Поэт и рыбак…


Стихотворения

Поэт и рыбак…

Поэт и рыбак
Поэт задумчив одиноко
Среди пустынных берегов,
Наката пенистых валов,
Бродил по берегу; широко
Пред взором дали открывались,
Где за туманами, вдали,
Что чайки в море, корабли
На волнах пенистых качались…
И за спиной был дивный вид:
Леса дремучие, гранит…
На берегу пустынном ели
Качаясь, ветками шумели…
Сребрилась гладь, и у причала
Стояла лодка, и волной
Ее на берег прибивало,
Туман стелился сизой мглой…
Над взморьем нынче непогода,
Плескала буйная волна,
Поэт задумчив одиноко
Бродил… раздался плеск весла…
И видит он: к нему на боте
Причалил к берегу рыбак,
Одежда, как на русском флоте,
Он был в отставке, но моряк…
Из бота сети выгружая,
Взглянул сурово с-подо лба,
Махорку в трубку насыпая,
Зажег огонь… из-под весла
Рукой достал улов убогий,
На землю кинул рыбин пять,
И мрачный глаз его суровый
Взглянул на юношу опять…
Поэт приближился к нему,
Хотел о чем-то говорить,
Но тот отпрянул вдруг к борту,
И продолжал табак дымить…
Потом, ворча, заговорил,
Ругал погоду: не к добру,
Его рассказ печален был,
Поведал тайну он свою…
Давно с женою он расстался,
Один по волнам жизни плыл,
Ни перед кем не нагибался,
Забыл давно, как он любил.
Он диким юноше казался,
Пропитан солью и ветрами;
Навек со счастьем распрощавшись,
Он, одинокий, между нами
Как призрак древности бродил
И лишь суровыми глазами
С людьми в округе говорил…
И долго юноша внимал
Его рассказам отдаленным,
Душою сердце понимал,
Мечтами моря окрыленный…
До ночи так они сидели
На берегу и жгли костер,
Часы невидимо летели,
Уж остывал во тьме огонь…
Но ветер все ж не унимался,
Шумели ели вековые,
Огонь по ветру колыхался,
И волны пенились седые…

0 комментариев

  2. aleksandr_pelipenko

    Рецензия на стихотворение «Поэт и рыбак».
    В первых 16-ти строках автор стихотворения «Поэт и рыбак» выбрал приём стилизации под пушкинскую эпоху. Это касается и соответствующей и лексической и рифмической сторон. Автор ведёт свободное повествование четырёхстопным ямбом и не связывает себя обязательной формой строфы. В четырёх катренах он использовал 3 разных вида рифмовки (abba – 1-я и 2-я строфы, aabb – 3-я строфа, abab – 4-я строфа, при этом 3-я строфа в противовес трём другим ещё и открывается мужской рифмой.).
    В пятом катрене происходит первый сбой : рифмы а) непогода–одиноко и б) гласная рифма волна–весла звучащая тоже не очень-то классично, а также оборот «плескала волна» вместо «плескалась».
    Шестой катрен опять возвращает нас к первоначальному стилю, но после сбоя в пятом уже, как ни странно, не выглядит столь классичным.
    В седьмом катрене помимо лба–весла, вносящих некоторый диссонанс появляется первый откровенно просторечный фольклорный оборот: «с-подо лба» (у автора без дефиса) вместо «из-подо лба». Применяется ли он специально или вынужденно – чтобы втиснуться в рифму? Ответ подсказан продолжением, где мы читаем обычный вариант: «из-под весла», а не «с-под весла».
    Восьмой катрен ещё сильнее втягивает нас в атмосферу позднего фольклора: «кинул рыбин пять», «и мрачный глаз его суровый». Вспоминается песенка про «замочек»: «Прощай, Гаврюша, злой, коварный,/ Испортил ты замочек мой», а также множество других подобных песен.
    Далее на две строфы исчезают рифмы с женскими окончаниями, отчего создаётся ощущение вставки. А лексика становится уже откровенно позднефольклорной.
    Хотя начиная с одиннадцатого катрена и возвращаются рифмы с женскими окончаниями, но лексика остаётся позднефольклорной: «Ни перед кем не нагибался, / Забыл давно, как он любил».
    В двенадцатом катрене, как бы компенсируя вставку, игнорируются мужские рифмы.
    В последних четырёх катренах автор отчасти возвращает атмосферу стилизации. Снова появляются высокопарные фразы: «Мечтами моря окрыленный» и т.п. Но вместе с тем встречаются и грубые ассонансные рифмы: «костёр–огонь». Поэтому полного возвращения к первоначальному стилю не происходит.
    Остаётся решить вопрос: чем продиктована такая эклектика – авторским замыслом или недостаточностью поэтического мастерства? Думается, что всё-таки замыслом.
    Вначале автор вводит нас в мир поэтического созерцания поэта, мир его души, выбирая для характеристики высокий классический стиль. Постепенно в этот замкнутый мир разрушается под воздействием внешнего обстоятельства: появляется рыбак (вначале раздаётся плеск весла в тумане, потом появляется бот с рыбаком, затем рыбак причаливает, вылезает из бота, бросает на землю рыбу… и вот начинается рассказ о рыбаке – здесь уже возвышенный мир поэта разрушен, звучит почти что солдатское: «потому что Датская сторонка лучше, чем родная Колыма». Но в этой простонародности оказывается возвышенности не меньше, чем в высокопарном начале, а даже больше. И возвышенность эта искренняя, жизненная, сердечная. И вот наконец эти два мира объединяются: «И долго юноша внимал / Его рассказам отдаленным». Здесь происходит и стилистическое слияние.
    О сознательности такого воплощения теперь вопроса не стоит. Стоит лишь вопрос удачен ли выбор такого решения художественной задачи? На мой взгляд, нет.
    Там где возникает стилизация – там всегда (за редкими исключениями) страдает художественное впечатление, т.к. восприятие движения души подменяется слежением за техничностью воплощения. Кроме того стилизация предполагает штампы, без которых просто не будет стилизацией, а штампы, как известно, тоже художественный эффект ослабляют, ибо душат авторскую самобытность.
    Кроме всего вышесказанного, создаётся ощущение, что сочинитель стихотворения ещё не всегда «выходит победителем из схватки с языком». «Поэт задумчив одиноко / Среди пустынных берегов, / Наката пенистых валов, / Бродил по берегу». Здесь явно заметна необходимость применения множественного числа – «накатов» вместо авторского «наката» (среди берегов и накатов, а не среди берега наката). «Навеки с счастьем распрощавшись» там где явно можно применить более удачное «навек со счастьем». Это касается и ряда рифм.
    Но нельзя не похвалить поэта за его попытку написать стихотворение на такую тему. Обращения поэтов к жизни простого народа, к его тяготам и переживаниям всегда были есть и будут очень важными ступенями в истории поэзии. Хочется пожелать автору стихотворения новых поисков и непременных удач на литературном поприще.
    С ув.,
    АП.

  3. aleksandr_pelipenko

    Рецензия на стихотворение «Поэт и рыбак».
    В первых 16-ти строках автор стихотворения «Поэт и рыбак» выбрал приём стилизации под пушкинскую эпоху. Это касается и лексической, и рифмической сторон. Автор ведёт свободное повествование четырёхстопным ямбом и не связывает себя обязательной формой строфы. В первых четырёх катренах он использовал 3 разных вида рифмовки (abba – 1-я и 2-я строфы, aabb – 3-я строфа, abab – 4-я строфа, при этом 3-я строфа в противовес трём другим ещё и открывается мужской рифмой.).
    В пятом катрене происходит первый сбой : рифмы а) непогода–одиноко и б) гласная рифма волна–весла звучащая тоже не очень-то классично, а также оборот «плескала волна» вместо «плескалась».
    Шестой катрен опять возвращает нас к первоначальному стилю, но после сбоя в пятом уже, как ни странно, не выглядит столь классичным.
    В седьмом катрене помимо лба–весла, вносящих некоторый диссонанс появляется первый откровенно просторечный фольклорный оборот: «с-подо лба» (у автора без дефиса) вместо «из-подо лба». Применяется ли он специально или вынужденно – чтобы втиснуться в рифму? Ответ подсказан продолжением, где мы читаем обычный вариант: «из-под весла», а не «с-под весла».
    Восьмой катрен ещё сильнее втягивает нас в атмосферу позднего фольклора: «кинул рыбин пять», «и мрачный глаз его суровый». Вспоминается песенка про «замочек»: «Прощай, Гаврюша, злой, коварный,/ Испортил ты замочек мой», а также множество других подобных песен.
    Далее на две строфы исчезают рифмы с женскими окончаниями, отчего создаётся ощущение вставки. А лексика становится уже откровенно позднефольклорной.
    Хотя начиная с одиннадцатого катрена и возвращаются рифмы с женскими окончаниями, но лексика остаётся позднефольклорной: «Ни перед кем не нагибался, / Забыл давно, как он любил».
    В двенадцатом катрене, как бы компенсируя вставку, игнорируются мужские рифмы.
    В последних четырёх катренах автор отчасти возвращает атмосферу стилизации. Снова появляются высокопарные фразы: «Мечтами моря окрыленный» и т.п. Но вместе с тем встречаются и грубые ассонансные рифмы: «костёр–огонь». Поэтому полного возвращения к первоначальному стилю не происходит.
    Остаётся решить вопрос: чем продиктована такая эклектика – авторским замыслом или недостаточностью поэтического мастерства? Думается, что всё-таки замыслом.
    Вначале автор вводит нас в мир поэтического созерцания поэта, мир его души, выбирая для характеристики высокий классический стиль. Постепенно в этот замкнутый мир разрушается под воздействием внешнего обстоятельства: появляется рыбак (вначале раздаётся плеск весла в тумане, потом появляется бот с рыбаком, затем рыбак причаливает, вылезает из бота, бросает на землю рыбу… и вот начинается рассказ о рыбаке – здесь уже возвышенный мир поэта разрушен, звучит почти что солдатское: «потому что Датская сторонка лучше, чем родная Колыма». Но в этой простонародности оказывается возвышенности не меньше, чем в высокопарном начале, а даже больше. И возвышенность эта искренняя, жизненная, сердечная. И вот наконец эти два мира объединяются: «И долго юноша внимал / Его рассказам отдаленным». Здесь происходит и стилистическое слияние.
    О сознательности такого воплощения теперь вопроса не стоит. Стоит лишь вопрос удачен ли выбор такого решения художественной задачи? На мой взгляд, нет.
    Там где возникает стилизация – там всегда (за редкими исключениями) страдает художественное впечатление, т.к. восприятие движения души подменяется слежением за техничностью воплощения. Кроме того стилизация предполагает штампы, без которых просто не будет стилизацией, а штампы, как известно, тоже художественный эффект ослабляют, ибо душат авторскую самобытность.
    Кроме всего вышесказанного, создаётся ощущение, что сочинитель стихотворения ещё не всегда «выходит победителем из схватки с языком». «Поэт задумчив одиноко / Среди пустынных берегов, / Наката пенистых валов, / Бродил по берегу». Здесь явно заметна необходимость применения множественного числа – «накатов» вместо авторского «наката» (среди берегов и накатов, а не среди берега наката). «Навеки с счастьем распрощавшись» там где явно можно применить более удачное «навек со счастьем». Это касается и ряда рифм.
    Но нельзя не похвалить поэта за его попытку написать стихотворение на такую тему. Обращения поэтов к жизни простого народа, к его тяготам и переживаниям всегда были есть и будут очень важными ступенями в истории поэзии. Хочется пожелать автору стихотворения новых поисков и непременных удач на литературном поприще.
    С ув.,
    АП.

  4. arman

    Да, интересно, впечатляет… мне до подобных рецензий — как до Луны… Исправляю «навек со счастьем» и «с-под».
    И действительно, зачастую мне приходится жертвовать стилистикой, а потому стих у меня немного ломается… в угоду преимуществам – силе эмоций! Мне всегда хотелось писать подобно обрушивающейся снежной лавине, подобно разливающейся реке, спонтанно принимающей формы… (в это стихе не особенно заметно)
    Вот, к примеру, если мы посмотрим на стихи Пушкина (у которого я многому учился!), то они стилистически сильно подчинены единому размеру, гармонизированы, звучны, но вместе с тем в них утрачивается эмоциональная сила, надрыв, спонтанность, ломающая границы… Но когда из глубины души идет несущейся поток, он рушит препятствия, перескакивает через камни, сносит мосты… То есть необходимо приходится жертвовать стилистикой!..
    Большое спасибо за столь развернутую рецензию! Буду учиться, учиться и еще раз учиться!..

  5. aleksandr_pelipenko

    Спасибо и Вам, уважаемый Арман, за понимание.
    Действительно, у Пушкина эмоции лежат не на поверхности и, наверное, связано это не столько с техническим совершенством его стихов, сколько со свойствами его личности — не любил человек выставлять свои переживания на показ. В результате, чтобы понять всю глубину пушкинских страстей бывает необходимо знать биографические моменты. В XX веке тоже достаточно таких явлений: например, Заболоцкий, вернувшись из сталинских лагерей, не имел места жительства, но написал светлейшее стихотворение: «Уступи мне, скворец, уголок, / Посели меня в старой скворешине». Узнаешь причину возникновения этих строк — и разверзается трагическая глубина.
    В то же время Лермонтов, писавший ещё пушкинским языком и допускавший, к тому же, немало штампов, был открыт и порывист в трагичности. А в XX веке Марина Цветаева, ломая стих бесчисленными анжамбеманами, добивалась потрясающих порывов, но технически простраивала стихи блестяще.
    Желаю новых творческих удач.
    С ув.,
    АП.

  7. arman

    Добрый день!
    Нет, я все понимаю, но, тем не менее, можно сказать «лавина сошла», и все мы в принципе знаем, как сходит лавина, чтобы представить себе силу действа. Но сравните, можно сказать и так: «горы задрожали… и лавина двинулась, снося все на своем пути…»
    К тому же, считается, что почти все люди могут глубоко переживать, и ничуть не ус-тупают в этом поэтам. В стихах же лишь каждый находит знакомый ему отклик, или размыкает некие собственные грани.
    Как сказал однажды Радзинский по поводу Даля, когда тот играл у него в спектакле, не помню дословно, но суть в том: каждый акт он играл с такой самоотдачей и надры-вом, что я понял: все вместе (едино) он никогда сыграет!
    По поводу Заболоцкого: есть моменты в жизни, о которых не стоит высокопарно рассуждать, а куда более достойно сказать тихо, скромно и сдержанно – всем и так станет все понятно.
    О штампах же… ничего не вижу предосудительного, если человек может одну и ту же строку, к тому же придуманную им и полюбившуюся, употребить несколько раз. Конечно, из-за этого утрачивается эффект новизны, но каждый стих здесь можно рас-сматривать отдельно от другого. И опять же, к примеру, у Пушкина есть хорошо из-вестная фраза «гений чистой красоты». Точно такую я встретил у Жуковского. Кто у кого позаимствовал, не знаю, но, скорее всего, Пушкин у Жуковского, как у своего учителя.
    В целом о блестящих формах Цветаевой судить не буду, ибо не являюсь ее большим поклонником! Но стих, по-моему, у нее частенько рвется…

  8. aleksandr_asmolov

    Арман,
    Вам можно позавидовать. Александр Пелипенко так «энциклопедично» прошел катком по тексту, что после исправлений ухабов не останется, и читаться будет легко. Думаю, что многим из нас недостает такого образования, чтобы не только почувствовать и увидеть, но, и аргументировано объяснить ошибки.
    Лишь обдирая руки и набивая шишки можно карабкаться вверх.
    Удачи.

Добавить комментарий