Жара. Сплошной стеной воздух навстречу. Кондиционер сломался… Не выдержал гонки по степным дорогам Донбасса. Пришлось открыть все окна в машине и от этого казалось, что воздух хозяйничал внутри полностью, стараясь уже и меня выкинуть из раскаленной, но пока еще живой моей машины – старенького пассата, ставшего родным за годы, проведенные за его рулем. Ни разу не подводивший до сегодняшнего дня, вдруг, сберегая там какой-то свой внутренний ресурс для чего-то другого, отключил кондиционер, и виновато, почти неслышно гудел теперь двигателем, присмирев, несся по идеально ровной «влетно-посадочной полосе» пустынной дороги. Вокруг ширилась до горизонта степь, иногда выгибаясь очередным холмом, для того, чтобы отличиться от просто степи, от просто зеленого травяного ковра до горизонта, и превратиться в «степь донецкую», особую.
Жара. Глаза даже под темными стеклами очков прищурено взирают на дорогу, устало ловят хоть какой-нибудь дополнительный раздражитель, кроме солнца. Тонкая расстегнутая рубашка, трепещет от ветра, забравшегося в нее. Сухой жаркий поток почти не охлаждает… высушивает. Стрелка спидометра замерла на цифре сто, иногда медленно добирается до ста десяти, потом также медленно пятится обратно.
Robbie Williams… «Supreme»…
Рука медленно, как бы нехотя, тянется к магнитофону, чтобы сделать погромче. Звук начинает нарастать, и становится похожим на ветер: горячий, плотный, сухой, только накатывающий изнутри, из машины, проходящий через меня и, встречающийся с ветром в окнах, уносящийся назад. Мне казалось, что я даже слышу эхообразное дробящееся образование позади себя. Вихрь из него закручивается, прессуется и устремляется за машиной, становясь своеобразным звуковым прицепом.
Громче… быстрее… еще быстрее.
Впереди, далеко впереди на пустой дороге появилась темная точка. Машина на обочине. Да, машина. Представил, как им жарко в ней без движения вперед, без гонящегося за ними звукового липкого прицепа, без плотного осушающего встречного потока. Черная, удлиненная сигара «Ауди». Вижу, как из машины со стороны водителя быстро выпархивает в развивающемся легком платье, если его можно было так назвать, женщина. С другой стороны выходит мужчина, обнаженный до пояса, и смотрит в мою сторону. Женщина… молодая женщина машет руками, наверное, улыбаясь, ожидая моей благосклонности.
Захотелось промчаться мимо, по инерции, подталкиваемый почти реальным прицепом. Но… Смотреть бы в будущее, замечать бы мелочи. То выражение лица женщины, что я принял за улыбку, на деле оказалось гримасой непонятного содержания. Потом я уже понял, что это страх сбил, заледенил, искромсал улыбку. Сделал ее застывшей маской. Надо мне было раньше замечать мелочи: руки в карманах мужчины, его странное поведение с оглядыванием по сторонам, странно изогнутую левую руку женщины в немыслемом жесте привлечения внимания меня, расслабленного и растопленного солнцем.
Но было поздно. Я останавливал свою машину ничего не заметив, поглядывая не на левую руку женщины и руки мужчины, а на слишком открытый вырез у нее на груди и красивую линию ее спины. Если бы я не открыл дверь и не вылез предупредительно со своего места, все можно было бы исправить: я бы успел еще рвануть с места.
Но было поздно. Мужчина вытащил руку из кармана, в ней был пистолет. Он выстрелил практически сразу, ничего не говоря, не объясняя, не сомневаясь. Даже выражение его лица не изменилось, ничего не дрогнуло, ничего искривилось. Нет. Первая пуля после выстрела сразу сбила меня с ног, удар в грудь был сильным и перебил дыхание. Горячий асфальт показался мягким, упругим. Закрутившееся окружающее не позволяло приподнять голову. Звуки доносились как будто издалека, но говорили рядом.
— Не убивай его. Зачем? – просила женщина. – Машина есть. Садись, уезжай.
— Он нам не нужен живым.
— Подожди, слышишь?
— Не мешай.
Я видел их, появившихся надо мной. Мужчина поднимал пистолет. Женщина отворачивалась…
Второй выстрел обжег мне щеку и шею. Я еще услышал шум отъезжающей моей машины. Почему-то не смог поднять руки, хотелось зажать шею рукой. Небо отодвигалось, как будто я улетал не вверх, а вниз. И одновременно уменьшался в размерах.
***
Белый свет заставил открыть глаза. Движение вниз прекратилось. Я ощутил странную легкость и спокойствие. Умиротворение – лучше не скажешь. Боли не было, хоть я и видел все еще расплывающееся на груди пятно. В голове зазвучали звуки, напоминающие колокола, но более мягкие и звонкие одновременно. Эхообразный эффект дарил ощущение наполненности. В голове зазвучали голоса:
— Нелепое совпадение… много несделанного… неисправленные ошибки… так не должно было быть…
— Но так случилось!
— Так не должно было быть!
— Мы эту судьбу ничем не перекроем…
Потом началось падение вверх. Стало больно, сначала в груди, потом в голове, руках, ногах. Меня затрясло, в висках глухо ухнуло, раздирая голову на части. И я почувствовал свои руки у себя на голове. Я сжимал голову, сдавливал, борясь с дикой болью в висках. Волна слабости накатывала с ног… Но я слышал голоса, то справа, то слева.
— Пролежал бы он еще полчаса… и мы зря ехали за двадцать километров.
— Пульс и давление быстро восстанавливается.
— Хорошее сердце. Сделай ему комбинированное…
— Теперь выкарабкается.
«Скорая помощь» мчалась без сигнала, так как разгонять было не кого. Впереди, далеко впереди на пустой дороге появилась темная точка. Машина на обочине.
— Машина стоит.
— Представляешь, как им жарко в ней?
Темно синий пассат. Водитель и врач скорой помощи видели, как из машины со стороны водителя быстро выпархивает в развивающемся легком платье, если его можно было так назвать, женщина. С другой стороны выходит мужчина, обнаженный до пояса, и смотрит в их сторону. Женщина… молодая женщина машет руками, наверное, улыбаясь, ожидая их благосклонности. А может и помощи?
Перед тем, как остановиться они еще могли спасти себя… и меня, если бы обратили внимание на мой полухрип-полувскрик:
— Не останавливайтесь! У него пистолет…
Но платье ее так призывно развивалось. И так хотелось помочь.
***
И опять я слышал голоса…
— Ну что ж…
— Две случайности?!
— Да, две…
— Что, опять нелепое совпадение… много несделанного… неисправленные ошибки?!
— Да, опять…
— Но… я же нашел, чем все это перекрыть! Все двигается и без него!
Стало тихо. Щелкали секунды, грохотали капли, но падения ни вперед, ни назад не было.
И совсем перед тем, как открыть глаза и увидеть тебя, я улышал…
— Ты забыл, что я люблю троицу…
Читать было интересно и написано хорошим языком. Правда, не совсем ясно окончание, последние два абзаца. В последнем, если эту фразу сказал Бог (по воле Валерия), тогда я бы в «…и увидеть тебя», «тебя» написал бы с большой буквы. И это бы расставило все точки. Предпоследний абзац вообще не понятен: от чьего имени ведется диалог, о чем это. Абзац как-то выпадает из всей стилистики предыдущего текста. А вообще, повторяю, мне понравился и язык и задуманный сюжет. Анатолия Антонов (Валерий Максимов).
P.S. Не стал «голосовать», т.к. не понял что означает «нет» или «1», которые только и есть в том окне.
Спасибо за отклик, Валерий.
По поводу голосования все просто: инициаторы устроили не балловое голосование, а по принципу «да/нет», нравится-не нравится. «1» — нравится.
Предпоследний абзац — не определишь, кто говорит. Это Их диалоги. Архангелы, Ангелы, Хранители, в общем, приближенные. Диалог может и не слышаться и не проговариваться. Удобнее для чтения и для понимания вовлечь ее в Такую форму.
И самое последнее. Было 2 варианта у меня: первый — Вы увидели, но диалог с Ним слишком фантастичен. Проще смотрится второй вариант: «тебя» — это отвлеченное лицо, которое читателю неизвестно, да и не нужно. Главное, ясно, что главный герой кого-то увидел…
Удачи! И проголосуйте…))