Героиня райсобеса.

«В жизни всегда есть место подвигу!». Это поговорка или лозунг из советских времён?
Я и мои ровесники никогда и никому не задали бы такого глупого вопроса. А всё потому что, появившись на свет в 60-х, мы с рождения слышали про подвиг от своих бабушек и дедушек, геройствовавших в 30-е и 40-е годы. Нам повторяли эту фразу родители, героически трудившиеся на благо родной страны в 50-е и 60-е, в школе мы писали сочинения на эту тему, читали газеты, радовались за новых героев и старались на них походить. По сути, каждый из нас был готов его совершить, если бы только представилась такая возможность!
Однако жизнь у большинства из нас была в то время спокойной, детство счастливым и полным надежд на то, что в будущем наша советская Родина обязательно позаботиться о нас – выучит, обеспечит работой и жильём. А мы ей в ответ на заботу, уж, как-нибудь, отработаем вложенное – создадим новые ячейки-семьи, нарожаем детей и будем честно и непрерывно трудиться вплоть до заслуженной пенсии, куда нас отправят с обязательными в таком деле почестями …
Что касается пенсии, то о ней я узнала раньше всех своих друзей, несмотря на то, что до неё мне было ещё очень далеко — целых тридцать семь лет! Дело в том, что в восемнадцать лет я устроилась на работу в райсобес и стала инспектором по назначению пенсий и пособий.
Собес – отдел социального обеспечения. Люди в возрасте прекрасно знают, что это за отдел. Тогда подобные отделы существовали в каждом районе и в каждом городе. В настоящее время райсобесов и горсобесов не существует, вместо них появились пенсионные фонды, отделы и органы социальной защиты населения. Работать в этой системе стало престижно, не пыльная работа теперь хорошо оплачивается. А тогда…
Переполненные пожилыми людьми коридоры, постоянные скандалы в очереди на приём к инспектору: « я тут с восьми утра занимала», «вы передо мной не стояли», «куда лезете без очереди». Запах волокордина и корвалола в воздухе… Трудно себе представить, что кто-то из нынешней молодёжи смог бы работать в таком месте. Во-первых, с десяти до девятнадцати, не поднимая головы и не покладая рук, во-вторых, попробуй, опоздай на работу или прогуляй её! А в третьих, приходишь ты утром, а у твоего кабинета уже человек двадцать пять, кто сидит, кто стоит, и все на тебя смотрят кто с надеждой, кто с недоверием «больно молодая, что она там соображает». В общем, до ста человек в день принимали мы в своём кабинете с коллегой.
Пенсии по старости, по инвалидности, по утере кормильца, колхозные. Принимаешь документы, выслушиваешь разные жизненные истории, успокаиваешь несчастных и больных, ужасаешься увечьям и последствиям родовых травм, консультируешь, отвечаешь на телефонные звонки. Подсчитать трудовой стаж, средний заработок, необходимый для назначения пенсии – на это времени не хватает, вот поэтому в конце рабочего дня собираешь большинство принятых тобою документов в большую стопку (предпочтение отдаётся пенсиям по инвалидности), кладёшь её в сумку и везёшь с собою домой, примерно, как учительница берёт из школы на проверку тетради. Дома почти весь вечер, вооружившись огромными бухгалтерскими счётами (калькуляторов тогда не было) ты сидишь, считаешь, назначаешь пенсии, сшиваешь пенсионные дела обычной иголкой с ниткой и думаешь, всё время думаешь о тех, кому ты эти пенсии назначаешь. А в это время твои друзья отдыхают, гуляют, общаются между собой, ходят на свидания и на танцы…
Тебе тоже восемнадцать, но ты ложишься спать, только после того, как закончишь с делами. Ты засыпаешь с чувством удовлетворения оттого, что уже завтра пенсионные дела инвалидов попадут в руки старшего инспектора, затем, если не вернуться к тебе на доработку, пойдут на комиссию, где будут утверждены и подкреплены распоряжением в бухгалтерию о выдаче первых денег. Ты понимаешь, что это очень важно, особенно для инвалидов первой группы, ведь это не секрет, что пока проверят, утвердят и назначат — время пройдёт, и человек может просто не дождаться, может не успеть порадоваться государственной заботе о себе.
Если вы думаете, что я называю подвигом ту свою работу в райсобесе, вы ошибаетесь, это только вступление! Ведь для меня работа в секторе назначения пенсий и пособий была совершенно обычной, привычной, нужной людям и, прежде всего, мне. Она сделала из меня психолога, что очень пригодилось мне потом в жизни. Кроме того, она закалила меня, и любая из моих последующих работ казалась мне с тех пор лёгкой нагрузкой или даже развлечением. Именно она — работа в райсобесе сделала меня когда-то героем.
Однажды ко мне на приём пришла женщина по фамилии Крайнова, как большинство она решила обратиться в собес для того, чтобы ей назначили пенсию. Но эта тётенька явно отличалась от других пенсионеров. Чем? Своей не по возрасту яркой внешностью, даже я — в своём молодом возрасте не посмела бы назвать её престарелой, настолько хорошо она выглядела! Холёное симпатичное лицо, практически без морщин, умелый макияж, свежеокрашенные перекисью волосы аккуратно уложены в причёску, одета она была элегантно со вкусом – эдакая Мэрилин Монро в возрасте за пятьдесят! И ещё одна деталь, отличавшая женщину от остальных просительниц: несмотря на времена дефицита, она была, как говорят «вся в золоте» — массивные серьги, много колец, длинная цепочка с огромным кулоном и золотые часы. Такое количество драгоценностей я видела, наверное, только в кино или в ювелирном магазине, куда однажды заходила с мамой просто поглазеть.
Эта дама, обратив внимание на то, что я рассматриваю её драгоценности, сказала:
— Знаете, я очень люблю золото! Вам, вижу, тоже нравится. Я, кстати, могу помочь вам кое-что приобрести по сносной цене. Вот когда закончу с оформлением пенсии, я вам достану, всё, что захотите!
Слова посетительницы тут же напомнили мне, что нужно, наконец, заняться делом, её делом, во всяком случае, прикинуть имевшийся у неё трудовой стаж. Я открыла трудовую книжку Крайновой. В ней было всего четыре записи – два приёма и два увольнения по собственному желанию с последних мест работы, всего из двух организаций. Стажа было с гулькин нос, не набралось даже пятнадцати лет, а по закону требовалось двадцать.
— У вас нет положенного стажа, — как бы извиняясь перед дамой, сказала я.
— Я знаю, — неожиданно спокойно сказала мне дама, — Но ведь вы можете мне помочь!?
Она с улыбкой смотрела на меня и ждала, что я ей скажу. Не знаю, что конкретно имела в виду Крайнова, на какую помощь рассчитывала, но у меня уже созрел свой план, положительный ответ для неё и решение, причём совершенно вписывавшееся в рамки закона.
— Помочь вам я могу, хотя я не обязана это делать… Итак, где вы работали раньше?
Видимо дама ждала от меня иного, поэтому поначалу на заданный мною вопрос отвечать не хотела, пытаясь отшутиться:
— Ой, в разных местах приходилось, даже не вспомню, память у меня сейчас девичья, а потом ведь не в Москве это было …
Я, движимая добрыми побуждениями, по-прежнему стараясь помочь даме, настаивала:
— Ну, вспомните, это же в ваших интересах! Хотя бы пару мест…
— Ну, в Саратове на заводе, в Калуге в школе, в Туле на шахтах… Деточка, это было так давно, тогда и трудовых то не было!
— Ничего, архивы сохранились! Я пошлю запросы туда, если вы работали – обязательно найдут. Как вы сказали? Где вы работали, кем и примерно когда?
— Ну, в Саратове на заводе, наверное, в 39-м, а учительницей в Калуге – в 40-м.
— А в Туле?
— Ну, нет, в Туле не надо, не надо искать! Это были военные годы, разруха… Там точно ничего не сохранилось, да и работала я там мало!
— Хорошо, сегодня же пошлю запросы! А вы – позвоните мне, пожалуйста, через две недели!
На том и распрощались. Женщина ушла, а я, пользуясь тем, что через пять минут наступало время моего перерыва, выглянула в коридор и сказала ожидавшим приёма пенсионерам, что приму их только после обеда и под недовольное бурчание закрыла за собой дверь на ключ. Я торопилась, потому что мне срочно нужно было составить запросы в Саратов, в Калугу и на всякий случай в Тулу. Мне очень хотелось, чтобы приятная во всех отношениях дама, в конце концов, набрала требуемые законом двадцать лет стажа и получила полную пенсию. Кроме того, я теперь просто мечтала о маленьких золотых винтовых серёжках гвоздиками, которые она поможет мне достать, после того, как я, конечно же, ей всё оформлю.
За две недели я неоднократно спрашивала у нашего секретаря — не поступили ли ответы на мои запросы. «Нет!» — каждый раз отвечала мне она, и мы вместе с ней удивлялись плохой работе почты, действительно было удивительно, что ни на одно из трёх писем так и не пришёл ответ. Такого в моей инспекторской практике ещё не было!
Срок истёк, я уже ждала звонка от заявительницы, лихорадочно соображая, как доступнее объяснить ей про проволочку с делом. Я уже подготовила вторичные запросы и уже планировала их отправить, но не успела… В этот день меня вызвала к себе наша заведующая.
Лидию Ивановну или «нашу Лидочку», как прозвали в отделе руководительницу, обожали и одновременно побаивались все в коллективе. Внушительных размеров женщина пятидесяти шести лет с неизменной «бабеттой» на голове, в очках с диоптриями, ярко красной помадой на губах, в строгом костюме была громкоголосой, с хорошим чувством юмора и справедливой. В то же самое время, она была беспощадной к бездельникам и нарушителям трудового распорядка. Она терпеть не могла хапуг и алчных людей и любимой поговоркой её было следующее: «Брать деньги у пенсионеров, обирать их – преступление! Взяточников – ненавижу, если поймаю за этим, вышвырну из отдела по статье!».
Что скрывать, работникам райсобеса всегда несли: шоколад, конфеты, духи, спиртное. Совали и деньги. Кто-то из наших, может, и брал, но я – нет, если только несколько раз перед сладким не могла устоять и то, только по конечному результату, в виде благодарности за проделанную работу, когда действительно могла помочь и долго возилась с бумагами лично, как с делом этой Крайновой…
Лидия Ивановна очень редко вызывала кого-то в свой кабинет, она никогда не отрывала своих работников от дел по пустякам. Когда за мною прибежала секретарша, я поняла, что что-то случилось и это «что-то» — очень серьёзно! Я почему-то сразу мысленно связала этот вызов к заведующей с пенсионным делом дамы в золоте. «Может быть, кто-то настучал, что я чуть ли не каждый день бегала узнавать про судьбу запросов? Может, подумали, что я так забочусь о блатной, подкупившей меня своим золотом?» — несколько минут ломала я свою голову над причиной и проклинала себя за корыстный мотив и мечту о серьгах. С бившимся от волнения сердцем я помчалась к Лидочке.

— Можно? – робко спросила я, открывая дверь в кабинет к заведующей, после предварительного стука.
— Заходи!
Лидия Ивановна сидела за столом. В кабинете она была не одна. Напротив её стола на стуле сидел незнакомый мужчина средних лет. Странной он был внешности! Посмотришь на него, — вроде симпатичный, а отведёшь свой взгляд – и уже, как выглядит, забыл. Какой-то серый весь – серые глаза, серые волосы, серый костюм… Я не успела, как следует рассмотреть мужчину, как Лидия Ивановна громко и, улыбаясь, сказала:
— Вот она! Это и есть наш героический инспектор, прекрасный работник, надо сказать, одна из лучших, практически — моя смена!
Мужчина улыбнулся, встал со своего места, подошёл ко мне, протянул свою руку и сказал:
— Очень приятно, товарищ лучший инспектор! За оказание помощи органам в поимке нацистского преступника меня уполномочили передать вам большое спасибо!
Он крепко пожал мне руку, а я стояла, ни жива, ни мертва и совершенно не понимала, что происходит. Какой нацистский преступник, когда я умудрилась помочь поймать его? Не снится ли мне всё это?
— Ну, иди — иди, работай! – прервал мои размышления голос заведующей.
Она смотрела на меня и улыбалась и я опять не понимала почему…
— До свидания, — пробормотала я и пошла к выходу.
— До свидания! – произнёс мне вслед серый человек.
— До свидания…, — уже не оборачиваясь, автоматически повторила я.
Минут через пятнадцать Лидия Ивановна пришла в мой кабинет сама. Она грузно опустилась на стул для посетителей, немного отдышалась и опять заулыбалась, глядя на меня. Собственно говоря, в тот момент уж точно было чему улыбаться – я до сих пор сидела ошарашенная новостью, совершенно тупо глядя на всё вокруг.
— Я вижу, ты так ничего не поняла, — начала заведующая, — Так вот, я и пришла, чтобы тебя просветить — почему ты у нас герой! Ты посылала по Крайновой запросы?
— Посылала.
— Так вот. Эту Крайнову Комитет Госбезопасности давно уже разыскивал, но не мог найти. Она ведь переводчицей была в гестапо, много тогда народу немцы замучили в Туле. Крайнова вела себя очень осторожно, так затаилась, что одно время органы даже думали, что ей каким-то образом удалось эмигрировать. А ты запрос послала с её данными, вот, наконец, её и обнаружили. Сейчас, когда её арестовали, выяснилось, что она вела довольно замкнутый образ жизни, надомная работа, ни с кем ни общалась, кроме мужа, который ни сном ни духом, ничего не знал о её прошлом, о Туле… Так что ты единственная, каким-то образом, её разговорила, кому она сказала… Этот товарищ из КГБ специально приходил, чтобы на тебя посмотреть. Так что ты у нас действительно герой, можешь этим гордиться! И я буду гордиться, что у меня в отделе такие работники!
Перед уходом заведующая сказала мне: «Послушай, хочу тебя попросить об одном — другим не рассказывай! Бабы, есть бабы, разнесут на весь район!».
Стоит ли говорить, что я испытала, узнав истину от Лидочки? Я ощущала всё что угодно, только не гордость за свой поступок. Например, я великолепно помню своё возмущение предательством Крайновой… С детства воспитанная в духе патриотизма к Родине, я сразу же воспылала ненавистью к подлой преступнице. Я с ужасом представляла себе, что золотые украшения на ней могли быть взяты оттуда – из застенков, сняты с замученных в гестапо людей.
И я, я мечтала о том, чтобы «немецкая овчарка» помогла достать мне серёжки!? Какая уж тут гордость, да я сама после этого случая долгие годы чувствовала себя гадко! Хотя сейчас по прошествии стольких лет, в эпоху гласности, мне всё-таки немного жаль, что мой героический подвиг так и не был обнародован. Иногда я вспоминаю и про подвиг и про райсобес и про дорогую «нашу Лидочку», которой уже пятнадцать лет нет с нами… Я желаю ей Царствия Небесного и с лёгким сердцем докладываю: «Лидия Ивановна, я никогда в своей жизни, ни от кого не брала взяток, спасибо вам за науку!».