным – смотри у меня! У тебя будет все – даже велосипед. А у меня в детстве не было велосипеда – ты слышишь? Да что велосипед – частенько я и куска хлеба-то не видел… Я работал с самого детства, как вол – и холода, и голода я хлебнул сполна. А что я заработал? Что я заработал к сорока шести годам? У меня нет даже собственной халупы. Зато болячками своими я могу поделиться со всеми желающими: эй, кому ревматизм? Бери! Кому язву желудка? Забирай! Кому больные почки? Тебе? Пожалуйста! А гнилые редкие зубы? А полуслепые глаза? Подходи, не бойся! А не желаете ли протертых штанов? А паршивый пиджак? А дырявые сапоги, не хотите ли? А рваные носки? Все абсолютно даром – только отвалите от меня! Будьте вы прокляты все, богачи чертовы…»
В глазах у него все расползлось – и далекие фонари, и деревья, и пустые окна домов. Слезы, горькие слезы катились по щетинистым щекам и затекали в уголки рта. Он растирал их по старому лицу замерзшей ладонью и опять вытащил из кармана бутылку —
вот что никогда не портило ему настроения!
«Сын, а ведь совсем не дурак… Я еще с детства стремился туда, что называется «колледж», я ведь так хотел…Я очень хотел учиться. Сейчас, может быть, я был бы уже большим человеком… И ты родился бы сыном большого человека… Но так получилось, ты меня извини, извини. А я пропал из-за нищеты, из которой так и не смог выбраться – засосала, как в чертово болото. Но у тебя будет все: и книги, и карандаши, и теплые штаны, и хлеб, и конфеты. У тебя будет все – потому что у тебя есть отец! Я – твой отец. И я все сделаю для тебя, поверь мне!»
Он судорожно отпил из бутылки. Еще он захотел курить и едва не упал, потеряв равновесие, когда наклонился к ноге достать из сапога сигару. Чертыхаясь, он изо всех сил пытался обрести потерянную точку опоры, вытянув руки в стороны и подпрыгивая, как подбитый петух. Наконец он все-таки выпрямился и ухватился руками за вовремя подвернувшийся фонарный столб – на этой улице было немного фонарей, но все равно по вечерам зажигались лишь немногие из них. Это был бедный квартал – до света в фонарях никому не было дела. Но этот, как ни странно, светился – пусть тускло, пыльно – но в нем теплилась какая-то своя, электрическая жизнь.
«Гляди-ка, чуть не упал! Чертова сигара! Ты, сынок, смотри у меня – никогда не кури, слышишь? Никогда не пей, понимаешь меня? Иначе станешь неудачником, как я, твой папаша — никчемный Гарри». — У него сбилось дыхание, и он тяжело дышал, держась одной рукой за свою опору, которая не позволила ему упасть в грязь лицом.
«Но все-таки я еще на что-то способен. Мой дружище Ник, ты его еще не знаешь, но он еще придет понянчить тебя, сегодня пошутил: «Старина Гарри, а ты ведь еще молодой — метко стреляешь из своего старого пистолета!» — плутовато засмеялся он и, оттолкнувшись от фонарного столба, поплелся дальше…
Вдруг он заметил, что дорогу ему переходила кошка. Черная она была или серая – в вечерней темноте этого не разобрать. Гарри достал из кармана горсть монет и, размахнувшись, бросил в кошку. Монеты зазвенели о каменный тротуар, и животное бросилось куда-то в темноту.
«Проклятая, хочет мне все испортить! А мне плевать, какая ты – черная или белая — я теперь свободен от этих предрассудков. У меня родился сын, и у меня теперь все будет по-другому. По-новому. Я буду жить теперь наоборот — все плохое, вопреки всему, переродится в хорошее. И только! Вот в чем весь секрет жизни!Я буду очень стараться, сынок! Дай мне шанс! Ты сам увидишь, я все сделаю для тебя, я буду стараться только ради тебя! Я буду жить дальше только ради тебя! Ты еще не знаешь, на что способен твой отец – старина Гарри! Вместе мы перевернем весь мир! Я сделаю из тебя большого человека!» — почти кричал, почти пел Гарри, и ночные бродяги опасливо обходили его стороной – кто знает, что на уме у такого пьяного человека.
Здание госпиталя было уже совсем недалеко – каких-нибудь шагов пятьдесят. У Гарри вдруг заколотилось сердце. Он замолчал, дрожащей рукою пригладил волосы и потряс головой: «Так-то оно лучше». Вдруг он отчаянно захотел есть, зверский голод грыз его откуда-то из самой глубины живота, и от этого он прибавил шагу. Он вспомнил, что почти два дня ничего не ел – экономил деньги для сегодняшней вечеринки.
«Сынок, я иду к тебе. Это я, твой отец. Старина Гарри – вот как меня называют друзья-пьяницы в пабе. «Чтоб ты провалился» — так меня называет твоя мать. Глупая, она так и не поняла, что в душе я романтик… Но все-таки она неплохая женщина. Она очень трудолюбивая – всю жизнь она проработала в прачечной, за стирку тоже платят. Гроши, конечно, но ведь даже они на дороге не валяются, верно? Сынок, я расскажу тебе о жизни все-все-все. Очень часто чья-то жизнь яйца выеденного не стоит, но что делать? Если бы ты не захотел появиться на свет, у нас с твоей матерью никогда бы не было детей. Лишний рот для нас — тяжкая обуза. Но ты не беспокойся, я тебя очень ждал. С днем рождения, сынок! С днем рождения!»
Холл госпиталя был ярко освещен, и сначала он невольно зажмурился – свет резал глаза. Пахло лекарствами и где-то пищали младенцы. За белой стойкой сидела молодая сестра и что-то писала. Осторожно, стараясь не шататься, он подошел к ней:
— Добрый вечер, мисс. Я хочу узнать про свою жену. Сегодня утром я привез ее к вам. На роды. Да. Поможете мне? Пожалуйста.
— Минуту, мистер. Как фамилия вашей жены? – спросила девушка, открывая какой-то толстый журнал.
— Как и у меня – Лузер, только она миссис, а я мистер! – сострил Гарри. Похоже, он начинал трезветь.
— Так, так, — сестра водила пальцем по странице журнала. – Да, миссис Лузер поступила в госпиталь сегодня в шесть утра. Так, роды прошли хорошо. Но сейчас к ней нельзя – в первые дни опасность инфицирования новорожденных очень высока. Поздравляю, вы стали отцом! Приходите дня через три, и вы сможете повидаться со своей женой!
Гарри почувствовал, что в горле у него пересохло.
— Спасибо, сестра! Спасибо! Получается, я стал папашей? Выпьете со мной за моего сына? – он достал из кармана бутылку, в которой едва плескалось на донышке.
— Нет, мистер, ни в коем случае… Минуту! – торопливо, словно вспомнив что-то, она снова раскрыла толстый журнал. — Почему же сын? Имя вашей жены — Кэтрин Лузер, верно? У вас родился не мальчик, а…
— А кто же?! – не дав ей договорить, закричал Гарри.
Сестра испуганно посмотрела на него:
— Мистер, тише, пожалуйста. Я понимаю, вы радуетесь… Если не мальчик, то кто же? Конечно же, девочка! Третьего пола на земле еще никто не придумал! – со смехом заключила она. – Причем не одна, а сразу две! Да, я присутствовала на родах вашей жены. У вас двойня! Прелестные, как котята! Боже, что вы делаете, мистер? Прекратите сейчас же! Я вызову полицию! Мистер, вы слышите меня? Боже, прекратите!!! Лаура, срочно вызывай полицию, он разбил мой телефон! О, боже! Кто-нибудь, помогите!!!
Гарри уже ничего не понимал… Как будто он видел себя со стороны, а кто-то очень похожий на него крушил стеклянный шкаф, стулом выбивал высокое окно, а потом изо всех сил бил бутылкой из-под виски по металлическому столу. Последнее, что он слышал, падая на разбитое стекло, было: «О, боже, мистер, мистер Лузер, вам плохо? Вы меня слышите? Мистер…»
Гарри чувствовал, что в глазах у него стремительно темнело, хотя весь холл госпиталя был торжественно освещен яркими люминесцентными лампами.